Человек хитроопый или снова об антропологии

Алексей Степанов 5
Петрович и Валентина в гостях у четы Шибряевых – Коляна и Маши. Все сидят на диване и рассматривают фотографии из старого Колянова альбома.

После небольшого застолья с парой бутылок вина тепло и уютно. Атмосфера сентиментально-ностальгическая.
- А эта вот что за чудо глазастое?

- А, приметили? Клавка, училась классом старше меня. Первая моя пассия. Из-за нее в биологию и подался.

- Как это?

- А вот так. Между прочим, премия по эволюционизму тоже благодаря ей получилась.

- Что, сильна была в биологии?

- Не знаю. Вообще не представляю, как она училась. Просто как-то раз сводил ее в зоопарк.

- И?

- А потом мы с ней расстались. В самый решительный момент, когда я уже собирался перейти к новому этапу ухаживаний: перестать ходить на дистанции, а взять ее за пальчик.

- Ха, Колян, да ты, оказывается, ловелас!

- Дык!

- И все же?

- Девочки, а вы чаю нам не нальете? И гренков бы поджарить…

Маша встает:

- Ага, он, кобель, про своих баб тут будет рассказывать, а я ему чай наливай!

- Ну Машу-у-уня!

Маша и Валентина встают. Маша звонко чмокает Коляна в реденькую макушку, и дамы удаляются на кухню:
- Мы будем подслушивать!

Колян встает, прикрывает дверь и рассказывает дальше:

- Ну, сходили мы пару раз в кино, мороженого поели, книжку какую-то почитали вместе. Дальше я не знаю, как мне даму развлекать, чтобы и совсем уж идиотом не выглядеть, и чтоб лирический прогресс шел. Сам понимаешь: пятнадцать лет, тюфяк прыщавый, увидишь, как ресничками хлопает, и сердце тает в кисель. А тут как-то случилось в городе событие: по Волге в город приехал передвижной зверинец на барже. Клавка как услышала про зверинец, так и давай долдонить: «Вот бы посмотреть зверей. Небось, там и тигр, и попугаи, может, даже обезьянка есть».

Разве тут устоишь? И самому тоже интересно. Ну, спер у бати из брючного кармана рубль, добавил двадцать копеек своих и купил пару билетов.

Теперь представляй: посудина метров сорок в длину, на ней – три ряда клеток и два прохода между ними. Двигаться можно только по заданной траектории: трап – первый проход – поворот – второй проход – и снова трап на выход. Ну, мы с Клавкой и движемся. И я, чтобы, значит, не потеряться, держу ее под крендель.

Это я сейчас понимаю, что так зверей содержать нельзя, в тесноте, духоте, измученных дорогой и зрителями, а тогда я видел только забавных и необычных существ в клетках и чувствовал Клавкин локоток, упертый в мой бок.
Народу было не шибко много, но когда добрались почти до конца, обнаружилась небольшая давка. Кто-то смеялся, какой-то пьяненький голос вопил истошно… Выяснилось, что дошли до обезьян. Кое-как проскочили мимо мандрила – серьезного такого, с мордой цвета триколора, гривастого, как лев, и с такой задницей, что описать невозможно. Потом были, кажется, мартышки. А дальше – шимпанзе. Я не сразу понял, что происходит: представляешь, одна обезьяна стояла, опираясь на костяшки рук, а другая, пристроившись сзади, раскачивалась, как заведенная. А потом раздался дичайший визг, еще одна волосатая зверюга налетела на парочку, оскалив здоровенные клыки, впилась зубами в загривок той, что была сзади, и только клочья шерсти полетели в стороны. Клубок тел покатился по клетке, подмял маленького обезьяныша, подвернувшегося некстати, ударился об решетку…

И тут я вдруг заметил, что Клавки рядом нет.

А на другой день она в школе заявила мне, что я специально всё подстроил, что, дескать, не собирается иметь дело с недоумком, который таким способом «делает грязные намеки».

На том мы и расстались. А сценка в клетке с шимпанзе застряла в памяти.

Зато появился интерес к биологии и психологии.

А много позже довелось побывать в Уганде и понаблюдать за обезьянами на воле. Там и начали оформляться кое-какие мыслишки о происхождении человека – о том, как это было не по Энгельсу, а на самом деле.

- А что, Энгельс был неправ? Ну, про то, как «труд сделал из обезьяны человека»?

Колян развел руками:

- Дай, до конца расскажу, потом будешь судить. Лучше налей-ка еще по бокальчику.

Приятели выпили, и Колян стал рассказывать дальше.

- Как ты думаешь, что выделяет человека из животного царства?

- Размер мозга? Речь? Коллективный труд?

- Правильно. Но коллективный труд есть и у муравьев, а зачатки речи – у многих животных. А вот размер мозга действительно у человека непомерно велик. И есть еще одно отличие, с виду незначительное: у человека уникально большой относительно тела член.

- Да ну тебя, разве ж это важно?

- Ха, я тоже поначалу так думал. Но оказалось, что еще как важно. Если посмотреть, как обстоят дела у других приматов, то выяснится, что в ряду бонобо – шимпанзе – орангутанг – горилла – гиббон интеллектуальные способности и размер мозга снижаются, а параллельно уменьшаются и размеры прибамбасов. Относительно массы тела, разумеется.

- Вот это крендель! И что это значит?

- А это значит, что человека сделал не труд, а та штуковина, которую прячут под ширинкой.

- Но каким образом? Ты меня не разыгрываешь?

- Нисколько. Дальше слушай.

В конце девяностых черт занес меня в Уганду. Там я и наблюдал за шимпанзе и бонобо в течение двух лет. Вот тебе типичная сцена. Престарелый вожак – в центре поляны, демонстрирует грозный вид и внушительные клыки. На краю поляны два молодых обезьяна о чем-то явно договариваются. Они смотрят то на вожака, то на самок. Один обезьян идет к вожаку и принимает специфическую позу неповиновения. Надо сказать, что молодежь постоянно пробует вожака на прочность, и когда тот дает слабину, то его свергают. Итак, наглец визжит, скачет и всячески провоцирует начальника. Тот бросается на молодого хама и отвешивает затрещину, от которой мы бы с тобой сдохли бы на месте. Завязывается драка. В это время другой обезьян, который до этого внимательно следил за происходящим, пристраивается к даме и занимается блудом.

Наконец, происходящее замечает вожак. Он бросается на донжуана. Кобель позорно бросает даму сердца и кидается бега. Он явно легче и проворней вожака. Наконец, вожак понимает, что догнать гада не удастся. Тут ему под руку подворачивается третий обезьян – тощий, в болячках, с клочковатой шерстью. Ему-то и достается по первое число, хотя страдалец совершенно не при делах.

Эта сцена совершенно типична. О чем она говорит? А вот о чем.

Вспомним, что приматы обитают в краях, в которых обилие пищи не зависит от времени года и, следовательно, сезоны размножения отсутствуют. Самки готовы к спариванию почти постоянно, но не все, а лишь те, кто не вынашивает и не выкармливает потомство, а это страшно усиливает конкуренцию среди самцов. Самок стремится контролировать вожак, но у него есть и другие дела: политика, принуждение, орднунг. Вот молодежь и проводит кампании по отвлечению. Успешными они являются только у самых хитрых и изворотливых, тех, кто может договориться с соплеменниками, кто верно оценивает обстановку. В результате, больше потомства оставляют самые похотливые и хитрожопые. И, разумеется, хитрожопость и изворотливость наследуются, а со временем и прогрессируют, если для этого создаются надлежащие условия.

- А при чем тут размер гениталий?

- Есть две причины. Первая – в том, что объемистая мошонка – это вещь первой необходимости при частых спариваниях. А вот увесистый конец – суть знамя, демонстрирующее физические кондиции и красоту обладателя. Примерно, как хвост у павлина: практической пользы от него нет, но он – показатель здоровья и мужественности, а его развитие управляется, среди прочего, половыми гормонами. Самки предпочитают мальчиков мужественных. А качество мозгов, в отличие от размеров меча, оперативно оценить трудно. Но хитрость и злокозненность, которые мы называем разумом, развивались параллельно с похотливостью, и невозможно сказать, что здесь причина, а что – следствие.

- А почему же шимпанзе не стали разумными?

- Не разумными, а хитрожопыми. Разницу объясню позже.

Большой мозг – тяжкое бремя для зверя. У человека голова съедает столько же топлива, как всё остальное тело. Горилла никогда не станет разумной, если не перейдет на белковое питание. Малейшие изменения климата, снижение кормовой базы – и предразумные обезьяны вымирают из-за нехватки пищи. Сколько их, уже почти людей, вымерло? Австралопитеки, гейдельбержцы, эректусы, хабилисы и прочие – где они? Мы полагаем, что хитрожопость спасает в любых ситуациях, а оно не так. Лишь одна из ветвей рода Homo дожила да наших дней и долго ли еще протянет – бог весть. Вот и приматы балансируют между своей «разумностью» и количеством жратвы. Между прочим, чтобы разнообразить меню белковой пищей, группы шимпанзе нападают на другие группы. Называй как хочешь: война, каннибализм – но в результате территория очищается от лишних конкурентов за пищевые ресурсы, а гибнут те, кто слабее. И подготовка таких налетов проходит по всем правилам боевого искусства: с разведкой, засадами, обеспечением внезапности. А что, как ни убийство себе подобного, способствует в наибольшей степени отбору самых коварных, хитрожопых и похотливых – поскольку самок уводят в свою стаю?
Эволюция затронула и дам. Во-первых, гены от самых хитрожопых самцов достаются и мальчикам, и девочкам в потомстве. Во-вторых, переход к «разумности» привел к эволюционным изменениям в морфологии женского организма, причем лишь частично оправданным. Скажем, широкий таз обусловлен рождением головастых детишек. А вот размер груди – это результат полового отбора, поскольку самцы безосновательно предпочитали дам посисястее. Большая грудь – лишняя нагрузка на тело дамы. Как следствие, прочие ткани стали менее массивными, а мозг по сравнению с мужским съежился. Но мозг женщин совершеннее мужского. Он легче и менее энергозатратен, но не менее производителен, чем у мужчин.

- Это что же, необузданная сексуальность порождает и агрессивность?

- Не совсем так. Я наблюдал за бонобо. Самые головастые родственники шимпанзе, и самые похотливые. У них едва ли ни все события сопровождаются совокуплением. Нашли фруктовое дерево – начинается оргия. Познакомились – значит, нужно трахнуться. Поссорились самец и самка – примиряются тем же способом. Кстати, у людей кровать – наиболее обычное место для примирения после супружеских свар.

- Да уж. И все же, как появился человек разумный?

- Хитрожопый.

- Ну ладно, пусть хитрожопый.

- В Африке из-за климатических изменений возникли саванны, стало мало деревьев. Лазанье по деревьям – дело трудное, требует много физической силы и энергии. Предки утратили изрядную долю мышц, освободив ресурсы для наращивания мозгов. Они стали падальщиками, поскольку в саваннах много крупных травоядных, и получили белковые ресурсы. Наши праотцы перешли к бипедальности, которая улучшила обзор. В высокой траве стало легче обманывать вожака, подбираясь к самкам. Но и тому стало проще с высоты роста обнаруживать блудодеев. В результате стала жестче половая конкуренция. Круг замкнулся: есть ресурсы для роста мозга – есть стимулы для роста мозга – растущий мозг создает новые стимулы… Процесс пошел лавиной. Но изменилась и сама архитектура мозга. Если у зверя доминируют жестко зашитые в ПЗУ программы, которые называют инстинктами, то у человека такие инстинкты сильно ослаблены и легко подавляются условными рефлексами. Пара птиц выхаживает птенцов или совершает сезонные миграции не потому, что обучена этому, а потому, что к этому побуждает ее внутренняя программа. Человек же легко откажется от детей, а образ жизни целиком зависит от обстоятельств, а не от внутреннего голоса. Человек с чудовищной скоростью усваивает условные рефлексы. Их совокупность и есть культура. Ковырять или не ковырять в носу? Надеть ли в баню галстук? Курицу есть вилкой или руками? Все это регламентировано культурой. Вся наша жизнь – выработка рефлексов или, наоборот, их вытеснение и замена на новые. Мы говорим, что человек – разумен, поскольку может выполнять, например, недоступные животным вычисления. Но думал ли ты, что когда я говорю, что «единожды един есмь един», я не генеририую новую мысль, а лишь повторяю зазубренное? Львиная доля людей за всю жизнь не рождают ни одной новой мысли. Новая мысль всегда парадоксальна и не вписывается в базовый культурный набор. Тот, кто сказал первым, что Земля – шар, наверняка подвергся осмеянию и был съеден или убит. Теперь мы все повторяем, что земля – шар, а много ли людей смогут внятно объяснить, откуда следует это? Процента два-три от силы, да и то только в странах с хорошим образованием.

Вот потому-то я и говорю, что человек - прежде всего существо хитрожопое и похотливое, затем – агрессивное до каннибализма, а уж в последнюю очередь – разумное.


Далее на сцене снова появляются дамы, идет светская беседа и все высказываются витиевато и до тошноты вежливо, но автору это уже неинтересно.

Dixi.