Шел мужик по дороге и нашел золотую ложку. То ли барин проезжий из сундучка обронил, то ли разбойники кого ограбили да потом сами потеряли - неведомо. Поднял он ее, повертел в руках: ложка как ложка, только больно тонкая - того и гляди, переломится. Да блестит уж очень сильно, особливо на солнце, даже глазам невтерпеж. Ну, завернул мужик ее в тряпицу, сунул в карман и дальше зашагал. А как домой пришел, то сразу щи хлебать надумал. Достал чугунок из печи. И потянулся он за старой своей деревянной ложкой, но тут про новую, на дороге найденную, вспомнил; достал, поглядел - да уж шибко мала, для щей никак не подходит. Ну, он ее и бросил под лавку. Потом спохватился: "Что это я золотую ложку под лавку-то определил! Разве ей там место!" Но вставать и подымать ложку лень. "Не беда, пусть до завтра полежит, - решил мужик, - ничего с ней там за ночь не сделается".
Наутро он про это и не вспомнил. Да и что зря вспоминать, когда у мужика дел по горло: рубаху да штаны надевать надо, похлебку стряпать надо, дрова колоть надо (а страсть как не хочется!), голубей гонять надо - вот это милое дело, это он завсегда готов. До топора руки так и не дотянулись, зато голубей погонял он всласть. А тут уж, гляди, и обедать пора. И вспомнил он про ложку под лавкой. Но с пустым брюхом за ложкой кто же полезет? Опять взял свою, деревянную, хоть и треснутую, но большую, которой есть очень даже сподручно. После обеда мужик, как водится, спать лег, а проснулся, только под вечер. Пошел он самовар ставить, чтоб чаи, значит, гонять. И тут опять про ложку золотую вспомнил: "Вот тут-то она как раз и сгодится, сахар размешивать в самый раз". Стал он сахар искать да не нашел, видно, весь вышел. "Что же, и без сахару можно, - подумал мужик, - чай, не впервой. И даже хорошо - ложку искать не надо". Попил он чаю и опять спать завалился, теперь уж до утра...
А утром слышит: стук в дверь. Идет открывать. А на крылечке Фекла стоит, мужикова зазноба.
- Ты, - говорит она, - Ерофей, чего-то совсем зазнался. Мимо идешь, а не заходишь. Разбогател что ли? Или другую себе завел? Лучше признавайся!
Мужик-то спросонья не сразу смекнул, что к чему, но потом дошло до него.
- Ты чего, - говорит мужик, - Феклуша, белены объелась! Да разве я тебя на кого променяю? Ни в жизнь! А чтобы ты не сомневалась, я тебе сей же час такой гостинец вручу, какой ты отродясь в руках не держала!
И лезет сам под лавку - ложку, значит, искать. А ее там нет. То ли мышка утащила, то ли сама сквозь землю провалилась - неведомо. Шарил мужик, шарил да нашел только ржавый гвоздь.
После того случая Ерофей с Феклой совсем раздружились. Целую неделю они не видались и никаких разговоров промеж собой не вели. Тут мужик и заскучал. То ли надоело ему одному маяться, то ли Фекла действительно лучше всех была - неведомо. Только пошел он к ней мириться.
- Я,- говорит он, - Феклуша, без тебя сам не свой. Даже аппетита лишился. И вообще, лён поспевает, а трепать некому, только на тебя и надежда. Так что, разлюбезная моя, ты от наших дел не отстраняйся, а то они совсем заглохнут в моем хозяйстве. А у меня, сама знаешь, все должно быть путем, потому как я мужик правильный.
Фекла посмотрела на него будто строго, но только для виду, и отвечает:
- Ладно, Ерофей, чего уж там, сама понимаю, что твое хозяйство без меня убыток понести может, а это негоже. Говори, чего делать надо, я уж сделаю.
У мужика от сердца отлегло. Хорошая она баба, думает, надо ее побаловать. И говорит ей:
- Чего это ты, Феклуша, все о работе речи ведешь. Работа, чай, не волк, в лес не убежит. Ты вот что, приходи-ка ко мне завтра так просто, в гости - чайку попить с кренделями да в лото поиграть.
Фекла и согласилась:
- Ладно, завтра ввечеру и приду.
Распрощались они, и пошел мужик, собой довольный, домой. Идет, а сам рассуждает: "И чего это я Феклу в гости зазывать вздумал? Что ли делать мне нечего? Дел-то у меня сколько, с чего начать даже не знаю. Вот оказия! Да, учудил ты, Ерофей! Ну ладно, завтра разберемся".
И только это на другой день смеркаться стало, а Фекла тут как тут - стоит на крылечке в новом платочке, и вся сияет, как медный самовар, и слово ласковое молвит:
- Здравствуй, мил дружок, пришла вот, как уговаривались вчера, точно в срок.
А мужик делает вид, будто запамятовал и говорит:
- Ну, заходи, раз пришла... Только делов у меня шибко много. Ты тут пока одна в сенцах побудь, лапти плети али еще чего. Ты главное, Фекла, не скучай, пока я все дела переделаю.
И пошел он в горницу. Сел мужик в уголок и стал глядеть в потолок, внимательно так и обстоятельно. А потолок у него давно уж покосился. "Как же мне потолок поправлять, - думает он, - гвоздей, что ли, купить аль веревками к стропилам подвязать? А, может, ну его совсем? Живут же люди без потолка..." Так думал он больше двух часов. Фекла уж четыре лаптя сплела, за пятый принялась. А потом ей это надоело. И стала она домой собираться.
- Что-то у меня, Ерофей, пятый лапоть не плетется, - говорит она ему из сеней, а сама уж платочек повязывает, - пойду я ужо домой".
Тут мужик встрепенулся:
- Да ты чего, Фекла, рано так собралась! Мы с тобой еще и чаю не пили и в лото не играли. На вот тебе мешочек с бочонками, перебирай пока, цифры наизусть учи, чтобы потом не сбиваться, а я тем временем с делами закончу.
И пошел он опять в горницу, и стал на пол глядеть. А там щелей - больше, чем досок...
Ну, мужик опять размышлять стал, как бы пол поправить.
Но на этот раз ничего дельного не надумал. "Ладно,- решил он, - хватит на сегодня. Делу - время, потехе - час. Надо и отдохнуть. Пойду-ка я поиграю в лото с Феклой, а то она, поди, заждалась". Выходит он в сенцы, а бабы и след простыл. То ли терпенье у нее все вышло, то ли увел кто. Только лежат в уголку лапти - четыре готовых да один незаконченный.
Посмотрел мужик на лапти, а они все на левую ногу. Это Фекла от расстройства позабыла, что у людей ноги разные. "Вот те на! - ахнул Ерофей, - чего же мне с ними делать-то, ни носить, ни продать! Не было печали, а теперь ломай голову". Закручинился мужик, не дают ему покоя непарные лапти. "Ежели бы еще четыре правых доплести, тогда бы в аккурат было", - соображает он. И хотел было сгоряча сам лапти плести, и уж так распалился, что хоть прям сейчас и начинай. Но тут его сомнение взяло: "А с чего бы это мне, правильному мужику, бабьи дела доделывать. Сама Фекла начала, пусть сама и до конца доводит, а то это она так, пожалуй, совсем от рук отобьется. Нет, бабам волю давать нельзя! Как только заявится, я ей сразу - так, мол, и так, изволь лапти доплести, чтобы все парами были".
И только это он до такой мысли додумался, тут же ему полегчало. И полез он на голубятню, да не просто так, а с умыслом, потому как оттуда Феклин двор видать. Сидит он промеж голубей, а сам все Феклу высматривает: не мелькнет ли где цветастый подол аль платочек светленький. А ее всё нет. Он уж все глаза проглядел и проголодался. Пришлось спускаться, самовар ставить, пить чай с черствыми баранками да самому с собой в лото играть. Но от этого утешения, как известно, мало. Ну и пошел мужик спать весь в тоске.
На другой день он прям сразу на дерево залез, а оно-то повыше голубятни будет, чтобы на Феклин двор полный обзор открылся. Высматривал-высматривал, но все без толку: нет Феклы, и все тут. "Это что же за дела такие, - думает мужик, - когда не надо, сама заявляется, а когда надо, так не доищешься! Тут хозяйство разваливается, а ей хоть бы что! Замутила своими левыми лаптями мне всю ясность жизни и сгинула". Сидит он на дереве и сам с собой рассуждает, но чтоб спуститься - и в мыслях нет. Полдень уж, солнышко припекает, спина взмокла, и в коленках дрожь пошла от неподвижности сидения. Вокруг всякая мелочь порхает, жужжит, верещит, так что голова кругом идет.
Мужик еще повыше залез, на самую макушку, чтоб никто его не донимал. А тут еще ветер поднялся, дерево раскачивает. "Как бы мне не слететь, - соображает Ерофей, - уж больно высоко!" И тут глянул вниз, и дух у него захватило: идет по двору Фекла, в руках у ней узелок, а сама-то вся принаряженная - страсть! Мужик чуть с дерева не слетел. "Это куда же она направляется? И нарядилась зачем? А в узелке-то у нее что? Гостинец, небось, понесла. А кому это она гостинцы средь бела дня теперь носит?" - спрашивает сам себя мужик и чувствует, что все нутро у него жаром-пламенем пылает.
А Фекла уж со двора на улицу вышла. И тут он ее из виду потерял: не видать за листьями-то, то ли слишком близко к дереву подошла, то ли и вовсе удалилась. Хотел было мужик крикнуть ей с дерева: куда, мол, идешь? Да сконфузился, а ну кто увидит, что он на дереве сидит да еще петухом кричит. Засмеют, поди... Ах ты, господи, делать-то что? Слезать станешь, совсем ее не углядишь, так никогда не узнаешь, куда ходила, вот беда! Измучился мужик вконец. Но уж когда сил никаких не стало на дереве куковать, слез все-таки. И поплелся на негнущихся ногах к дому. И ругает себя на чем свет стоит. Подошел к самому крылечку и остолбенел: стоят на нем четыре лапоточка - и все правые. То ли Фекла мимо проходила и оставила, то ли ждала его, да не дождалась... Заходит он в горницу, а там Фекла за столом сидит и сахар в чай в кладет золотой ложечкой.