В темном переходе метро стала заметна темная фигура мужчины. Вы не скажете, как пройти к ночной аптеке, - спросил он.
Конечно, аптека прямо по переходу, там есть даже две, которые работают ночью.
Ночная Москва завораживала меня. Я любила это позднее время, снег, освященный ее фонарями, темные, и очень редко, со светом, окошки в домах, ночных собак и пьяных прохожих.
С тех пор как дочка уехала от меня жить одна, внезапно навалилось очень много работы, и я очень много времени проводила за компьютером, я очень нуждалась в одиночестве, которое, как мне казалось, отгоняло мои дурные мысли, и делало мою жизнь более размеренной. Где сегодня в Москве можно найти много одиночества, я не знаю, но я не хотела запирать себя в стенах душной квартиры и часто гуляла по ночам.
Я вспоминала времена своего студенчества и не боялась быть одной на улице в это время суток. Совершенно ничего не изменилось в мире за это время, даже люди. Хотя мои студенческие годы и проходили когда-то в 1000 км от Москвы и прямо скажем, что местность и численность населения нашего студенческого городка были абсолютно другие. Но люди все те же! При отказе в половой близости каждый первый встречный стремился выразить свое негодование или даже волю. Но мне не было страшно, я ... гуляла ...
Постепенно пьяные люди, толпившиеся возле магазинов, проникались моей ностальгией по детству и отходили в сторону, уступая мне дорогу. Машины уезжали на другие магистрали, а таксисты, толпившиеся днем у продовольственного рынка, и проезжающие ночью по дорогам, уже привыкли не обращать на меня внимания.
Диагноз в это время у меня был не сахарный. В моей жизни наступило время зла, - сказала я себе, - и я буду жить с этим злом, пока или оно не победит меня, или я его. Я психолог, и люблю мерить жизнь диагнозами, но мне чаще присущ романтизм в чувствовании мира и в отношениях с людьми. Наконец, слово диагноз правильно вписалось в мою литературную, а не психологическую роль. Диагноз? – спрашиваю я у подруги однажды. Она отвечает, - варю суп. Я говорю, тогда твой прогноз положительный. Она не преминула меня уколоть, - ну, конечно, с твоим супердистанционным наблюдением за мной у меня шли хоть когда-то дела плохо? Не помню этого, - ответила я, и мне стало по-настоящему грустно.
В мою жизнь пришли дела зла. И диагноз состоял в том, что это была реальность.
Когда случаются с людьми подобные случаи? Когда жизнь от них требует, чтобы они восприняли те или иные ее обстоятельства, этой жизни. И людей подчас заворачивает в совершенно непредсказуемые баранки!
Вот баранки баранками, а свежий воздух нужен всегда. И я гуляла. Я делила это время зла то с зазевавшимися прохожими, то с нищими, то с бомжами, и даже несколько раз ходила в церковь на консультацию к священнику о правоте своих убеждений.
Люди людям не игрушка, - рассуждала я. Да, я рассуждала именно так, но почему эта тема стала сегодня для меня главной в жизни? Никогда до этих пор я и не задумывалась оспаривать выбор человека в его начинаниях или предпочтениях. Может быть, это делали другие, которые окружали меня раньше? Может быть. А может быть, это делала я? Может быть! Но где же тогда были мои глаза, уши, и все это ПОНИМАНИЕ?
Москва разрешила мне отдохнуть в свете ее ночных фонарей, меня всегда любили безлюдные города, ночные улицы, бойкие площади и проспекты, где можно было по возможности или слиться с толпой, если это было днем, или стать частью тени, если это происходило ночью.
Необъяснимый отблеск некоторой странности очень смущал меня. Я не могла понять, откуда он распространялся и что нес за собой, и как мне надо было, наконец, себя повести, чтобы это все, один раз и навсегда, прекратилось.
... Я анализировала, но ночные улицы говорили мне о другом. Враг был близко, и он был против этого моего понимания. Не то, чтобы это был враг, так себе, серая мышка, из тех, кто любит пользоваться другими людьми.
Что же именно мне показала ночь? ... Отмахнувшись от дурных мыслей, я поблагодарила себя за эту идею, искать ответы там, где они могут находиться вероятнее всего, и прекратила эти прогулки.
Люди людям не игрушка, - почему эти слова звучали у меня в голове, и я даже пыталась представить себе, что защищаю кого-то, я не знала, но эта мысль опять прозвучала у меня в голове, и сильным движением воли я постановила закрыть все свои душевные сомнения, смелым жестом аналитика назвав этой игрушкой себя. После чего я решила привыкнуть к этой мысли и постараться разобраться с ней.
Что я видела в Москве, пока жила здесь с новыми знакомыми и семьей мужа? Свои постоянные поиски работы, попытки их совершить, и постоянные перемены в планах семьи, которые не позволяли мне этого сделать. Постепенно я стала залезать в бутылку от этой жизни, я чувствовала это сама и моя явная аутизация не была для меня непредсказуемой. Это был вполне верный выход из создаваемого искусственно или нет, - этого я не знала, моего положения среди окружавших меня московских знакомых и семьи.
Мое самое смелое предположение позже сбылось. Мой муж уже однажды был провокатором одной не очень красивой истории в Азербайджане. Это была местная разборка. Два человека встретились в темном переулке, и встречались они, до тех пор, пока один из них не порезал горло другому. Так что для населения это обошлось спокойно, его деятельность не была связана с широкомассштабными действиями силовиков или же тем более, армий, если вспоминать историю о Нагорном Карабахе.
На этот раз меткий глаз мужа уперся в мою прописку в паспорте, где красиво рисовалось одно-едлинственное слово в графе о моем рождении – это было слово «Вильнюс».
Привыкши никогда не впадать в панику, я и гуляла этими темными ночными улицами, чтобы собрать получше свою собственную мыслительную деятельность и придумать правильный выход. Правильного выхода тут нет, - четко резюмировал мой умный головной мозг. Как это нет, - возмутилось во мне мое горячее сердце женщины? Нет, и все, был ответ трезвого разума.
Когда не знаешь, что делать, - делай хоть что-нибудь, - решила я и не стала больше углубляться в вещи, о которых ничего не понимаю, села снова за стол и продолжила делать дела.
Странно, - и работа у меня появилась только тогда, когда он объявил мне о своей любовнице и их общем сыне, и работа-то это не совсем работа, а так, мой собственный проект, который я решила толкануть просто от грусти, ну если уже совсем негде работать.
Кому-то жизнь в бутылке в тягость! Мне – нет. Я тут же начинаю обживаться – вешать шторки, покупать пуфики, рожать и строить детей, устраивать разные праздники и вечеринки! Мало кто переносит жизнь со мной вдвоем ... в этой бутылке ...
И они уходят, эти мужчины. Мужчины, мечтающие о великих победах и орденах, мужчины, мечтающие о продвижении по службе, мужчины, друзья моих бывших подруг, которые шепчут им о том, что я уже много лет прожила в Москве и не могла там не измениться.
Ни один из них не вызвал во мне ни жалости, ни упрека. Я до сих пор верю в старую дружбу и каждый год езжу на могилу к матери, где бы я снова ни оказалась, и каждые десять лет мы с подругами ... ходим в баню, что бы с нами ни случилось, и как бы не были настроены в этот день к нам наши благоверные.
Старая дружба не ржавеет. Но наши мужья? Судя по всему, это именно я была отбившейся овцой от стада среди своих однокурсниц, поэтому им было меня и судить, но никак не мне их. Я во всем им доверяла. Даже если бы я оказалась сейчас на необитаемом острове, и больше бы не было никогда возможности снова моей с ними встречи, я бы ни за что не стала менять о них своего мнения. Я знаю, что и они бы не стали, я знаю. Но провокация! Где она должна была состояться на этот раз?
Муж, деспот, поводырь по бутылочному дну, - что он задумал сегодня? Чье еще ни в чем не повинное сердце должно было скоро расстаться с присущим всем людям земным покоем?
Провокация состояла в том, чтобы спровоцировать легко провоцируемое. Что провоцируется еще лучше, чем чувства к удаленно живущим родственникам? Пожалуй, только война у прилавков магазинов в рождественскую распродажу.
Я да папа? Ай, да армия внушения, - размышляла я, теперь твердо веря в свой козырь. Сколько бы меня не возил по этому ДНУ мой милый и зарегистрированный в ЗАГСе муж, ему никто не поверит. Кроме моего отца, кроме моим бабушек и тетушек, которых, впрочем, уже всех нет в живых. Провоцируя на провокации, - поддавайся им сам, создал себе врага – теперь береги его, - репетировала я новую реплику в своем новом шпионском романе. Не очень нужна я была когда-то Литве, если честно, в то время. Не очень я пригодилась в Москве в «свете этого света», не очень я пригожусь, возможно, и в других регионах.
Поэтому я, главный шпион из всех шпионов мира, сегодня говорю себе – никогда не делай свою жизнь независимой с детства. А вот придет другой шпион, - что ты сделаешь? Я скорее позвоню отцу! Подруге! Президенту! В партию другой страны!
Ну, а мне-то звонить некому, никто уже и не помнит этих старых контактов. А отдаваясь жизни, отдавайся ей по-настоящему. Потому что если ты попал в трудную ситуацию, то из нее всегда есть выход. Есть же вход в эту ситуацию? Есть и выход, значит. Обладая принципами, обладай и способностью их осуществить!
Как я узнала, что была объектом для манипуляции? Этому ведь не учат в средней школе. Пусть это останется тайной, как и то, что было совершено благодаря ей, потому что я не имею права разглашать чужие личные тайны.
Дочь уже давно выросла, вышла замуж, и уехала жить в Америку. Уехала не из-за политических соображений, а просто так, по делам работы. Наверное, это у нас в крови – больше обращать внимания на конструктивные предложения, чем на деструктивные. Так и на светлые стороны жизни больше, чем на ее негативные. Я перебралась к ней.
Но свои «московские шпионские ночи» и любовь этого города ко мне я буду помнить всю жизнь, что бы со мной ни случилось ... Лучше уж я буду наблюдать за отношениями разных государств на экране телевизора, решила я в день, когда мои ноги встали на подножку Боинга, чем на своей семейной кухне.
А как научиться противостоять провокациям? Это можно сделать только самостоятельно, но сегодня без этой науки в Москве ... не пытайся даже выйти в соседнюю булочную ...