Палата №5
(Отчёт содержит два ненормативных лексика и одну ненормативно-нематематическую форму-лу)
Господа, вашему вниманию предлагается в некотором роде отчёт о посещении одного из моих знакомых, самого возрастного из моих соратников по игре в футбол – заметьте, не в футбол, а по игре в футбол, - попавшего в больницу, носящей гордое имя Покровская. Это имя она получила после внезапного озарения общества, когда оно – озарённое до слепоты, общество, стало переклеивать бирки на всё, что имеет стены.
Отчёт предполагался конкретным пользователям три дабл ви, и, в частности, одному хэнку с подозрительно китайской фамилией Ши Лин.
Ниже, вашему вниманию - собственно отчёт.
Сегодня, 19 февраля 2017 года, я навестил Симонсона.
Нет, не великого футболиста – тот уже умер согласно правилам жизни, в конце которой наступает Конец. Говорят, один, всё-таки, нарушил это правило. На основании этого «говорят» зародилась современная эпоха подавления личности – духовное подавление. Раньше, до этого «говорят» давили в буквальном смысле. Как только те, кто «говорят» хорошенько закрепились во власти, они уже не давили, а жгли, пытали и отрубали головы. То есть, придумали более цивилизованный путь убеждения человека, что не надо ему много знать, а надо постоянно молиться и слушать церковных папиков.
А иначе!?
А что - иначе?
Итак, Симонсон.
Это наш Вовка, старше каждого из нас лет так на дцать, но всё равно – Вовка Симонсон, в лучшем для него варианте – Володя.
Никто его старшим не воспринимал и не воспринимает до сих пор, так как перец он ещё тот: по футбольному полю бегает словно он – в последний раз видит свободу, а мячик пыряет, словно когда-то в детстве именно этот мячик отобрал у Вовки…чёрт, да что же там можно было тогда отобрать? Ничего же тогда не было. По крайней мере, сейчас так думает поголовно вся молодёжь, для которой айфон десятого поколения – это голимый отстой и убожество. Исключение – двенадцатый ПРОплюс, но не менее 1000 гигов (а лучше - две тысячи!) и в перламутре со стразами. Бедненькие, не знают, что уже пятнадцатый на пятки четырнадцатому наступает. И эти, мозгами бедненькие, не понимают, что так будет до сотого, а, возможно, и до двухсотого айфона, если однажды, какой-нибудь бедненький мозгами не сядет неопределённо гендерной попочкой на красную кнопочку. Тук, о которой так мечтали немцы, считающие себя самыми богатенькими мозгами.
Так вот, никто не ожидал, что наш перец, ещё пару недель назад гоняясь как угорелый за круглым футбольным пузырём, после двух инфарктов словит ещё, для клинического марьяжу, и инсульт. Да не куда-нибудь, а предположительно в зону Брока и Вернике с заходом в затылочную и теменную области.
Его даже не перекосоёбило, настолько он у нас крепок и живуч (не путать с почти одноимённой рыбой, которая по размерам может быть крупнее нашего персонажа – Вовка ростом и мудростью очень похож на Ленина – да-да, на того самого, чьё шоу скоро отметит столетие).
Вовка только стал мЫкать и гЫкать, но намного лучше, чем Шариков в начале своего очеловечивания (когда ему, простому бродяге-пёсику, Булгаков гением и руками профессора Преображенского яйца обезьяны подвесил).
У Вовки яйца были от рождения крепки. Возможно, этот фактор и сыграл решающую спасительную роль в такой устойчивости к целой серии передряг со здоровьем нашего героя.
Вот к нему, к Симонсону, я и направился – поддержать всё, что у него ещё держится, принести домашней еды и, - да что там скрывать! – поставить у себя в ячейке совести большую жирную галочку: там, наверху, может пригодиться при распределении моей бренной Души.
Я выбрал субботу. Почему? И не спрашивайте! Сказать. лучше бы я выбрал другой день - это значит, открыть вам всё своё нутро. Наверное, потому выбрал, что было уже неудобно не идти – Вован отвалялся в реанимации более двух недель, учитывая красивый с точки зрения патологоанатома каскад недугов от инфаркта в квадрате до описываемого инсульта.
Погоду я выбрал в точности соответствующую состоянию Симонсона – премерзопакостную. На земле – лужи из мокрого снега и воды, сверху – вода и мокрый снег. Это всё перемешивалось косым злым от всего на свете ветром: кто-то заставил дуть ветер в субботу – вот он и злился. А ещё говорят, что этот кто-то - еврей по образованию. В смысле, по образованию в форме еврея на этом Свете.
Ставим знак вопроса: если еврей, то зачем ветры такие устраивал в субботу, да ещё вперемежку с мокрым снегом, да ещё на фоне раздолбанного асфальта и скользющих до стратегической смертельной опасности кочек – так можно и половину населения растерять, если так убирать город-герой.
А другую половину населения, и не только одной страны, а вообще всего населения третьей от звезды по имени Солнце, планеты можно растерять от полнейшего когнитивного диссонанса (это у нас такой футбольный термин, применяемый в случае непопадания мячом с метра в пустые ворота, который успешно заменил целую серию терминов, безусловно, украсивших бы и этот коротенький отчётец).
Когнитивный диссонанс, который коротко можно описа;ть несложной формулой 3,14+здец с эпитетом «полный» состоит в том, что вся православная братия, а также мусульмане и многие христиане поносят на чём стоит Свет именно евреев. И в то же время один из их рода оказался сыном самого; Бога, Создателя и повелителя Всего. А иконостас православных, весь, почти весь, если быть совсем уж, состоит из чистокровных евреев. Молясь иконам, на которых изображены святые евреи, они одновременно через предложение говорят о жидах, масонах и о гремучей смеси – жидо-масонах.
Создатель, прошу тебя обратить на этот КД особое внимание. Нет ли здесь несоответствия твоим планам.
Ну да ладно, это всё была лирика, вступительная размазня, так сказать, навеянная погодной размазнёй.
С трудом нашёл палату №5. Благо на стенах периодически встречались навигационные наклейки со стре;лками в сторону выхода. Мой мощный логический мозг тут же их мысленно перевернул в обратную сторону – мощность мозга и определяется способностью всё перевернуть в обратную сторону, - и получилось, что они указывали мне вход. И так получилось, что я буквально, словно Индиана Джонс после целой серии догадок и нажатий на всякие секретные выступы в стенах, выпал в нужное измерение.
Ещё в коридоре, на подходе к отделению неврологии под номером 11, из чего я понял, что должно быть ещё, как минимум, десять неврологических отделений в этой больнице - в одной больнице более 10-ти! -, я почуял неладное: погода была пара;шной, и мне показалось, что я из-за погоды имею какие-то галлюцинации - из палаты, номер которой я не видел из-за открытой двери, несло невероятно, и мощно так несло, говном (далее по тексту - гэ).
Мне бы прислушаться к своим исправно работающим сенсорным входам в мой организм. Но, как почти всегда, я поступил вопреки настойчивым сигналам в моё сознание, что сейчас я попаду в совершенно загаженный мир, в данном случае - под названием палата №5, и пересёк границу коридора и палаты с уже озвученным номером.
Какой-то старый, даже со спины старый, крендель, который, если бы он был на зоне, то словил бы погонялово «Костыль», а, если бы был индейцем племени, например, гурон или сиу, имел бы имя Трясущийся Дрыщ. Настолько он был худым и весь трясся, особенно частями своих ног-костылей. Так вот, этот «гурон» в обосранном, как потом оказалось, подгузнике на трясущихся ногах пытался добраться от параши, уже заполненной, скорее всего, им же, до своей человеко-койки.
Я по каким-то причинам не увидел, что подгузник висит почти до колен по причине его критического наполнения, и не осознал, что подгузник взрослого «гурона» может быть критически – до колен, то есть, - заполнен только двумя субстанциями. Ну не сообразил я – суббота же была тогда! Подгузник, висящий до колен! И я не сообразил, почему он так отвис!? Старею? Нет, не хочется так думать: скорее, в подгузниках не разбираюсь.
Расстояние от унитаза до любой из четырёх коек палаты №5 удивительным метафизическим образом было не более одного метра. Здесь необходимо выразить глубокий респект проектировщику этой больничной палаты.
Маркиз де Сад никогда не смог бы спроектировать такое изощрённое орудие пыток размерами с комнату.
Руководствуясь соображением, что, мол, дескать, постинсультники не могут эффективно перемещаться на расстояния более метра и была спроектирована эта камера, простите, палата.
Ладно, допустим?! Но, тогда, почему унитаз был детским?! Маленьким и низким, и без крышки! Это тоже входило в задумку проектировщика, изощряющегося в своих стараниях всё оптимизировать, и облегчить участь пострадавших от тяжёлого недуга, коим, несомненно, является инсульт?
Совершенно здоровый дядька не смог бы попасть струёй или, в случае по большому, жопой, в это крошечное фаянсовое сооружение. Естественно, оно было всё в гэ. Так как ни одного здорового дядьки в палате не лежало. Все были по-честному – инсультники.
Лежали трое, а этот, один, в подгузнике, микрон за микроном пожирал своими трясущимися ножками пространство между родной койкой и не менее родным унитазом, разбрызгивая по полу то, чем он наполнил свой подгузник. То, что унитаз был родным именно для этого «гурона» было очевидно моему не очень зоркому, но всё же бинокулярному и цветовому зрению. Три вида колбочек, всё-таки! Представляю, какой пёстрый ужас увидела бы креветка-богомол со своими шестнадцатью видами колбочек!
И ни одной сестрички или братика в белоснежном или бирюзово-голубеньком сестринско-братском халатике или костюмчике. Даже в огромном и длинном коридоре не было младшего, не то что, старшего, медперсонала! Правда, время я выбрал тоже не удачное – у многих жителей планеты Земля в их местное аналогичное время обычно обед. Хотя при таком шмоне, как мне думается, есть просто невозможно. С другой стороны, человек ко всему привыкает.
Меня учили, что вот как раз к плохим запахам привыкнуть-то и невазможна.
Тогда логический вывод: а можно ли в таком нейрофизиологическом разрезе отнести к человекам медицинский персонал, который привык ко всему?
Итак, всё пахло настоящей свободой – хоть выноси.
Меня и рвануло обратно: вынести захотелось себя, пусть даже и на слякоть. Ноги и так были мокрые –терять было почти нечего.
Я преодолел и этот порыв слабоволия и вспомнил, что когда-нибудь предстану перед Судилищем.
А, так как хороших поступков у меня на день посещения было ровно столько же, сколько и плохих – вы не поверите, но я их считаю с момента своего рождения! – то я продолжил путь к койке нашего друга.
Стена, нет, ударная волна, запаха встала передо мной. Мне казалось, что я вижу эту стену, настолько она была плотной.
Пахло жутко, но уважение к Симонсону было сильнее, и я, словно преодолевая бассейн с концентрированной серной кислотой, целиком зашёл в палату.
Симонсон возлежал на когда-то белых простынях. В одежде. Более точного слова, чем одежда я не нашёл - наш друг лежал примерно в том, в чём он играл в футбол. А играл в футбол Володя…Вы смотрели фильм Алексея Германа старшего-законченного-пото;м-Германом-младшим «Трудно быть Богом»? так вот, по сравнению с тем, в чём играл обычно наш Вовка, жители другой планеты были одеты «От Кутюр». Хотя в том кино была совершена попытка показать, ну как же плохо там было всё и особенно – одежда. Тряпьё – да и только! Лежал он примерно в таком же облачении – о, нашёл подходящее слово! Отсутствовали только бутсы.
Справедливости ради надо отметить, что так, почти в тряпьё, одеваются практически все ветераны и пожилые люди Великого города-героя Санкт-Ленинграда. Что носят и во что одеваются жители других регионов не менее Великой и очень единой России я не знаю и могу только догадываться. Иногда от догадок сжимаются кулаки.
Я прикинул своим изощрённым глазомером опытного водилы расстояние между парашей – ну нельзя это унитазом называть, не-льзя, - и ногами Володи. Оказалось – что-то около 55 – 60 см. Взгляд снова оценил степень засранности, нет, господа, не Володи, а унитаза. Степень была крайней.
Спазм моей мощнейшей когда-то гладкой мускулатуры трахеи не позволил мне громко и радостно позвать ветерана нашего футбола, у которого на счету голов больше, чем у игроков всей первой, второй и даже третьей сборных России по одноимённой игре за все последние двадцать пять лет стремительной модернизации страны.
Я протяжно просипел: Симон-со-он.
Он словно ждал зова и мгновенно, за какие-то семь-восемь минут повернулся в мою сторону. Я чуть не свалился со своих спортивных копыт – так мгновенно он переворачивался. Понятно – инсульт, и для него это было мгновенно. До этого он возлежал в обмот…в одеждах и созерцал глубокое смысловое содержание рвотно-голубого окраса стены.
Перед надвигающимся обмороком от нахлынувших на меня ощущений на его, Симонсона, лице я успел заметить неподдельную улыбку, хотя, поддельной я у него не видел никогда. Он даже до инсульта всегда улыбался неподдельно, действительно – вылитый Ленин! С прищуром таким лукавым, мудрым и, самое главное, добрым и душевным таким прищуром. А после выпивки после игры в футбол ещё и говорил как Ленин – много и убедительно. Получалось убедительно много.
Тут, зачем-то я повернулся в сторону добравшегося до своего ложа дрыща-«гурона».
Зачем я совершил этот поворот от лучезарной улыбки нашего футбольного вождя? Объяснить почти невозможно. Наверное, хотел скрыть комок нахлынувших братских чувств – другого объяснения на сегодня у меня нет. Подожду пока мне приснится ответ, так как запрос в своё подсознание я уже отправил.
Такого ещё в свои пятьдесят восемь с очень большим хвостиком мой организм не видел и тут же решил вырубить моё сознание, так как дедуся в подгузнике добравшись-таки до кровати, стал руками, своими руками, вынимать из подгузника то, что мы называем гэ. И начал это всё тщательно втирать в свои руки, имитируя надевание перчаток с одновременным растиранием этого гэ от пальцев к локтям и обратно по всем латерально-дорзально-саггитальной поверхностям обеих рук.
Получились коричневые такие, с неровностями, «женские» перчаточки. До локтей.
Я взял всё, что у меня осталось от воли, в кулак и показал подарки, которые мы с моей молодой женой собрали ветерану футбола, а также игры в футбол. В какой из игр он был ветеранестей уже никто не помнил.
А он всё улыбался! Это было невероятно! Вот, что делает футбольная дружба и скромность человека. Рядом – персонаж в перчатках до локтей из невероятно пахучей субстанции, а Вовка рад моему визиту!
Господа! Это непередаваемо! Такие вещи заносят в жанр научная фантастика! У меня спазмы по всему сосудисто-мозговому телу, а он – весь расплылся в очень приветливой улыбке!
Слёзы благодарности попытались вырваться из добрых глаз Володи, который подозрительно стал уж совсем похож на Ленина (Ульянова-Бланк младшего). Но, выйти слезам не позволило парциальное давление запаха, исходящего от соседа и от параши, которая была вся уделана, и у которой не то что - крышки не было, а там даже не была предусмотрены функция слива, а только функция сползания. Но, «это» не сползло, а равномерно прилепилось к когда-то белоснежным стенкам детского унитаза.
Тем, кто ещё там не был, скажу, что все описываемые события происходили на пятачке примерно в полтора квадратных метра. Ну, от силы – два. Пятачки таких размеров (примерно таких) выделяются на кладбищах нашей страны. Теперь представили? Отлично!
Как такое возможно в 21-м Веке? Я пока не осознал. Тоже буду ждать ответа во сне.
Тут спинным мозгом я учуял, помимо того, что не учуять невозможно, трёх сестричек, просочившихся между тесно стоящими в два ряда четырьмя кроватями.
Но, всё же мы успели пообщаться, а я успел пропитанному запахами ветерану сказать, что он молодец и мы его любим - простите, если я превысил (или – при- - Хэ Зэ) свои полномочия и высказал любовь и от вымени всех, кто играет с ним в футбол, а пото;м выпивает с ним же.
Вовка очень обрадовался свежайшему нежнейшему пюре и котлеткам из молодой курочки Рябы, с усердием молодой хозяйки приготовленным моей женой, а также огурчикам-корнюшонам от Дяди Вани (кто это такой - я не знаю).
Остатки моей воли стремительно заканчивались, я успел перед вылетом из этого ада, спросить, что Вовке ещё бы хотелось, кроме - нет, не кроме дерьма, которое его окружает. Он на ломаном русском всё же объяснил, что очень хочет гранатового сока. Господа - ИМЕННО ГРАНАТОВОГО, ДА ЕЩЁ И В ПАКЕТИКЕ С ТРУБОЧКОЙ!
Теперь самое интересное: по-моему, все 10 - 12 минут попыток понять, что же Симонсон мне пытается рассказать, я не дышал. Жалко, что рядом не было свидетелей. А то бы книга рекордов некоего Гиннеса пополнилась очень знатным рекордом общения с человеком при удержании дыхания более десяти минут.
Я дышал тайным, разработанным мной ещё в детстве, способом: когда я рос в деревне, и там был туалет на улице. Я приезжал на лето из города Ленинграда и не мог вот так, как все деревенские, быть более двух секунд в том сарае, у которого вместо пола была ёмкость со зловонной жижей. Вот тогда я и научился НЕ дышать и как бы дышать одновременно. Что-то типа ртом и очень неглубоко. С полным ощущением, что дыхания нет.
Но в палате №5 я, видимо, утерял отточенное с детства мастерство. Облажался не по-детски. И запах проникал в меня. Возможно, он через кожу проникал. Кожное дыхание я до сих пор не могу контролировать. Лягушки могут, а я нет – обидно очень. Вроде, на высшей ступени нахожусь, а с примитивным лягушачьим кожным дыханием не справился.
Итак, свидетелей моего рекорда не было. Обосранный в буквальном смысле с ног до головы (он пару раз потрепал свою голову руками в «перчатках») старик-«гурон» и два его коллеги по палате - не в счёт.
После того, как в палату просочились-ворвались три сестрички с вёдрами и с криками "ты что это своими руками натворил", - хотя, то, что было сотворено, было сотворено жопой, а руками доведено до совершенства перчаточно-неформального прогрессивного искусства, - я пожал руку и коленку ветерана (кому дорог до сих пор русский язык - ветерану) и выскочил в коридор, в надежде, что здесь есть надежда глотнуть воздуха без "того" воздуха.
Крики сестричек вонзились в моё возбуждённо-справедливое и логичное сознание, которое по инерции ответило, но только лично мне, не вслух, орущим сестричкам за того беззащитного обосрыша: «а что вы все на меня орёте? Что я должен, по-вашему, с этим дерьмом делать? Съесть? Вас нет, я почти голый: подгузник и рваная майка – это разве одежда? Зима в разгаре, пусть и аномально тёплая – ха-ха, прям как эта субстанция в подгузнике…А я даже без перчаток и без адекватного сознания.
Сознание зимой, может, и не предмет первой необходимости. Но, перчатки – без них зимой никак нельзя. Первое, что пришло в мою разорённую кровоизлиянием голову – перчатки, теплые, а, следовательно, длинные – до локтя, перчатки. А где их тут взять? Вас не дозовёшься. Вот и сотворил из первого попавшегося под руку материала. А голова чесалась, очень чесалась. Грязная - потому что. Вот и почесал два разика, а руки уже в перчатках были – не снимать же хэнд-мэйд гловсы только для того, чтобы грязную голову почесать. А вы разорались – чего натворил? Чего тут размазал? Логики у вас нет никакой, хотя и здоровы - как коровы».
После стремительно промчавшейся мысли в виде ответа орущим молодым тётям за старичка-«гурона» я глотнул...
Почти помогло, или – едва помогло. Скорее – не помогло, но спасло.
…Головокружение…
Счастье…
Удушье…
Отпустило.
И опять нахлынуло удушье.
Это было примерно в 14:30.
Как оказался дома - я не помню.
Я даже не помню, почему не предложил Вовке выйти хотя бы в коридор? Там пахло, но не так удушающе. Да и не было в коридоре того содержимого, как в подгузнике дядьки-«Костыля». Видимо, в моём сознании прочно засело: раз инсульт, значит – паралич. А раз – паралич, значит – ног. Почему я так решил? И где это у меня там засело?
В общем, встречу я провёл, находясь в эпицентре вот этого вот самого – из подгузника. А Вовка? Он же ещё недавно бегал, как Савраска (или – Совраска. Блин. Пора классику перечитывать. Причём, всю. А почему – перечитывать? Я же её почти всю и не читал никогда. Отсюда и глупые вопросы, как правильно написать имя лошадя, который – или которая, если – кобыла, - всё время носился туда-сюда. Значит, пора на;чать чита;ть. Тем самым, наконец-то углу;бить всё в себе).
М-да. Вот какие раскаяния бывают, когда надышишься чёрте чем, чёрте из кого вышедшим.
Вовку я подло оставил в его положении. Мне показалось, что он - железобетонный с полным отсутствием запаховой чувствительности. Или - терпеливый до безобразия. Или - просто скромный и выдержанный до того же безобразия, мужик. Пусть и похожий на "евоюционеа из Цюиха".
На карточке сбербанка у меня было 518 рублей. Остальные денежные средства сдуло тем самым злым ветром.
Я запарковался у своего дома почти без нарушений, смутно осознаваемых даже в ясном сознании Пэ Дэ Дэ, и с полным ощущением, что это уже салон моего авто воняет как палата №5.
И решительно отправился в винный бутик за бутылочкой Кьянти. Но, Кьянти даже со скидкой был мне не по карточке, а вот вино за 485 рэ со скидкой 60% было - самое то!
Встроенный в мой смарт-брэйн квантовый калькулятор мгновенно произвёл расчёт: 219 рэ х 2 бут. = 438 рублей! Вот это халява! За две бутылки отменного итальянского NERO D'AVOLA фром TERRE SICILIANO!
Запить такое приключение можно только, как минимум, двумя бутылками. И уже не важно чего. А тут – вайно Итальяно. Я из Ада попал прямо в Рай. В бюджетном его варианте.
Но, «фантом оперы №5» меня преследовал вплоть до самой квартиры.
Заключение врача-неспециалиста:
Во время похода к Симонсону, в палату №5, я был в будущем!
В своем или в вашем. господа! Ибо попасть в такую палату – это наиболее вероятный вариант попадания в больницу для простого смертного петербуржца.
И я был именно в этом, наиболее вероятном, будущем! Говорят (а я не просто говорю, а ещё и утверждаю это), что видеть будущее - это абсурд, нонсенс и просто бред. Согласен на все сто.
В своей книге из трилогии «Планета Пяти Периметров», я жёстко клеймю (клеймлю или клеймоваю – так же ещё не правильней, правда? А, может, заклеймовываю?) всю горе-фантастику о путешествиях в будущее, ну, или - в прошлое. Не может быть того, чего ещё не было. Иначе, во всём просто нет никакого смысла, и нет никаких причинно-следственных связей. Но мы-то знаем, что смысл есть. А связей-то сколько! Пусть даже и тайных, скрытых от нас пока.
А от того, что было, есть только следы. Волны. Как от кирпича на воде: кирпич угловатый, а волны – кругловатые. И как вы по волнам поймёте, что эти волны произвело? Какой формы был источник тех волн? Вы можете определить, из радиоисточника какой фирмы исходят передачи? Самого; события, в точности такого, которое было, уже не может быть. Максимум – де жа вю.
Но я видел! Палата подобного рода ждёт нас!
Вот это, бэ-эль-я-дь, бесплатная медицина! Это я уже не подумал, а высказываюсь тут. Вам.
И это далеко не самая худшая больница города-героя. Когда-то – города-героя. Такие палаты города-герои иметь не имеют права! Да и просто города такие палаты не должны иметь.
А тех, кто такие палаты создал, надо иметь, без зазрения их личностей.
Чтобы все те, кто так организовал такое лечение и такое наше наиболее вероятное будущее обосрались в собственных кроватях, да ещё чтоб на этих кроватях белоснежное бельё было.
Разве должно быть такое будущее у Человека?
Такое будущее мог организовать только Предатель рода человеческого. Или – Предатели.
После такого Чистилища под названием палата №5, все россказни о нашей развивающейся в задницу бесплатной медицине окрасились в коричневые тона и приобрели соответствующий зловонный запах лжи.
Одно дело – это понимать своим умом, и совсем другое – это пронюхать лично своим носом.
Отчёт предоставил автор трилогии «Планета Пяти Периметров»,
Олег Павлов
P. S. Прошу в названии отчёта не усматривать, никоим образом, плагиата, и не связывать его (не плагиат, а название) с Бойней №5 (она же – «Крестовый поход детей») Курта Воннегута и\или с «Палатой Номер Шесть» Антоши Чехонте, так как у меня – голая и чистая правда, замешанная на фактах, у них – не уверен, что правда, и что – замешанная. Те были ещё те выдумщики!
Правда, фашистский Дрезден демократы бомбили исправно, и, как описывает Великий Курт, не было пропущено ни одного квадратного метра площади фашистского Дрездена. И это - факт.
Демократия и фашизм имеют один корень, и по своей жестокости и бесчеловечности не уступают друг другу.
ВЫВОД из посещения:
Вся Земля при таких неуступчивых «измах» и «кратиях» может превратиться в палату №5, в которой существование человека превратится в Ад.
Доброго всем здоровья!