"Я буду с тобой всегда. До самого конца..."
Бездонные карие глаза не отрываясь смотрели прямо в мои.
- Я не хочу уходить... - отчаянный шёпот разбил тишину роскошно обставленных в эллинско-восточном стиле покоев царского дворца Южной Эктабаны, где запах болезни и лекарств пытались перебить воскуренные благовония из Индии, чьи сизые язычки витали в воздухе.
Я улыбнулся запёкшимися губами:
- Ты Александр, владыка половины мира. Ты должен присутствовать на этих играх. Не волнуйся, я уже почти здоров. Скоро вновь сяду на Эбтехаджа.
- Не могу... - вздохнул Александр. - Ты для меня всё. Навсегда.
- Мой Александр, - я погладил его по щеке.
- Только твой, - Александр взял меня за руку и, на миг зажмурившись, поцеловал ладонь. - Гефестион, умоляю, скажи, что всё будет хорошо.
- Даже в тысячи раз лучше, - заверил я. - А знаешь, может, мне тоже пойти? Я с детства любил подобные мероприятия. И не только потому, что там достаточно симпатичных атлетов.
Я хрипло рассмеялся, решив немного позлить друга, но он, казалось, и не слышал последней фразы.
- Ты ещё слишком слаб, Гефестион, - пробормотал он.
- Ну да, куда мне в таком виде? - усмехнулся я. - Народ пугать.
Александр по привычке склонил голову на бок:
- О чём ты говоришь? Ты прекрасен. Наверное, сам Зевс сделает тебя своим новым любимцем на Олимпе, как Ганимеда.
- Ревнуешь к богам? - улыбнулся я. - Не играй с ними, Александр. Они бывают порой слишком коварны.
- Мы с тобой сами как боги... - прошептал царь, наклонившись надо мной. - Я люблю тебя, Гефестион. Помнишь, как я впервые признался тебе там... в далёкой Миезе? Мы были мальчишками. И будто целая жизнь прошла с тех времён.
- Разве я в силах забыть хоть что-то, связанное с тобой? - тихо откликнулся я.
Да, сколько же воды утекло! Один город сменялся другим, одна битва - следующей. Прошло почти двадцать лет, а я до сих пор с Александром назло всем сплетникам и завистникам. И так будет всегда. Мне казалось...
Я прислушался. В окно влетали знакомые и даже успевшие стать родными звуки: речь на чужих языках, пение птиц, конское ржание. Ветер разносил ароматы с восточного рынка.
Летняя столица персидских царей готовилась к последнему дню игр.
Проклятая болезнь! Свалила так не вовремя. Из-за неё я уже целую неделю не мог есть, и моей пищей служили лишь противные отвары Главка, кашица да несколько глотков тёплой воды. А так хотелось мяса... Нормальной человеческой пищи. Желудок словно прилип к рёбрам, губы вечно пересыхали и потрескались, и я не успевал их облизывать. Но сегодня мне стало лучше. Жар спал, странное ощущение внутри меня проходило. Я повеселел и, как обычно, рвался вперёд. Я сам виноват. У меня никогда не было привычки винить кого-то в своих проблемах и неудачах. В последнее время было столько пиров, на которых реками текло столь любимое мною вино. На одном из них мы с Лисимахом поспорили, кто из нас быстрее выпьет чашу Геракла. Выиграл я. Видимо, зря...
Александр с тревогой и надеждой потрогал мой слегка покрытый мелкими бисеринками пота лоб.
- Опять жажда? - догадался он. Я кивнул головой. - Три глотка.
- Ты хочешь, чтобы я умер от неё? - я по-детски надул губы. - О, сжалься, мой повелитель!
- А ты пожалей меня, - Александр был по-прежнему серьёзен. Тень усталости лежала на бледном от природы лице. - Потому, заклинаю, слушайся Главка.
- Главк! - фыркнул я. - Ему лишь бы лечить кого-то.
Александр встал, подошёл к столу и, налив в золотой кубок воды, вернулся. Он помог мне попить, убрал кубок на место и приблизился к окну. В лучах диосского* солнца золотом вспыхнул венец на его голове. Все эти дни и полубессонные ночи Александр не покидал моих покоев. Нужны ли были мне ещё какие-то доказательства его любви? Нет...
- Иди, - тихо сказал я, глядя ему в спину. Александр обернулся. - И ничего не бойся.
- Ты уверен?.. - голос Александра дрогнул.
- В тебе - да, - за слабой улыбкой я спрятал боль, на миг резко пронзившую тело.
Но на неё я не обратил внимания, привыкнув переступать через раны и недомогания, чтобы следовать дальше за Моим Александром.
Царь подошёл, нет, почти подбежал и отчаянно прижался к моим губам. Может, он что-то чувствовал тогда? Может, спрашивал жрецов? Уже не узнать.
- Я посплю, Александр, - я закутался в дорогое, расшитое золотом покрывало.
- Гефестион... - глаза Александра потемнели.
- Я люблю тебя, - приподнявшись на локте, я сорвал последний поцелуй.
- Оставлю во дворце Пердикку, - сказал Александр. - Пусть присматривает за тобой.
Вздохнув, он вышел. Украшенные резьбой двери закрылись.
А я погрузился в сон, хотя последние дня два только и делал, что спал. Это было единственное лекарство, по-настоящему спасавшее от боли и гнетущих, почти бредовых мыслей о смерти.
Не знаю, как долго я проспал. На несколько мгновений открыв глаза, я увидел некую старуху персиянку в чёрных одеждах, похожую на ту пожилую вещунью из Сирии, возле стола и вновь провалился в спасительную тьму.
Голодание давало о себе знать, и есть хотелось ужасно. Конечно, я помнил о наказе Главка, только разве оно... да и вообще что-то в мире могло меня остановить? Потому я позвал стоявшего за дверью телохранителя и приказал:
- Пусть принесут мне нормальной еды! Что я, метек какой-нибудь на одной воде с кашей сидеть?
- Господин... - начал испугавшийся юнец.
- Забыл, кто перед тобой? - взревел я, сев в постели среди мягких подушек. - Я хилиарх Персии!
Глаза сузились.
- Мне нельзя... - пробормотал телохранитель.
- Я велю казнить тебя, если ты немедленно не принесёшь мне вина и чего-нибудь поесть! - перебил я его. - Ну, что застыл? Живо!
Телохранитель быстро поклонился и скрылся. Я схватил дрожащей рукой одну и подушек и запустил ею в дверь, а затем устремил тоскливый взгляд в распахнутое окно. Как же хотелось быть сейчас на играх рядом с Александром, чтобы все видели, что моё место подле него никогда никем не будет занято. Ни этим убогим выскочкой, ни бешеной Рокшанек.
Я криво усмехнулся.
Обед мне и впрямь вскоре принесли: кувшин вина, несколько жареных цыплят и гроздь любимого тёмно-лилового винограда.
- Ну наконец-то! - я свесил ноги с кровати, наполовину прикрытый покрывалом. - От лекарств таких я быстрее помру, чем выздоровлю.
Слуга с поклонами удалился.
Отщипнув несколько виноградин, я отправил их в рот и с наслаждением прикрыл глаза, откусил от одного цыплёнка сочного мяса с тонкой хрустящей корочкой. Я закутался в покрывало, прихватил с собой кувшин и ещё на слабых ногах приблизился к окну. Вид моим глазам предстал такой, что дыхание перехватывало от восторга и гордости за себя. Я, Гефестион, сын Аминтора, внук Деметрия был фактически вторым повелителем огромной империи.
Я сделал глоток прямо из горлышка и почувствовал, как терпкая сладкая жидкость обожгла пустой желудок.
- Ты в своём уме? - раздался недовольный голос за спиной.
Я едва не подавился, обернулся и увидел встревоженного Пердикку:
- Обязательно бы спятил, если бы не поел.
- Хочешь поскорее сесть в лодку Харона? - друг вошёл в комнату.
- О чём ты? - не понял я.
- Тебе нельзя пить вино, - покачал головой Пердикка. - Главк прописал тебе голодание. Ещё вчера ты бредил и весь исходился рвотой, а сейчас решил пуститься в обжорство... Ложись в постель.
Я собирался ответить, как знакомая волна дурноты накрыла с головой. В глазах вмиг потемнело, лицо покрыла бледность, тело ослабло и стало оседать. Кувшин выпал из ледяных рук и разбился о пол, и алое вино, подобно крови, стало растекаться в разные стороны.
- Гефестион! - казалось, Пердикка находился где-то далеко - так глухо доносился до меня его голос. - Стража!
Сильные руки уложили меня, похолодевшего, покрытого липким потом, в кровать. Не открывая глаз, я разлепил губы и чуть слышно позвал:
- Пер... дикка...
- Что? - тот склонился надо мной, чтобы уловить каждое слово.
- Александр... - выдохнул я.
Пердикка всё понял, вскочил на ноги и стремительно покинул покои, по дороге велев стражникам позвать лекаря.
Я сжался от невыносимой боли в животе. По щекам медленно поползли слёзы. Нет, не страх смерти, не желание умирать затопило душу. В обрывках мутнеющего сознания вспыхивали яркие картинки прошлого: дом, Миеза, Аристотель, первая ночь с Александром в его спальне в Пелле, гибель Филиппа и мой крик:
"... Перед вами стоит государь, назначенный Филиппом, и имя его Александр!"
Троя, Дарий, Вавилон... Мама... Она, молодая, красивая, какой я её и запомнил, навсегда покидая Македонию, улыбалась мне.
Тридцать два года за несколько мгновений...
Сердце сжалось в предчувствии неизбежного и несколько раз резко ударило в груди, останавливая свой бег. Я широко раскрыл глаза:
- Мама...
И вот она, вечность...
Створки двери со стуком распахнулись. Влетевший в покои Александр был бледен и слегка растрёпан из-за бега. Я обернулся и, пытаясь понять, куда он смотрит, проследил за его ошеломлённым взглядом.
На широкой кровати с балдахином лежало мраморного цвета тело с приоткрытыми губами и расспыпавшимися по подушке отросшими, выгоревшими на южном солнце волосами. Голубые глаза глядели ввысь. Моё тело... Моё?..
Осознание пришло чересчур внезапно и поздно.
- Помоги!.. - крикнул я Александру. - Прошу...
Но голос застрял где-то внутри того, кем я стал, его слышал лишь я. По щекам невесомо потекли слёзы.
Александр нервно рассмеялся:
- Гефестион... перестань дурачиться... Это не смешно...
Он боялся признаться даже себе, хотя тоже всё понял. Губы дрожали.
- Александр... - за его спиной возник Птолемей и положил руку ему на плечо. - Он мёртв...
Александр резким движением сбросил его ладонь и упал на колени.
- Нет! - вопль потери разлетелся по дворцу и пронёсся сквозь меня с такой силой, что я физически ощутил его и зажмурился. - Нет!
- Александр... - друг собирался поднять царя с пола, но тот яростно оттолкнул его от себя с такой силой, что соратник чуть не упал.
В дверях застыл Леоннат:
- Гефестион...
Я открыл глаза и посмотрел на него сквозь слёзы. Кого потерял он? Несостоявшегося любовника? Лучшего друга? Наверное, я получу ответы на эти вопросы только в следующей жизни.
- Его нужно увести, - сказал Птолемей.
- Не нужно... - прошептал Леоннат. - Оставьте его. Нам ли не знать, кем они были друг другу?..
И вспомнились его слова, сказанные однажды с какой-то странной, немного грустной улыбкой:
"Но мы ведь оба однолюбы. Верно, Гефестион?.."
Я медленно приблизился к Александру и положил ладонь ему на затылок. Так хотелось в тысячный раз уткнуться в любимое крепкое плечо, на котором белел шрам, и забыть обо всём, но... Александр, словно почувствовав прикосновение, обернулся. Он никого не слышал и не видел. По побледневшим губам блуждала какая-то горькая усмешка.
- Теперь я знаю цену славы и бессмертия... - вслух произнёс царь. - Я заплатил сполна...
Отныне единственный царь половины мира...
Я слишком любил Александра, чтобы позволить ему уйти из жизни первым и требовать от него клятв и обещаний на скорую встречу на берегу Стикса. Только он всё решил за нас обоих. Он не боялся ни людей, ни богов, создавая наш новый мир, требуя всё больших почестей для моего ещё едва тёплого тела, которое так любило жизнь, победы и веселье с друзьями. Только мне не нужны были ни высокие титулы, ни храмы в честь меня. Я отдал бы всё, что имел, за возможность прикоснуться к тому, кого прикрывал собой в боях, кто был причиной бессонных страстных ночей и смыслом жизни. Думал ли я когда-то, что всё завершится именно так? Нет... Боги посмеялись над нами, ведь мы стали равными им.
Все разошлись, боясь смертельно-опасного гнева владыки. В коридоре живыми статуями застыли двое телохранителей. Город погасил огни и погрузился во тьму и молчание, оплакивая гордого упрямого чужеземца.
Александр не отводил от тела покрасневших, чуть посветлевших глаз.
- Александр... - позвал я.
- Гефестион... - выдохнул он.
Я на миг закусил губу, желая верить, что друг слышит меня. Там, где когда-то было сердце, защемило.
- Я люблю тебя... - прошептал я.
- Люблю тебя... - эхом повторил Александр.
Моя рука скользнула по его такой родной, слегка небритой щеке. Я вздохнул, закрыл глаза и прошёл сквозь Александра, растворяясь в нём, чтобы, может быть, однажды встретиться вновь, ведь Аристотель говорил, что душа бессмертна.
Всё кончилось. Для меня.
Но я никогда не перестану ждать Его.
*Диос - октябрь в древнем македонском календаре.
февраль 2017