(альтернативная история)
Меня зовут Томас Петерс и это в Бельгии самые распространённые имя и фамилия. То, что мои имя и фамилия такие заурядные, наложило на меня отпечаток серости. Я с детства чувствовал, что я Томас Петерс и что нас таких много в Бельгии. Когда-то сознание того, что я зауряден давило на меня, но потом перестало, где-то после института. В наш век все хотят быть необыкновенными и из-за этого теряют себя, а я, познав свою заурядность, нашёл сам себя. Потом я понял, что заурядных людей скоро совсем не останется, и я буду один в своём роде. Конечно, они будут, но они будут думать, что они необыкновенные, и из-за этого на их заурядность будет налагаться отпечаток надуманности, и это уже окажутся не настоящие заурядные люди.
В этом году я побывал в столице мира – Берлине. Давно мечтал там очутиться, кажется сел на машину, несколько часов и ты в Берлине. Но почему-то я побывал даже на Галапогосах, а в Берлине нет. В общем то обычный город, наверное, мне не повезло с погодой, и из-за этого впечатления были испорчены. Я очень мерзлявый человек, хотя Бельгия довольно северная страна, и по идее я должен не бояться холода. Взял с собой только лёгкую куртку и меня всё врем продувало. На Бранденбургские ворота я смотрел без всякого вдохновения, без вдохновения бродил по Липовой аллее, смотрел Колону Победы и Замок Шарлоттенбург. Наверное, только величественная статуя фюрера на против рейхстага всё же заставила меня позабыть о холоде. Столько раз я видел её на картинках и всё равно был впечатлён, в натуре этот памятник смотрелся совсем по-другому, и я долго пристально глядел на него. Гитлер держал в одной руке голубя, а в другой оливу. На постаменте на 12 разных языках было написано: «Отцу объединённой Европы от благодарных потомков». В детстве я, как и многие очень любил Гитлера, он был для меня близким и родным человеком. Помню, как я читал стихи на школьных мероприятиях под его портретом. Потом, студентом, когда я стал более циничным, я стал много читать и к своему удивлению находил огромные факты искажения истории. Моя любовь к фюреру была поколеблена.
Я простудился в тот день и ещё день лежал в гостинице, никуда не ходил, вечером у меня был самолёт и я должен был выздороветь, чтобы не брать больничный, у нас на работе последнее время очень плохо относятся к тем, кто берёт больничные.
Вот такая скучная поездка в столицу мира, вечером таксист отвёз меня в аэропорт. Это был распространённый тип немца: весельчак, балагур и пустомеля. Ему не хватало только достать губную гармошку и начать наигрывать баварские мелодии. Я знаю, что я предвзято отношусь к немцам, мне всегда хочется увидеть в них что-то плохое, наверно этот немец был и достойным человеком. Мне захотелось разговорить его на волнующие меня темы, и я всё искал, как бы это сделать.
Я решил начать разговор с памятника.
- Мне кажется, что памятник Гитлеру не точен. – сказал я, - он представляет собой романтизированный образ какого-то поэтического человека, в нем не хватает державности, государственности.
Я как будто закинул несколько комплиментов фюреру, чтобы расположить немца и начать развивать мысль в нужном направлении.
- Гитлер был многогранная личность, в нём было всё, и скульптор просто отразил отдельную часть его личности, невозможно объять необъятное. Вы ведь знаете, что он писал стихи, очерки, рисовал картины, – голос моего водителя потеплел, в нём пропала та раздражающая меня бездушная весёлость. Он как будто обезоружил меня своей искренностью, продолжать разговор было бессмысленно, но я уже не мог остановиться. Я продолжил говорить выделывая из своего голоса напускную небрежность и равнодушие, как будто я говорю о сортах пива, а не о том, что волнует меня до глубины души.
- К сожалению, я не поклонник Гитлера, я нахожу много ошибочного в его политике.
- Разве вам не нравится современная Европа?
- Может быть и нравится, но какой ценой мы купили эту Европу.
- О чем вы? – он казалось не понимал меня и даже перевёл разговор на другую тему, но я выждал и вернул его обратно.
- Мне не нравится та крайняя степень национализма, которую проповедовал Адольф, ни одна нация не может считать себя сверхнацией и превозноситься над другой. Превозношение разрушает, как отдельную личность, так и народы, возвышающие себя.
- Вы о немецком национализме, вы же должны знать, что вкладывал Гитлер в идею национализма. Он учил, что германская нация избранная из других народов, но только в том смысле, что она должна послужить другим нациям. Избранность, не как превозношение, но как обязанность, повышенное чувство ответственности.
Я уже слышал не раз такой ответ, каждый раз он меня умиляет и обескураживает.
- Да, он писал об этом в 60 ых годах, но что он писал в 30 и 40 вых? Вы читали Майн Кампф?
- Конечно читал.
- Боюсь, что вы читали изменённый текст. В начале 50 ых годов эта книга была полностью изъята из обращения, все кто имел её вынуждены были сдать её в течении месяца, если не хотели быть уничтожены. То, что читали вы это поздняя редакция – жалкий кисель на молоке.
- Вы что на полном серьёзе верите в эти сказки? Быть уничтожены? Вы из тех людей, которые верят во все эти миллионные человеческие жертвы? – мой водитель повеселел, - Быть может вы антиариец? – он даже подмигнул мне, перестав на мгновение смотреть на дорогу.
- А, как могло не быть миллионных жертв, если была всемирная бойня?
- Эти жертвы не на совести Гитлера. Он всего лишь защищал Европу от коммунистической чумы, и только потому он объединил Европу. Когда Сталин напал на нас, то Адольф повёл объединённые силы Европы и контрударом опрокинул советскую армию.
- Эту сказку я знаю с детского сада, у нас висел портрет фюрера в саду. Я знаю, сейчас это трудно доказать, но Гитлер первым напал на Советский Союз. Вы считаете, что он дал русским свободу, но сейчас это непонятные колониальные государства, где было уничтожено две трети населения, откуда мы постоянно выкачиваем ресурсы, и где идёт постоянная война.
- Что поделать, русские всегда были дикими людьми, если бы они хотели, то давно установили бы у себя нормальную демократию. Кстати, на этой территории проживает минимум 100 коренных национальностей, и они все получили право на самоопределение.
Объясните мне, если Адольф был таким страшным тираном, то где сейчас вся эта тирания, он умер не так давно. Мы живём в свободной Европе, передвигаемся куда хотим, у нас единая валюта, отсутствуют границы, у нас объединённая церковь. То есть даже в вопросах веры Адольф преодолел то разделение, которое разделяло людей тысячелетиями.
Действительно, в последнем пункте я не мог поспорить, хотя всемирная церковь возникла после смерти Адольфа, фактически именно он настоял на преодолении схизмы между православными и католиками, и он присутствовал на всех первых встречах папы римского и православных патриархов.
- Это всё очень просто объяснить: тирания выдохлась. Когда в конце 42 Гитлер захватил Москву, Англия и Соединённые Штаты Америки признали его политику, как освободительную. Тем не менее, резервы Германии были настолько истощены, что фактически Адольф был вынужден капитулировать перед силой мирового сообщества. В Тегеране состоялась знаменитая встреча между Гитлером, Черчилем и Рузвельтом. Встреча мира, как мы называем её сейчас. Реально это была капитуляция, после которой Гитлер, которого на тот момент не поддерживало собственное военное командование, утратил былую роль всемирного диктатора и из него сделали показного освободителя Европы. В течении последующих лет велась кропотливая работа по изменению истории. Были уничтожены все концлагеря вместе с находившимися в них миллионами людей..
- О, как! – вставил реплику водитель.
- В первые пять лет людей ещё уничтожали массово, когда ещё многие знали реальную историю. В дальнейшем этот террор уменьшился и носил локальный характер. И на сегодняшний день в этом нет необходимости, поскольку современный человек равнодушен ко всему, что не касается его комфорта, главное не ужесточать ему кредитную линию, и он будет верить во всё, что угодно.
Мы подъезжали, водитель похлопал меня по спине.
- Ну надо же, как интересно! Теперь буду знать! Надо же как оно всё было на самом деле! – и он рассмеялся заразительным смехом. Но мне было не смешно, я чувствовал себя опустошенным, я опять впустую рассказал о чем –то важном.
В самолёте я думал: нужно ли вообще пытаться объяснить современному человеку историю? Вопрос совершенно не в глупости современного человека, по многим показателям мы превосходим наших предшественников, многие люди, которые в разговоре вешали на меня ярлыки, они были умнее меня, они гораздо быстрее меня соображали и были более начитанны. Проблема в том, что истина не нужна людям, истина не комфортна. И даже если им доказать, что вся их сытость построена на лжи и убийстве миллиарда людей, их это не изменит. Измениться должен сам человек, и тогда он сможет отличать ложь от вымысла, но он должен трудиться над собой.