I.
Сегодня к ночи исполнится 75 лет смерти Стефана Цвейга. Так уж устроена человеческая память (логика? традиция? привычка?) - мы реагируем на даты, круглые (квадратные? разные ...). Лучше бы мы реагировали при жизни друг друга - на боль, растерянность, загнанность, неуважение, слабость. Успевали поддержать, утешить, протянуть и подставить всё, что можем, просто быть рядом.
В эти дни в Зальцбурге, где писатель прожил со своей семьёй 17 лет с момента приобретения виллы на горе Капуцинов и до решения её продать (1917-1934) - (Paschingerschl;ssl > Villa Europa > Stefan-Zweig-Villa > Gollhofer-Villa), где с 2008 года под эгидой зальцбургского университета основан Центр Стефана Цвейга - центр литературы, культуры и науки, - в эти дни проводится несколько особых печально-юбилейных событий, о которых я расскажу, а для начала вспомним тот шок, который испытали утром 23 февраля 1942 года думающие люди всего мира.
см. по ссылке: Мфвсм-Словарь Рифм www.stihi.ru/2013/01/29/12285
II.
В эти февральские дни Центр Стефана Цвейга в Зальцбурге (Stefan Zweig Centre Salzburg, Edmundsburg | Moenchsberg 2 | 5020 Salzburg | Oesterreich E-Mail: stefan-zweig-centre@sbg.ac.at) проводит целую серию интереснейших мероприятий, посвящённых 75-летию со дня гибели писателя. Не смерти — это спокойное слово не отражает переживаний его и его второй супруги, прежде чем они приняли решение остановить свои жизни. Именно гибели. И сейчас, накануне его 140-летия в 2021 году и 80-летия со дня смерти в 2022 году, нам всем как никогда важно осознать, а с чем из наследия 20 века мы остаёмся. Какие уроки сопротивления варварству и миротворчества мы так и не усвоили? Какова цена равнодушия происходящему рядом с нами каждую минуту? Скольких ещё порядочных, честных, талантливых людей мы готовы НЕ защитить? Что может сделать жизнь каждого из нас невыносимой?
Итак, в эти дни в Зальцбурге:
23.02.17 — в 19:30 в Зале Европы (Europasaal) Центра
директор Центра Стефана Цвейга, Клеменс Ренолднер (Dr. Klemens Renoldner), выступит с докладом, в котором напомнит, какие заветные стремления и утопии были у писателя за восемь с половиной лет вынужденной эмиграции.
(пожалуйста, помните, что из пассажа к подземным гаражам со стороны двора Артуро Тосканини — Toscaninihof — есть лифт, который поднимет Вас прямо внутрь дворца Эдмундсбург на этаж зала Европы)
24.02.17 — в 19:30 в зале Kammerspiele зальцбургского Ландестеатра
актёр Иоахим Биссмайер (Joachim Bi;meier), звезда Венского Бургтеатра с 1965 года и любимец театра и кино всего немецкоязычного пространства, читает последнее произведение Стефана Цвейга «Шахматную новеллу».
25.02.17 — с 14:00 до 20:00 Центр Стефана Цвейга
проводит День открытых дверей памяти писателя — в программе чтения, беседы, музыка Quartetto Bianco из Бразилии и с 18:00 часов демонстрация нового фильма 2015 г. совм. Германия/Англия по роману «Нетерпение сердца» датского режиссёра Bille August (до этого были: 1946 г. Англия «Остерегайтесь жалости» с Лилли Пальмер / 1979 г. Франция «Опасная жалость» / 2013 г. Россия «Любовь за любовь»).
с 03.03.17 — по 28.05.17 Зальцбургский Музей (Salzburg Museum)
показывает выставку: Я не принадлежу более никому, я повсюду чужой! - «Шахматная новелла» Стефана Цвейга — История одной эмиграции / ссылки / изгнания.
III.
(Невыносимость бытия)
Здесь я опубликую в ближайшие два дня своё впечатление от конференции по творчеству Стефана Цвейга на Педагогическом факультете Зальцбургского университета и мысли, возникшие в связи с просмотром там же нового художественного фильма 2016 г. реж. Марии Шрадер (совм. производство Австрия - Германия - Франция) "Перед рассветом" (оригинальное название "Vor der Morgenroete" - Stefan Zweig in Amerika, в русск. версии "Прощание с Европой - Стефан Цвейг в Америке). Первое, что "написалось" после фильма, - несколько стихотворений, которые здесь размещаю. А тема, которая меня тронула до глубины души, заявлена в названии "Невыносимость бытия".
УНИЖЕНИЕ ПЕТРОПОЛИСОМ
(Алла Чурлина)
Ещё не вытравлена совесть,
ещё предвидится порядок
разумных душ, глубоких дум,
а в мироздании отпечаток
наивной чистоты - warum?
Как получилось, что солдата
честнейших врат небес и дня
не подпустили к аппарату,
чтобы сказать: - Не для тебя
мы эту бойню запустили!
- Не возмущайся, потерпи,
увидишь луч надежды скоро,
своё достоинство скрепи,
не надо старости бояться,
вернутся лучших дней часы.
Но ни поддержки, ни знакомства
не опровергли темноты
тупой застывшей маски страха
спасения жизни и любви,
где вечность избавляет сны.
22.11.2016 - Зальцбург
ТЕ, КТО ОДНАЖДЫ КНИГИ РВАЛ НА ЧАСТИ
(Алла Чурлина)
те, кто однажды книги рвал на части,
кто рабски выполнить приказ спешил,
не будут с вами сочетаться счастьем -
в любом обличии их статус различим:
они под вой взмывают руки страстно,
под смех и визг витрины бьют стекло,
они стреляют в спины безучастно
и также хладнокровно бьют в лицо,
их век не пройден и не истекаем,
лишь тлеют злости угли до поры,
и с каждым новым вожаком другая
свора рвётся запалить костры
22.11.2016 – Зальцбург
МЫ СОШЛИ ОПЯТЬ С ПУТИ
(Алла Чурлина)
"... всё за мной - прах и пепел, горькой солью окаменевшее прошлое."
Стефан Цвейг "Вчерашний мир"
В этой сказке — ни души,
только горьких глыб углы.
Все, кто были, все ушли
друг за другом в лапы мглы.
Тяжелы их сны печали,
словно их и не венчали,
всех по многу раз на дню
вспомню и похороню.
Сожжены мосты за ними,
даты вписаны сухими
календарными депо -
жизнь «от» и жизнь «по».
И никто из нас не хочет
те тоннели сквозь пройти,
слишком много огорчений:
мы сошли опять с пути.
22.11.2016 - Зальцбург
НЕВЫНОСИМОСТЬ БЫТИЯ
Как отзовётся наш уход (о фильме "Vor der Morgenroete" - Stefan Zweig in Amerika, в русск. версии "Прощание с Европой - Стефан Цвейг в Америке)
Многократны попытки объяснить роковое решение человека уйти из жизни. Решение не впускать в себя этот мир и не отражать его собой. В судьбе любого человека это решение — очень мужественное по сути — не оставляет равнодушных, тем более в судьбах тех людей, кому многие поверили, доверяли и вместе с кем не теряли надежд. В судьбах великих и достойных людей. Своим поступком они заставляют нас думать и вглядываться в самих себя.
Мы знаем, что у творчества есть самые разные грани проявления — от заоблачных фантазий (иногда, как желание скрыться от несовершенства мира) до сверхчуткости к определенному жизнепроявлению; от переполненности страданием, которое ищет выхода; от потрясения пережитого, чтобы поделиться своим свидетельством; от прозрения глубинами, которые вам открылись; от желания делиться хорошим или плохим, прекрасным или уродливым; прославиться достойно или глупо; скрыть своё подлинное лицо; расстаться с одиночеством; соответствовать полученному образованию и проч. — да мало ли можно назвать причин, почему человек начинает писать или, вернее, не может не писать (хочет/не хочет — эту сторону мы оставим в покое, она в наибольшей степени амбициозна и в наименьшей интересна). Но начав выражать себя публично, мы вовлекаем в своё пространство аудиторию, а значит берём на себя ответственность не судить её строго. И как бы ни была образована наша публика, она всё равно будет связывать нас и нами написанное, наше авторство и наше личное.
Потому так осторожно нужно относиться к своим кумирам и не забывать, что в жизни — в их личной жизни — они совсем другие, чем то, что так захватило, нравится, вдохновляет и развлекает нас со страниц, экранов, сцен и звукозаписей, с полотен и в пространстве. И анализируя чьё-либо творчество, мы погружаемся в соответствия или не-, в соотношения или вне связи, в совпадения или волю случая — а что же заставило, подтолкнуло, вызвало к «жизни» те или иные образы, персонажи, состояния и настроения в момент творения? Вольно или невольно сам материал — произведения и их авторы — заставляют нас стать психологами. И проходит много времени, а каждое поколение считает себя вправе судить великих. Часто забывая, что в своих версиях и догадках прежде всего «раздевает» себя.
Именно этим вызвано моё желание поделиться впечатлениями от фильма, посвящённого последним дням жизни великого европейского интеллектуала — Стефана Цвейга. Не хочу следовать шаблонам и планкам «в меру собственной испорченности», которыми так легко манипулируют и вовлекают в трясину пошлости и невежества массовое сознание. Поэтому даже не составлю себе труда перечислять все «лепости» и нелепости цвейговедения последних лет в этом финальном эпизоде. Я хочу выразить благодарность творческой команде трёх стран (Австрия, Германия, Франция) во всех позициях — от режиссёра, актёров и до каждой технической функции — за умение тактично и талантливо подтолкнуть каждого из нас к сопереживанию и при этом не навязывать окончательного приговора и не ставить точки. Благодарность за полное отсутствие «заказов дня» и причин создания фильма, любых, кроме одной: личности Цвейга-Человека и уважения принятого им решения. Из жанровой традиции байопиков последних лет этому фильму удалось не отстраненное художественно-документальное повествование со смесью «честь долга+достоинство личности перед лицом истории+лёгкое назидание», а нечно более важное: своим художественным языком войти в сознание современников.
Создатели фильма задались целью показать произошедшие с ним, с окружающими его людьми и с миром изменения, вызванные нагнетанием фашистской диктатуры и, как результат, полной ломкой привычных ориентиров добра и зла, жизненных ценностей, способности возродить в себе надежду на будущее. Они показали реальную исторически значимую личность в борьбе со своим внутренним миром и нежеланием принять тот внешний порядок и условия жизни, на который его, как и миллионы других людей, обрекла новая социально-политическая реальность. Чтобы понять, а ещё точнее — прочувствовать этот фильм как художественную метафору человеческого протеста или предела терпения, желательно, чтобы у зрителя уже был сформирован «свой Цвейг». Чувствуя сердцем и совестью мир его авторского «я» и его героев, будет понятнее, что могло так обострить нервы человека и опустошить его душу, чтобы остановить свою жизнь.
Фильм состоит из шести эпизодов его последних лет в эмиграции. Я хочу свести каждый из этих эпизодов (их визуальный ряд и тексты) с хронологией его жизни и его размышлениями из последней книги «Вчерашний мир. Воспоминания европейца». Только так возможно максимально близко подойти к замыслу создателей фильма (а замысел этот один — поставить нас самих в те условия, чтобы понять Цвейга-человека, а ещё — чтобы понять условия, в которых сегодня мы сами существуем и как решаем для себя абсолютно схожую с тогдашней ситуацию самосохранения). В том, что этот фильм является скрытым зеркалом сегодняшней реальности, нет ни тени сомнения. И совсем не потому, что это было задумано, а в силу истинности художественного творчества: то, что делается с полной отдачей чувств и мыслей, открывает новые уровни отражения действительности.
Первый эпизод начинается торжественным ожиданием и идеальной красотой: осень 1936 года, в Буэнос-Айресе проходит 14 Международный Конгресс ПЕН-клуба, куда Стефан Цвейг приглашён и является чуть ли не главным почётным гостем и участником. Открытие и торжественные речи где-то там, за закрытыми дверями, а в просторном зале ловкие руки прислуги наводят последний глянец расстановки приборов и украшением стола цветами. Стол буквально заполонён яркими и красочными букетами по центру и напоминает скорее свежеоплаканную могилу. Прислуга — в основном метисы и мулаты. Распахивается дверь и входит возбужденная своей значимостью толпа белых избранных — политиков, чиновников, писателей, журналистов и почётных гостей конгресса. Речи, застольные почести и скромный, застенчивый Цвейг. Все ждут пресс-конференцию с ним, все жаждут услышать истину от самого Цвейга — что же нам всем делать с этим распоясовшимся чудовищем в Европе?
Я специально подчёркивую тот контраст, который «задуман» и воплощён авторами картины. Это тот конраст, который начинает осознаваться героем не как туристом, не как европейской знаменитостью, приехавшей с писательским турне чтений, лекций и презентаций. А как человека, которому здесь в ближайшем будущем предстоит поселиться, включить эти стороны жизни в повседневную картину, смириться со многим, что противоречит его позиции интеллектуала-гуманиста, никогда не было реальностью его бытия. Цвейг, который до последнего боролся каждым словом, каждой публикацией за сохранение ценностей европейской культуры — за свободу и достоинство каждой человеческой жизни, за мирное и демократическое развитие стран, за взаимное уважение и объединение всех антивоенных мировых институтов и интернационального духовного братства людей искусства, человек, который никогда не позволил себе сказать что-либо плохое или неодобрительное в адрес любой страны мира, он даже предположить не мог десятью годами ранее, что его имя, его книги будут внесены в чёрные списки и от него отвернутся многие «друзья, знакомые и приятели» как от человека второго сорта.
Разгул антисемитизма безнаказанно разворачивался в самом сердце Европы, уже в 20-ые годы в Вене можно было стать свидетелем безобразных общественных собраний и выступлений, общедоступных изданий. К ним относились брезгливо, как к бульварной прессе, как к накипи тяжёлых послевоенных лет и надвигающегося повсеместно экономического кризиса. Но еженедельные издания объёмом в 6000 экземпляров в столице дали свои всходы по всей Австрии. Об этом пёстром, ярком и яростном периоде после Первой мировой, после развала империи, после обнищания и массового разврата инфляцией, после очередного витка культурной революции во всех её крайностях и оргиях, в поисках новых истин и возвращения себе вкуса жизни, после относительного выравнивания и мнимой стабильности с колоссальным авторским успехом — об этом Цвейг пишет в главах «Возвращение в Австрию», «Снова в мире» и «Закат» своей автобиографии. Сквозь всю плотность и насыщенность этого периода (1919 — 1931) событиями и лицами в его жизни точечными случайностями, незначительными, как сначала ему казалось, наблюдениями вкрадываются тревога и предчувствие катастрофы.
Это маленькие штурмовые отряды, с которыми он столкнулся во время поездки в Италию: «...они маршировали и в Прибалтике, в Рейнской области, в Баварии возникли нацистские организации, повсюду происходили демонстрации и путчи, которые, однако, почти всегда подавлялись.». Это убийство его старого друга, министра иностранных дел Германии Вальтера Ратенау, чья политика перемирия шла вразрез с тактикой нарастающего внушения «побежденному народу, что он вовсе не побеждён и что всякие переговоры и уступки есть предательство нации». И «невидимые», которые «знали, что час их придёт», потому что любой апокалипсис, хаос и колапс в стране выгоден уже сформированной новой команде диктаторов. Это личное участие в спасении врача, воспитанника итальянского социалистического лидера Маттеотти, из фашиствующей судебной машины при Муссолини.
В это же время в Зальцбурге процветает общественная политика с «Антисемитским союзом» и его периодическим изданием «Железная метла» (Der eiserne Besen) – антисемитским журналом, начавшим выходить в 1921 году в Вене, а с 1923 — в Зальцбурге. Привнесённый из столичного университета дух высокой культуры, в маленьком мирке Зальцбурга (тогда ок. 40000 жителей) быстро подпадает под клеймо жидовствующих и процветает «академическим расизмом» в «Студенческой корпорации буршей» и в формирующихся «Спортивных обществах», на основе которых и возникает Союз, где на пике конкуренции находились христианские- и национал-социалисты. Абсолютное большинство на выборах в Парламенте Федеральной земли Зальцбург в 1922 году одержало объединение этих партий, враждебно настроенных к евреям.
Зальцбургская «метла» начинает в 1924 году публиковать так называемый «Еврейский кадастр» — списки, в которых перечислялись все еврейские жители города (с адресами их проживания), а также «позорный еврейский столб» — списки имён неевреев, которые покупали товары и продукты в магазинах владельцев-евреев. Начавший в 1920 году своё триумфальное шествие и лидерство в мировой музыкальной культуре Зальцбургский фестиваль, был также клеймён «проеврейским» и против его отдельных мастеров искусств, как, например, актёра Александра Моисси, режиссёра Макса Рейнхардта, а впоследствии и писателей Гуго фон Гофмансталя и Стефана Цвейга, и дирижёров Бруно Вальтера и Артуро Тосканини была развязана «метлой» обширная компания травли и оскорблений.
В Германии, самой читающей Цвейга стране, где было его главное издание, где он сотрудничал в нескольких периодических изданиях, в 1929 году в Мюнхене выходит (столь популярная сегодня в России) книга Ханса Ф.К. Гюнтера «Расология еврейского народа» с 6 картами и 305 иллюстрациями, среди которых фотографии Франца Верфеля (еврея из Богемии), Максимилиана Гардена (еврея из Германии), Стефана Цвейга (еврея из Австрии). А 10 мая 1933 года книги Цвейга как и других неугодных 92 авторов полыхали не только в Берлине, но и в большинстве немецких городов. Пророчески звучат в письме слова друга Цвейга, писателя Йозефа Рота: «...наши книги в Третьем Рейхе невозможны. Нас никогда не будут ставить в театре. Никогда издавать. Книготорговцы от нас откажутся. Штурмовики будут бить витрины с нашими книгами. … С этими людьми не возможен никакой компромисс. Будьте осторожны! Я советую Вам! Вы и в Зальцбурге не можете быть в безопасности, … Никому не доверяйте! Ничего не выпускайте из рук! Не протестуйте ни в какой форме!!! Молчите — или боритесь: делайте, что считаете умнее.»
Цвейг на Конгрессе в Аргентине уже раздавлен всем, что ему пришлось пережить. Он уже утратил столь ценимую им свободу и независимость. Он потерял своё имя писателя для тысяч легковерных и недумающих. Он был раздавлен потерей родины и Европы. Поэтому так обтекаемо-осторожно в фильме звучат его слова в ответах журналистам. Собравшиеся 80 писателей, представители 50 наций - «большой духовный потенциал» признаёт он. Но только с глазу на глаз он позволил себе откровенно ответить одному из них: "Каждый жест сопротивления, который не содержит в себе риска и не несёт действия, ничто иное как одержимость (собственной) значимостью" (Jede Widerstandsgeste, die kein Risiko in sich birgt und keine Wirkung hat, ist nichts als geltungss;chtig).
Этот конгресс показан как последний островок надежды на порядочность, на честность и взаимопонимание в обществе. Но уже в его благородном оглашении списка гонимых нацистами писателей чувствуешь неоправданный детский задор и бесстрашие под прикрытием океана и ещё свободного континента. Уже на лице Цвейга (блистательная работа австрийского актёра Йозефа Хадера) серая маска растерянности от внутреннего крика «А где же вы все были, когда это только начиналось?» А ведь он и его друзья-пацифисты писали, публиковали, призывали внимание к творящемуся в Германии, в мире, но никто не воспринимал это серьёзно. Поэтому этот первый эпизод в фильме «отрезан» от других вставкой бешено несущегося в страхе табуна, у которого нет ни конца, ни края, ни возможности изменить этот гон обезумевших животных. Этот гон озверевших в страхе людей, гонимых отовсюду, вынужденных предавать себя и своих друзей — предавать даже молчанием, — Цвейг уже три года был сам в изгнании, из последних сил держался за Европу, прекрасно понимая, что никакая сила не остановит грязь, поднятую с самого низа человеческой души.
Как еще можно было передать нам, живущим сегодняшним днём и беззаботно реагирующим на новостные пустышки, уверенных в незыблемости порядка и благоразумия госустройств, что мы все заложники чужой политической игры, в которой нам не отведено никакого места, в которой мы ни для кого не имеем никакого значения и в которой судьбы ни нас, ни наших детей не играют никакой роли? Мы переживаем всем миром второй год санкционную рокировку, ждём «налаживания» туристических сказок и боимся себе признаться, что все наши заблуждения — элементарная трусость посмотреть честно в глаза бесправию и насилию. Что и сегодня при всей технической оснащенности связей коммуникации в нас нет мужества «жестокости» и «чистоплотности по отношению к себе» (Ницше, из цитаты, предваряющай главу «Положение на рубеже веков» из очерка Цвейга о Зигмунде Фрейде). И так же актуально для покаяния за творимое в 20 веке звучит вопрос Ницше: «Сколько истины может вынести дух, на какую степень истины он отваживается?»
Мечты Цвейга и его друзей во всех странах мира о «наднациональных» культурных институтах, которые могут нести ответственность за безопасность жизни и сохранения человеческих ценностей на планете так и остаются недосягаемым гарантом покоя для одних и выгодным трудоустройством для избранных.
(продолжение следует)