Сводки с каждым днем становились все тревожнее, но то, что туда не попадало, тревожило еще больше. К Таллину отступали разрозненные части, остатки полков, группы, прорывавшиеся из окружения. Северо-Западный фронт расползался по швам дивизий, связь между которыми отсутствовала; из него выпадали и переходили на сторону немцев полки территориальных корпусов, в которых прибалты расправлялись со вновь назначенными командирами. В спины отступавшим частям РККА стреляли националисты из недобитых подпольных банд. Они объединялись в отряды, рвали телефонную связь, захватывали мосты и переправы, обеспечивая немцам безостановочный марш по Прибалтике. Седьмого июля немцы вошли в Эстонию.
Лейтенант Ржевский после выпуска из пехотного училища получил назначение в 156-й стрелковый полк 16-й стрелковой дивизии имени Киквидзе. Дивизию хотели перебросить в Литву, на границу с Восточной Пруссией, и Ржевский надеялся, что тогда в увольнении он сможет видеться с семьей: отец, майор, служил на самой границе Латвии и Литвы, в Либаве, тоже в пехотном полку, с ним уехала и мама. Но сначала не хватало вагонов, а потом наверху и вовсе передумали, и дивизию оставили охранять Таллин и окрестное побережье. Здесь он и встретил начало войны.
Немцы, конечно, доставали с бомбежками и обстрелами (в основном на обратном пути), но все же их основной целью была Таллинская база КБФ, боевые корабли.
Лейтенанта преследовали мысли о семье - Либава была отрезана в первые же дни, остатки полка, в котором служил отец, вышли через Ригу к Таллину, но отца среди них не было. Кто-то сказал, что батальон майора Ржевского оставили в арьергаде - прикрывать прорыв. На душе было муторно. Он знал, что отец не сдастся ни при каких обстоятельствах - для репрессированного, пусть даже "просто" уволенного из армии в тяжелом 1937 году, плен грозил расстрельной статьей, да еще припомнили бы и золотые погоны поручика в Империалистическую... Да, после прихода Берии и с увольнением, а потом и арестом бывшего наркома Ежова - разобрались, отца восстановили в армии, как и многих, но плен перечеркнул бы всё. А значит... Но думать об этом не хотелось.
Невесело складывалась и ситуация вокруг Таллина. Продвигавшиеся от Латвии немцы прорвались к Вильянди, вышли на линию Пярну - Тарту. Оставалась неширокая прибрежная полоса у Наровы между Балтикой и Чудским озером для планового отступления и вывода войск на территорию, где им не станут стрелять в спину, но Генштаб медлил с приказом. А к седьмому августа подразделения вермахта вышли на побережье Финского залива в районе Кунда, замкнув кольцо окружения Таллина.
Но и внутри кольца действовали враги. Еще после прорыва немцев под Марьямаа в двадцатых числах июля, при отступлении полка к Таллину, Ржевский встретил истребительный батальон капитана Пастернака, поговорил с ним.
- Представляешь, лейтенант: мотаются по нашим тылам, половина в нашей форме, внезапно открывают огонь. Еле выследили паразитов! Сорок шесть человек положили, а сколько ушло - кто их считал. Пушку с собой таскали, командиры из финнов, состав - кулаки местные, дезертиры из эстонского полка. Держи на дорогах ушки востро, лейтенант! Любое незнакомое подразделение держи на прицеле, гранаты чтобы наготове, патроны досланы. Иначе - кранты, как многим!
- Ну, не все же такие! Латышский рабочий полк держится крепко, немцев бьет зло, по-настоящему. И эстонское рабочее ополчение...
- А тут как раз просто! При царе рижские заводы, Руссо-Балт тот же, эстонские портовики жили нормально, зажиточно, товар отсюда на всю империю шел. Откололись после революции - пришлось лапу сосать. Мы вернулись - они нас с цветами встречали, а кулаки в букет гранату пихали - в колхоз не хотели. У них же характер хуторской, единоличный, это не русская сельская община, которая колхозы приняла. А хуторяне в город только за солью и спичками ездили, даже колеса тележные сливочным маслом смазывали. Так что - классовая борьба в действии. Изучай!
- Спасибо за науку, товарищ капитан! Учту.
***
Полк удерживал позиции у местечка Кенха, восточнее Таллина. Ржевский с интендантом, шофером и двумя бойцами отправился на склады в Палдиски. Обратно возвращались с грузом по знакомой дороге. У поворота на Кейлу, за мостом, машину тормознули на контрольно-пропускном пункте. Лейтенант насторожился - еще полдня назад его не было.
- Всем выйти из машины! Проверка груза.
Перед тем, как выскочить из машины, Ржевский незаметно расстегнул кобуру ТТ. Встал в кузове, взглянул вокруг, отметил густой куст неподалеку от патруля, оценил глубину кювета напротив, спрыгнул на землю. За ним выскочили красноармейцы.
Патрульный в кузове проверял провиант, полученный на складе, довольно хмыкал.
Командир патруля с двумя кубиками на петлицах уже интересовался у интенданта, удержат ли Таллин, а то, как болтают, уже и казну республиканскую вывезли в Ленинград, и штаб собирается...
- Нечего пустое молоть, фронт держим, штаб на прежнем месте стоит, казна в Таллине, немца в город не пустим!
"Раззява интендант!" - Ржевский подвинулся ближе к кювету.
- Всё в порядке! - подал голос проверяющий из кузова.
- Заканчивай! - отозвался командир патруля, доставая из кармана офицерский вальтер. Сверху ударила очередь, скосившая бойцов и прошившая кабину с шофером. Интендант упал после двух пистолетных пуль в грудь. Ржевский, оставшийся в "мертвой зоне" за кабиной, выскочил из-за нее с другой стороны машины, почти в упор выстрелил в того, в кузове, упал на землю и пару раз пальнул по сапогам старшего.
- Кurat!!!
"Эстонец, значит!"
Ржевский добавил пулю в левый бок упавшего диверсанта и перекатился в кювет. Дважды, с шагом в полметра, выстрелил в куст на уровне вероятной груди человека, стреляющего с колена. "Шесть". Кто-то за кустом упал, кто-то заорал от боли. Но двое выскочили оттуда и залегли в кювете по другую сторону дороги. К ним спрыгнул и последний патрульный, который был перекрыт машиной.
Над головой Ржевского зацвикали пули, прижимая его к земле. "Кончать надо, пока они меня не обошли!" Ржевский высунул руку с пистолетом, вслепую выстрелил ("семь"), перезарядил свежую обойму и пальнул еще раз. Почти сразу же за восьмым, "последним" выстрелом, из кювета выскочили трое и метнулись через дорогу к лейтенанту. Ржевский трижды выстрелил в бегущих: двум в корпус, третьему - в бедро, и, когда тот уже упал к нему в кювет, в упор добавил в правое плечо - уж слишком крут по сравнению с ним, двадцатилетним салагой-лейтенантом.
Ему, конечно, не раз приходилось уже стрелять и убивать на этой войне - но на расстоянии. Берёшь врага на мушку, жмёшь на спуск винтовки - и он падает метрах в двухстах, как мишень на полигоне; вот когда пригодились уроки отца! Но сейчас его била дрожь от пронесшейся совсем рядом смерти, от запаха крови его врага, корчившегося от боли в шаге от него. "Спасибо Пастернаку!" - мелькнуло и пропало.
- Ваше задание? Сколько вас?
- Нишего не шкажу, шопляк! - непонятно было, то ли это акцент, то ли выбитые о крупный булыжник зубы, - Фсех фас или перебьем, или сожжем заживо, как того моряка!
Страшная смерть запытанного и сожженного где-то в этих краях краснофлотца уже была на слуху, хотя фамилии его пока не знали.
- Хорошая идея! - Ржевский сходил к машине, вернулся с рукавом гимнастерки одного из диверсантов, в которого капал бензин, отжал его на грудь врага, бросил рукав сверху, достал спички.
- Будешь говорить?
- Да... да, да!!! Отряд "Эрна", диверсанты, абвер. Задачи - разведка в тылу Красной Армии и информирование группы армий «Север», уничтожение русских солдат и офицеров, линий связи. Основная задача - захват казначейства...
Около машины, подняв облако пыли, тормознула полуторка, посыпались через борта красноармейцы.
Ржевский подошел к приехавшим, предъявил документы.
- Старшина, это диверсанты из группы "Эрна". Пытались нас уничтожить, а машину угнать. Помогите мне наших убитых погрузить, в полку нас заждались. И патронов подбросьте автоматных, я почти пустой. Да, вон тот, живой еще, говорил, что это они нашего матроса сожгли. Он, кажется, еще закурить просил...
И Ржевский сел за руль.
______________________________________
.
Среди бойцов царит вражда и недоверие к эстонцам», – докладывал 14 июля 1941 года прикомандированный к разведотделу штаба Северо-Западного фронта майор Шепелев. Речь шла о 180-й дивизии 22-го стрелкового корпуса. Находившиеся при этой же дивизии уполномоченные Военного совета фронта капитан Баркунов и военинженер 3-го ранга Буссаров описывали сложившуюся ситуацию следующим образом: «В дивизии имеет место переход на сторону врага части командного и рядового состава эстонцев, что затрудняет выяснение точных потерь в дивизии».
Вот один из этих документов: «В конце июля 1941 года на территории Эстонской ССР оперировала крупная банда из дезертиров и кулаков. На ликвидацию этой банды были направлены два истребительных батальона. При столкновении с бандитами группой бойцов истребительных батальонов под командой капитана Пастернак 1 августа было убито 46 бандитов, в том числе финский офицер и унтер-офицер. Захвачена мелкокалиберная пушка».
В советское время однозначно утверждалось, что Никонов попал в плен к немцам. Но по современным исследованиям, отряду моряков противостоял батальон эстонских националистов «Эрна-I». Отряд под командованием оберштурмбанфюрера СС Ганса Хирвелаана принимал участие в операции абвера «Плутон» по захвату ценностей Госбанка в Таллине. В группе были эстонские солдаты, одетые в форму бойцов Красной армии и солдаты СС. Пленный матрос представлял большую удачу для диверсионного отряда. Благодаря ему возможно было узнать расположение и численность советских войск. Однако Евгений Никонов отказался отвечать на все вопросы. Его подвергли пыткам, но и это не дало результата. Тогда его привязали к дереву, облили бензином и заживо сожгли. Советские моряки отбили хутор, нашли тела погибших моряков, среди которых было и исколотое штыками, с выколотыми глазами обугленное тело Евгения Никонова.