Деньги - зло... когда их нет

Типа предисловия от автора

Это длинный детектив в модном на границе веков жанре женского - иронического. Нереальный. Из сопливых "мечтов". Написала не душой, сугубо  - ремесленно.

Но-  рукопись брали, к публикации, нравилось издателям....И  - мистика:   не срасталось. Вплоть до пожара в одном принявшем "Деньги.." издательстве. Вплоть до смерти того, кто сказал, (в другом, не московском заведении): "О'кей, Аннетта, публикуем! Мне нравится! Взорвем поп-чтиво новым именем"  (Царствие небесное тому парню, глупо  погиб) ...Вплоть до застревании на 4 часа (!!!) в лифте меня, едущей на переговоры с одной капризной дамой из журнала, решившего опубликовать у себя мое творение по частям. Дама, конечно, разозлилась...не дождалась...

Мой опус -  донцово-куликово - серовщина.. ... но не без элементов размышлений о жизни нашей. Меня все  равно прет в социальность и философию. И в стеб.
Многое уже изменилось. Ушли вперед технологии: телефоны и компы другие, марки одежды в тренде не те...Нынешний АД превратил проблемы дней минувших В ГИЛЬ, в пустую возню.

 НО менять ничего не буду. Вывешиваю. Кто прочтет до конца - респект. Кто промолчит - хорошо.  Кто скажет "говно" - прав, конечно, но -хам. Кто скажет "Ничего, нормально" - от души спасибо!

--
Писалось в 2004 году 

ИТАК.
---

                ГЛАВА 1


- Аааа, … твою мать так и разэдак!  Козёл малосольный! – этот бодрый крик из-за стены означал, что мне пора вставать. Соседи каждое утро просыпались ровно в семь, в семь тридцать ссорились, в семь пятьдесят,  непримирённые, уходили на работу.
Мне сегодня пришлось подняться непривычно рано, в половине восьмого. Дело в том, что до пяти часов вечера мне нужно написать и отправить по электронной почте двадцать рифмованных текстов, оптимистичных и жизнеутверждающих. Я пишу стихи для открыток. Иногда прозу – короткую и большей частью глупую. Народу нравится. Длинное и умное творчество идёт покамест «в стол». Поэтому народ ещё не в курсе – по вкусу ему сие или нет. 
Заварить традиционный зелёный чай – и творить, творить! «Сука! ****ь!» - грянуло басом соседа. Надо поторапливаться, а то не успею. Я включила компьютер. «Ти-и» - пошёл грузиться. «Аа – уу – аа!!!»  - это этажом ниже включился в июньское утро плавно выходящий из моды певец. Громко поёт! Но цензурно. А разговаривает – хуже моих соседей за стеной. Те хоть на людях соблюдают приличия, а этот… Нет, соседи, определённо, лучше. Они и вокальные способности демонстрируют реже -  только на Пасху, Новый Год и дни рождения. Их там четыре человека живёт. Итого: пение имеет место шесть раз в году. Вполне терпимо!
Только я села и приготовилась сочинять, в дверь позвонили. Кто это в такую рань? Неужели муза? Я отправилась открывать. Глазок  во входной двери у меня отсутствует. В свою квартиру я вселилась недавно. Прежним хозяевам глазок был без надобности, всё равно, кроме участкового врача к ним никто не ходил.  А грабителей эти пенсионеры не опасались, несправедливо рассудив, что их скромное жилище не представляет никакого криминального интереса. Теперь они живут в ближнем Подмосковье. Выживает родная столица старичков. Тут и молодым-то не сахар!  Сколько, однако, можно всего передумать, пока идёшь на зов дверного звонка.
На лестничной площадке стоял мужчина лет тридцати пяти, только что сошедший с рекламы очень дорогого одеколона. Такого, который большинству населения нашей страны не по карману. Часть нежданного гостя закрывал гигантский букет. Другую часть обтягивал шикарный льняной костюм. У круглоносых сверкающих мокасин визитёра притулился небольшой чемоданчик, явно не слишком часто используемый. Про такие раньше писали на ценниках: «Чемодан типа Дипломат». Согласитесь, это всё же лучше, чем дипломат, или пусть даже просто торговый представитель, типа «Чемодан».
- Здравствуй, Лариса! Вот я и отыскал тебя, - тихо и проникновенно сказал мужчина. Надо заметить, что получилось несколько театрально. Но в целом… Роскошный мальчик, роскошный букет, нежность в голосе… Только две вещи немного напрягали меня. Во-первых, что это за хождение в гости по утрам – обычно я в такое время сплю, заткнув уши, дабы не быть разбуженной боевым кличем «… твою мать!» А во-вторых, меня зовут Александра. Только я, скрепя сердце, собралась указать незнакомцу на его ошибку,  как он перешёл к более решительным действиям. Ласково, но безоговорочно вручив мне букет, он отодвинул меня в сторону и направился на кухню. Как истинный джентльмен, он проигнорировал весёленькие гроздья трусов, сохнущих на леске под низким потолком моего шестиметрового пищеблока. В этот миг я поклялась всегда своевременно штопать нижнее бельё.
- «Изумрудная долина», - прочёл гость на пачке зелёного чая,  чуть-чуть прилипшей к немытой со вчерашнего дня клеёнке на кухонном столе. О, боже, только бы не попытался взять её в руки, только бы не   попытался! Только бы…Эх, боже, боже!
- Я помню, ты и тогда любила зелёный чай, особенно с мятой. А я всё смеялся, что ты из России потащила на Кипр заварку в пакетиках, притом такую… скромную, - продолжал парень, будто не замечая, что часть рисунка с  пачки осталась прилипшей к некогда бежевой клеёнчатой плоскости.
-А я …- мне показалось необходимым проинформировать человека о том, что дальше Российско – Украинской границы никогда не выезжала, но он продолжил, не дав мне высказаться:
- Лара, милая, к чёрту чай! Устроим романтический завтрак!
Чемоданчик раскрылся и среди немытых чашек, подобно элитным новостройкам в гуще милых сердцу развалюх московского Центра, стали появляться деликатесы: банка мидий, чёрная икра, ветчина, сыр с огромными дырками, в которые, при желании, вполне можно пролезть, пакет моего любимого бананового сока, бутылка «Martini Bianco», торт, покрытый желе с вкраплениями фруктов…  Я дала себе зарок трусы не штопать, а выбрасывать. И надевать всегда новые и красивые – вне зависимости от положения дел на личном фронте. И леску снять, а сушить добро ещё где-нибудь. Тем временем, визитёр, закончив украшение моего стола съедобными шедеврами, огляделся, подошёл ко мне, обнял, преодолевая букет, поцеловал и прошептал:
- Именно так я и представлял себе твой дом.
Ура, Саня, ты не одна такая свинюха, есть ещё и неведомая Лариса! Я воспрянула  духом и бодро произнесла:
- Значит, так! Я никогда не была ни Кипре, Вас не знаю и зовут меня не Лариса!
- Не Лариса? – гость ехидно призадумался, - На Кипре не была? Ща…, -  он полез во внутренний карман пиджака, вытащил портмоне и гордо продемонстрировал фотографию, спрятанную под пластиковой  линзой. На фоне белого отеля с надписью «Hawaii Beach» улыбалась неизменно лохматая я.  Не Лариса, а Санька. Только одетая  слишком шикарно.
-Ну и кто же ты, если не Лариса? – устало-понимающе улыбнулся мужчина.
- Александра Россетти!
- Как-как?
- Россетти, Александра .

Ну что за народ! Чему тут удивляться? Не итальянка я, до двенадцати лет Попковой была. Фамилия папаши, которого даже не помню.  Ох, как меня только не обзывали! Попкина – самое благозвучное.  Поэтому я обрадовалась, когда моя мама – переводчица вышла замуж за итальянца по имени Пьетро, немедленно меня удочерившего. Он наделил меня чарующей фамилией Россетти. А маме очень хотелось уехать в Италию. Однако, выяснилось, что её надежды никак не согласовываются с планами отчима. Он и не думал возвращаться на Родину, мечтая всего себя посвятить России! Итак, семейная жизнь не заладилась. Мама вскоре развелась  с Пьетро. Жаль, хороший был дядя, Сандриной называл. А самое забавное то, что сеньор Россетти через два года после расставания с мамой, всё-таки уехал на Апеннинский  полуостров. Эх! Ну, хотя бы фамилию оставил. Правда, три года в моих документах было указано, что я  -  Александра Пьетровна Чижик. Но всё проходит. В выданном после развода паспорте мне вернули девичью фамилию, но взамен похитили мягкий знак из отчества. Большое человеческое спасибо! На Руси лучше быть Александрой Петровной. Петровна… Звучит-то как!
Естественно, я не стала посвящать непрошенного гостя во все подробности.   А он, похоже, и не очень переживал об этом. Ловко открыв бутылку «Мартини», он скомандовал:
- Тащи посуду, Шура-Лара! Отмечать встречу будем!
- Я не Шура, я Саня! И потом, спиртное, с утра… - закокетничала я. На самом деле, могу и в четыре утра дёрнуть с огромным удовольствием. Так порой бывает проще всего снять напряжение или вызвать прилив вдохновения. Поэтому, я опасалась, что гость меня послушается. Но, слава богу, не перевелись ещё самостоятельные  мужчины. Не послушался! Я пошла в комнату за самыми изысканными тарелками и фужерами. Изысканность определялась отсутствием сколов и трещин. По дороге состоялся небольшой диалог с совестью. Любопытство помогло мне отправить эту настырную гражданку спать. «Ну, узнаю, в чём дело, и тогда, со свежими силами, ударными темпами…,» - уговаривала я себя. И уговорила.
На экране компьютера бежали кирпичные стены.  Я его выключила. У меня мания выключения электроприборов при условии их неиспользования хотя бы в течение двадцати минут. Это, видимо, не лечится.
Пришелец  изящно разлил вермут в разнокалиберные бокалы.
- Ну, за что первый тост,  Алечка?
- Я прошу называть меня Саней! Кстати, а Вас как зовут?
- Смотря куда! – вульгарно хохотнул внезапный собутыльник, но тут же взял себя в руки, - Ну что же, раз продолжаем игру в непонятки – познакомимся снова: Глеб! Давай, Саня, за удачу!
Чокнулись, выпили. Через секунду у меня заболел желудок. Конечно, фосфалюгель я принять просто забыла. Придётся терпеть. У Глеба желудок был, похоже, в идеальном состоянии. Во всяком случае, поглощал принесённое он весьма активно. Куда мне было угнаться!
- А ты всё по открыткам, ничего нового?
- Откуда такая осведомлённость в моих делах?
- Ну, как же, сама читала: « Спит бомж на лестничной площадке, вокруг окурки и плевки…»
Утренняя, сперва весьма успешная атака «Мартини» на ясность сознания, была немедленно отражена!  Это, действительно, мои стихи. Много народу их знает: мама, бывший муж, редактора толстых  литературных журналов. Если, конечно, эти, последние,  сразу не отправили мои творения в сортир. Хотя вряд ли – бумага качественная, жёсткая-прежёсткая.
-  Ты, это, того… - забормотала я, решив, что уже пора переходить на «ты».
Чего ещё не хватало в таком дурдоме? Правильно,  шуршания ключа в дверном замке. Ключи есть только у меня и мамы. Я, в предкоматозном состоянии, сижу по эту сторону входной двери. Следовательно,  мама пришла!
- Заинька-а-а! Как работается? Много уже написала? – топ-топ-топ в комнату, - ты где-е? Почему не работаешь? – шарк-шарк-шарк в кухню, туфли по дороге сняла, тапочки обула, - Ой, здравствуйте, молодой человек! Александра, можно тебя в коридор по хозяйственному вопросу? Ты почему в халате гостей встречаешь? – это уже шёпотом в коридоре.  – А-а! Он живёт у тебя! А матери сообщить, естественно, не нужно, да? А застолье с утра пораньше в честь чего? И цветы… А-а! Я поняла: вы поженились и мне – ни гугу…
Поступив крайне невежливо, то есть попросту зажав маме рот ладонью, я быстренько изложила суть сегодняшних абсурдных событий.
- Что ты об этом думаешь и, главное, что делать-то? – спросила я, возвращая маме дар речи и незаметно вытирая слюни с ладони о халат.
- Бить мать! Бить мать! Убивать мать! –  возмущённо повторив сие несколько раз, родительница умолкла. Она всегда так: водопад слов, когда надо помолчать и тишина в ответ на любой вопрос.
Мы вернулись на кухню. Глеб вскочил с табуретки и церемонно поклонился.
- Не успел представиться. Глеб, друг Лар…Сани.
- Не друг!...-пискнула я, но, похоже, присутствующие решили, что тихо скрипнула форточка. Мама протянула руку для пожатия, но жертва обмана неведомой Ларисы конфетно-дешёвым жестом чмокнул пухленькое запястье. Фи, китч!
- Ну что же, не буду мешать, - печально промолвил Глеб. – Но я полагаю, нам есть о чём поговорить. Да, Саня? Я позвоню тебе вечером.
О, дурацкое время, когда кто угодно может узнать, что угодно, даже святая святых – номер телефона! Ушёл. И мама ушла. Можно поработать. Я поставила свою любимую пластинку – «Музыка тридцатых годов», включила компьютер, и пока он грузился, отправилась на кухню за «Мартини» и икрой. И пошло творчество. И стишки получились – просто класс!


                ГЛАВА 2

Приближался вечер. Ощущение, что Глеб сдержит слово и позвонит, крепло. Что делать? И посоветоваться-то не с кем! У меня никогда не было большого количества друзей, а после развода вообще все разбежались. Может, маму напрячь? Я заметила, что часто взрослые люди в критический момент всё равно бросаются к родителям. Живёт в душе  дурацкая уверенность: пока папа-мама спокойны, значит, всё  тип-топ. Ну, а заволновались – есть повод последовать их примеру. Но сколько я не пыталась дозвониться до мамы – всё тщетно. Городской- занят, мобильный –недоступен. Поеду так, без предупреждения.
Ещё возясь с давно требующим чистки и смазки замком в маминой двери, я услышала доносящийся из комнаты громкий безутешный женский  плач. Было похоже, что рыдания приближались к кульминации. Действо прервал спокойный мужской голос:
- Не плачьте! Я сделаю всё, чтобы Ваша дочь получила по заслугам. Этой нахалке, поднявшей руку на мать, следует указать её место. За этим я и пришёл!
Разуваясь в крохотной прихожей,  я в очередной раз подумала, что домашний кинотеатр – вещь крайне забавная. Полный эффект присутствия!
- Мама! Я пришла!
Поднятый указательный палец был мне ответом.
- Мама! Я пришла! – уже громче, с тупым упорством.
- Ну тише! Еда в холодильнике. Не мешай – это же «Несчастная Наташа». Двадцать минут осталось. Мне очень интересна историческая канва… хотя, если хочешь,  я могу выключить. Такой интересный фильм! Дурь несусветная, но как захватывает! В-общем, иди на кухню. Я сейчас приду.
Интересно, мама и вправду думает, что простое «Здравствуй!» заняло
Бы больше времени, чем произнесённая ей речь? Наконец, прошли сорок минут, декларированные как двадцать. Мама пришла на кухню. Дав ей выговориться на тему «Почему ты не ешь!» и «Не надо обо мне плохо думать, раз я смотрю  “Несчастную Наташу”, я приступила к делу.
- По-моему, следует заявить в милицию, - подумав, сказала мама.
- О чём?  Что сказать? Пришёл парень с фоткой… Да он в унитаз тут же её спустит, эту фотку!
Будто специально иллюстрируя мои слова, этажом выше победно запел унитаз.  Я ожидала, что вот-вот зашумит вода в раковине, но этого не произошло.

У мамы я и заночевала. Домой попала лишь на следующий день. Естественно, определитель ломился от звонков, и, что ещё более естественно, ни один номер не определился. Последний пунктир был датирован двумя часами ночи. Какая наглость! Он же мог меня разбудить. Пусть только попробует позвонить сюда ещё хоть разочек! Ответом мне прозвучал телефонный звонок и металлически-успокаивающая фраза: «Номер не определён».
- И не стыдно среди ночи названивать? Я, может, отдыхала…, -  не дав ничего сказать звонящему, рявкнула я.
- Ну, просыпайся, значит, - ответила моя подруга, – А тебя не удивляет, что ночью солнце светит?
Мне стало очень стыдно. Я принялась объяснять, что вот, мол, есть такой козёл, звонит и днём, и ночью… Подруга прервала мои откровения:
- Ляксандра! – вечно она чёрт знает что творит с моим именем, - Тут такое дело. Мне одна дальняя родственница сестры моей давней знакомой предложила свести тебя с одной издательшей. Чой-то она заумное издавать собирается. У тебя ведь этой зауми – хоть стены клей!  Короче, если желаешь, сегодня в семь вечера, в Рэдиссон – Славянской  какая-то грёбанная презентация. Я пойду,  мне снова замуж надо. Можешь составить мне компанию.
- Куда компанию? Замуж?
- Да нет, на фиг ты кому нужна! Ну не переживай, шучу! Хотя, знаешь, в каждой шутке..., - в трубке задёргался смешок, похожий на кошачью икоту. А может, мне это сходство пригрезилось от обиды, - На тусне этой будет издательница. Тебя с ней сведут, а дальше – как сумеешь её  уболтать, так всё и получится.  Я бы на твоём месте воспользовалась такой возможностью.
- Я на своём тоже воспользовалась бы.
- Так идёшь?
- Иду!
- Тогда в восемнадцать сорок у большого куска арматуры напротив входа в Славянскую.
- О’кей!
- Ну, лады! Да! Ты это…рожать не собираешься? А то вон Нинка родила. Так и останешься – в старости воды некому подать будет.
- Завтра рожаю.
- Ну-ну, Александр Петрович.
Верно она подметила – эта скульптурная композиция на площади между Киевским вокзалом и отелем действительно напоминает то ли арматуру, то ли пружины, выскочившие из дивана и почти распрямившиеся от ветхости.. А ещё похоже на макароны в момент их погружения в кастрюлю. Вот ведь подружка у меня! Не приведи Господи что-нибудь рассказать – все узнают сей же час. Пожаловаться на что-то – ни в коем разе! Она первая и засмеёт! Но находит на неё периодически стих  благотворительности. Так,  а одеваться-то как? И паспорт, наверное, брать надо. Вновь зазвонил телефон. Вероятно,  моя благодетельница поняла, что действительно осталось слишком много открытых вопросов.
- Слушай-ка! – я опять не стала дожидаться проявления признаков жизни на том конце линии, - Форма одежды какая? Брюки сойдут? Или платье для коктейля лучше, или костюм деловой…
- Остановимся, пожалуй, на платье для коктейля. И куда мы отправимся? – похоже Глеба жестоко душил смех, я даже не сразу поняла, кто именно прервал мою бурную речь.
- Блин, это Вы, то есть, ты, то есть… Зачем мне звонить в два часа ночи?
- Пардон, но ещё двух нету. И не ночи, а дня, - веселье нарастало.
- На определителе твой номер, и последний звонок был в два ночи! Я сплю, вообще-то, по ночам!
- Мой номер? Да ну? – притворно изумился нахал, - И какой же у меня номер?
- Ну, он не определён, но какой ещё идиот будет названивать незнакомой девушке по ночам?! – кто мне объяснит, почему я до сих пор не обматерила этого урода и не повесила трубку. Надеялась, что принесёт ещё севрюги и «Мартини»? Гнусная ложь!
- А  с чего ты, радость моя, решила, что упомянутый идиот именно я? Мало ли нас на свете, убогоньких?  - Блин, сейчас я его порешу! Если достану.
- Ну да, - Глеб неожиданно заговорил спокойным и серьёзным голосом. Очень своевременно, а то я могла бы инфаркт заработать! – Я, наверное, действительно, идиот, раз неизвестно зачем пытаюсь оградить от неприятностей особу, которая категорически не хочет принимать помощь от хороших людей!
- Я что-то не въезжаю, об чём конкретно базар? – ничего себе, ну я и выдала…
- Фи, поэтесса, ты ещё по фене ботать начни! Зачем тебе эти дешёвые, вышедшие из моды арговыражения? Стихами надо изъясняться, стихами!
- Слушай,  - остатки терпения покинули меня, не попрощавшись, - ты что, издеваешься? Не люби мне мозги! Всё, чао!
Бросив трубку, я уткнулась лбом в стену. Кажется, у меня температура. Может, слишком высокая, может, слишком низкая, может, нормальная, но она мне мешает! Мне всё мешает! Все козлы!!!
- А-а-а-а-а-а!!!!! – злобный крик всколыхнул сонную одурь  ленивых домохозяек, медитирующих перед телевизорами в соседних квартирах. Выпустив таким образом излишки гнева, я, как ни в чём ни бывало, начала готовиться к выходу в свет. И только в голове у меня вертелись строчки из старой песенки: «Ох, и мало я дала тому гаду меж букашек!» Странные мы люди – творческие единицы.
Времени для приведения себя в «товарный вид» оставалось всего ничего – жалких четыре часа. Прежде всего, следует привести в порядок причёску. Какая дама неотразима? Правильно, с роскошными волосами и в достойной обуви. Умолчу, чего именно  достойны мои единственные парадно-выходные туфли, но причёска-то целиком и полностью в моей власти! Как приятно намылить голову ментоловым шампунем! Обожаю мяту! Ощущение холодка на коже, свежести во рту, ни с чем не сравнимый аромат… Лучший пряник – мятный, лучшее эфирное масло – соответственно. Смыла пену и пожелала продлить удовольствие. Как прохладно, божественно течёт по коже шампунь! Что-то не прохладно уже… Ой, да совсем не прохладно! Отключили холодную воду, сволочи! Большое человеческое спасибо! Дойдя на ощупь до холодильника, так же на ощупь отыскала там нераспечатанную бутылку газированного «Святого источника». Умыла лицо. Огляделась, подумала, взяла кастрюлю, налила чуть желтоватого кипятка из-под крана и поставила на стол – стыть. Хотела добавить оставшуюся минералку, чтоб быстрее остывало, но пожалела. Возможно, завтра с утра минеральная вода мне очень пригодится. Ох, и щиплется же несмытый ментол! 
В ожидании достижения водой нужной температуры, я занялась гардеробом. Из подходящих к случаю одежд негрязными, немятыми и при всех пуговицах оказались  только бархатный костюм с юбкой, шёлковая блуза персикового цвета и чёрные шёлковые брюки. Юбка была на размер больше, чем надо. Брюки, в свою очередь, жали как ненормальные, застёгивались только на вдохе. Садиться в них не рекомендовалось.
« Так, - размышляла я, - там наверняка будет неплохой фуршет, я объемся,  и портки разойдутся по всем швам на глазах у почтенной публики. Будет очень стыдно. Лучше одену костюм.»   На поиски целых колготок ушло минут сорок. Результат отрицательный. За это время вода для мытья головы остыла сверх меры.  В процессе смывания подсохшего шампуня и закручивания моей слегка поредевшей за годы жизни гривы на бигуди, я придумала выход из печального бесколготочного положения. На одном экземпляре петля спустилась не ниже колена. Юбка у меня – миди. Если её ещё и приспустить, по моде, на бёдра,  а стрелку на колготках зашить аккуратненько, то всё будет о’кей! Единственное «но» - допустимость красных чулочно-носочных изделий на предстоящем мероприятии. Второе единственное «но» - сочетаемость цвета зари коммунизма с костюмом леопардовой расцветки. А с другой стороны, разве стоит заморачиваться и наживать себе ненужные комплексы? Итак, я оделась. Осталось только снять бигуди и убедиться, что волосы мокры безнадёжно. Пришлось лезть за феном, который неисповедимые жизненные пути завели на антресоль. Слезая с  занозистой деревянной табуретки, я благополучно порвала только что заштопанные  колготки цвета мечты Ассоли. Вопрос о гармоничности наряда засох и отпал сам собой. Но всё не так страшно. Видимо, в процессе превращения себя, любимой, в эталон красоты и элегантности, я немножко похудела. Брюки, хоть и обтягивали  туго, ходить не мешали. Проявив ловкость, можно было и присесть. Превратив мокрые неудавшиеся кудри в торчащую во все стороны трёхцветную проволоку, я сочла ритуал наведения светского лоска завершённым. Кстати, именно причёски являлась наиболее концептуальным элементом моего внешнего облика. Пряди рыжего цвета печально висели, чёрные пытались слегка завиваться, а совсем обесцвеченные желтовато-белые волоски парили в воздухе, светясь на солнце, словно нимб. В-общем, получилось стильно. Тщетно приглаживая незаслуженные признаки святости, я шагала по улице. Мне казалось, что все окрестные подростки и пенсионеры смотрят на мою задницу, замурованную в чёрный шёлк. Причём первые – с любопытством, а вторые – с осуждением. Я ускорила шаг. И приду пораньше, и на быстро движущийся объект меньше народу успеет обратить внимание. И тут раздался топот. Сзади меня кто-то бежал. Судя по звуку, слон.  «Во торопится!» - последнее, что я успела подумать. Меня слегка приподняло в воздух, и я услышала треск то ли собственного лба, врезающегося в бетонный край шайбообразной клумбы, то ли   штанов, победно рвущихся в нескольких местах.


ГЛАВА 3


Все больницы пахнут одинаково: хлоркой и глаженным ветхим бельём, тушёной капустой из пищеблока и лекарствами. Особую остроту букету придавал старушечий аромат дырявой казённой сорочки, которую напялили на меня, пользуясь моей беспомощностью. Если бы не головная боль, не поездка в автомобиле «Скорой помощи» в заплёванный травмпункт, не угрозы врача, обещавшего мне слепоту, глухоту и паралич в случае отказа от госпитализации и не мир, пьяно подскакивающий перед глазами, я не была бы столь сговорчива. А так напялили на бедную Саню выцветшую тряпицу, пахнущую потом неизвестной бабушки. Где-то сейчас она, эта бабуся? Мне ещё повезло. Во-первых, сограждане не бросили меня, бессознательную, на улице, а немедленно вызвали докторов. Во-вторых,  моя лобная кость оказалась толще и крепче, чем у большинства людей. Обошлось  без переломов и открытых черепно-мозговых травм. Но сотрясение мозга – тоже не мёд! И даже страшно представить, как выглядит лопнувшая кожа  под повязкой на лбу! А главное – домой бы, домой!  Врачи сказали, что будут наблюдать динамику, и если она   их устроит, отпустят с миром дня через три. Оставалось только мысленно просить неведомую динамику, чтобы она не подвела. Никогда я ещё так не радовалась тошноте. Ведь именно благодаря ей чувство голода полностью отсутствовало. Иначе тяжко бы мне пришлось: либо на толчке с болями в желудке после малосъедобной солянки, коей тут кормили на завтрак, обед и ужин,  либо в постоянных муках голода, дразнящих видением бутерброда с сыром. Приходила мама, приносила груши. Груши – это замечательно, но только когда процесс глотания не сопряжён с головной болью и резкой активизацией тошноты. Однако, на каждый вопрос человека в белом халате: «Как дела?» я неизменно чужим бодрым голосом отвечала, что всё в порядке.
- Не болит?
- Нет!
- Не кружится?
- Нет!
- Не тошнит?
- Нет!
- Не жжёт?
- Нет!
- Не…
- Нет!!!
- Вот что значит крепкий молодой организм! Придерживаетесь здорового образа жизни?
- Да!
И такое враньё с моей стороны – по нескольку раз на день! Единственное развлечение – выползти в коридор, прикидываясь перед медперсоналом лёгкой и грациозной, и смотреть в окно на оживлённую улицу. По этой улице ко мне приходила мама, и у меня было лишних двадцать приятных минут, ведь я могла видеть её ещё до входа в больницу! Наконец наступил светлый миг:
- Россетти! На выписку!
Стараясь не шататься и не врезаться в косяки дверей, я обошла положенные инстанции, и, взяв врученный мне медсестрой пакет с вещами, отправилась переодеваться. Каково же было моё удивление, когда на кровать из свёртка выпало красивое дорогое платье песочного цвета, колготки в потрясающей упаковке и туфли. О них следует сказать особо. Настоящий Кристиан Диор: чуть темнее, чем платье, с маленьким скошенным каблучком, с  длиннющими носами и  стразиком спереди. И, что особенно хорошо, закрытые со всех сторон. Ненавижу, когда народ сверкает пятками или обглоданным педикюром. Плебейство это! Да, обувь великолепная, но, во-первых, откуда у мамы столько денег – я же догадываюсь, сколько это может стоить, а во-вторых, почему они из натуральной замши? Мама ведь знает, что я не ношу не только натуральный мех, но и кожу, и замшу тоже. Делать нечего, босиком идти неудобно. Я оделась, попрощалась,  оправдывая себя головокружением, спустилась с третьего этажа в холл на лифте. Ну, ничего, придёт время – опять буду пешком бегать по лестницам! Где же мама, где эта беспечная растратчица, новоявленная поклонница буржуазной роскоши?
- Привет! Ну что? Дождалась? Нашла приключения на свои девяносто? Впрочем, у тебя там не больше восьмидесяти восьми. Держи, это твои любимые орхидеи. Неплохой букетец, согласись?  - передо мной, лучезарно улыбаясь, стоял Глеб. Орхидеи были действительно обалденные! Не удивляться, ни возмущаться, ни радоваться сил за время пребывания на больничной койке  просто не накопилось. Кроме того, я боялась, что сейчас грохнусь в обморок,  и меня задержат здесь, в этом царстве хлорки, тушеной капусты и застиранных сорочек с чужого плеча. Поэтому, не говоря ни слова, даже не поздоровавшись и не поблагодарив, я взяла букет и направилась к выходу. Глеб слегка поддерживал меня за локоть, и это было совсем не лишнее!
- Сань, ты далеко пошла? Вот же, садись!
Легко сказать «садись»! Даже в нормальном состоянии вскарабкаться в непонятно зачем сверх меры поднятый «Ниссан-Патроль» несколько проблематично. Я разлепила губы и выдала первую фразу:
- Что ты сотворил с машиной?
- Высокая слишком? Тюнинговая модель. Я за город люблю ездить, ну, шашлык там, компания, песни, то да сё. Опять же, домик у меня имеется, в деревне. Ну, окрепнешь чуток, сама увидишь. Давай помогу!
- Хорошо иметь гомика в деревне! – единственное, что мне пришло в голову. Хорошо, хоть сказала тихо, вроде не услышал.
С переднего пассажирского сидения мир вокруг казался мелким, далёким и несущественным. Глеб завёл машину, и мы поехали.
- Саня, если вдруг поплохеет, там, в бардачке «Минтон», а в двери – бутылка «Спрайта», только боюсь, что уже тёплого, - старательно изображал заботу непрошенный благодетель.
Дороги в Москве – дрянь. Все заняты строительством «недоскрёбов»   и подземных торговых комплексов. На этих буераках и без сотрясения мозга укачает – мало не покажется!  При переезде очередных раздолбанных трамвайных путей меня так тряхнуло, что отдалённо кисловатый «Спрайт» обрёл актуальность. Я открутила крышку нагревшейся бутылки, и, слегка облившись, отхлебнула. Как я была неправа! Позже мне было очень стыдно! Знаете, что хуже тошноты? Рвота! Знаете, что хуже рвоты? Сеанс блевания в чужом автомобиле!  Пакет появился слишком поздно. Я ожидала чего угодно, только не такой реакции Глеба. Ему хамят, на него смотрят, как солдат на вошь, блюют в его шикарном авто, а он, вместо того, чтобы дать люлей и выкинуть меня на мостовую, предварительно сняв чудом уцелевшие от неприятностей туфли, припарковывается с аварийкой в запрещённом месте  и деятельно сочувствует! Он умыл меня остатками «Спрайта», вытер какой-то салфеточкой, пахнущей не хуже французских духов,  и строго турнул невесть откуда взявшегося ГИБДДешника: «Чего надо? Иди отсюда, не видишь – жена беременная, плохо ей!». В благодарность я спросила:
- На фиг ты мне шматьё такое дорогое припёр? Подкупить думаешь?
- Ага! А что, не получится?
- Уже, мля, получилось! Теперь бронепоезд твой чистить надо.
- Почистим, не вопрос! Блюй, радость моя, на здоровье, избавляйся от токсинов!
- Нет, ну, правда, неудобно…
- Неудобно штаны через голову одевать. Особенно через твою, забинтованную. Приедем домой – сам сниму бинт и посмотрю твои боевые ранения. А то наша медицина… У меня знакомая в аварию попала, пассажиркой. Тоже, как у тебя кожа на лбу пострадала. Так ей в травмпункте
даже не промыли рану. Башку завязали, противостолбнячную вкололи и отправили заре навстречу! Хорошо, мы повязку вовремя сняли, меры приняли. А то ходила бы всю жизнь со шрамом. А так зажило и почти незаметно стало.
- Что за знакомая?
- Уже ревнуешь? Да не переживай, бывшая жена бывшего компаньона. За рулём, кстати, во время аварии, её благоверный сидел. Водить мальчик вообще не умел, а ей взялся показывать, как трогаться с места надо, чтобы с шиком! Вот и показал, чмо!
Глеб помолчал, и как-то особенно ласково продолжил:
- А за шмотки ты не переживай. Надо же было тебя нормально забрать. Я узнал, когда тебя выписывать будут, и приехал. Что, лучше, если бы мама твоя через весь город к тебе за драными джинсами пёрлась, потом в больницу, потом тачку бы вы с ней ловили… А что вещи дорогие… Ну не такие уж они и дорогие. Для меня, во всяком случае. И я, знаешь ли, по вещевым рынкам не ходок.  Кстати, заметь – размер как чётко угадан!
- Не чётко! Платье широко, а туфли – маловаты, - из вредности соврала я.
- Платье постираешь, сие уже, кажется уместно - оно и сядет. А что тебе 39-й размер обуви мал – не поверю!  
- Ладно, не суть важно.… А почему ты так вокруг меня суетишься? И что за опасность мне грозит?
- От сотрясения твои мозги встали на место и начали нормально функционировать. А то был просто генератор рифм, а также грубостей по отношению  к хорошим людям. Полегчало? Давай-ка поедем понемножку, тут уже недалеко осталось. Я тебя на диване устрою, чаю зелёного налью, и погрузимся в увлекательную беседу по интересующим нас обоих обстоятельствам. Лады?
- Ага, - я откинулась на спинку и прикрыла глаза,- Глеб!
- Что, радость моя?
- Это…Ну, в-общем… Спасибо!



ГЛАВА 4


- Тебе какой чай заваривать?
- Зелёный.
- Ясен пень, что не синий. С чем: с лимонником, с жасмином, просто без ничего…
- С мятой.
- А здесь нет такого.
- Есть обычный. А пакетики мяты перечной – в самом верхнем ящике стола у окна, за коробкой с сахаром и йогуртными баночками. Совсем в глубине. Нашёл?
- Сейчас…. Ага, есть!
Что происходит? В моём доме, на моей кухне хозяйничает человек, которого я ещё утром терпеть не могла.  В тазу в ванной валяется подаренное им дорогущее платье, а у дивана  стоят подаренные им же дорогущие туфли. Это при том, что от не-мужей я ничего круче умной книжки или банки элитного зелёного чая принципиально не принимала. Впрочем, как-то особо и ничего такого не дарили. Что же это происходит со мной? Видимо, абсурдность мира проникла в мои сотрясённые мозги и я чуть тронулась рассудком.
- Ну, ты рассудком тронулась! Зачем тебе коробка из-под сахара и куча пустых банок от давно съеденного йогурта? – Глеб внёс в комнату поднос с чайными чашками и шоколадным рулетом.
- Там был сахар…
- Не спорю, был. Пару лет назад – точно. Ты вообще когда-нибудь убираешься в квартире? Где мусоропровод в доме находится, знаешь?
- Не люби мне мозги! – злобно произнесла я свою любимую фразу. Ненавижу, когда меня пытаются учить!  - Ты воспитывать меня собрался, что ли?  Поздно уже!
- Ну что ты, не кипятись. Это я так, в шутку, - в планы Глеба явно не входило ссориться со мной, - У меня дома  бардак и похуже был бы,  если бы не домработница. Кушай рулетик – шоколадный, настроение поднимает.
- Откуда он появился?
- Из супермаркета. Если быть точным – из «Балко». Ехал к тебе и взял гостинцев. В больницу вроде с пустыми руками не ходят. Там ещё кой-чего в холодильнике вкусненькое лежит. Тебе сейчас из дома лучше не выползать. И маму напрягать не надо – разве хорошо даме, по магазинам,  с тяжёлыми сумками.
- Ох, и сладенького хочется, и тошнит вроде, - размышляла я вслух, пережёвывая огромный кусок вкуснейшего рулета, - Да и жопа от шоколада вырастет.
- Что ты, Санечка, - округлив глаза, шутливо удивился Глеб, - Нет такого слова.
- А она не в курсе, и растёт так, так, будто есть. Вернёмся к нашим баракам. Кто-то что-то вещал об опасности? Или я ошибаюсь?
- Действительно, пора о деле поговорить. Сейчас, Саня слушай внимательно и не перебивай!
- Ага, садитесь, это долгая история…
-  В смысле? Мы вроде и так сидим. И вообще, лучше говорить «присаживайтесь».
- Ты что, не знаешь этого анекдота?
Глеб помотал головой в смысле «нет».
- Ну, смотри. Идут геологи по тайге, чувствуют – вонь нестерпимая. Увидели дом чукчи, зашли и спрашивают, чем это тут воняет. Он им: «Садитесь, это долгая история». Те уселись. А он как завёл: «Жила здесь прекрасная девушка и прекрасный юноша. И полюбили они друг друга…»
Геологи опять: «Вонь откуда?» « Не торопитесь! Вот полюбили они друг друга, а родня их против была. И ушли влюблённые на берег озера…» .           « Дед, почему пахнет плохо?»  « Сейчас узнаете. И взялись они за руки, и  бросились они в воду, и утонули вместе».   « И поэтому  такая вонь?» « Да нет, воняет – это в тайге, наверное, нагадил кто-нибудь». Чего не смеёшься, не понял, что ли?
- Да, не понял. Откуда чукча в тайге? Чукчи-то в тундре живут!
- Ладно, умник, каши с тобой не сваришь. Излагай свою легенду. Надеюсь, в ней возлюбленная пара в озеро бросаться не будет.
Рассказ Глеба выглядел примерно так. Около полугода назад, безумно устав от работы и неурядиц в практически отсутствующей личной жизни, он решил отдохнуть. Друзья присоветовали ему Кипр. Не будучи  стеснённым в средствах, он выбрал ни больше, ни меньше – пятизвёздочный отель «Гавайи
  Бич» в Аматузе. «Если уж английской королеве было не зазорно там остановиться, то для меня уж точно подойдёт»  - рассудил Глеб.   И уехал на целых три недели, оставив дела на контроле честных и верных компаньонов. Буквально в первый же день, ужиная в ресторане «Саламинья» на первом этаже отеля, он познакомился  с очаровательной  москвичкой Ларисой, поэтессой из Москвы. Пробавляясь покамест сочинительством для поздравительных открыток, она мечтала о всероссийской  известности  и миллионных  тиражах сборников своих стихов. Судя по всему, открыточная муза оказалась дамой денежной и щедрой, так как Лариса ни в чём себе не отказывала и собиралась провести на райском острове полтора месяца. А если учесть, что девочка – красивая (ведь она же – моя копия), умная, эрудированная, независимая и просто обворожительная… Короче, пошёл у них амур-тужур-абажур! Впрочем, не совсем приятных загадок имелось в Ларисе тоже изрядное количество. Например, лишь только её мобильник начинал радостно играть какой-то бравурный марш, девушка тут же сломя голову неслась либо в кусты, да поглубже,  либо в ванную, где немедленно включалась вода. Один раз она даже убежала в море, рискуя утопить телефон, или же утонуть самой, так как плавала она не лучше, чем я, то есть, отвратительно. Глеб даже заподозрил, что его подруга замужем, но потом рассудил, что всё-таки нет. Она не приобрела ни одного подарка для мужчины, хотя сувенирами для мамы и подруг затарилась по самые уши. Она постоянно твердила, что расписываться – мещанство, и вообще, «кому он нужен, этот замуж!» и  в то же время завистливо-тоскливым взглядом провожала окольцованные парочки. Нет, похоже, не было у Ларисы в жизни ничего серьёзного. А несерьёзного Глеб не боялся, самоуверенно и не без основания полагая, что с ним конкурировать проблематично.
 Блаженные дни отдыха закончились. Глеб возвращался в Москву. Лариса оставалась ещё на две недели. Они перезванивались каждый день, на радость операторам сотовой связи, хорошо обогатившимся на этих переговорах. После Кипра Лариса захотела ещё зачем-то заехать в Чехию, и в Москве оказалась только через месяц. Начались романтические свидания, впрочем, не очень частые, вследствие отчаянной занятости Глеба. Парочка обошла кучу ресторанов, ночных клубов и модных выставок, выпила многие литры коньяка и «Мартини», сидя у Глеба в квартире в джакузи при свечах. Сколько было встречено рассветов под аккомпанемент бьющихся в унисон сердец, и ни одного – дома у Ларисы. Ссылаясь на затянувшийся ремонт, она к себе не приглашала. Все попытки Глеба предложить помощь в деле доведения жилплощади до ума, мадемуазель категорически отвергла. Более того, Глеб часто провожал возлюбленную, но ни разу – до подъезда. Всё время что-то случалось. То Ларисе надо было заскочить в магазин, то вдруг звонила подруга и просила немедленно навестить её.  Словом, Глеб знал, что в одной из двух панельных девятиэтажек, именуемых в народе «лежачими небоскрёбами», живёт его отрада. Но в терем тот высокий ему хода покамест не было. «Ну и ладно, - утешал он себя, - Ремонт закончится, и всё будет тип-топ!» Но однажды дождливым майским утром от Ларисы пришла СМС-ка: «Прощай! Не ищи! Всё кончено!» Глеб тут же набрал её номер, но ему сообщили, что абонент недоступен, чему, в принципе, удивляться при таком раскладе, не приходилось.  Два дня он названивал вероломной девушке, а на третий номер был объявлен временно заблокированным. Нет ничего более постоянного, чем временное. Чуть подождав – не одумается ли взбалмошная творческая натура -  Глеб решил выследить свою подругу. И ему это почти удалось. С ма-аленькой поправкой: выследил он меня.
- Теперь сама подумай, - завершил повествование Глеб, - Зачем этой девице было так чётко изображать тебя: внешность, профессия, стихи, пристрастие к зелёному чаю с мятой? Для чего она фактически навела меня на твой дом? Она явно хотела тебя засветить. Что-то мне подсказывает – натворила она дел, а тебя подставить решила.  Вот и  поразмышляй на   досуге –  кто из твоих знакомых, дальних и близких, способен подложить тебе этакого поросенка.
- Слушай, а ты сам-то, по жизни, чем занимаешься? – ни с того, ни с сего спросила я, - Работаешь кем?
- У меня бизнес свой, ничего особенного. А что это ты вдруг?
- Да так… А что за бизнес, конкретно?
- Всего понемножку. Вряд ли это интересно. Но видишь – возможность жить прилично имеется. А ты полагаешь, вся эта фигня как-то с моими делами связана? Да нет, я думаю, выбор на меня пал случайно. Лариса с тем же успехом могла закадрить любого другого лоха. Как ни грустно, приходится признать, что я  - самый натуральный лох! Э-э-э, да ты что-то совсем носом клюёшь!
Действительно, меня вдруг резко потянуло в сон и я еле сдерживалась, чтобы не зевнуть во весь рот. Что это я, словно снотворного наелась? Нет, положительно вредно ударяться головой! Сквозь какой-то туман я почувствовала, как Глеб снял повязку с моего лба, сказав при этом: «Ух, твою мать, пардон,  блин!», чем-то протёр рану и аккуратно заклеил пластырем.
- Дверь я захлопну! – ветром донеслось из прихожей. Я провалилась в глубокий сон. Сколько я давила подушку, точно сказать сложно. Но уж никак не меньше часиков этак шести. Пробуждение было ужасным!  Состояние напоминало похмелье. Но я ведь не пила ничего, кроме зелёного чая с мятой. Доплелась до ванной, умылась. Затем отправилась в комнату за мятным маслом. Может, хоть его божественный аромат приведёт меня в чувство? Открыв ящик комода, я обнаружила некую странность. Вещи были уложены в другом порядке. Вернее, в другом беспорядке. Здесь явно кто-то побывал. Глеб? Да нет, он вроде вышел, когда я ещё не окончательно уснула. И зачем вообще ему мой комод? Мама влезла, пока я в больнице лежала? Нет, она никогда бы не стала рыться в моих вещах. Для этого нужно было бы, как минимум, чтобы я преставилась, а в гроб меня класть было бы не в чем. Так, а это что ещё такое? На самом дне лежал лист бумаги формата А4. На нём огромными буквами было написано: «Остановка “Больница”. Следующая  - “Морг”. Исключительно для пассажиров, не желающих исчезнуть из Москвы в течение 72 часов!». Как жаль, что пишущие машинки так быстро стали атрибутом прошлого! Сейчас бы по особенностям напечатанных букв милиция легко бы установила, на каком именно агрегате сварганили сию пакость.  Эк меня занесло! Да в милиции со мной по такому поводу и разговаривать не стали бы.  Интересно, а почему так много времени на сборы дали? Гуманисты, блин! Ладно, шутки в сторону! Ясно, что надо кому-нибудь сообщить о находке. В правоохранительные органы? Про них уже всё подумано. Маме? Не стоит беспокоить её раньше времени. Может, ещё выяснится, что это не более, чем идиотский прикол или ещё что-нибудь в этом духе. Что, например? Голова как болит! И знобит! Вдыхая аромат эфирного масла, я подошла к  платяному шкафу, чтобы отыскать свитер потеплее. На полке в шкафу, аккурат посреди явных следов чужого вмешательства, лежало аналогичное послание. Остатки необъяснимой больничной благости улетучились. В процесс целенаправленных поисков я обнаружила ещё четыре таких же листка: в баке с грязным бельём, под ковриком в прихожей, в кухонном шкафчике между гречкой и рисом, и  за унитазом. Последняя бумажка была сложена в бессчётное количество раз до размеров спичечного коробка.
Вот, наверное, сейчас, я позвонила бы Глебу. Но у меня нет номера его телефона. Значит, остаётся только присесть и успокоиться. Однако, Глеб, скорее всего, обладал телепатическими способностями. Я сняла трубку:
- Алё!
- Привет! Уже проснулась?
-Да.
- Как самочувствие?
- Да так…
- Что-нибудь произошло?
- Ну, как тебе сказать…
- Как есть!
- Ну, в целом, ничего особенного, - мне отчего-то захотелось поиграть с ним в кошки-мышки.
- Нет, я чувствую, что-то не так!
- Всякая ерунда.
- Слушай, давай не кокетничай, а рассказывай толком. Я ведь всё равно узнаю.
- Не сомневаюсь.
Нет, он точно что-то почувствовал! Надо же, какой тонкий, чуткий  человек! Создавалось впечатление, что он просто знал, когда у меня возникла в нём необходимость. Так бывает. Я слышала про какие-то частоты, исходящие от людей. И если люди настроены на одну частоту, то они всегда в курсе, что происходит с другим человеком. На одной частоте и дружба крепче, и любовь. Наверное, мы с Глебом с одной частоты. Да, если бы у меня появился настоящий друг, я была бы почти счастлива. Но насчёт «высоких чувств»… Не уверена, что мне оно надо! Наелась уже,  «по самое  не хочу»!
- Алло! Ты здесь? Уснула опять?  - Глеб прервал мои отвлечённые мысли.
- Я здесь.
- Ну, так я внимательно слушаю, что у тебя произошло!
Я, на удивление обстоятельно и без столь обожаемых мной прибауточек и выражений  «на грани фола», изложила всё, что хотела. Глеб чуть помолчал. Потом не по-хорошему спокойным голосом произнёс:
- Знаешь, Александра, честно говоря, я ожидал подобного, просто пугать тебя прежде времени не стал. Дерьмо дело! Сама рассуди – зачем так сильно пихать тебя на эту чёртову клумбу? Ну что,  тебя никогда на улице не толкали? Толкали! И часто ты от этого падала, да ещё и с такими последствиями? То-то! Предупреждение это, ясен пень!
- Ну и что же мне теперь делать? Уезжать?
- А что, есть куда?
- Нет.
- Ну вот.  И потом – ведь надо  докопаться до истины. Опять же, а мне ты помочь не хочешь? Мне тоже во всём не мешает разобраться, может, и я под раздачу попасть могу. Лариса со мной дела имела? Выходит,  и я что-то значу теперь, - В голосе Глеба, показалось, проскользнул смешок, что подействовало на меня ободряюще. Если  вижу, что народ спокоен и посмеивается, то и сама успокаиваюсь и начинаю посмеиваться. Действительно, надо всё расставить по своим местам. Что может быть хуже неизвестности!
- Далее, - продолжил Глеб, - Тебе следует принять некие меры для обеспечения собственной безопасности. Во-первых, поменьше выходи из дома. Тебе это и для здоровья невредно. Спи с утра до ночи, отсыпайся
впрок.
- А работа?
- А что работа? Пиши потихонечку и отправляй по мылу. Кстати, компьютером особо не увлекайся – стоит голову поберечь. За зарплатой тебе надо?
- Ну, в самое ближайшее время -  нет пока.
- Славно. Во-вторых, кто к тебе ходит?
- Что  за бестактные вопросы?
- Кокетничает, блин! Слушай, я думал, ты умная…
Трубку я повесила автоматически. Реакция на оскорбление, равно как и на всё, что я сочту таковым, идёт у меня в обход мозга. Импульс – и всё, дело сделано. Но в данном случае я права. Взялся  помогать человеку, так помогай и не выёживайся!   Похоже,   Глеб считал так же, потому что немедленно перезвонил, извинился за некорректное поведение  и предложил такой план: все приходящие ко мне сначала звонят по мобильному из подъезда, а потом ещё и в дверь вызванивают условленную простенькую мелодию. Последнее – для того, чтобы под видом своих, только что побеседовавших со мной, супостат не проскочил. В завершение всего Глеб снабдил меня номерами всех своих телефонов: домашним, рабочим и мобильным.
Как же утомляет суета! Налив себе чаю и включив любимые ретро-мелодии, я уселась  в лысое кресло. И тут телефон вновь сообщил, что «Номер не определён».
- Смольный, блин! – мрачно выругалась я и подняла трубку.
- Ну что, жопа, сидишь? Чемоданы собираешь, или налегке поедешь?  - женский голос звучал как-то сыро и глухо, как из подполья. Зловеще получилось.  – Головка-то бо-бо? Времечко идёт, не телись, уже семьдесят один час остался!
Пошли короткие гудки, а я так и замерла у телефона. Пульс лупил по ушам. Рука с чашкой дрожала. Не то, чтобы я испугалась. Скорее, обалдела от  наглости и удивления, что весь этот абсурд происходит со мной, и не во сне, а наяву!  Домашний телефон Глеба не отвечал, рабочий был беспробудно занят. Под забытую на магнитофоне «Рио-Риту» я стала включать мобильник.  Крупная дрожь в руках не проходила и безответственно мешала попадать с первого раза в нужные кнопочки. В результате дважды ПИН я ввела неверно. Пришлось призвать себя к порядку и спокойствию, что, в принципе, нелишне никогда. Но, вместо голоса Глеба,  я услышала механическую тётку: «Абонент не доступен». Вот же гад, а?!  Ну что же, пришла пора проинформировать маму. Подождав минут десять, в течение которых должна была закончиться очередная серия «Несчастной Наташи», а сие далось мне нелегко,  я набрала мамин номер и пожаловалась на жизнь. Через час мама была у меня. Мы стали решать, что лучше: ей переехать пока ко мне, или мне – к ней.  Второе оптимально с точки зрения безопасности, но у мамы нет ни компьютера, ни выделенки.  А мне надо работать. Таким образом, решили на временном поселении в моих пенатах. Правда, диван здесь всего один, но я могу и на полу поспать. Сейчас не зима. И тут начался сериал «Жуткие интриги», поставив точку в наших дебатах. До чего же разболелась голова! Натерев виски мятным маслом, я рухнула на диван, и опять крепко заснула, не обращая внимания на доносящиеся с кухни телеахи и телевздохи.





     ГЛАВА 5


Когда я снова перешла от сна к бодрствованию, было почти совсем темно. Полностью в июне не темнеет. Светящиеся зелёные цифры, именуемые электронными часами, оповещали о том, что в Москве – половина третьего ночи. О, Господи, ну откуда такая сонливость! На полу посапывала мама. Вот ведь неудобно, она на ковре, как девчонка. Да и пылесосила я последний раз недели три назад. Разбудить, что ли, на диван пригласить? Нет, пусть спит.
Есть охота. Я пошла на кухню, заглянула в холодильник. Так, она ещё и не поужинала по-человечески. Почти никаких изменений, только от целого батона осталась половина. Для моей мамы лучшая котлета – булка со сладким чаем. Я нарезала индеечьей ветчины, положила на стеклянную тарелочку, сверху маринованный огурчик, потом сыр. Сыр был мой любимый, с большими дырками. Он вкуснее нерасплавленный, но надо же чем-нибудь залить ветчину. Подумала, и налила под сыр ещё и сладкого кетчупа. Зажужжала СВЧ-печка. Зашумел чайник. Я меленько нарезала булку и посыпала солью. Сейчас будут сухарики. Разболтала в чашке растворимый кофе, вынула ветчину, на её место водрузила блюдце с кусочками булочки. Вышла на балкон. Я люблю есть на свежем воздухе. Этаж высокий, никто ничего конкретно не видит, чем я радую свой желудок. Значит, нет и повода для зависти и осуждения.  С едой я справилась мгновенно. Вот что значит в  течение долгого времени не получать полноценного питания.  Здорово тут. Где-то вдалеке шумит проспект, прогоняя одиночество. Впрочем, в данный момент при мне мама, смотрящая сны в комнате. И так прохладно, свежо, умиротворённо. И всё смутно напевает о грядущем неведомом счастье.  Даже голова прояснилась. Откуда-то гарью потянуло. Летом часто что-то где-то горит. Впрочем, зимой тоже, но это уже совсем другое дело. Зимой запах дыма удушлив и печален. Но уж очень сильно воняет! Неужели, пожар поблизости? В дверь балкона постучала мама. Ё-моё! Сухари! Из-под дверцы печки валил дым, гнусный до безобразия. На пожелтевшей тарелочке лежали обидно пахнущие угольки. Пластиковые стенки внутри приобрели окраску в тон. Мы с мамой отмывали пострадавшую печку почти час. Жаль, что здесь – не научный опыт. Это только при его проведении отрицательный результат – тоже результат.  Тарелочка отмылась только питьевой содой. Печка безоговорочно сменила окраску, но работала, как и прежде, нормально.  Называется, поела сухариков. Приятного аппетита в три часа ночи! Теперь понятно, почему говорят, что кушать по ночам вредно.

Отведённые мне на сборы семьдесят два часа пролетели незаметно. Мама смотрела сериалы и читала иронические детективы, коих привезла с собой три авоськи. Я небезуспешно пыталась писать поздравления. Голова почти перестала болеть. От синяка на лбу мало что осталось и только отвратительный шрам портил картину. Интересно, скоро ли он пройдёт, если пройдёт вообще. Короче, день да ночь – сутки прочь, и так три раза.  Через восемьдесят часов после начала отсчёта мама решила выйти из дома за хлебом и зрелищами, вернее, чтивищами. Булка кончилась позавчера, мука – вчера, детективы – два часа назад. Тщательно запершись на все замки в количестве одной штуки, я пошла работать.
Что бы там не говорили о статусе, деньгах и вообще, а работа по душе – это очень важно! Пусть покамест пользуются спросом только мои рифмованные «поздравляю – обнимаю». Я даже этот китч стараюсь сделать получше. И, надо заметить, не я  одна. Сто раз неправы те, кто с пренебрежением относится к открыточному творчеству!  Однажды по телевизору один пожилой артист, единственный, по моему, человек, у которого шляпа  является частью тела, а не головным убором, с придыханием призывал народ не покупать открытки с текстами. « Пишите сами! – внушал он телезрителям, - Пусть нескладно, пусть не ахти как,  но от души!». Пардон, а мои стихи – от задницы, что ли? Почему подарить сборник самой дерьмовой поэзии – это нормально, а открытку с текстом, хорошим, добрым, профессионально сочинённым – не comme il faut?  Вот сидеть в шляпе постоянно – в помещении, при дамах – это и правда, не совсем прилично. Если там, под шляпой, лысина, то уж лучше плешь, чем неуважение к присутствующим. В конце концов, волосы и наклеить можно. Стоит ли обижаться на недостаточно воспитанного человека? Нет, не стоит! Но я обижена. С удовольствием вызвала бы его на дуэль. Или в суд. Или на курсы политеса. Или… Мои мысли прервал звонок в дверь. Не условным кодом. Без паники, это слесарь, которого не вызывали. Или врач, которого не вызывали тоже.  Д-з-з-з-з-з! Вот настырный слесарь!  Ежу понятно, что нет никого дома! Дз-з-з-з-з-з-з! Это не слесарь, это то, чего совсем не хочется!  Звонки стали настойчивей. Что делать? Звонить в милицию? Так, пошутили, и будет! Глебу? Это ещё зачем? Чужой, в общем-то человек, может, у него работа, или свидание романтическое, что даже лучше. Маме позвоню! Вдруг это она ломится? Мобильник сел, про условный сигнал забыла… Д-з-з-з-з! Бум-бум-бум-бум! Дверь начали яростно пинать. Плохо. Я быстренько набрала мамин номер. Нет соединения. Второй раз – то же самое. Третий раз – «абонент недоступен» Четвёртый – слава Богу, пошли длинные гудки. После десятого длинного гудка я отключилась.  Мама подходить не собирается и дверь ломает не она. Да и зачем ей дверь ломать? У неё ключ есть, на неё  требование пароль вызванивать как раз таки  и не распространялось.  Какой-то бешеный азарт проснулся во мне. Так всегда. Если я хоть чуть-чуть испугаюсь, вдруг становлюсь безрассудно храброй. Я набрала ведро ледяной воды, вылила туда остатки «Белизны».  Отвратительный запах хлорки поплыл в воздухе. Теперь важно быстро распахнуть дверь и плеснуть смесь в рожу противнику. Так я и поступила.
- Ай, ****ь, уйди с дороги, дура, - завопила моя подруга, отпихивая меня в сторону. Она, роняя капли с платья, ураганом просвистела в санузел,  закрылась. Стукнула крышка унитаза и, через несколько секунд, до моих ушей донёсся блаженный стон избавившегося от мук. Я грустно стояла с ведром над хлорной лужей. Потом сходила на кухню за тряпкой и ликвидировала последствия напрасной самообороны.
Из уборной выползла бледная, но довольная подруга, держащая в руке мокрое платье.
- Психованная, - слабым голосом произнесла она, - Давай «Иммодиум», таз, и что-нибудь сухое надеть.
Блин, как неудобно получилось! Сидя на кухне в моём спортивном костюме и уничтожая остатки приснопамятного «Мартини», страдалица поведала мне, что случайно оказалась в моём районе и ей отчего-то схватило живот.  Синих спасительных кабинок на этих выселках отродясь не водилось. Хорошо, что до моего дома оказалось недалеко. А ломилась она так уверенно, потому, что увидела открытый балкон. Я никогда не оставляю его открытым, уходя из дома. Надо же, видимся раз в году по обещанию, а помнит! Может, ей разбушевавшийся кишечник освежил память?
- Ты бы не злоупотребляла вермутом, он же на полыни.
- Ну и что?
- Полынь слабит, а со стихией не шутят.
- Тебе «Мартини» жалко, туалетной бумаги или освежителя воздуха в сортире? Если хочешь, последним я могу не пользоваться!
- Ерунды не говори! И без тебя тошно! Какай на здоровье, очищай свой организм, сколько влезет. Вернее, сколько вылезет.
- Вот это другое дело. А теперь объясни мне, пожалуйста, своё странное поведение. Это что, новая мода в околотворческих кругах – гостей сперва хлоркой обрабатывать, а потом на порог пускать?
Что делать? Наврать? Принципиально не вру. Потом можно забыть,  что именно наврала, и будет стыдно. Расскажу, пожалуй,   я ей правду, но не всю,  конечно. Только я открыла рот, позвонила мама на мобильный.
- Саня, ты звонила? Что-то случилось?
- Да, мамочка, купи, пожалуйста, «Белизны», а то она закончилась.
- Ещё ж полбутылки оставалось!
- Да много ли это – полбутылки! Вот так вот раз – и закончилось!
-  Хорошо, куплю. Скоро приду!
Во время моего разговора подруга резко встала и прошла в сортир. Через минуту оттуда донеслось: «Главней всего погода в доме!». Да нет, главнее всего, когда с кишечником всё в порядке, и никто не требует от тебя исчезнуть в течение семидесяти двух часов. Кто сказал про девичью память? Эта наглая девица, выйдя с довольной физиономией из туалета, потребовала детального рассказа о моих злоключениях. Я-то надеялась, что она забудет! Пришлось посвятить её в эту дурацкую историю. Особенно живописно мне удалась сцена моего падения головой о клумбу. Мне показалось, что это должно было быть подруге особенно интересно, ведь я спешила тогда именно к ней.
- Н-да, теперь понятно, почему у тебя лоб заклеен, - задумчиво-растерянно протянула подруга.
- Это ничего! – бодро сообщила я, - Скоро сдеру этот пластырь.
- Ага! Слушай, ты  платьишко моё отполощи, если не трудно и на балконе повесь. А я тут вспомнила – мне бежать надо! Ничего, если костюмчик твой одолжу? Потом увидимся – обратно поменяемся, - и захихикала ненатурально. Встала, допила остатки «Мартини» и рванула к входной двери. Только попа через маленькую дырочку сверкнула – костюмчик-то ветхий! Я даже запираться не стала.
- Санечка,  тут твоя эта, как её, внизу из лифта прямо на меня выпрыгнула – ни «Здрасьте!»,  ни «До свидания!», и как сиганёт из подъезда. И одета, как бомжиха! Что это с ней? Рехнулась, что ли?
- Да нет, дерьма в ней много!
- Не поняла…
- Обосралась по-крупному, вот что!
- Опять не поняла!
- Я сама ничего не поняла.  Вернее, поняла, что у меня подруга в беде «позналась». Нет у меня никого, кроме тебя.
Мама растроганно обняла меня:
- А у меня нет никого, кроме тебя, доченька
- Если не считать  «Несчастных Наташ» и «Охренелл», -  не удержалась я от колкости.
- А дверь не запираем почему? – раздался голос Глеба, -  Что, осадное положение разве уже снято?
Действительно, вся беседа с мамой проходила при открытой двери  на лестничную клетку. Вот расслабились!
- А я уже мобилу достаю – тебе звонить, докладываться, что прибыл, выхожу из лифта, а у вас тут День открытых дверей! – развеселился Глеб, - Ну, хоть со мной вы и в полной безопасности, дверку давайте, всё-таки, закроем. Для порядка.

Ох, и повеселились мы, вспоминая события дня минувшего! За роскошной вечерней трапезой, в обществе, своих так здорово ничего не бояться!
- Предлагаю присвоить твоей подруге звание «Экс-подруги» или «как бы подруги», провозглашал Глеб, подкладывая нам с мамой на тарелки принесенные им деликатесы: кету, осетрину, мидии. Мама давилась, но ела за компанию. Рыбу она не переносит.
- Ещё можно «псевдоподруга», «квазиподруга»! – не унимался Глеб.
- Или просто «засранка», - с набитым ртом подытожила я.
- Саня, как тебе не стыдно! – вступила в беседу мама, - А, между прочим, «как бы» и «квази»  - это одно и тоже.
- Ага, - подтвердила я, - Те же яйца, только в профиль!
- Александра!
- Так, девушке больше не наливать! У неё остаточные явления после сотрясения мозга, выражающиеся в ускоренном наступлении процесса опьянения, - сгладил острые углы Глеб.
- Остатки – сладки! – совсем уж «не в кассу» заявила я. Но ведь надо же было хоть что-то сказать!
Потом мы помолчали. Потом начали обсуждать серьёзные вопросы. Кажется, волнения позади! Все сроки вышли, но больше никто не угрожает, не звонит и ничего не хочет. Может, у Ларисы планы изменились. Или менты её приняли.  Вышла замуж и уехала в Аргентину. Черти унесли.
- Всё, у меня начинается «Прасковья и её смертельная тайна», - заявила мама, - Решайте, где дальше будете ворковать: здесь или в комнате?
- Мы здесь останемся, конечно, смотрите кино в комнате. Давайте, я Вас провожу, - засуетился Глеб.
«Ну, блин, освоился! В жизни-то моей без году неделя, считай, а уже…», - что именно «уже» я чётко сформулировать затруднилась, но вот мысль такую в голову допустила.
- А зачем меня провожать? Дорогу не найду, или от ветхости рассыплюсь прямо в коридоре? – съехидничала мама.
- Ну, что Вы, просто очень хочется за Вами поухаживать.
- Ну, поухаживайте, раз так уж хочется!
- Да, и вот Вам лакомства туда отнесу! Так ведь приятно совмещать зрелище с хлебом, тем более, таким….нехлебным, - И Глеб щедро, не замечая ужаса в маминых глазах, нагрузил тарелку рыбными деликатесами.
«Это можно не есть! Это можно не есть! Это можно отправить в окошечко кошечкам!», - старательно посылала я телепатические пассы в  удаляющуюся спину поклонницы  мыльных опер. Скрипнул диван, стукнула о журнальный столик тарелка. Однако, «рыцарь» не спешил возвращаться. До  моих ушей долетел негромкий разговор из комнаты. 
- Понимаю, что такие заявления Вы вправе считать преждевременными, - тихо, но убедительно вещал Глеб, -  Но поймите, здесь о сроках говорить не вполне логично. Я уже не мальчик. («А кто, блин, девочка?» - подумала я). Могу отдавать себе отчёт в своих мыслях и действиях. («Я тоже не мальчик, однако, отчёт себе в мыслях и действиях дать затрудняюсь», - опять подумала я). В-общем, мне очень нравится Сашенька.
Ё-моё, Сашенькой меня ещё никто не называл. Саня, Санечка, Александра – это да. Чижик Таней, как первую жену, по забывчивости и созвучию имён кликал. Но Сашенькой…Ах, как нежно звучит!
- Бу-бу-бу, бу-бу бу-бу, - ответила мама.
- Я прошу некоторого содействия с Вашей стороны. Сашенька – девушка гордая, тонкая, ранимая,  старомодная в самом прекрасном смысле этого слова!
Ах, козёл, тебя что же, откровенным матом поливать, чтоб не смел на меня наговаривать! Сам старомодный, подлиза, лицемер и …
- Бубубу-бу-бу  бу-бубубу! – это мама
Надо перебазироваться в коридор, а то ни черта не слышно толком!  Так я и поступила, присев на корточки у входа в кухню.
- Я никогда ничего плохого не сделаю ни ей, ни нашим отношениям. Я прекрасно сознаю, что означает обзаводиться семьёй в наше время. Так вот, я – человек состоятельный, не олигарх, но семья моя будет жить более, чем  достойно! Мой бизнес процветает, у меня роскошная квартира на Пушкинской площади, двухэтажный коттедж по Пятницкому шоссе. Далее. Чтобы начать публиковаться в этой дурацкой стране в это дурацкое время, талант не особо нужен. Деньги, связи – это да. У меня есть и то, и другое! Будучи моей супругой, Сашенька займёт подобающее место в современной российской литературе. 
- Простите, Вы хотите сказать, что у Сашеньки нет способностей?
- Способностей нет! («Гад!» - зло и коротко пронеслось у меня в голове). Есть бесподобный талант, и Вы это прекрасно знаете. («Слав-богу!»-  с облегчением вздохнула я про себя). Эта звезда должна зажечься на литературном небосклоне не на пару лет, а навсегда!
Интересно, а маме такая ересь уши не режет? Люблю лесть, но не такую же грубую. 
- Глеб, мне, как матери очень приятно слышать столь благоприятный отзыв о даровании моей дочери, хотя я прекрасно вижу, что Вы преувеличиваете. Льстец из Вас отменный! – браво, мама, первый раз слышу, чтобы ты разговаривала так ехидно. Научи меня, я до таких высот язвительности пока не дошла. – Раз Вы так отзываетесь о Сане, и так печётесь об её будущем, что ж, уже одним этим Вы мне  глубоко симпатичны. Но сразу хочу предупредить: у Александры в жизни было много моментов, которые и врагам-то желать как-то не по-христиански. Хотя бы её отвратительное замужество…Она разведённая, Вы в курсе?
- Какая разница! Пусть она хоть сто раз будет разведена! – с жаром воскликнул Глеб. – Саня – самая лучшая, таким-то и достаются уроды и подонки!
- Полностью с Вами согласна. Но, повторяю, считаю своим долгом предупредить, что характер у Сани непростой, она вспыльчива, мнительна, ранима. В общем-то неуживчива, и, как все творческие личности, с некоторыми странностями. Что поделать – она человек особенный!
А мне понравилось подслушивать! Сколько интересного про себя, любимую, узнаёшь! Полностью согласна со всем, кроме тяжёлого характера. Я ангел, и порву, как Тузик грелку любого, кто с этим не согласен! А неуживчивость… Чижика я выгнала,  потому, что, нельзя жить со второй женой, а все выходные летом проводить на даче у первой. Пусть даже там сын. Но тут-то, в городе, скучает вторая супруга! Ей тоже надо внимание уделить! И продукты первой жене закупать не стоит, особенно когда в собственном холодильнике голяк полнейший. И даже если такая гуманитарная помощь бывшей жене сопровождается шипением: «Купил жрать этой гадине – пусть подавится! Зато к сыну лишний раз пустит!», всё равно, на душе не легче! И уж совсем излишне говорить мне: «Не ходи по дому в рваных джинсах! Вот Таня в таких не ходила!» Не ходила. Зато ходила голая по квартире. А за ней любовник, на котором из одежды были только Чижиковы тапки. И всё это на глазах у ребёнка, пока муж на работе! А когда Чижик её всё-таки застукал, она надавала ему босой ногой по яйцам. И сама же заявила на него в милицию по факту нанесения ей телесных повреждений средней тяжести. Так что когда мы с Чижиком познакомились, был он подсудимым. А сразу после нашей свадьбы его оправдали. Блин, ну вот вспомнила этих дурацких Чижиков, прослушала добрый кусок «тайного совещания»!
- Так какого же Вы просите содействия? – спросила мама
- Я ручаюсь головой, что Сашеньке ничего не угрожает! Вы можете смело возвращаться к себе. А это даст мне реальный повод каждый вечер навещать Сашеньку. Она очень умна и щепетильна, к тому же критично настроена ко мне, увы! А так всё логично! Буду узнавать, как дела, всё такое. И обещаю Вам – даже пальцем не притронусь к Вашей дочери без её согласия.
«Скажите, пожалуйста, пальцем не притронется! А пальцем и не обязательно, можно и чем другим дотронуться!» - экие пошлости в голову-то полезли!
- Ну, хорошо, я Вам, доверяю, молодой человек, -  нетерпеливо рассмеялась мама, по телевизору уже начинался фильм.
- Спасибо! – прочувствованно сказал Глеб. Наверное, в этот момент он поцеловал ей руку. А может, и нет… Идёт! Испуганной кошкой я метнулась на кухню и сделала вид, что внимательно рассматриваю лески под потолком, на сей раз, слава Богу, пустые. В комнате зазвучали телеголоса, затем заныла несмазанная створка окна. Мне показалось, что я услышала шлепок куска осетрины о землю и победный клич тусующихся во дворе кошек и котов. Да здравствует великая сила телепатии!
- Санька, заскучала? – елейно нарушил моё уединение новоявленный кандидат в женихи.
- А только что Сашенькой звал! – чуть не вырвалось у меня.
- Сань, мама твоя хочет завтра к себе перебираться, ты не против? 
Я молчу.
- Я буду к тебе каждый вечер приходить, вкусное приносить, гулять будем, насколько  здоровье тебе позволит, - совсем рассюсюкался, противно. Лучше буду дальше молчать.
- Ну, молчание – знак согласия, - подытожил он.
- Банально!  - разжала, наконец, губы я. Наверное, у меня и правда, дрянь-характер.
- Давай лбом твоим займёмся!
- Этого ещё не хватало! Ты что – брат милосердия?
- Двоюродный!
- Я сама всё сделаю. Не желаю неэстетичной выглядеть.
- Может, это признак зарождающейся симпатии к моей скромной особе? Стесняешься показаться некрасивой… Впрочем, это тебе не удастся. Ты и на толчке, как на троне.
- Говори, да не заговаривайся!  - я обиделась. Ну почему все мужчины ведут себя сначала, как джентльмены, а потом как водопроводчики?

На следующий день, перед вероломным переселением мамы к себе, мы с ней общими усилиями отодрали пластырь от моего лба. Не ужасно. Но и до идеала далеко. Шрам какой-то странный, раздвоенный книзу.  Посоветовав мне использовать мумиё, мама уехала с заговорщицкой улыбкой на устах. Буду я дерьмо на морду мазать, щаз-з!  Этот день прошёл быстро и бесцветно. С вечерним рыцарем я была холодна даже сверх меры. Решил добиваться – пусть добивается. Пусть узнает, почём фунт лиха. Иначе со временем это придётся узнать мне, проверено на опыте. Будущий меценат сносил всё до отвращения покорно. Не верю я в такую любовь! Что-то здесь не так! Наверное, корысть есть. Женится, пропишется в мою квартиру, потом начнёт разводиться и делить её. И получит, таким образом, комнату в коммуналке в Подмосковье или в Бутово, рядом с Чижиком. Это – неплохое дополнение к апартаментам на Пушке и коттеджу по Пятницкому  шоссе. Вот какой расчётливый мерзавец! Так и знала,  движет им лишь корысть! Шутка! Экий бред иногда возникает в моём фееричном мозгу! 



                ГЛАВА 5


Утро следующего дня, сначала помешав мне спать привычным застенным спектаклем, на том не успокоилось. Ровно в девять зазвонил телефон, и номер, по доброй традиции последних недель, не определился.
- Ну, что, сволочь, сидишь? – поинтересовалась Лариса или как там её на самом деле.
- Нет, лежу, - честно ответила я.
- Смелая, да?
- Да, а ты нет?
- Ещё острит, сучка, - возмутилась Лариса. По-моему, она даже обиделась.
Я положила трубку. Что за манера – хамить по утрам! Мадам не поленилась перезвонить.
- Сестрёнка, разговор не закончен. Давай решать, что делать с тобой.
- Отвязаться от меня надо, и своими делами тебе заниматься.
- А я чьими занимаюсь? Нехорошо выходит, сестричка: Убивать тебя жалко, сама не убираешься, мешаешь…
- Психичка, какая я тебе сестрёнка!
- Родная, Сашенька, родная, единокровная!
Ну вот, опять Сашенькой назвали. Сговорились они все, что ли?
- Маленький нюанс – я единственный ребёнок в семье. Решила похулиганить – сначала тему изучи, жертву, то есть. Сестрица, блин, Алёнушка!
- Не ты жертва, а я, - не обращая внимания на «Алёнушку», кротко  сказала Лариса. -  Хочешь всё знать?
- Всё знает только Господь Бог. Предпочитаю быть Сатаной.
- Князь Тьмы знает не меньше. Оставь свой юмор при себе и не поминай всуе, кого не надо» Короче, жду тебя сегодня в два часа….
- Жди! – перебила я, -Ждать придётся очень долго, оденься потеплей.
- Сейчас лето. Сама не замёрзни, от страха-то дрожать!
- Сообщу-ка я в милицию. Надоело…
- Только попробуй! – рявкнула  «сестрёнка» - Ты свою маму любишь? Вот и докажи это! Не дай ей пропасть без вести при загадочных обстоятельствах.
- Попалась, Зита и Гита! Если ты мне родная сестра, то это и твоя мама!
- Эта тварь мне не мать, - резко прозвучало в трубке, - Она предала меня! Сане – всё, а Ларе – шиш с маслом! Хрен с тобой, боишься – не приходи, ты была зассыхой, ей и осталась!  - Лариса помолчала, потом продолжила на удивление спокойно, даже дружелюбно, - Мне тоже неохота совсем уж по-плохому с тобой решать. Кровь, всё-таки, родная. Но и базар нетелефонный. Мыло давай!
- Что давать? – удивилась я
- Мыло, ну e-mail, адрес электронный. Я тебе письмецо кину. Там дальше сама соображай, как задницу свою от неприятностей уберечь, мамина дочка!
- Может, тебе ещё и ключи от квартиры, где деньги лежат? – процитировала я классиков советской литературы.
- Да на кой мне ключи от твоей халупы? Я туда и без ключа прекрасно войти могу, неужели ещё не убедилась? А скоро и вообще замок новый повешу, свой!
- Не поняла…
- И не поймёшь, пока не объясню! Мыло давай, сестрица, блин!
Ладно, я продиктовала ей свой адрес, не основной, деловой, а левый, для всяких Интернет-глупостей. В этот второй я заглядываю раз в  два месяца – письма дурацкие почитать и спам повыкидывать. Ну, посмотрим, что эта коза напишет!
А написала коза следующее:
«Жили муж с женой, и были у них девки-двойняшки, Санька и Лариса. А папаша ихний козлище гулявый был. Разошлись они и девок поделили, вместо того, чтоб мамочке, сучонке, обеих оставить. И прожила Санька-дура в холе и тепле с мамочкой-переводчицей да отчимом-макаронником. В люди выбилась, образование верхнее получила. Поэтесса, мля! А Лара ушла с папой и росла, что трава под забором. Папочка баб в дом таскал. Лара на улице юность теряла, с плохими ребятами связалась. А уж как помер папа, так и вообще покатилась душа по наклонной плоскости, да и села Лариса далеко, хорошо, хоть ненадолго. А теперь Лариса хорошо жить хочет, как человек! Она Женщина!!!! Саня должна ей по жизни! Вот и надо Александре свалить  куда-нить, а Лариса вместо неё шоколад жрать будет, стихи пописывать да с москвичами трахаться! А Саньку убогую тоже не обидим, пусть Ларисой назовётся. Никто их не отличит ведь! Но! Лариса дел наделала, жить красиво хотела, а денюжков не было. Так что Сане спрятаться надо, если живой остаться хочет. А если её всё же мусора за жопу возьмут, ничего страшного. У Хозяина побудет, ей полезно, она писательница. Пусть жизнь наблюдает во всех её проявлениях.  Вот и получится ей «Горький на дне», к народу ближе. А больше ей знать ничего не надо. Ну, будет несговорчивой Александра – другой разговор с ней пойдёт»
Вот такое послание. Процитировано дословно, стилистика, орфография сохранены.  Ответ мой был краток: «Чушь!».  Тоже мне, будто я никогда не видела маминой карточки в женской консультации! Там русским по белому написано: четыре беременности, три аборта, одни роды. Ну, только если Лариса – жертва аборта, чудом выжившая в канализации! Хотя я точно не в курсе, куда именно девают вычищенные эмбрионы. Может, на переработку…На лекарства там или косметику. Нет наверное, это аморально. Или сжигают. Или в спирт и в музей. Для будущих медиков. Тьфу, блевотные-то мысли! 
Сомнений нет, эта Лариса – или сумасшедшая маньячка, или коварная шантажистка, или и то и другое сразу. И слова её – блеф. Однако, для полного успокоения, я решила поговорить с мамой. Но, похоже, этого-то как раз делать и не надо было. Вначале она среагировала достаточно спокойно:
- Дурь собачья! Ты, Александра, как хочешь, а я сегодня же пойду в милицию!
- Но…
- Что «но»? Пора прекращать хулиганство. А насчёт сестры – двойняшки я тебе так скажу. Ты отца помнишь?
- Плохо…Совсем плохо…Вообще не помню!
- Был в доме какой-нибудь ребёнок, кроме тебя?
- Нет.
- На старых фотографиях, у тебя ж их три альбома, сколько девочек со мной и Попковым стоит?
- Одна.
- А если одна, - начала повышать голос мама, - то почему ты позволяешь себе даже думать всякий бред…
- Ну, может, тут что-то не так, может, ты фотомонтаж сделала, чтобы меня не травмировать. И вообще, а может, на фото и не всегда я – маленьких девочек-близняшек трудно отличить.
- Дожила! – выдохнула мама после недолгой паузы, - Такие заявления от дочери. Я ночей не спала, последний кусок ей отдавала, сама в рубище ходила, лишь бы её одеть, как принцессу, и вот она как…! Какая-то дрянь возвела на мать поклёп, и  любящая доченька сразу же поверила!
- Мама, успокойся, я ничему не поверила, я…,- было поздно, рыдания неслись из трубки, как вода из сорванного крана.
- Вот подожди, будут у тебя дети, тогда поймё-о-ошь… Тогда вспо-о-мнишь мать, да поздно будет! Заплачешь горькими слезами! У-ы-ы-ы!
- Мама, давай-ка я приеду, и мы сообщим, куда хочешь: хоть в милицию, хоть в налоговую инспекцию, хоть на телевидение. Только, прошу тебя, успокойся! Я уже еду!
- Нет! – категорично заявила мама. – Приеду сама. Но завтра. А пока, извини, я не очень хочу тебя видеть!
И закончила разговор. Сморкаться, видимо, пошла.
Вот я и сидела дома, в дикой скуке. Погода – прекрасная, просто класс! А вторую половину лета обещали – просто дрянь!
И что я за человек такой! Скажут мне глупость какую-нибудь, так наплевать бы, да и  забыть! Нет, буду сидеть и обсасывать! И мама странновато себя повела. Ну что такого я, в конце концов, ей сейчас сделала? А вдруг всё правда и не врёт Лариса? Чёрт его знает, что там могло произойти! Наличие родной сестры могло быть скрыто от меня по самым благородным соображениям. Ведь не обязательно непонятный или даже плохой поступок, является следствием злого умысла! Так, например, я все  десять лет, а мы учились именно столько, отдала школе, где каждый день меня унижали, обзывали, мучили и били. Даже в десятом классе мне случалось приходить домой  в порванной форме и с синяками. Что же, мать такая садистка, чтобы нарочно отдать ребёнка  в такой ад? Или, может, ей просто было плевать на меня? Нет, совсем наоборот!  Мой концлагерь был с углублённым изучением французского языка.  Во французском я преуспевала, даже сны порой видела на этом языке. А что же? Прошли годы. По-итальянски я сейчас говорю лучше, чем по-французски. Ну и зачем было….?  Только нервы попортила, и комплексами обросла по самые уши!
А теперь эта Лариса, крыска-Лариска, только старухи Шапокляк при ней не хватает!  Впрочем, имеется у меня один план. Роддом, где меня безжалостно выпихнули в наш несовершенный мир, находится в сорока минутах езды от моего нынешнего места обитания. Ну, так и за чем дело стало? Сейчас поиграю в детектив. Время – пятнадцать ноль-ноль. Чёрт его знает, поздно, наверное. Но высиживать до завтра -  нет уж, никакого терпения не хватит! Если уж я что решила выяснить – стараюсь сделать это немедленно. Если что-то волнует меня, всегда поскорее разрешу ситуацию. Хотите верьте, хотите – нет, но до роддома  я добралась всего за полчаса. Вот что значит пытливость ума и жажда познаний!
На первом этаже я была немедленно остановлена охранником. Не поднимаясь с кресла и кося одним глазом в чёрно-белый телевизор, который, вероятно, помнил ещё мой появление на свет, дюжий мордоворот в чёрной форме прожевал:
-Ну и куда мы идём?
Как меня взбесило это «мы»! Ты,  урод, никуда не идёшь, ты уже корни в кресло пустил, тебе, небось, когда в туалет приспичит, горшок приносят. Ненавижу хамов! А хамов, облечённых властью – втройне! 
- Вы не подскажите, где я могу получить справку…., - а что делать, приходится держать эмоции при себе, - тут женщина рожала, давно уже, вот по поводу её детей, сколько их было.
Воцарилась тишина. Детина посмотрел в телевизор  обоими глазами, потом на меня – тоже обоими глазами, потом вернул органы зрения в исходное-косящее  состояние, поковырял в зубах невероятно длинным ногтем грязного мизинца и изрёк:
- Это в медстатистику, если успеете. Они уходят через полчаса. Выйдите за угол, в арку налево с другой стороны здания…, - Не договорив, он полностью переключился на экран, где среди то ли конфетти, то ли помех изображения подпрыгивали малолетние поп-звёзды.
Проследовав указанным маршрутом и ушибив плечо об тяжеленную дверь, я попала в помещение, перегороженное поперёк стойкой, как в сберкассе. Со стороны, предназначенной для посетителей, находилась лишь банкетка, покрытая разлохмаченной клеёнкой цвета спелой вишни. В другой половине комнаты сидели разморенные сонные тётки в некогда белых халатах.
- Девушка, не закрывайте дверь, душно! – дружно поприветствовал моё появление коллектив медстатистики.
Я попробовала оставить дверь открытой, но мощная пружина успешно сопротивлялась моим действиям. Дверь-мастодонт не желала стоять настежь. Посыпались советы:
- Кирпичом подложи!
- Его здесь нет – пискнула я
- Как нет, лежал. Пойдите, посмотрите  там.
 Естественно я никуда не пошла, и тогда последовала рекомендация подпереть дверь  скамейкой:
- Ты банкеткой-то дверь подопри! Тяни, тяни! Эх, молодая, а слабосильная совсем!
Когда я, получив в награду дикую головную боль, наконец-то зафиксировала паршивую дверь в открытом положении, медработницы тут же потеряли ко мне всякий интерес.
- Извините, - задыхаясь, произнесла я, - мне бы справочку получить.
- Ах, ты, дрянь! Опять припёрлась! – заорала одна из дам, химическая блондинка, поворачиваясь в мою сторону!
- Ну-ка, пошла вон быстро, пока милицию не позвали! – поддержала её другая, наливаясь свекольным румянцем. – Мухой отсюда, бомжа чёртова!
Я опешила.
- Да не орите, дуры! – бесполо просипел кто-то за моей спиной, - И не надо меня мусарней пугать, про*****!
Оглянувшись, я увидела, что в дверном проёме замерла фигура, принадлежность которой к женскому полу выдавали только безразмерные сиськи и платок на голове.  Гренадёрский рост, остатки мужских ботинок размера этак сорок пятого и редкая щетина на подбородке свидетельствовали об обратном. Судя по сизому, изрытому носу, ОНО пило давно, много и с воодушевлением.
- Да ты!... – взвилась с места свекольнолицая служительница медстатистики, оглядываясь, будто в поисках предмета, пригодного для прицельного метания в непрошенную визитёршу. Та мгновенно испарилась. Запах мочи остался. Воительница тяжело опустилась на стул. Гипертония у неё, наверное, вон какая ….яркая женщина!
- Чего Вам, девушка? – устало спросила она.
- Я хотела бы узнать…Вот мои документы, - моментально стащив с плеча ранец, я начала выкладывать из него в окошко перегородки паспорт,   свидетельство о рождении и тому подобные бесценные бумаги, нужные в данном случае, и ненужные.  Тётка подбрела, взяла всё это, повертела, посмотрела:
- Ну и что?
- Понимаете, мне очень важно знать – у этой женщины, у моей мамы родилась одна дочь или две? Есть ли у меня сестра-близнец?
- А Вы что, сами не в курсе?
- Я думала, что в курсе. А сейчас появилась какая-то аферистка, и пытается мне пудрить мозги. А вдруг она не аферистка, а,  и правда, сестра?
- Вот что. Есть документы, есть мама – вот с мамой и разговаривайте, выясняйте. Сведения тридцатилетней давности я поднимать для Вас не буду. А аферистками занимается милиция. Туда и обращайтесь. Пришлют они по Вашему делу запрос – дадим справку. Самодеятельностью, девушка, заниматься не надо! Всё, до свидания! – и вернула документы.
- Простите, но может быть можно, в порядке исключения, а? Мне очень это важно!
- Девушка, Вам же русским языком говорят, Вы что, не понимаете?! – похоже, дама решила израсходовать на меня гнев, оставшийся от схватки с бомжихой, – Рабочий день окончен! Идите и не мешайте. Дверь закройте за собой!
Разумеется, возиться с их дурацкой дверью я не стала. И так зря старалась, открывала. Просто вышла во двор, не солоно хлебавши.
- Эй, слышь! – раздался сзади сип давешней алкоголички, -  дай бабушке на бутылку, здоровье поправить. Я всё здесь знаю, уборщицей всю жизнь тут отпахала. Ты мне поможешь, а я – тебе.
- Сколько Вы хотите?
- А сколь не жалко, - получив десятку и вполне этим удовлетворившись, бродяжка спросила, - Родилась-то ты когда?
Я ответила.
- Ну, как же, помню. Эх, козы, не могли толком ответить-то! А я всё слышала, я помню, ага помню.
- Ну что, что помните?
- Всё! – и пьяница  мотнула головой  как-то вбок.
- Что - всё?!
- Ты не торопись, ты слушай, что тебе говорят. Помню. Не одна ты родилась, - тут бродяжка сильно закашлялась. Потом достала из рукава длинную грязную тряпку и обстоятельно высморкалась.
Я была подавлена. Значит, мама все эти годы скрывала…
- Да, ты у мамки не одна. Ещё троих пацанов принесла она! Во как! – и экс-уборщица гордо посмотрела на меня.
Ну не отбирать же назад десятку! Пусть подавится! Может, она никогда и не была уборщицей в этом роддоме.
Подавленная собственной доверчивостью, я поплелась восвояси. На шее запел телефон.
- Привет! Ты что, с мобильным в ванную ушла? – бодрым голосом  поинтересовался Глеб.
- Нет.
- А что ж к городскому не подходишь?
- Я не дома.
- А где?
- В Караганде!
- А поточнее?
- Потом объясню.
- Нет уж, пожалуйста, сейчас!
- Денежек на счету не жалко?
- Ничуть! У меня безлимитный.
- Ну, ладно, сам напросился,- и я рассказала Глебу все свои сегодняшние приключения, не забыв нажаловаться на  нечуткий персонал медстатистики, но умолчав о своём унижении с открыванием двери и глупой доверчивости по отношению к бомжихе. Уж больно стыдно о таких вещах вспоминать! У Глеба, видимо, и точно, тариф «Безлимитный». Отчитывал он меня долго, со вкусом, хотя и почти ласково.
- И никуда не ходи без меня или мамы. Ты видишь, что происходит, - завершил он свою нотацию.
- Знаешь, что, - я постаралась говорить как можно убедительней и жёстче, - я - свободный самостоятельный человек. Буду ходить туда, куда хочу, с тем, с кем хочу и тогда, когда хочу. И если кто-либо возжелает ограничить мою свободу,  то …
Возникла пауза. Я не знала, чем пригрозить потенциальному супостату.
- Ну, что тогда будет? - рассмеялся Глеб.
- Хочу в ментовку пойти, - я сочла за благо сменить тему.
- Ни в коем случае, а то хуже будет! – если бы я точно не знала, что беседую с Глебом, решила бы, что мне отвечает матёрый бандит. Столько чувства, столько злобы и угрозы! Я даже растерялась. Но сотовая связь пришла мне на помощь. Нас разъединило. Глеб не перезвонил. Может, ему сообщили, что абонент, то есть я, недоступен…недоступна.

Не успела я зайти в квартиру, как зазвонил телефон, на сей раз, городской. Честно говоря, мне уже дурно от этих трелей. Как же чувствуют себя люди там, куда народ названивает постоянно? Раньше бывало и такое, что за целый день мне не приходилось произнести ни единого слова. Зато теперь…
- Алло! – мне пришлось пройти в комнату прямо в туфлях.
- Ну что ты всё шляешься, что вынюхиваешь, а? Видишь, никто ничего не сказал тебе. Молчишь? Ну, молчи-молчи! Я всё про тебя знаю. Наблюдают за тобой, не сомневайся! Бомжиха-то там не зря оказалась! Ты об этом своими курьими мозгами не подумала? Или одни рифмы да Шуры-муры-амуры на уме? Ещё про «чушь» мне пишет, засранка! Не боишься, что ли ничего? Смелая, да? Ты, кстати, сестрёнка, на дружка своего не больно-то рассчитывай!
- Какого дружка? – прикинулась я чайником. Захотелось проверить реальный уровень осведомлённости мадам в моих делах. Опишет только внешность? Значит, просто могла видеть нас на улице. Назовёт имя? Значит, ещё и подслушивает, как минимум.
- Как какого? А кто тебе Глебушка Привезен….Ту-ту-ту, -  неожиданно запели  гудки отбоя.  Создалось впечатление, что некто отобрал у девицы трубку или нажал на рычаг. А может, сама испугалась, что сболтнула лишнее.  Или потревожил кто, вспугнул.  В-общем, я сочла, что настало время обратиться в милицию. Я набрала 02.
- Милиция, старший сержант Охренюк! – резким голосом отозвалась представительница правоохранительных органов.
- Здравствуйте. У меня вот какая проблема. Меня замучила телефонная хулиганка, даже шантажистка…
- Район какой? – нетерпеливо перебила Охренюк.
Я ответила.
- Минуточку, - и она исчезла. Стали слышны разговоры на заднем плане:
- А он макароны не ест! А картошку каждый божий день – я ж обалдею готовить! Да и накладно. Или вообще одно мясо требует. А он заработал, чтоб так жрать, скотина этакая?
- Знаешь, как макароны готовить надо? Ща расскажу – за уши своего кренделя не оттащишь! Короче, покупаешь те, которые класса «А»…. – И далее последовало обстоятельное, но периодически переходящее на «бубубу»,  изложение рецепта приготовления сверхъестественного по вкусу блюда из вульгарных мучных изделий. Прождав минут десять, и так и не разобравшись, как именно возможно сделать макароны съедобными, я повесила трубку.  Очевидно, их служба слишком опасна и трудна. Решать свои проблемы придётся самостоятельно. А макароны я терпеть не могу, уж прости, Пьетро!

Зашедшему вечерком «на  огонёк» Глебу, я не рассказала о неудачном обращении в милицию. Зато поинтересовалась:
- Слушай, а как твоя фамилия?
- А тебе зачем?
Однако же странная реакция на столь невинный вопрос.
- Ну,  так… Ты же мою знаешь. Мне тоже любопытно.
- Любопытной Варваре…. На Александру это тоже распространяется! Не скажу! Вот пойдём в ЗАГС – там узнаешь!
- Зачем в ЗАГС?
- За пивом! Зачем люди в ЗАГС ходят? Детей нам рановато регистрировать, помирать тоже вроде пока не собираемся.
- А мне там вообще делать нечего.
- Ну, отчего же. Молодая, незамужняя, красивая. Я – тоже свободный…
- Всё понятно! Только кто тебе сказал, что я пойду с тобой под венец?
- Под венец ходят в храме. В органах ЗАГС  регистрируют образование новой ячейки российского общества. А замуж за меня ты захочешь обязательно. Может, чуть позже, но очень захочешь. Это уже предрешено! – и улыбается, мерзавец!
Положа руку на сердце, могу признаться – перспектива одиночества, с каждым годом становящаяся всё более реальной, меня пугала. И кто на моём месте стал бы артачиться – претендент-то и вправду, хоть куда!  Но я не перевариваю, когда кто-то что-то решает за меня, когда давят мне на психику. Как Чижик. Где работать, что носить, в какой цвет волосы красить… Тьфу, опять вспомнила  несчастного рогоносца! Что же это такое, вот ему икается, небось!
- Не рано ли для подобных речей?
- Не рано. Это ещё не предложение, это намёк, чтобы ты морально готовилась. Кстати, о сроках. Мои родители поженились через неделю после знакомства и счастливо живут по сию пору.
- А мы с Чижиком ещё почти год в  сожительстве жили.  А  толку,... –в ущерб себе зачем-то сказала я .
- Вот видишь!
- А где твои родители живут? – чтобы перевести разговор на другую тему, спросила я .
- Столько вопросов задаёшь, а замуж не хочешь! Ишь, хитренькая, - нехорошо засмеялся Глеб. Почему нехорошо? А кто ж его знает, просто от его смеха у меня чуть-чуть заболел живот. – Познакомишься с ними, не боись! Ну всё, дорогая, мне пора бежать!
Странный какой! Торт принёс, а мы его и не начали.
- Сама скушай. Маму позови – она поможет, - подсказал мне план действий Глеб.
Он быстренько заперся в туалете, потом вышел оттуда, поцеловал меня в щёчку и удалился. Закрыв за ним, я пошла в комнату и тут заметила на тумбочке в коридоре барсетку. Обычно Глеб приходил без неё. Видимо, карманов ему вполне хватало. И вот он забыл своё имущество из-за отсутствия привычки. Лазить в чужую сумку – свинство! Хрю-хрю! Первое, что мне попалось в руки – водительские права. В них русским по белому, а вернее, не только русским и по розовому было написано:
«Привезенцев
  Privezentzev
  Глеб
  Gleb…»

«Зззз-зз-зз!» - условной мелодией заверещал дверной звонок. Так, пропажа обнаружена. Не успев разглядеть отчество – как-то на «И», я поспешно сунула  документы обратно в барсетку, аккуратно застегнула её и пошла открывать.
- Я тут забыл,…- начал Глеб.
- На! – протянула я ему сумочку, - Три дохлых мыши и кусок дерьма уже внутри. Это тебе в подарок.
- Спасибо,  Сашенька! Надеюсь, мыши достаточно жирные? – ласково засмеялся Глеб.
- На здоровье! – я кивнула и поскорее закрыла дверь, даже не дав вернувшемуся посмотреться в зеркало. Хотя, вроде бы, примета действует только если переступить через порог. Я суеверная, как все неверующие.
Да, ребята, дело пахнет керосином! Откуда Лариса знает его фамилию? Отчего так резко прервался разговор с ней? Ещё немного, и я начну подозревать своего рыцаря в чём-то очень нехорошем!


               ГЛАВА 7


Утром, как и было обещано, приехала мама.  Под просмотр «Кровавого убийства» я была прощена за недоверие, а торт – съеден.  Потом мама помыла посуду, благо приобщение к миру кино происходило на кухне. Комнату жёстко и безоговорочно заняла я. Надо же мне поработать нормально, наконец! Со всей этой беготнёй совсем дела позабросила. А ведь я как потопаю, так и полопаю.
В электронном  почтовом ящике лежал свеженький заказ. Но восторг предвкушения прибылей сменился удивлением, переходящим в ужас. Издательству открыток, с которым я сотрудничаю относительно недавно,  понадобилось пятьдесят штук остроумных шуток, цитируя заказчика  - «на уровне хорошего анекдота». Вы никогда не пробовали удачно пошутить пятьдесят раз подряд? Ну, хотя бы, тридцать? А если ещё и в рифму? Да такое и великому юмористу не под силу! Однако, есть задание и надо его выполнять. В моей работе, при всей её прелести, имеется один существенный минус. Если в конторе, при отсутствии настроения и вдохновения, можно сидеть и плевать в потолок на меткость, то творческая единица себе такую роскошь позволить не может. Для того, чтобы выдать на-гора достойную продукцию, приходится шевелить извилинами.
Кто бы попробовал слагать оды счастливым молодожёнам,  сидя за столом  долгими глухими зимними вечерами, когда единственный друг и собеседник – компьютер и других в обозримом будущем даже не предвидится!  Кому легко весело и безупречно с литературной точки зрения шутить, когда угрожает неведомая опасность? Как писать Валентинки или поздравления любящему мужу разведёнке за тридцать, не имеющей никакой личной жизни не только в настоящем, но и в перспективе?  А муза - девушка капризная, по расписанию являться не хочет, гармонию духа, опять же ей подавай! Ладно, обойдёмся без музиного содействия, не впервой! Тяжело вздохнув, я поплелась на кухню, налила себе зелёного чаю с мятой и озадачила маму придумыванием новых смешных сюжетов. Мыслей уже не хватает, мысли нужны, а в удобоваримую рифму я загоню даже прейскурант бюро ритуальных услуг.
Кстати, почему сегодня за стеной никто ничью мать не вспомнил? Что с соседями? На дачу, что ли, уехали?
Окно немытое. Надо бы помыть, но нет ни сил, ни желания. Хочется конфет, а нету. Или рыбы горячего копчения. А тоже нету… тогда, мама, сидите, и не…. Работать пора, а в голове – бардак.  Почему же всё-таки Лариса знает фамилию Глеба? Я нигде и никогда не окликала его по фамилии, она мне вообще доселе неизвестна была. Нет, тут определённо, нечисто! Уу-у-у-у, я коза! Осенённая тем, что и догадкой-то, в связи с очевидностью факта, назвать стыдно, я со всей силы хлопнула себя по лбу. Прямо по поджившему шраму.  Прямо по тому месту, где была титанических размеров шишка. Рука у меня тяжёлая. Так мне и надо! Откуда Глеб появился в моей жизни? Правильно, он бывший воздыхатель Ларисы. Естественно, она знает не только его фамилию, но и отчество, и количество родинок у него на попе. Интересно, а они у него там есть?  А ещё интереснее – к Ларисе он тоже проявлял такой активный матримониальный интерес? И, если да, то насколько скоро после знакомства?
Уф, гора с плеч! Надо же быть такой тугосоображающей в отдельных вопросах! Очень не хотелось думать о Глебе плохо. Он, всё-таки, симпатичный. И в районе Пятницкого  шоссе места приятные.  И состоятельной дамой стать весьма нехреново! Ишь, куда тебя понесло! Работай, Александра! И Александра действительно стала работать, и результаты превзошли все ожидания! Давно уже из-под моего пера, то бишь, клавиатуры, не выходило столь высокохудожественной открыточной попсы!

За компьютером я засиделась до того, что глаза заболели. Не приспособлено зрение моё к монитору, даже и жидкокристаллическому. Но уж коли мадам муза соблаговолила…Грех упускать шанс, денежка мне сейчас совсем нелишняя!  Напоследок я решила пробежаться по новостям. А то одичала совсем. Периодически смахивая слёзы с покрасневших очей, я прочла, что где-то что-то взорвали, очередная поп-звезда выкинула очередной пиар – фортель, а конец света ожидается совсем скоро. То есть сорока лет мне не исполнится точно. В одном из виртуальных средств массовой информации мне попалась статья о газовом оружии. У меня был баллончик с черёмухой, но уходивший «заре навстречу» Чижик прихватил его с собой. Вероятно, на память.  Ну и шут с ними с обоими, ни того, ни другого не жалко! Баллончик был старый, вряд ли можно было дождаться от него толку. Чижик, в свою очередь, был не совсем старый, но пользы от него ожидать приходилось ещё меньше.
«Устройство «Удар». Вчерашний день, и сегодня не потерявший своей актуальности! Прост в применении и эффективен, он прекрасно подойдёт тем из вас, кто не собирается искать ненужных приключений, но, в то же время, заботится о своей ежедневной безопасности на неспокойных улицах городов России.» После статьи шёл перечень адресов оружейных магазинов, в которых за разумные деньги можно было обрести расхваленную гарантию собственной целости и сохранности. Один находился совсем рядом. На ловца и зверь бежит. Я отключила компьютер и, с печальным вздохом, полезла в отощавшую заначку. Некий тайм-аут, связанный с кратковременным ухудшением здоровья, неблагоприятно отразился на моём финансовом благополучии. А может, просто экономнее надо быть. В тайничке лежали пятьдесят долларов, отложенных на покупку компьютерных очков. Но имеет смысл сначала побеспокоиться о сохранности головы, а потом уже обо всём остальном, в том числе и о глазах. К тому же, вожделенный  «Удар» стоит поменьше накопленной сумму. И вообще, сейчас быстренько дошучу шутки, отправлю и придёт мне гонорар. На пять пар очков хватит!
Мама заохала, пообещала, что первый же хулиган использует моё средство самообороны против меня. Потом смирилась и сопроводила меня до оружейного магазина. Получасом позже, я, спокойная, торжествующая и вооружённая до зубов, посадила маму в троллейбус и гордо вернулась в родные пенаты.
 Пенаты были грязны до удивления. Дело в том, что, по непонятным причинам, пыль здесь рождалась прямо из воздуха. Ладно бы летом.  При открытом окне можно  предположить, что пылевая агрессия проникает с улицы: проезжая часть, пыльца, половик тёти Мани, вытряхивающей его прямо в окно на радость жильцам нижних этажей… Но зимой, когда рамы закрыты, а  в  гигантские оконные  щели  щедро напихана «Экстра М»… Может, пыль летит с потолочных обоев? Я привыкла всю жизнь видеть над собой классически побелённые потолки, посему к обоям в непривычном для меня месте, отношусь с недоверием.  Но, по логике вещей, бумага не может сама генерировать пыль! Загадка!
За такими философскими рассуждениями, я, не спеша, достала коробку с пылесосом Bosh, собрала агрегат, воткнула вилку в розетку и начала пылесосить. Через пять минут ровного, умиротворяющего воя, внезапно и коварно наступила тишина.  Я потыкала клавишу на корпусе, подёргала вилку в розетке, переключила пылесос в другую розетку. Результат отрицательный.  В лучшем случае – отключили электричество. В худшем – накрылся пылесос. Посмотрев на погасший определитель номеров, я поняла, что имеет место быть лучший случай. Это замечательно, а то пылесос жалко! Он – моя первая покупка после освобождения от  постылого Чижика. Да и ремонтируют технику не всегда хорошо, а на новый, такой же замечательный и недешёвый, денег пока нет.

Одно маленькое, но противное обстоятельство – плита у меня электрическая, чайник – тоже, а воды накипятить я не удосужилась. Ничего, придётся сбегать в магазин за каким-нибудь «Шишкиным лесом». Но уж лучше поход за водой, чем грозившая мне уборка. А так и убираться не надо, и совесть не мучает. Только бы не слишком долго без света сидеть, а то я не люблю душ на ночь впотьмах принимать. Обязательно мыло роняю, найти не могу, ударяюсь об что-нибудь. Да и потворить бы, нетленок поваять. Это только ноутбук сам по себе работал. Но сей аппарат являлся собственностью Чижика и был унесён через несколько дней после расставания. А я ещё долго находила запрятанные по всей квартире диски с частными порнофотографиями. В толк не возьму – зачем натуристу, каковым на протяжении многих лет являлся Чижик, изображения голых баб? Зимой создавать себе иллюзию лета и пляжа? Но как бы то ни было, мне чужого не надо! Когда этого добра накопилось на небольшую бандероль, я пошла на почту и отправила всё владельцу. А благо же в ту пору Чижик не имел ещё постоянного места жительства, прописан был у первой жены, а жил, где придётся, мне ничего не оставалось сделать иного, кроме как послать сие его маме. Жаль, я не видела реакции этой патологической богомолки! Хотя, говорят, в тихом омуте… Может, и не вернулись к Чижику его игрушки… Теперь я переехала, но до сих пор не ручаюсь, что где-то за батареей в моей старой квартире не пылится чья-нибудь голая попа!
Так я размышляла, собирая по карманам мелочь, разыскивая целые полиэтиленовые сумки, всё, что необходимо для похода в магазин. Внезапно в комнате начало темнеть. Я посмотрела в окно. Жёлто-серо-фиолетовое небо не сулило ничего хорошего. Интересно, я успею добежать до магазина? «Не-е-е-ет!» - грянул в ответ гром. Стена дождя, рухнувшая с вероломных небес, отгородила меня от вожделенного «Шишкина леса». Но не стоит  терять оптимизма – стихийные бедствия такой мощности долгими не бывают! Полчаса от силы. Ну, ещё полчаса…Ну, ещё… Я сидела у окна, не переодеваясь в домашнее и слушала дождь, то стихающий, то усиливающийся. Хотелось чаю, то есть, невозможного. Вспомнилась жизнь, такая дурацкая и нелепая. А как всё хорошо начиналось! А закончилось тем, что я сейчас сижу, на четвёртом десятке, в крохотной квартире в панельной гробнице, и даже воды принести некому. Ну, за что? Тапочки в коридоре все  - женские, это пусть! Одна зубная щётка в ванной – это куда годится? Разве заслужила я одиночество  моей зубной щётки в баночке из-под майонеза?!  Заслужила, конечно, ведь  боюсь же подпускать к сердцу людей. Подпустишь, а они нагадят, наследят грязными калошами, раскидают порно-диски и начнут ставить в пример свою бывшую жену. Или жену своего босса, ухоженную и богатую. Хрен редьки не слаще! Привыкнешь – а они расстаются друзьями и начинают  с тобой мучительно дружить, делясь своими амурными приключениями и ревностно следя, чтобы у тебя, брошенной, таких приключений – ни Боже мой! И подруг мне не надо – сначала они оставляют сопли на плече по поводу «вчера трахнул -  сегодня не звонит», потом -  обижают провокационными вопросами на тему «а чего замуж не выходишь?», а потом забывают платье на балконе, стремительно уносясь заре навстречу! Ну, скажите на милость, чем плох Глеб? За каким чёртом я выпендриваюсь? И одной-то мне страшно, и не одной-то мне  страшно… Но ведь правда, страшно, жутко. И выхода никакого, тупик. Никто не поможет, и  сама не выберусь из этого лабиринта! Потолки низкие… А этаж, хоть и высокий, да под окнами не асфальт – земля, кусты, цветы… Насмерть, короче, не получится, только в инвалидную коляску сесть навеки…Я, соревнуясь с небом, заливалась слезами. Раскаты удаляющегося грома и порывы ветра аккомпанировали моим сочным всхлипываниям. В трагическую симфонию для июньской бури и вселенской тоски мощнейшим крещендо влилась трель мобильного телефона.
- Алло, заинька, может, откроешь дверь? – ласково спросил Глеб. Таким голосом, мне кажется, в психушках добрые нянечки разговаривают с симпатичными небуйными больными.
Я, вытерев слёзы и втянув поглубже сопли, пошла открывать.
- Что это ты к телефону не подходишь, дверь не открываешь? По мобильному только сейчас доступна стала. Хочешь, чтобы у меня инфаркт был? Будет! Сердечные заболевания  у мужчин резко помолодели.
- Городской телефон молчит. Он от розетки. Свет выключили. Звонок – сам понимаешь, - я старалась изъясняться короткими репликами, чтобы не так была заметна послеплачевая гунявость.  -  А за качество сотовой связи я не отвечаю.
- Сань, что с тобой? – значит, голос меня всё-таки выдал.
- Аллергии-и-и-ия! – и я опять заплакала.
- Не ври! Ты же ревёшь! – как будто я сама не знаю, чем занимаюсь! – Рассказывай, кто обидел?  Поубиваю супостатов на фиг!  - Глеб запер дверь на замок, обнял меня за плечи и повёл в комнату. Там усадил на диван, достал из кармана пачку бумажных носовых платков, кстати, обалденно пахнущих, вытер мне щеки и ободряюще улыбнулся.
- Мне хотелось чаю, - начала я, - я пылесосила, эта квартира очень пыльная. Вот  моя квартира, ну где я жила с детства.…Там так не было! Там ещё и газ был! Когда хочешь – вот тебе вода горячая, кипяток. Чай. Здесь свет отключился. И дождь пошёл. А я пить хочу. А из-под крана боюсь – там зараза. А эта сволочь платье кидает и смывается. Дрянь трусливая. Хотя она мне и не была никогда другом по-настоящему. А Чижик – козёл! Есть люди и получше Чижика.  Но всем нужны только богатые девчонки. Пусть чужие, но богатые. Я что, виновата, что у меня папа не хозяин «Газпрома», а муж – не владелец рекламного агентства? Я сама-то, как человек от этого хуже? Значит, хуже! У меня вообще нет ни папы, ни мужа! Мне сорок скоро! Ну не скоро, неважно. Будет ведь сорок. Неудачница я, дерьмо-о-о-о! – вот приблизительно такую пургу я несла очень долго, пробиваясь через собственные сопли и слёзы.
Глеб слушал, не перебивая, потом вынул из пачки ещё один платочек, попытался высморкать мой покрасневший нос.
- Сашенька, не плачь! Ты не хуже, а лучше всех! Плюнь на Чижика. И на эту свою засранку тоже! Хочешь, мы их джипом переедем?  И всех, кто тебя обижал хоть когда–нибудь. Вот сама за руль сядешь и задавишь мерзавцев. А я потом трупы закопаю где-нибудь под Смоленском или Малоярославцем, а машину помою.  Никто ничего не узнает, а нам – приятно!  - у, мне уже приятно, когда так славно утешают, -  Сейчас поедем, купим водички, вкусностей. Я ведь не привёз ничего, летел к тебе, как ошпаренный, думал, случилось что. А это просто раздолбаи свет отключили. А богатые девочки нужны только холуям и альфонсам. Нормальному мужику просто в кайф, чтобы его женщина была изначально беднее его. Мне абсолютно неинтересны денежные дамы. Честное слово.
- Ну, это ты может один такой.
- Может и один, а тебе что, больше надо? Ты полигамная? Не верю!
- Не поняла, причём здесь полигамия?
- При том, что я хочу сделать тебе официальное предложение руки и сердца! – торжественность тона, которым это было произнесено, подчёркивалась коленопреклоненным положением говорящего. Просто он как опустился перед несчастной плаксой на ковёр, так и никуда не перебазировался. – Саня, я прошу тебя стать моей законной супругой!
- Дожила, блин! Из жалости замуж зовут!
- Из жалости я тебя в магазин зову. И то из жалости к себе самому. Пить охота до жути, а сырую воду употреблять тоже не рискую.
И, неожиданно, без всякого перехода, новоявленный жених полез с поцелуями. Сначала просто в область лица, потом постепенно перемещаясь к губам, он методично, простите за грубость, осваивал и метил территорию. Именно такое сравнение пришло мне на ум в этот момент. Казните, у меня не хватило ни моральных, ни физических сил оттолкнуть его сразу. Поэтому я деликатно, но уверенно отодвинула его секунд через десять. Честное слово, никак не больше.
- Дождь прошёл, - индиферентно произнесла я, комментируя свой поступок.
- Так как же, Сашенька? Что ты мне скажешь?
- Я есть хочу. Мне в холодильник надо.
- Потёк давно твой холодильник. Я жду ответа.
- Я должна подумать.
- Никто никому ничего не должен. Хорошо, думай, только недолго.
- А потом?
- Что потом?
- Ну, подумаю… и что? –
- Ты издеваешься, да?! – взвился Глеб. Трудно было ожидать, что из столь представительного тела вырвется такой визг. – Что ты играешься со мной, как с писунявым? Думаешь, это круто, да? Тебе что, особым способом, подвигами грёбанными любовь свою доказывать надо?
- Прежде всего, на меня орать не надо.
- Извини, не сдержался, - Глеб, кажется, испугался возможных последствий своего выступления. Он задыхался, но глядел заискивающе.
- Ладно. Сейчас попытаюсь объяснить. Я очень боюсь опять остаться брошенной, с новой кучей дерьма в душе. Или жить, как с Чижиком, в попрёках и унижениях. В доме стоял  вечный хай. Вот ты на меня тут набросился. А ведь я тебе никто и звать никак. Воображаю, каких собак ты бы на жену спустил!
- И спустил бы, ох и спустил! Потом прощения бы просил. Хорошо просил. Ты бы простила, я уверен. И ты мне – не никто! Ты – Сашенька, единственная, замечательная и неповторимая. И я постараюсь тебя растопить, королева ты снежная. Вопрос времени. А теперь давай-ка собираться, поехали быстренько за попить и покушать! Свет, кстати, так и не дали, - поднявшись с пола, Глеб пощёлкал выключателем торшера.  – А то, может, в кабак закатимся, погуляем. Тебе проще правильное решение принять будет, в светской обстановке-то!
- Нет, совсем нет. Светская обстановка к размышлениям не располагает. И сейчас на люди не хочется. Тем более, нос красный, и голова мутная какая-то.
- Ну, на нет и суда нет! Не убегут от нас ресторации. Ещё вся красивая жизнь впереди! Потопали!
Как уютно в просторном престижном «Патроле»! Как здорово набирать продукты в приличном супермаркете, неспешно прогуливаясь с тележкой по рядам, а не носиться, высунув язык, по оптушке! Как надоело, всё-таки, периодически наведываясь в супермаркет,  строго следовать к определённым прилавкам за определённым товарам, усилием воли отворачивая от прочего голову под девизом «дорого!» Сейчас я не думаю о деньгах. Понимаю, что за всё надо платить.    Но не стоит зря заморачиваться. И потом, Глеб несколько раз повторил, что подобные траты для него – тьфу, а добро мне сделать – самое любимое занятие. Я не могу позволить себе быть слишком щепетильной. А может, просто не хочу. В конце концов, он за мной ухаживает, или как? Ну, кто-то специализируется по кино и конфетам, кто-то ещё по чему-нибудь. Не надо мешать мужчине казаться рыцарем в меру его финансовых возможностей. Но вообще-то либо я забыла уже, как сердца девичьи завоёвывают, то ли нечисто тут. Попеременно рявкать и широко тратиться на продукты питания – это уже какая-то жизнь семейная. Значит, всё не от сердца, а от ума. Ох, запуталась я, совсем запуталась!




             ГЛАВА 8


На следующее утро меня позвали за зарплатой. Весьма приятное событие. Встал вопрос: сообщать ли маме и   Глебу, или спокойно, как всегда, отправляться в издательство. Сообщила маме. Она, в свою очередь, разрешила вторую часть вопроса, посоветовав не обижать человека и не отбивать у него стремление помогать.  Я отправила человеку SMS: «Должна ехать за $» Человек немедленно перезвонил, посетовал, что никак не может меня сопроводить,  подробно выспросил мой маршрут и велел быть осторожной. Если получится, он подъедет к офису родного открыточного предприятия, чтобы, встретив, обеспечить мою безопасность хотя бы на обратном пути. Так и порешили. Я отправилась за деньгами.
Путь, в целом, меня не напрягал, но один мерзкий участок портил всю картину. Узенькая дорожка вела вдоль глухого забора, отделяющего непонятно что от остального мира. Остальной мир себя в связи с этим особенно обделённым не чувствовал, однако его двуногие представители, по возможности, старались пройти другим маршрутом. У меня выбора не было. Приходилось ежемесячно топать между забором и кустами, летом густо перемежающимися с угрожающего вида крапивой. Где-то за растительностью проезжали машины, но летом их разглядеть было сложно. Место неприятное, но мне проблем, признаться не доставляло. Один раз какой-то пьяный спросил, где здесь Консерватория. Я ему соврала, и он, поверив, побрёл по дорожке дальше. Стыдно, но как я могла ему сказать правду? До Никитской он в таком состоянии всё равно бы не добрался.
 Вот и сейчас я добралась до офиса без приключений. Существует интересная закономерность. Приезжая за зарплатой, я беру и авторские экземпляры, то есть новые открытки с моими стихами. Так вот, чем больше у меня сумма заработанного за месяц, тем меньше открыток я увожу с собой. И, соответственно, наоборот. Нелогично! Нынешний визит оказался богат дензнаками и обидно беден произведениями искусства. Открытки – искусство, просьба не спорить! Пласт человеческой культуры, во всяком случае.
Обогатившись самым законным образом, я вышла на улицу. Знакомого «Патроля» нигде не наблюдалось. «Ну и чёрт с тобой! – подумала я, - Баба с возу – потехе час. Сама доберусь до дома. Ещё и в Сток-Центр зайду по дороге. Штаны куплю. Чёрные. Шёлковые. Взамен испорченных при падении». Вот и снова дорожка между забором и кустами с крапивой.  Ну и нормально, опять пройду без проблем!
- Саня, здравствуй! – на середине пути меня окликнула какая-то девушка. Голос очень  приятный и вроде знакомый.
- Привет! – отозвалась я, оборачиваясь. Нет, нигде мы раньше не встречались, не помню я её! Девчонка, приблизительно моих лет, чуть пониже и пошире меня. Тёмные очки размером минимум в пол-лица. Платинового цвета парик – стрижка «каре». Причём парик какой-то демонстративный, откровенно искусственный, да ещё и надетый кривовато. Джинсовый костюм, кроссовки…
- Ну, здравствуй, сестрёнка!
Как же хочется написать: «И тут я узнала этот голос!» Да нет же, ни фига не узнала. По телефону Лариса звучала грубее и глуше. Мне даже страшно не стало. Откуда-то появилась уверенность, что сейчас мы чуть-чуть поругаемся, потом чуть-чуть подерёмся, я ей, естественно, навешаю хороших и отберу парик, а потом разойдёмся восвояси, радуясь обретённой ясности.
- Привет! – повторила я максимально дружелюбно.
 - Что же мне делать с тобой? – как бы рассуждая вслух, промолвила противница.
- Давай по-быстрому подерёмся и пойдём себе, - демонически улыбнувшись, предложила я ей.
- Да на фига мне с тобой драться? – процедила Лариса.  – Пристрелю тебя  сейчас, и всего делов-то!
- Из чего, из рогатки? – мне стало скучно, – Так  давай уже, мне некогда. Нет рогатки? Ну, я пошла! – с этими словами я сунула руки в карманы и повернулась, чтобы уходить.
- Ты уверена, что стоит поворачиваться ко мне спиной?
Я оглянулась и увидела то, чего никогда раньше в жизни не видела. На меня было направлено дуло пистолета. Какого – не знаю,  в оружии не разбираюсь. Вполне возможно, вообще газового.
Мысли пошли по порядку. Первая мысль: «Сво-олочь!». Вторая: «Пора просыпаться!» Третья: «Маньячка, и правда стрельнет!»  Ноги и желудок задрожали от возмущения, страха и злости. Что делать? Может, в обморок упасть? Она подойдёт, а я ей – по яйцам каблуком? Что за бред! У моих кроссовок нет каблуков, а у Ларисы, скорее всего, нет яиц! И тут в голову постучалась мысль номер четыре: «А ведь та квадратная штуковина, которую я сейчас нервно тереблю в кармане – это «Удар»! И самое время им воспользоваться! Главное – вытащить его быстрее, чтоб эта дура не выстрелила первой. Как в компьютерной игрушке про ковбоев»  А Лариса тем временем продолжила речь:
- Перед смертью имеешь право узнать, за что умираешь!
Тьфу, до чего же книжно и дёшево! Как, впрочем, и вся эта хрень, её устроенная, с самого начала! Однако, послушаем!
- Ты всё проверяла, была ли у тебя сестра-близнец? Твоя мамаша не врала тебе – не было никакой сестры! Как и почему я вышла именно на тебя? Не суть важно. Считай, что один из твоих близких знакомых поведал мне, мол, имеется такая лохушка. Морда смазливая, запоминающаяся. Сама доверчивая. Одинокая – ни защитников, ни свидетелей, если что.  Я дядю одного убрала, пока он отдыхал на Кипре. Было, за что. Не твоего ума дело. Мы всё пучком устроили – загранпаспорт на твоё имя, грим. Да и внешне мы немножко похожи, поверь на слово. Парик и очки снимать уж не стану. Дурачку Глебу я назвалась Ларисой. Могла бы  Машей или Зульфиёй. Не играет разницы, - она усмехнулась собственному «остроумию», - Потом тебя бы искать стали. Все – и менты, и братва. Разыскали бы Глеба, Он сказал бы, что так и так, Лариса. А на самом деле-то – Александра. Пока бы разобрались! А так пожила б ты подольше. Цени гуманность! А Глеб – козёл, сам к тебе опасность привёл. Его понять можно, амур-тужур-абажур, искать подружку стал, нашёл тебя. Подгадил он тебе, короче. Ты о нём не горюй, уже малява заготовлена, где ты в убийстве признаёшься и у всех просишь прощения, и у него тоже, и велишь не искать тебя, мол, руки на себя наложила.
- А зачем мне уезжать надо было? – перебила я Ларису.
- Как это зачем? Бежишь, значит, виновата. По твоим следам и братва, и мусора бы полетели. Кто первым нашёл – тому и праздник! Но тебе, в общем, повезло. Я тебя сейчас быстро порешу, без мучений ненужных. А так ох и поглумились бы над тобой, сама о смерти умоляла бы! Ну, царствие тебе небесное! Спасибо, что грех мой на себя берёшь и  в могилу уносишь. Я свечку поставлю за упокой твоей души. Наверное…Если не забуду…
Я поняла, что пора применить «Удар» на практике. Лариса так упивалась своим рассказом, что не заметила, как я выхватила из кармана газового защитника. Направив дуло в сторону Ларисы, я зажмурилась и задержала дыхание, чтобы самой не пострадать при выстреле. И тут что-то тяжёлое обрушилось на меня, выбило оружие из рук и повалило на землю. Это что-то пахло очень знакомо, да и дышало как-то не по-постороннему.  Пролежав на мне среди зарослей крапивы целую вечность, обрушившееся произнесло голосом Глеба:
- Успел! Родная моя, любимая, хорошая, успел! – и, вместо того, чтобы поднять меня из жгучих кущей, этот идиот принялся слюняво нацеловывать моё ухо.
- Кретин! – простонала я, - Урод! Что ты наделал! Ты мне все кости переломал! Я бы её вырубила, в мусарню бы свезли заразу! Что теперь делать, а? Где мой «Удар»? И прекрати мне уши слюнями мыть, противно!
- И это вместо благодарности! – обиделся Глеб. Он поднялся, помог встать мне, настучал по заднице, отряхивая. Хотя зачем лупить ниже спины, если в грязи у меня – бок? – Она же выстрелила первой! Ещё секунда и тебя не стало бы!
- Я выстрела не слышала!
- Ну не знаю, может у тебя со слухом проблемы. Или нервы совсем не в порядке. Только бы убила она тебя. Считай, второй раз ты сегодня родилась! С Днём рождения!  - Глеб обнял меня и повёл куда-то.
- Подожди, - освободилась я от его рук, - «Удар» найду.
- Да хрен с ним, не нужен он тебе больше! Я теперь тебя ни на шаг не отпущу.
Не обращая внимания на Глеба, я шарила взглядом по земле и кустам, пока не увидела среди примятой крапивы свою оброненную собственность.  Не боясь добавить крапивных ожогов, коих и так было уже немерено, подняла «Удар» и сунула в карман. Какая же ненависть мелькнула в глазах моего «рыцаря»! Ничего себе характер! Чуть что не так, как он велит – всё, конец света. Не послушались его, видите ли! И Лариса сбежала. Что ей ещё на ум придёт – неизвестно! Всё, пора идти в милицию, писать заявление в РУБОП, и заставить-таки правоохранительные органы действовать!
- Ох, и глупая ты у меня! – рассмеялся Глеб, когда я ему сказала о своём очередном решении, - Да тебя примут тут же. И оставят сидеть до выяснения обстоятельств. А выяснятся они, радость моя, не в твою пользу. А то вообще отдадут тебя этим хорькам на съедение.
- Каким хорькам?
- Ну, бандюкам, из которых дядька убитый. У них же рука руку моет!
- А откуда ты про всё знаешь? Про дядьку, братву, убийство? Я же ничего тебе рассказать не успела.
Глеб замялся.
- Ну, я многое слышал. В кустах сидел. Ждал лучшего момента, чтобы вмешаться.
- Поверь мне, ты выбрал отнюдь не самый лучший момент!
- Но главное то, что ты жива! Сейчас поедем домой, всё обсудим, всё будет классно, - разговаривая со мной, как с сумасшедшей, Глеб повёл меня прочь от проклятого места.
Мы дошли до машины, сели. Глеб включил радио. « Всё будет хорошо, а может, даже лучше!» - оптимистично сообщил некто под музыку. «Лучше – не надо!»- отозвался мой усталый мозг, и я задремала.
Проснулась от того, что Глеб пытался вынуть меня из машины  и отнести на руках по месту прописки. Сначала я решила не сопротивляться, но тут вышел небольшой казус. Я задела кроссовкой крышку бардачка и она открылась. Оттуда вывалился сочно-алый, весь в блёстках, женский шарфик. Определённо не Глебов, и уж точно не мой. Прекратив игру в спящую красавицу,  я гневно  спросила:
- Это что такое?
- Платок…
- Чей?
- Подвозил знакомую, - Глеб явно растерялся.
- Какую такую знакомую?
- Ревнуешь уже?
- Нет, просто не люблю, когда меня за дуру держат.
- Я тебя на руках держу, а не за дуру.
- Ну и отпусти сей момент! Так чей это шарф? 
- Много будешь знать – скоро состаришься!
Странный народ – мужики. Иногда врут без всякой причины, без малейшей выгоды для себя, и так складно, поневоле заслушаешься и поверишь. Тут же обратный случай. Что стоило Глебу чётко и понятно сказать, мол, шарфик соседки Мариванны, сорока пяти лет от роду, матери очаровательных тройняшек. Подбросил женщину с утра до поликлиники, благо по дороге, а она вещь забыла в машине. Вечером надо будет отдать. И все довольны, все смеются! Нет, он делает хитрую рожу, хамит, наглеет на глазах. Пусть получает, что заслужил! Только ощутив твёрдую землю под ногами, я немедленно направилась  к подъезду. Глеб двинулся было за мной, но я успела проскочить в дверь перед его носом и вцепиться в ручку с обратной стороны. Теперь мне очевидны преимущества домофона перед кодом, и кода перед сломанным кодом! Глеб без труда открыл дверь, слегка протащив меня на улицу. Лицо его было таким жалким, что хотелось дать ему конфетку и погладить по голове. Или смыться куда-нибудь, лишь бы не видеть этой горестной мины.
- Ну, Сашенька, ну не обижайся, ну дурак я! Ну, какая-то дура с дитём голосовала, а её никто  везти не хотел! Жалко же. Ну, я повёз, благо по дороге, бесплатно, естественно. А она вот шарф обронила. Что с ним делать – не знаю.
- Выкини. Или отдай нищим.
- Так и сделаю. Просто, пойми, я так боюсь всяких проверялок! Просто жуть! А ты и обиделась. Сама посуди – шарфик-то отстойнейший! Представь себе тётку, которая выпрется на улицу в этаком «великолепии»! Кому она нужна, такая красивая! – и он демонстративно взмахнул яркой тряпицей, лишний раз показывая «отстойность» данного предмета женского туалета.
 Вполне себе симпатичная штука, ничего отстойного не наблюдаю… Может, у меня вкус плохой? И что странно – при взмахе до меня докатилось лёгкое облачно знакомого аромата. Этот запах иногда примешивался к мужественному аромату Глебова одеколона. Я ещё отмечала, что нотки-то дамские! Но, прогнав излишнюю ревность, я рассудила: вещь лежала в «Патроле», слегка пропиталась соответствующими запахами. К тому же очень сложно точно идентифицировать ароматы. И не стоит трепать себе нервы.
- Ладно, проехали! – милостиво вынесла я вердикт, и мы отправились ко мне  домой.
Прежде всего, я рассмотрела свои новые открыточки.  Глеб не мешал, но и восторгов не выражал. Затем мы сели пить чай.  Пили в гробовой тишине. За это время успел родиться целый батальон милиционеров и пролететь целая эскадрилья тихих ангелов. Наконец Глеб не выдержал.
- Знаешь, Сань, исчезнуть тебе надо!
- Так за чем дело стало? Не надо было меня сшибать на землю – исчезла бы далеко и надолго. Если  и правда, как ты говоришь, Лариса успела выстрелить.
- Ну тебя с твоим юмором висельника! – досадливо отмахнулся Глеб, -Я имею в виду, что надо отсидеться в безопасном месте. В вопросе, по- видимому, разбираться придётся, и весьма жёстко. Раз такие дела-то пошли!  Здесь тебе будет небезопасно находиться, можешь под раздачу запросто попасть!
- Куда же мне деться? Путешествовать уехать?
- Нет, найдут! Думаешь, в Турции какой-нибудь человека достать нельзя? И в Мексике откопают. Грохнули же чувака на Кипре. Только если в Гималаи,  в монастырь тибетский,  к ламам. Но девушку, они, боюсь, не примут, - невесело усмехнулся он.
- Так что, в таком случае, ты предлагаешь?
- Саша, послушай меня внимательно! Не сочти это за мужскую хитрость. Признай – я ведь даже не пытался тебя домогаться!
- Да, а, кстати, почему?
- А что, надо было? – и как бы в шутку положил мне руку на коленку.
- Попробовал – узнал бы, надо или нет!- я приподняла его конечность за запястье двумя пальцами и переложила на краешек стола.
- Так, похоже, я не с того начал!
- Начни с того!
- Ты подумала над моим предложением?
- Каким? – я прикинулась дурочкой из переулочка.
- Стать моей женой, - терпеливо уточнил Глеб
- Подумала.
- Ну и?
- Ещё не придумала!
- Ох, Саша, ты даёшь! Смотри, что в кармане ношу. Потеряю ведь, я бываю рассеянным, - с этими словами. Глеб достал коробочку, обтянутую голубым шёлком и открыл её. Потом протянул мне. Я машинально взяла. Да, сие весьма достойно всяческого восхищения! Изящнейшее кольцо червонного золота  с тремя роскошными бриллиантами. Такую прелесть могла выбрать только женщина. Богато, но не аляповато, строго и с большим вкусом.
- Ты ведь не сам это выбрал? – утвердительным тоном поинтересовалась я.
- Нет. Это тот редкий случай, когда я попросил совета у моей мамы. Она уже сильно в возрасте и живёт далеко, но ради такого случая согласилась поехать со мной в ювелирный салон. Кольцо – авторский экземпляр, второго такого же в природе не существует.
- Нигде, кроме как в палатке с китайской бижутерией у метро «Юго-Западная», - хмыкнула я себе под нос.
_ Ну, зачем ты так, Саня… - с упрёком тихо сказал Глеб. Мне показалось – он сейчас заплачет. Я и правда, сморозила какую-то дурь, да ещё и так отвратительно. Я встала, погладила его по голове.
- Прости, пожалуйста, это моё псевдоостроумие лезет.
- Ну, скажи, пожалуйста, чего ты добиваешься? Ты чего-то необычного хочешь, что ли?
Увидев, что Глеб снова воспрянул духом, я принялась клоунствовать.
- Понимаешь, я всю жизнь мечтала, чтобы у меня была такая свадьба, такая, такая…
- Ну, какая?
- Чтоб на Гавайях,  чтоб аборигены плясали и били в тамтамы, а потом чтобы был банкет в мою честь в отеле Хилтон. На него следует пригласить всех кинозвёзд.
- Во-первых, у гавайских аборигенов нет тамтамов. Во-вторых, большинство кинозвёзд редкостные говнюки. В-третьих, полностью такое мне не по средствам, уж извини.  Свадебное путешествие на Гавайские острова – не вопрос. Отель будет очень хороший, хотя и не Хилтон. Аборигены, вернее те, кто их там изображает, всю ночь будут плясать на пляже под шум прибоя, славя наш союз. Всё шоу – сто баксов. Как тебе такая перспектива?
- Неплохо, в целом. А вот мне ещё тут интересно: ты начал говорить о какой-то мужской хитрости. Она в чём заключается?
- Просто я считаю, что есть смысл подумать о твоём временном переселении в мой загородный дом. Такое предложение звучит провокационно, но поверь, без твоего желания ничего не произойдёт.  Но если бы ты сейчас дала согласие стать моей женой, всякая двусмысленность ситуации исчезла бы. И вообще, разве тебе не было бы приятно войти хозяйкой в свой роскошный коттедж? А после окончания этой дурацкой войнушки мы бы махнули на острова, праздновать свадьбу по-настоящему.
Я помолчала. Что тут скажешь? И замуж не готова, и на Гавайи хочется. А Глеб продолжал:
- Сашенька, поверь, я сделаю твою жизнь очень, очень хорошей. Ты такая ранимая, беззащитная. Ты личность творческая, неприспособленная к этой поганой действительности. Тебе и не надо к ней приспосабливаться. Не тот у нас уже возраст, чтобы меняться, тем более к худшему.  Я  буду твоей защитой и опорой. Твоим буфером. Ведь этот мир не для тебя. Я сам возьму и положу его к твоим ногам. Ты станешь самой счастливой, книги твои публиковаться будут, забудешь обо всех бедах…
И бла-бла-бла, и бла-бла-бла… Причём оценка мне дана совершенно справедливая: я и одинокая, и беззащитная, и бедная, и на четвёртом десятке, и публиковаться хочу, и жить хорошо, и без посторонней помощи так и пропаду в тёмных коварных пучинах, именуемых жизнью. Это мой шанс, которого ждала, « из инфернального кошмара последний шанс спастись, прорваться»  И всё же… Дикая усталость навалилась на меня.
- Дай мне подумать до завтра. Пожалуйста. Завтра – это крайний срок, - подчёркнуто вежливо попросила я.
- Хорошо, думай. Колечко, позволь, я у тебя оставлю.  Но помни: имеет смысл поторопиться.
Если бы не утомление, я бы рассказала Глебу прикольчик. На Кавказе  на дороге - дорожный знак: перечёркнутый ящик и мужское причинное место. Что сие значит? «Ограничение скорости!» - Не тара! Пися! Не тара-пися! Не торопись, то есть. Спешка нужна при ловле блох.


                ГЛАВА 9

Несмотря  на колоссальную усталость, всю ночь я ворочалась, начинала дремать, вновь просыпалась. И посоветоваться-то не с кем! Кто же в таких вопросах советчик. С мамой? Но что она ответит, я догадываюсь. В лучшем случае: «Выходи» и это уже хорошо своей определённостью. В худшем: «Это должна решать ты сама, а то я опять буду виновата!». Это хуже, хотя бы потому, что справедливо и разумно!
В четыре часа было уже достаточно светло. В Москве, похоже, начинаются белые ночи. Я не помню, чтобы в детстве даже в июне отсутствовала темнота. Хоть на час, да совсем темнело. Гонимая  душевной бурей, я встала с кровати и влезла в Интернет. Посмотрела погоду.  Попыталась пообщаться в чате о том, о сём. Немногочисленные виртуальные собеседники практически сразу послали меня матом, перемежающимся звёздочками. Музыку слушать через наушники – неохота, а без них – весь дом проснётся! Во дворе зашаркал метлой дворник. Значит, начало шестого. Что теперь предпримет Лариса? Как выяснилось, у неё есть достаточные основания сделать мне очень-очень плохо. Это вам не Зита-Гита, сестра-близнец! Ведь и правда, нужна мне защита, еще как нужна. Даже  в повседневной жизни. Как Глеб сказал? Буфер? Точно. А теперь ещё и щит. Но не такой же ценой, ведь с ним спать придётся. Бр-р! Меня аж передёрнуло! Что может быть гаже супружеских пинчищ под одеялом? Только сопящий на тебе потный мужик, мешающий спать или размышлять о чём-нибудь приятном.  Перед ним, вернее, под ним, ещё и оргазм надо изображать. А то так обидится – сама не рада будешь! А кстати, действительно, Глеб не посягает на меня. Другой бы уже извёлся бы на предмет затащить меня в постель. Странно. Обычно мужики секса хотят, а в ЗАГС – нет. Тут наоборот. Ох-х, тяжело!
И только привычное «Твою мать!» в  семь тридцать как-то примирило меня с непростой реальностью. Я выключила компьютер с бегущими стенами и пошла спать. Мне снилось, что у меня живёт попугай, и я должна во что бы то ни стало, научить его говорить. Но упрямая птичка не желала даже открывать клюв.  И только из-под хвоста его доносились переливы и даже фразы, произнесенные женским голосом.  Я прислушалась. Попугаева попа называла номер телефона моей подруги, оставившей платье у меня на балконе.
Просто звонил телефон, вот и всё. Я взяла трубку и что-то испуганно мяукнула.
- Ты чего спишь, двенадцать часов уже, - как всегда, с места в карьер, понеслась экс-подруга, засранка или как там бишь её там, - Слышь, я платье у тебя забыла. Оно высохло?
- Уже давно, ещё неделю назад.
- Ну так и хрен с ним. Мой милый сказал, что сотню мне таких купит, на фига мне старьё. Так что пользуйся, дарю! Оно, правда, узковато тебе будет.
- Скорее, коротковато. Я им буду окна мыть, не возражаешь? – эта маленькая дрянь начала выводить меня из себя. А спросонья я такая порой злая бываю! Сейчас она у меня за всех козлов ответит!
- Окна? Твоё дело, но это – Италия. Вряд ли ты себе такое на свои гроши сможешь купить.
- Ты меня не богаче.
- Я – нет, но, извини, в отличие от тебя, мне дарят дорогие подарки. Это платье мне мой милый преподнёс. Сто пятьдесят у.е., прикинь. Почти вся твоя получка, да и моя, признаться, тоже.  Нет, всё-таки женщину можно признать полноценной лишь тогда, когда рядом с ней есть достойный мужчина.
- Достойный чего?
- Мне тут милый туфельки презентовал, - проигнорировала стервочка мой вопрос, - Roccobarocco, двести долларов, все такие-такие, и там каблучок! Правда, красивые?
- Не знаю, не видела! И родные Роки-Бароки стоят подороже.
- Ну, это в тебе зависть говорит. Как я хочу, чтоб в твоей жизни хоть кто-нибудь появился, сразу станешь приветливее и добрей.
- А я спать хочу! Высплюсь и стану и добрее, и приветливее, и всё остальное. А завидовать мне нечему. Мне жених на выписку из больницы Диоровские шузы приволок. Не хуже твоих, полагаю.
-…..
Вот так и решаются судьбы человеческие. Вот так досужие подруги толкают нас под руку и мы, движимые глупыми амбициями, переводит стрелку, и несётся поезд по новому, неведомому, незапланированному пути заре навстречу. И хорошо, если заре…
Молчание в трубке длилось вечность. Я даже начала обратно засыпать.
- Кто подарил? – голосом приговорённого к смерти выдохнула наконец собеседница.
- Жених.
- Го-онишь!
- Сама гонишь!
- Да он, небось приезжий, без жилплощади. А у тебя квартира своя, - попыталась она ухватиться за соломинку.
- Нет! – жестоко отобрала я у неё воображаемую соломинку и выкинула, - У него хата на Пушке, дом за городом, бабок до хренища и вообще, всё в шоколаде!
- Значит, грузин с рынка. Или лысый старый пень.
- Не грузин, а молодой пень с густыми волосами. Вполне симпатичный.
- А кем работает?
Э, а я ведь так и не в курсе, чем этот друг ситцевый работает. Значит, надо нахамить, чтобы поддержать марку.
- Блин, чего пристала? Где надо, там и работает. Киллер заказной!
- Что, правда? – похоже, рассудок покинул девушку и она начала верить в то, что со мной может произойти всё, что угодно. Например, любовь с киллером. 
- Да, истинная правда! Ой, вот он идёт, сейчас убьёт за то, что долго болтаю! – отрезала я и поскорей положила трубку.
А вдруг Глеб и, правда, какой-нибудь криминальный элемент, пусть даже не наёмный убийца?  Хотя кто из людей не убийца? Все мы убиваем друг друга, тайно или явно, вольно или невольно, потихоньку или мгновенно…Суть жизни в том, что все всех уничтожают,  и все всеми уничтожаются… Бесконечный круг, жизнь – смерть, любовь - ненависть… Мелькнуло лицо упрямого попугая (у попугая лицо, или что?), бывшая  подруга прошла через комнату в одних туфлях Roccobaroccо, откуда-то возникла Лариса, и пообещала, что отстанет от меня, если я немедленно вступлю в ряды ЛДПР.  До чего же вредно не спать всю ночь! Потом будешь спать весь день.
Прошло около часа, прежде чем я вновь вырвалась  из цепких объятий сна.  Какие глупости! К чему может  обязывать разговор с подругой, особенно если подруга переведена в разряд бывших? Ничего ещё не решено, хорошо это или плохо. Поезд следует прежним маршрутом. Забив номер телефона не в меру язвительной девицы в «чёрный список», я успокоилась и стала придумывать что бы такое сказать Глебу, что было бы понято как «ни да, ни нет».
А день такой погожий удался! Дома сидеть не хотелось и я отправилась на прогулку. Чтобы не шляться без цели, решено было дойти до ближайшего книжного магазина. Книг – много, народу – мало. У стеллажей с поэзией – вообще никого. Несколько человек кучковались у стола, где горами были навалены романы-однодневки. Из тех, где на первой странице обложки – как правило, противоестественная Барбиобразная особа с пистолетом, а на последней – манерный портрет «авторессы» и краткое содержание сего шедевра. Сегодня все хватали книжку, где псевдоБарби на обложке с ужасом глядела на чьи-то голые волосатые синие ноги. Вокруг ног переливалось нечто, видимо, символизирующее ослепительный блеск бриллиантов.  Из интереса я хотела посмотреть, о чём книжка.  Но традиционное изложение сюжета на сей раз заменили выдержкой из интервью с писательницей. «Талантливый человек всегда  пробьётся без особых трудностей! Если Вас не печатают, если Вы столкнулись с препятствиями на пути к читателю, то литература не для Вас! Найдите себе другое, подходящее занятие! Это мнение моё и моего супруга, владельца издательского дома «Примапринт -  Двадцать первый век!» Иллюстрацией к вердикту служила улыбающаяся физиономия практически лысой носительницы титанического таланта.  О гигантских размерах её дарования предлагалось судить по выходящим  в «Примапринте» каждый месяц новинкам, процентов на семьдесят состоящим из плагиата у себя самой.
Взяла другую книжку. На обложке – Барби повешенная, но почему-то розовая, а не посиневшая. На предпоследней странице – мелкий шрифт: «По вопросам издания произведений за счёт автора обращаться ...» и дальше телефон и электронный адрес.  Всюду деньги, господа!
Грустная и раздавленная чувством собственной бездарности, я побрела восвояси.  А прохожие с презрением  думали мне вслед: «Вот идёт тунеядка, корчащая из себя великую литераторшу». А если и не думали, то собирались. А если и не собирались, то имели полное право.  Мимо шли нарядно и богато одетые дети и старухи. Нарядно  и богато одетые девушки не шли, а ехали в собственных роскошных авто.  Груши стоили семьдесят рублей килограмм. В почтовом ящике лежали квитанции на оплату коммунальных услуг и счёт за разговор с Берлином. Коммунальные услуги снова подорожали. Квартира не улучшилась. Воду отключают, как и прежде, по поводу и без него. С Берлином  я никогда не разговаривала. На телефонном узле, куда я немедленно позвонила, посочувствовали, посокрушались, поругали мерзких проходимцев, подключившихся к моей линии и  посоветовали заплатить.  Таким образом, от полученной вчера зарплаты остались слёзы. Куча заказчиков должна мне деньги за работу. Может их потрясти? Как надоело унижаться, выпрашивая то, что принадлежит мне по праву! И основной работодатель постоянно забывает заплатить то за то, то за это, то придирается, то более сложное задание оценивает в рублях, так же как простое. Сколько можно выбирать новые джинсы так, как будто это минимум квартира! Сколько можно носить куртку, купленную накануне свадьбы с приснопамятным Чижиком! Как мучительно видеть драму в неудачно выбранных духах, ведь на следующие надо снова найти свободные деньги. А у меня нет свободных! Никаких почти нет! Не могу я себе позволить ни джинсы лишние, ни духи, ни икру, хотя бы красную. И шёлковые брюки из «Сток-Центра» за пятьсот рэ так и остались мечтой! Придётся идти на постоянную работу. В контору, в риэлторы, на ресепшн куда-нибудь. Прощай, литература, здравствуйте, паскудные рожи сослуживцев и понтоватые клиенты с пальцами веером. Зазвонил телефон.
- Санюша, привет! Чем занимаешься? Как ты?
- Глеб, я согласна выйти за тебя замуж!
Прощайте, тоскливые мысли о деньгах отсутствующих и ледяной призрак офиса. Здравствуйте, мысли радостные о деньгах, которые есть, новые джинсы, духи  «Тьерри Мюглер» и моё имя на обложках книг, украшающих стенды, к которым подходят лишь интеллектуалы и истинные ценители поэзии! И трижды плевать мне на дурацкий алый шарф, чей бы он там ни был!




                ГЛАВА 10

Мама приняла новость с тихой сдержанной радостью. Может, сочла преждевременным ликование: вдруг не дойдём до ЗАГСа, вдруг разведёмся через полгода. А может, она не поняла, что происходит, потому, что во время нашего разговора по телевизору шла сто пятнадцатая серия «Несчастной Наташи». Наташа была действительно глубоко несчастна. У неё ситуация сложилась куда круче, чем у меня. Приходилось выбирать из четырёх миллиардеров и одного бедняка. Бедняк, скорее всего, получит наследство. Только никто ещё об этом не знает. Эх, мне бы сейчас наследство из-за бугра! Хрен бы Глеб сейчас ликовал! А так ходит гоголем. Ремонт у себя в квартире затеял.
- Хочу, - сказал, - чтоб ты вошла в новый дом. Вернее, в обновлённый, не отягощённый энергетикой прошлого. Пусть тени минувшего ничем не омрачат нашу семейную счастливую жизнь.  Под тенями минувшего он, наверное, подразумевал пятна на обоях и царапины от чужих шпилек на паркете. Но вообще я не против ремонта, я и сама не люблю напоминаний о чьём-то чужом, хоть и ушедшем в никуда.
В ЗАГСе нас предупредили, что очередь большая и ждать придётся полтора месяца. После того, как Глеб пошептался с усталой мадам, выяснилось, что есть возможность скрепить свой союз через месяц, правда, в семь часов вечера.
- Но ведь мы же пока не будем устраивать шумного празднества, - мотивировал Глеб разумность бракосочетания на ночь глядя, - Вот когда закончится эта свистопляска, тогда мы обязательно пышно обвенчаемся и устроим роскошный банкет.
- А я в бога не верю.
- Я тоже. Но вера-то здесь при чём? Я же говорю о венчании, а не о соблюдении поста.
Обручальное кольцо ему было куплено незамедлительно. Простое и гладкое, оно как-то не впечатляло рядом с моей роскошнейшей «гайкой». Такое украшение может, и не совсем удачно смотрится на моей инфантильной руке с обломанными ногтями, но зато, когда мы разведёмся, это произведение ювелирного искусства можно будет носить на цепочке, как кулон. А можно и по-нормальному, на пальце, всё равно, мало кто догадается, каково исконное предназначение колечка.
Среди предсвадебных подарков особое внимание также следует уделить вожделенному парфюму «Тьерри  Мюглер», оплате счёта за мистический разговор с Берлином и обещанию купить мне автомобиль любой марки по моему выбору «в разумных пределах, естественно». Лариса притихла. Только один раз мне по электронной почте пришло послание: «Не смей, зараза, замуж выходить! Пожалеешь горько!» Но обратный адрес был указан незнакомый, так что авторство записки точному выяснению не подлежало. Вполне возможно, что это сходила с ума от зависти бывшая подруга. Я хотела ответить нецензурно, но раздумала. Ну их всех!
Жизнь моя практически не изменилась, как ни странно. Те же стихи, боль в глазах от компьютера, поздравляю-желаю, две поездки за деньгами, хамство заказчиков, крики из-за стены. Глеб навещал меня с той же частотой, так как приходить более часто значило просто переселиться сюда. Засиживался допоздна, но не разу не попросился переночевать.  Ночь-полночь -  откланивался и уносился в неизведанное. Утверждал, что  в ремонтируемую квартиру. А там, глядя в звёздное небо над кинотеатром «Россия», который ни я, ни Глеб не называли новым названием на букву «П», мой жених вдыхал запах краски и грезил. О чём, спрашивается, грезил?  И, что самое удивительное и даже обидное – никаких домогательств! Извращенец! Маньяк! Хотя - мне же лучше.
Пару раз мы были в ресторане. После второго резко подошли к концу мои запасы туалетной бумаги. В нестерпимых муках я поклялась никогда даже не нюхать блюд мексиканской кухни.
Каждый  отдельно взятый день тянулся  долго. Время в целом шло быстро. Мама, видя, что разлада не намечается, радовалась всё сильнее.  Она же мне и помогла найти свидетельницу. Поставить подпись в журнале с моей стороны  предстояло пожилой маминой соседке. Пожилой – сказано слишком гуманно.
- Милая моя! – щебетала нафталиновая барышня неестественно высоким голосом, попивая кофе   на кухне у мамы, - В брачных делах  я специалист!  В который раз собираетесь замуж? Ну, как же так? Стыдно,  деточка! Только второй! Вот я  в Ваши годы как  раз бурно разбежалась  со своим четвёртым мужем. Боже мой, что это было! Он ревновал, он сходил  с ума! Какой был мужчина, полковник авиации,  видный, высокий, богатый. Но ведь сердцу не прикажешь! Я рассталась с ним ради новой страсти, прекрасного юноши, поэта. Он был моложе меня на целых десять лет! Или старше… Ах, я не помню, не суть важно! Я уехала к нему в Ялту. Мой бывший четвёртый супруг так страдал! Он не мог петь, отменил все концерты.  Я сказала Вам, что он был известным оперным певцом? Мне до сих пор жаль этого чудесного мужественного и великодушного человека.  Он рыдал на вокзале, не смея подойти ко мне, уносящейся навстречу новому счастью! А я  умчалась в Ялту на крыльях любви! Вы не были в Ялте? О, Вы много потеряли! Вся жизнь, весь бомонд – это Ялта!  А супруг остался в серой холодной Москве, с разбитым сердцем. И этот сухой рационалист, корифей скучных цифр и формул – он занимался математикой, был видным советским учёным, лауреатом многих премий – плакал обо мне, как романтичный мальчишка! О, молодость! Но не расстраивайтесь, у Вас, Шурочка, ещё всё впереди! Я смею надеяться, что на Вашу следующую свадьбу буду вновь приглашена в качестве свидетельницы!
В ночь накануне бракосочетания мой будущий супруг, наверное, снова токсикоманил и грезил. А я спала, аки младенец. Утром проснулась с мыслью, что всё не так уж и скверно. Мне за тридцать, а вот выхожу замуж за богатого. И не в кухарки-рожалки, а в любимые официальные жёны иду, в то время как мои ровесницы если и создают семьи, то так, суррогатные. Что  может быть унизительнее слов «гражданский брак»? Кстати, это ведь неправильно! Гражданский – это тот, который я заключу сегодня, то есть нецерковный. А то, что у нас жалко-стыдливо именуют «гражданским» - обычное сожительство.  И нужны женщины  своим сожителям преимущественно  в качестве колб для воспроизводства потомства и автоматов по изготовлению пищи и уборке квартиры. 
Я встала, побродила по дому,  попила чаю. Удивительное явление: когда до какого-либо крупного события остаются считанные часы, время принимается тянуться, как резиновое, и занять себя бывает совершенно нечем. Может, компьютер пропылесосить? Вроде, вчера уже… Тогда постирать?  Выяснилось, что горячая вода отсутствует. Трепетно задавая себе вопрос «Неужели?», я набрала номер диспетчерской.  Да, свершилось! На три недели! И опять, как и в прошлом году, без объявления на подъезде.  Придётся ездить к маме. Хотя, о чём это я? Меня же ждут романтические прятки чёрт-те где, а затем – квартира в Центре столицы, где наверняка имеется электронагреватель воды.   Да и чёрт-те где, то есть в роскошном коттедже, наверняка решена проблема горячего водоснабжения.
Бр-р, как же сонно! Пойду, что ли, кофе сварю. И пошла, и сварила, и выпила, но не полегчало. По телевизору показывали ностальгический фильм о тех временах, когда люди ещё не разучились улыбаться задаром, а дети хотели стать лётчиками и учительницами, а не банкирами и моделями. Моделями чего, кстати? На ресницах задрожали слёзы – обо мне, любимой, обо всех нас, родившихся не вовремя, о стране, растворившейся незаметно, как сахар в стакане с горячим чаем. А мы и не заметили, и не придали значения. Пошёл снег. Снег идёт, а  я во дворе катаюсь с горки на санках. И так хочется зацепить хоть краешком полозьев ледяную полосу! Но неписанный закон гласит «Нельзя!», ледяная тропочка – исключительно для спуска на картонке или на попе! Я смотрю на свои руки, а они такие маленькие. И снег за шиворотом совсем не жжётся холодом. И опять где-то что-то строят, такие сильные глухие удары…
Эти удары меня и разбудили, вернув из детства в четвёртый десяток. Жених и будущая тёща выбивали входную дверь.  Ураганом они ворвались в квартиру, схватили мой мобильник и с укором продемонстрировали мне, что на моей совести  - десять проигнорированных звонков. Ну, мобильное мурлыкание это ладно, но почему я не услышала городской телефон? Одни загадки! Меня, ничего не соображающую, умыли, одели и повели. Хорошо, что на сей раз у меня нет настоящего свадебного наряда. Прикреплять фату шпильками к нежелающим укладываться в причёску волосам – занятие очень долгое, кропотливое и трудоёмкое. А про рюши на всех этих свадебных платьях вообще молчу!
Обильно поливаемая нелестными отзывами в адрес моей сонливости, я вышла из подъезда. В машине – хвала Всевышнему, без роз и бантиков, только с букетом живых орхидей на переднем пассажирском месте – уже ждали свидетели. Сторону Глеба представлял слюнявого вида молодой человек. Таких в народе именуют «додиками». Моя престарелая «подружка невесты» безуспешно пыталась вывести его из ступора своим щебетанием.  Я поймала себя на мысли, что всё какое-то нереальное,  понарошку. Даже давешний снег из сна был правдоподобнее. Но времени на особые размышления не было. До регистрации  оставалось всего полтора часа. «Патроль» с рёвом и визгом рванул со двора. В правое зеркальце я увидела, как мама то ли махала вслед, то ли неловко крестила меня.  Самым большим желанием было открыть дверь и выйти на ходу, используя букет вместо парашюта. И только осознание безрассудности такого поступка при скорости в сто двадцать километров в час сдерживало меня.  Под громкие восторги и ахи  моей боевой старушки-свидетельницы, мы летели по городу. Красный сигнал светофора, по возможности, во внимание не принимался.  И вой сирены, раздавшийся сзади, был логичен до безобразия. Глеб чертыхнулся и начал прижиматься к обочине. Из машины он выйти не успел. У водительской  двери материализовался квадратный дядя в форме.
- Лейтенант Быр-быр-быр-быр! – сердито и невнятно представился он, - Документики! Почему нарушаем? Почему не останавливаемся по требованию?
- Извини, начальник, нарушил, - залебезил Глеб, выползая из машины, - на свадьбу тороплюсь. Женюсь я.
- Поздравляю! Документики! -  страж порядка был непреклонен.
Глеб, почти не глядя, потянулся к «бороде», потом испуганно дёрнулся рукой в пространство между передними сидениями.
- Сань, - свистящим шёпотом  спросил он у меня, - слушай, я за руль садился, у меня барсетка в руках была?
Нет, дорогой,  прекрасно помню, как ты меня обеими руками за плечи обнимал, крепко держал и к машине вёл. И ещё как держал, чтоб не утекла под сурдинку!
- Так что, отсутствуют  документики! –оживился ГИБДДешник, - Пройдёмте в машину.
- Но, послушайте, может быть  можно всё уладить, я на свадьбу опаздываю! – взмолился Глеб.
Таким жалким я его ещё не видела. Хотя большинство водителей именно так и выглядят пред грозными очами  Царей дороги с полосатыми жезлами в безжалостных дланях.  О вы, венчанные на царство фуражками, в зелёно-неоновых мантиях, несущие беду и разорение простым смертным, алчные и безжалостные… Собственно, я ещё не определилась, что конкретно мысленно (только мысленно!) следует сказать в адрес сотрудников ГИБДД, как в салон опять сунулся Глеб и, делая страшные глаза, спросил у своего товарища:
- Слышь, бабло есть? А то всё в пидараске осталось, только сотню при себе!
Не проронивший доселе ни единого звука  «додик» и сейчас сохранил молчание, только заторможено поводил головой из стороны в сторону. По-видимому, это означало «Нет».
- Бля! – тихим обречённым голосом взвыл Глеб и с наигранной улыбочкой посеменил за стражем порядка  к бело-синей шестёрке. Я посмотрела на часы. До часа «Х» оставалось тридцать минут и две улицы. Внезапно бормочущая «Боже мой, Боже мой!» свидетельница с моей стороны Всплеснула руками и вскричала (именно так – не закричала, не сказала, не воскликнула, а вскричала):
- Как же я могла забыть! У меня же есть деньги! Пустите, я помогу бедному мальчику! – и она сиганула из автомобиля. Предвкушая развлечение, я высунулась в окно. Мадам, обворожительно улыбаясь морщинистыми накрашенными губами, порхнула к «Жигулям». Она грациозно склонилась к машине и, по возможности, сексапильно, оттопырила то место, которое каких-нибудь сорок лет назад называлось попкой. Игриво встряхивая седыми кудельками, она что-то зашептала слегка прибалдевшим гаишникам. До меня донеслось  только «Мы готовы понести наказание… Вы ведь тоже кого-то любите… Дайте родиться семье… Невеста безутешна…» Она полезла в ридикюльчик и вытащила оттуда две сотенные бумажки. Конспиративным жестом она протянула их в окошко, но в тот же момент отдёрнула руку как от утюга. Что именно ей сказали, я не разобрала, но Божий одуванчик мухой порхнула к джипу, распахнула дверь и взлетела на сидение. Только оказавших среди своих, она вновь обрела. Похлопав нагуталиненными ресницами, она произнесла:
- Подумать только, у Глеба сто рублей, у меня двести и всё им мало!
- Спрячьте свои деньги, - посоветовала я ей,     - эти купюры здесь без надобности. Речь идёт о долларах.
- Милочка, неужели Вы хотите сказать, что Вашему будущему супругу не хватает ста долларов для разрешения этого досадного недоразумения! Помилуйте, он, конечно же, имел в виду сто рублей. На сто долларов можно жить целый месяц.
Ну что объяснишь симпатичной наивной бабушке?  Глеб всё сидел в машине ДПС. А его свидетель всё молчал. А до регистрации оставалось уже пятнадцать минут и всё те же неизменные две улицы. Помереть тебе разведённой, Александра Россетти!
Ровно в девятнадцать ноль-ноль, когда удивлённая регистраторша ждала нас в зале ЗАГСа, мой несостоявшийся супруг подошёл к  «Патролю» вместе с ДПСником и загробным голосом произнёс:
- Всё, вылезайте, машину на штрафстоянку  забирают. Я пошёл тачку ловить, может, успеем ещё.
Служитель дорожного порядка мило улыбался.  Как же мало значат в этой жизни деньги, когда их всего сто долларов, а ты едешь на «Ниссан-Патроле». Нет ничего хуже перекормленного представителя власти.
Мы проводили взглядом эвакуатор, увозящий в заключение оказавшийся вне закона «Патроль». Ну почему он не «Ока»! Лучшее средство от административных, даже порой и заслуженных неприятностей – езда на этом мотоблоке. Эвакуатор и следующая за ним «шоха»  скрылись за поворотом, а мы сели в пойманную серую «Волгу» и, непонятно зачем, поехали в ЗАГС. Дамы в этом богоспасаемом учреждении  оказались очень добросердечными и милосердными.  Они искренне посочувствовали, но помочь смогли только тем, что назначили нам новую дату регистрации. Через три недели, в семнадцать ноль-ноль.
В ресторан мы, естественно, не пошли. Глеб позвонил и снял заказ столика. Как он переживал! А разобраться – ну что случилось? У меня дома, в его барсетке, лежит сумма, наверняка достаточная для того, чтобы выкупить если не всю штрафстоянку, то хотя бы треть.  Со свободой он прекрасненько  расстанется через три недели. Я никуда не денусь и, по всей видимости, не передумаю. В чём же дело? Меня он так любит? Да полноте! Или свой «Патроль»? Это разумнее!



ГЛАВА 11.


Как и следовало ожидать, утро следующего дня принесло внедорожнику освобождение. Сколько это стоило, Глеб не сказал, однако, мне показалось, что сумма его не слишком озаботила. Довольный возвращением железного коня в родную конюшню и огорчённый временным невступлением в брак, он предложил отметить  всё сразу романтическим ужином в «Царской охоте» на Рублёвке. В прежние времена, я бы и близко не подошла бы к заведению такого ранга. Но теперь, похоже, пора начинать привыкать.  Я, стараясь не смотреть на космические цифры в правом столбце меню, назаказывала всяких разностей. Глеб всячески поощрял мой гастрономический разврат. В результате,  я объелась так, что даже не поняла, понравилось мне, или нет. Так всегда – когда вкусно, начинаешь есть много, а когда съешь много, то тут уже не до вкуса! А если ещё и выпить, как следует! Я сидела в крайне расслабленном состоянии, борясь одновременно с тошнотой и желанием съесть что-нибудь ещё. У Глеба в кармане запел мобильный.
- Да! – ответил он, - Мы  - в «Царской охоте!»
На том конце трубке, похоже, выразили неудовольствие.
- Ну, ничего не дорого, нормально.
Собеседник Глеба, видимо, так не считал. Мой жених долго слушал, как кто-то неведомый его распекает, похоже, за мотовство. Интересно, кому это такое позволено? Расслабленность мою как рукой сняло.
- Ну, ты же сама говорила.    Ты ведь была согласна, а теперь ругаешься, - заискивающе произнёс Глеб.
Так, это ещё и дама. С какой такой радости ей предоставлено право регламентировать, куда меня приглашать, а куда нет? Может, мамаша?
- Ну, получил я твою SМS-ку, ну не ругайся, не мог ответить сразу,  - бубнил Глеб в трубку.
Нет, это не  мама. Откуда старушка сможет набрать SMS? Хмель и обида ударили мне в голову. Я встала и направилась к выходу. Через секунду меня догнал Глеб. Он даже не спрятал телефон в карман, просто бросил его на столе. Хотя здесь это безопасно, кому тут нужен его семьсот тридцать пятый Алкатель?
- Сашенька, куда ты, зайка?
- Иди на фиг! – отправила я его и продолжила свой эффектный уход.
- Сашенька, ты что, обиделась?
- Не-а, не обиделась! Может, тебе ещё и свечку подержать, гад? – меня пробило.
- Какую свечку? Сашенька, милая, объясни, ради Бога! – как приятно, что Глеб и со мной может разговаривать таким умоляющим голоском.
- Па-ра-фи-новую! – по слогам, чтоб вдруг не оговориться, произнесла я, - Или восковую!
- Пойдём, сядем, шампанского выпьем, - предложил Глеб.
- А шалава твоя позволит? Здесь шипучка недешёвая, как, впрочем, и всё остальное!
-  Ах, вот в чём дело! – Глеб с облегчением вздохнул, - Ну, что ж, я тебе сейчас всё расскажу. Может, и правда, так лучше будет. Пойдём только сядем, посидим. Выпьем.
- Чего пристал с выпивкой!  - проворчала я, направляясь обратно, - За руль кто потом сядет?
- Ты, конечно, - засмеялся коварный изменник, - Хорошо, больше пить не буду, только минералку.
- Я тоже, а то сблюю, - вот уж воистину, алкоголь порой заставляет говорить лишнее. Неэстетично  получилось, хотя и трогательно.
- Значит, так, Саня, - приступил к рассказу Глеб, - прежде всего пообещай мне, что не передумаешь выходить за меня замуж.
- Ничего обещать не могу! – отрезала я, - Сейчас выяснится, что у тебя ещё три жены и я для комплекта нужна. А слово-то держать придётся!
- Нет, я не женат. И, кстати, никогда не был, о чём тебе прекрасно известно. Помнишь, я не хотел тебя знакомить с родителями до свадьбы? Ну, отец у меня как отец, только безвольный слишком. А маман, прости, просто фурия. Да, она помогла мне выбрать кольцо, вкус у неё есть, ничего не скажешь. Но на поездке со мной в ювелирный салон  настояла она. И через день она звонит и указывает мне, куда тебя пригласить, да что тебе сказать. Обычно я её с советами дурацкими просто посылаю. Но это чревато тем, что она начнёт обрывать телефон, как не раз бывало. Можно отключиться, но я жду важного звонка от партнёров. Заметь, со всей этой катавасией, я недостаточное время уделяю работе. Обычно вкалываю, как Папа Карло. Когда всё уляжется, ты меня ещё ругать будешь, мол, домой только спать прихожу. А бывает, что и прийти ночевать не получается. Что поделать – чтобы жить  легко, надо работать тяжело. Но ты-то этим не грузись. Твоё дело сочинять и наслаждаться. Этим и будешь заниматься в качестве моей обожаемой супруги, - при этих словах Глеб попытался взять меня за руку, но я спрятала обе руки под стол. Он печально вздохнул, посмотрел с укоризной и продолжил, - Так вот, вернёмся к моей родительнице. Она сочла, что слишком баловать невесту, значит получить капризную жену. То есть, водить в рестораны обязательно надо, но не в такие дорогие. Я сто раз ей велел не лезть в наши дела. И обещаю, что она не станет мешать нашей совместной жизни.
- Ага, мама SMS шлёт, а прабабушка твоя, наверное, чатится ночи напролёт, - съязвила я, - ты меня за совсем дуру-то не держи!
- Не поверишь, но мама не только SMS-ки кидать умеет, но и в Интернет влезает. Я  родителям  компьютер свой старый отдал, вот она и развлекается изредка. Зрение прекрасное, дух бодр, сознание ясное, нам с тобой дай Бог такое. Но характер и это желание всеми командовать, всех себе подчинить… Да, я тут тебе приврал чуть-чуть. Шарфик-то помнишь? Мамин. Я тебе не сказал, нагородил чего-то, боялся, что не поверишь. И вообще, я опасался, что ты не захочешь такую свекровь и уйдёшь от меня. Теперь ты видишь, какая родня ждёт тебя с нетерпением. Но, клянусь ещё раз, она никоим образом не помешает нашему семейному счастью и я  постараюсь вообще свести твоё с ней общения до полного минимума. Так, на Новый год и твой День рождения- по телефону, а на её или отцовский День рождения…Ну, потерпишь, ты ведь умница! Так как, мир?
- Не знаю! Мне не нравятся лжецы и маменькины сынки.
- Ну, где ж я маменькин сынок? Надо было её обматерить прямо здесь, при народе? И потом слушать, как она будет названивать? А ложь была совсем маленькая, чтобы тебя не расстраивать.
- Поехали домой, - потребовала я. У меня начинало крутить живот и заболела голова. Обычное дело, если понервничаю.
Дома я даже не предложила  жениху чаю. Отправила его восвояси, замяв вопрос о примирении. Закрыла дверь, выключила свет и тихо вышла на балкон. Светло. Меня легко заметить. Я присела и осторожно выглянула из-за перил. Ничего не видно. Тогда, наоборот, встала в полный рост и прижалась к бетонной перемычке, разделяющей два жизненных пространства– моё и соседское. И в таком положении я имела прекрасную возможность наблюдать, как спустившийся во двор Глеб долго смотрел на мои окна, меня не заметил, грустно повернулся, достал мобильный, набрал чей-то номер, беседуя, сел за руль и уехал. Ни фига себе! Мама это, да? Я так не рыдала уже давно. Больше месяца. К моральным страданиям примешались и физические. Тошнота превратилась в рвоту. Нельзя мне шампанское, даже самое вкусное, всё равно нельзя! Я циркулировала между комнатой, где брала чистые носовые платки, кухней, где пила воду и санузлом, где от этой воды тут же в муках избавлялась. При этом ни на минуту я не переставала завывать так, что плакальщица в двадцать пятом поколении из села Кукуево обзавидовалась бы. В зеркало я старалась не смотреть. Зарёванная, красноглазая, с опухшим носом морда, наблюдаемая там, принадлежала неизвестно кому, и мне не нравилась категорически. Наконец,  с опорожнением желудка было покончено.   Я села, обессиленная, на ковёр и сказала сама себе:
- Ну, вот и всё, Санька. Ты опять одна!
Возможно, как считает всегда моя мама, я делаю из мухи слона. Но зачем мне такая свекровь? И зачем мне такой муж – тряпка? И вообще, гложут меня сомнения, что это и вправду, мама. Как тихо. Как пусто. За окнами ночь. Хоть бы кто позвонил! Ну, кто-нибудь! Хоть бы номером ошиблись! И этот, тоже мне, пылкий влюблённый! Другой бы уже телефон оборвал бы! Права подруга, хотя и бывшая, никому я не нужна!
- Номер не определён! – сообщила мне девушка из телефонного определителя. Неужели, Глеб?
- Здравствуй, невеста без места! Забыла меня, жопа с глазками? – злобный, начавший уже забываться голос Ларисы резанул не уши, но сердце. Вот, и заступиться некому. А она как знала, объявилась, наконец, когда в жизни у меня именно то самое, только без глазок.
- Как это я облажалась, не пришибла тебя тогда, - продолжала тем временем Лариса, - не вовремя этот хрен появился, ой, не вовремя. А лучше всего вас хором грохнуть было бы. И в одну могилку, голубки хреновы!...
- А не пошла бы ты! – гаркнула я в ответ. И тут она ответила за всех козлов. Я выдала весь богатейший словарный запас, почерпнутый мной от соседей. Когда я всё-таки иссякла, а горло моё засипело, до слуха донеслись частые гудки. Она повесила трубку! И для кого я разоряюсь?  Лариса перезвонила, не заставив себя долго ждать.
- Успокоилась, истеричка? Я неуважения не люблю! Решено, мы идём к тебе в гости! Выпивку-закуску не готовь, лучше помойся и оденься поприличнее. Хотя в морге, один хрен, переоденут. Жди, короче, - и она отключилась.
Недолго думая, я набрала «02». Осечка, нет гудков. Снова – опять то же самое. Третья попытка – занято. Четвёртая – нет гудков. Как в дурном сне. Господи, ну за что так? Ну, вчера бы, когда Глеб был тут. Ну, не тут, но со мной в целом, во всяком случае!
- А что, собственно, изменилось? – максимально спокойным голосом произнесла я вслух, - Дурью не майся, Александра, звони давай! Потом разберёмся, кто кому маменькин сынок. Сама не лучше!
Маменькин сынок снял трубку сразу.
- Да, Сашенька? – голос его дрогнул. Сейчас позову, и сорвётся в радость, пошлю – и упадёт в горе.
- Глеб, тут беда-а-а! – Я опять заревела, отчасти нарочно.
- Еду! – голос сорвался туда, куда и ожидалось, - Сейчас буду!
Повесив трубку, а я уже привыкла звонить ему на сотовый с городского номера, я вышла на балкон. Клянусь Богом,  «Патроль» появился во дворе через пятнадцать минут! Вот это скорость! Где же это он был? Глеб пулей вылетел из-за руля, не глядя, захлопнул дверцу, включил сигнализацию и рванул к подъезду. Даже наверх не глянул, мерзавец!
- Сашенька, ты в порядке? – ураганом влетел он в заранее открытую мною дверь, - Что случилось?
Я, не заставляя себя упрашивать, подробно описала своё времяпровождение в его отсутствие. Только уж совсем натуралистические подробности опустила. Потом поинтересовалась, как ему удалось так быстро примчаться ко мне.
- А я тут встал неподалёку, ехать просто не смог. Сердце прихватило. Ну и просидел часа два, наверное. Потом решил уже к тебе ехать, прощения добиваться, а то ведь так и помереть недолго, с такими страстями-то. А тут твой звонок. Теперь ничего не бойся. Скорее всего, эти дураки просто пугают. Но если обнаглеют и явятся – поубиваю!
- Чем?
- Найду чем! Ты на меня больше не сердишься?
- Не знаю. Просто я без тебя не смогла обойтись. И кому ты звонил, когда от меня вышел?
- Партнёру. Помнишь, я ждал звонка, а его всё не было? Личное личным. А дело делать надо. Я бы всё равно нашел бы способ с тобой помириться. Так что выгодные сделки нам с тобой всяко не лишние. Семейный бюджет должен полниться  день ото дня!
Кто как, а я его не осуждаю. Это правильно – сантименты сантиментами, а кормить нас, кроме нас самих, никто не будет!  Мы с Глебом прошли в комнату и сели рядом на диване. За окном была уже ночь.  До чего же хорошо! Живот не крутит, не тошнит, голова не болит, с женихом помирилась, сейчас Лариса приедет…. Лучший способ по-настоящему осчастливить человека: сделать ему очень плохо, а потом вернуть всё как было. Ощущение безграничного счастья гарантировано!
Лариса не приехала. И не надо!
Теперь я ждала свадьбы даже с нетерпением! Я поняла, что Глеб мне действительно нужен, а уж зачем – дело десятое. А ещё важнее то, что я ему нужна! Аж сердце у него  прихватило, как со мной поссорился! То-то же! Да и симпатичный он.
Ровно за десять дней до нового назначенного срока, нас вновь потянуло на светскую жизнь. Мы отправились в ночной клуб «Тринити». Обойдя огромную очередь алчущих попасть внутрь представителей золотой  молодёжи, мы беспрепятственно прошли одними из первых.  Глеб по-дружески поздоровался с парнями в чёрных костюмах, стерегущими вход. Странное чувство – осознание себя старше всех из присутствующих. Ну, конечно самым старым был Глеб, но я-то – на втором месте после него! Ну и ладно. Мы молоды душой! Да и здешние девочки, изрядно побывавшие в употреблении, не выглядели моложе меня ни на один день! Танцевать мы не стали, а быстренько оккупировали столик в углу, заказали по коктейлю и начали наблюдать. На танцполе ничего примечательного не было, кроме парня неопределённого возраста, сильно смахивавшего на мультипликационного тролля в клетчатой джинсовой рубашке. Ему, с равным успехом,  могло быть и тридцать, и пятьдесят лет. Пытаясь придать своей жабьей мордочке страстное выражение, он старательно подпрыгивал, и, как бы невзначай, приближался то к одной, то к другой смазливой девчонке. Те, заметив существо, непомерно машущее руками в танце, в ужасе прятались за спины своих индифферентных обкуренных кавалеров. Жаб не расстраивался. Вечер только начался, а девочек было море. Он продолжал манёвры, и ликованию его не было предела, когда ему удавалось «случайно» задеть рукой относительно упругую девичью попу. Однако, видимо, мы здесь оказались не самыми  старыми. Клетчатый танцор выдохся и поплёлся в нашу сторону. Стало видно, что ему не меньше сорока. Он плюхнулся на соседний диван, чуть не опрокинув столик,  и закурил сигару. Запахло горелой помойкой. Такая, видать, сигара. Наверное, из веника сделана, бывшего в употреблении долго-долго.  Жаб, с демонстративным наслаждением, вдохнул дым, огляделся, увидел меня и начал подмигивать. Увы, он не учёл серьёзных различий между мальчиками на танцполе, начисто лишёнными чувства собственности и моим спутником. Глеб, ни слова не сказав, встал из-за столика, подошёл к  любителю зловонных табачных изделий и многообещающе улыбнулся.
- Ты чего? Ты чего? – занервничал тот.
- Ничего, - ласково ответил Глеб.
- Ну, раз ничего, то и дуй отсюда! – осмелел жаболицый.
Мой будущий супруг окончательно расплылся в самой лучезарной улыбке, взял нахала за клетчатую рубашку, поднял и отнёс на танцпол, чем вызвал бурные восторги окружающих. Рубашка оказалась очень крепкой и вполне выдержала. Возмущённо сучивший в воздухе ногами жаб ругался, но слова тонули в грохоте музыки. Хотя прочесть по губам текст его речи не составляло труда. Самое интересное – оказавшись наконец на твёрдой поверхности, знойный мужчина в клетчатой крепкой рубашке  немедленно затанцевал с таким видом, будто ничего и не произошло. Глеб демонстративно отряхнул руки и вернулся ко мне, затоптав по дороге тлеющую недокуренную сигару.  Ей-богу, сложно не влюбиться в этого супермена!  Такой класс! Какая же я везучая! Но своё одобрение мужественному и остроумному поступку я высказать не успела. Глеб вдруг полез в карман и выудил беззвучно дёргающийся мобильник.
- Алло, - прочла я по губам.  Слова было слышно очень скверно.
- Умер? Когда? – это я уже услышала. Глеб просто прокричал это, рухнув на диванчик, - Что ж ты только сейчас звонишь-то? Кто недоступен? Блин, ща приеду!
- Глеб, кто умер? – сочувственно прорываясь через дикий шум, рявкнула я, - С кем-то из родных беда?
- Да. Нет, - рассеянно пробормотал Глеб, засовывая упирающуюся трубку в карман. Я догадалась, что он сказал именно  эти два слова,  а не какие-нибудь другие.
- Сашенька, - Глеб буквально притиснулся губами к моему уху, - Сашенька, надо ехать!
Я энергично закивала головой, мол, надо – так надо. До моего дома мы долетели в мгновение ока. Проводив меня до двери, Глеб даже заходить не стал.
- Можно, я тебе позвоню через часок, узнать, как дела?
- Нет, Сашенька, не нужно. Я тебе сам утром позвоню. Попей чайку и ложись отдыхать.
И он стрелой умчался в ночь, оставив меня в непонятках.  Если у него траур – станет он свадьбу отменять, переносить, в смысле, или нет? Кто умер-то? Спала я отвратительно. Всё время казалось то, что телефон звонит, то, что кто-то в квартиру вошёл, то, что меня зовут.  Часов в шесть утра я поняла, что уж лучше вообще никакого сна, чем такая вот ерунда. Встала, умылась,  изменила своему любимому мятному зелёному чаю с растворимым кофе. Нарастало ощущение неясной тревоги. Нельзя же быть такой впечатлительной! Ну, умер кто-то, все там будем. Может, это дед столетний, с отвратным характером.  Я посмотрела в окно.  Неужели  опять гроза собирается? В подтверждение  моих мыслей горизонт замерцал стальными всполохами.  Грома пока слышно не было.  Из-за низко нависающих туч казалось,  что  на дворе не лето, не начало седьмого утра, а нудный сентябрьский вечер. Не хотелось ни смотреть телевизор, ни играть на компьютере, ни гулять по Интернету.  Для такого момента есть только одно хорошее занятие – почитать достойную книгу. Я взяла с полки томик Бродского, открыла наугад и прочла первые попавшиеся строки: «Лучший вид на этот город – Если сесть в бомбардировщик». «Представление». Одно из самых любимых мною произведений гениального поэта. А в бомбардировщик неплохо бы! Закидать бомбами, да и улететь к едрене фене! И не помнить вообще ни о чём, ни о дурном, ни о хорошем! За окном вновь полыхнуло. Но, прежде грозного раската прозвучала фраза в исполнении определителя: «Номер не определён». А уже её повтор утонул в жутком треске и рокоте. Близко, почти над нами, только до пяти  сосчитала. В детстве меня научили определять, далеко ли гроза. Нужно количество секунд, прошедших между молнией и громом, разделить на три. Столько и будет километров до грозы. Только одно «но»: тогда мне говорили делить не на три, а на два. Разбушевавшаяся стихия казалась более далёкой, и я не очень её боялась.
Звонил, естественно,  Глеб. Поинтересовавшись, не разбудил ли, пообещал появиться через час-полтора.
- Твою мать! – поприветствовали начинающийся день за стеной. Что это они в такую рань, ещё всего лишь семь утра. Странно! Ужасно захотелось есть. Обычно с утра корку хлеба поглотить не в состоянии, а тут такой голод!  В холодильнике обнаружилась варёная картошка. Разогрев найденное в СВЧ-печке, я положила туда побольше сливочного масла, полила лимоном и мгновенно уничтожила.
- Ну, козёл я, козёл! Но я ж люблю тебя, дурищу этакую, дубину стоеросовую!
Так, это что-то новенькое! Таких нежных и трогательных фраз соседи никогда, на моей  памяти, не произносили! К чему бы всё это? Гроза, утренний голод, нежная алко-любовь – столько знамений! Что-то будет! На улице знакомо проворчал «Ниссан-Патроль», стих, дверь хлопнула. Чирикнула сигнализация. Я вышла на балкон, перевесилась через перила и свистнула. Глеб поднял голову и сделал  непонятное движение рукой. Оно могло означать и «Привет, иди, открывай!», и «Не высовывайся!», и «Я не к тебе приехал, и нечего тут свистеть!». Таким же образов можно и от мух отмахиваться, и  мрачные думы отгонять.  Блин, да ведь драма у человека,  а я тут Соловья-Разбойника изображаю. Стыдно получилось.
- Привет. Что, всё-таки, у тебя стряслось? – спросила я, одновременно открывая дверь.
- Давай в квартиру зайдём сначала, -  таким озабоченным и неприветливым я его ещё никогда не видела. А может, и видела, но забыла. Хороший я человек, незлопамятный!
- Саш, короче, дело керосином пахнет, - за чашкой  кофе Глеб вроде подобрел,  -  Умер тут один тип. Ну, как бы, не совсем умер. То есть, умер, но не сам. Блин, ересь какая-то! – разозлился сам на себя, - Так.  Один чувак, нормальный, реальный,  вполне профессионал, следил за Ларисой и её кодлой.   Тебе я ничего не стал рассказывать, потому, как меньше знаешь – крепче спишь. Они его просекли и подранили малость. Шмальнули в него. Ранили. Он в больнице был, вроде не сильно пострадал, на поправку пошёл. И вдруг кто-то к нему тайком пробирается и укол смертельный ему делает. Чисто кино, бляха-муха! Только хероватое кинишко получается!  Короче, мы ту  с ребятами этот вопрос перетёрли…
- С какими ребятами?
- Не перебивай, пожалуйста! С какими надо, с такими и ребятами!  В-общем, пора тебе прятаться!
- Э, а как же свадьба? Раздумал? – я вся напряглась.
- Нет, что ты! – Глеб обнял меня, поцеловал,  нажал  пальцем на мне нос, - Не дождёсся! Либо к назначенному дню всё устаканится,  либо одно из двух. Привезу тебя в ЗАГС в очках и белом парике а ля Мурлин Мурло. А  пройдут наши неприятности - потом погудим солидно!  Ведь событие-то какое: Сашенька Россетти последний раз замуж выходит!
- И  что конкретно ты предлагаешь? – грустно спросила  Александра Россетти, которой предстояла последняя в жизни свадьба.  Какое-то безразличие и скука овладели мной.  Будто  я и не причём, будто кино смотрю  - раз, и выключила весь этот плод больного режиссёрского воображения в любой момент. Но волнительно – а вдруг свадьба пойдёт коту под хвост и не дождусь я нормальной обеспеченной жизни?  Так обрыдла бедность!
- Предлагаю следующий план. Вернее, настаиваю на нём…
- Настаивать  хорошо на лимонных корочках. Или на берёзовых почках.
- Сань, хорош острить-то! Сейчас я уеду, а ты собирайся. Через два часа я тебя жду на Ленинградке у метро «Динамо». Вылезать из машины не стану -  у автобусной остановки увидишь белую двадцать четвёртую «Волгу» с номером «282»  и  двадцать третьим регионом. Смело садись – это буду я !
-  А «Патроль»?
- А ты уже только на иномарках можешь ездить?  - засмеялся Глеб, - «Патроль» пусть в гараже отдохнёт.  Приметная машина, им уже известная, тем более. А нам надо, чтобы нас ни одна сволочь не заметила и не выследила. Потому и забираю тебя не от дома. Придётся тебе самой чуток на метро прокатиться.  Потому и тачку нарыл такую отстойную – номер немосковский, сама покоцанная. Кто и засечёт – не пробьют ни фига. Выяснится, что записана «баржа» на  Сидорова И.И., счетовода колхоза «Красный лапоть с чёрным ободочком».  Куда поехали – хрен его знает! Будет прямо  на трассе хвост – оторвусь без проблем. И ещё – перед отъездом никому не звони, даже маме. Телефон прослушать – как два пальца об асфальт!
- А мобильный?
- А мобильный – как один палец!
- А если я ей с автомата наберу?
- А если, а если…, - передразнил Глеб, -  А если её номер прослушивается, тогда что?  Сказано русским по белому:  никаких разговоров, значит, никаких!
Опять рассердился! Удивительно, до чего же он не терпит даже малейшего несогласия! В этом, вероятно, и выражается пресловутый тяжёлый характер богатых людей. Ну, ничего, пусть лучше мне один сильный и состоятельный муж давит на психику, чем целый мир! Вот двинет он меня в великие литераторы, посмотрим, как сам же со мной заговорит! Ну, шутка, всё равно он классный!
- Я отвезу тебя, потом наведаюсь в Москву, лично приду к любимой тёще, всё ей популярно объясню и тортик принесу.  Уважает твоя мама тортики?
- Да.
- Значит,  план действий принят, и изменениям не подлежит. Вопросы есть.
- У матросов нет вопросов, у Советов нет ответов! – бодро отрапортовала я.
- Тогда вперёд, и с песнями! Да, чуть не забыл! Шмоток разных с собой бери по минимуму, только  самое необходимое.  Тебе ж всё на своём  горбу всё переть придётся.  Но документы из дома возьми. Те, которые важные. Паспорт, свидетельства о браке, разводе, удочерении.
- А на квартиру бумаги?
- Бери.
- А диплом?
- Какой?
- О верхнем  образовании.
- Нет, не надо.
- А аттестат?
- Ты издеваешься, что ли?!
- Ну, ты же сам сказал: все документы… Зачем такую дурь делать?
- Пойми, мало ли что случится.  Возьмут, да и проникнут эти уроды к тебе  в квартиру. Было ведь дело, приходили, бросали тут бумажки разные.
Удивительное дело, я – и то призабыла про дурацкие листки, заполонившие однажды мои шкафы и бак с грязным бельем.  А он помнит, хотя и рассказано ему об этом было мельком, как бы между прочим. Какой заботливый… блин!
Глеб нажал на кнопку почти пустого электрического чайника, и продолжил:
- Важные бумажки, без которых ты будешь…в рифму,  лучше забрать, - он  прервался, чтобы развести себе ещё кофе, налил в чашку кучу накипи из незнающего накипи  «Тефаль-Голд»,  - Пойми, тут и перестраховаться не грех! Ну, я пошёл! Помни: минимум вещей, и никаких звонков! Хоть маме, хоть кому другому. Кто сам позвонит – молчи, как рыба об лёд! Всё, время пошло!
- Время пошло, и ты иди…на фиг! – бормотала  я себе под нос, собирая самое необходимое – любимые кассеты, чистые блокноты, ручки, духи «Тьерри Мюглер» и «Дольче Вита», новый выпуск журнала «За рулём», «Фосфалюгель», чашку с надписью «Саня», -  Маму я предупрежу в любом случае!
Но сказать всегда легче, чем сделать. Мамин мобильный сообщил, что абонент недоступен. Городской номер не отвечал. Ну, конечно! Я схватила газету, а там – как сказал бы Глеб, русским по белому: «Горемычная Параша», утренний повтор.  На «Парашу» мама вечером не успевает, так как по другой программе в это время показывают пресловутую «Несчастную Наташу». И, ясное дело, в данный момент мама не слышит телефонный звонок, чирикающий на кухне голосом сонного воробья. Хорошо, позвоню позже, может, в туалет сходит во время рекламной паузы. Но минуты бежали, а телефоны так и не отвечали – ни один, ни другой. Наконец ситуация изменилась, но отнюдь не к лучшему. Городской вместо длинных гудков стал выдавать короткие. Дело в том, что среди многих неприятностей, досаждающих моей маме,  имеются и такие, как блокиратор и болтливая соседка этажом выше. Она часами висит на линии, и убедить её, что сие   крайне асоциально и антигуманно, нет никакой возможности. Отчаявшись связаться с матерью и уже торопясь, я решилась на заранее бессмысленный поступок. Мама не умеет читать SМS. Она знает на аппарате только две кнопочки: трубочка зелёная – говорим, трубочка красная – больше не говорим. Ну, и цифры, разумеется! Вывести на экранчик текст пришедшей SМS-ки она не может. Так что непонятно, на что я надеялась, отправляя ей SМS. Скорее всего, на то, что будет возможность узнать, когда абонент, то есть мама, будет доступен.  Придёт уведомление о доставке послания – тут же ей позвоню. Тайком от самодура Глеба. Всё понятно, он беспокоится, перестраховывается, но, по-моему, ещё и в войнушку играет, как все мужики, с огромным воодушевлением. Хотя, с другой стороны, если уже и трупы имеются… Тогда тут не войнушка, а война настоящая. Борьба бобра с козлом! SМS моя выглядела так: «Мама, есть неприятн. новости. Глеб настояла, чтоб я поехала к нему на дачу, на Пятн. ш. На всяк. случ.  сообщаю номер машины:282 – 23 RUS. Это «Волга», белая.  Он не велел тебе звонить. Не говори ему про эту SMS. Он сам тебе всё подробно расскажет. Сделай вид, что нич. не знаешь. Приди полить цветы. На столе в кухне записка. Звони. Не бесп-ся, рядом с Г. я в безоп-ти!» Не смотря на обилия сокращений, послание получилось из трёх частей. В одну SMS-ку всё не влезло. Как я и ожидала, подтверждение доставки  сразу не пришло. То ли телефон выключен, то ли батарейка села.  В обещанном письме на кухне я подробнейшим образом изложила все события, начиная с ночи в  «Тринити» и заканчивая непосредственно написанием письма на кухне.  С сильным опозданием я вышла из дома и отправилась прятаться на фазенде моего заботливого  жениха.


                ГЛАВА 12.

Понуро двигаясь вдоль проезжей части Ленинградского проспекта, я никак не могла отыскать взглядом нужный мне автомобиль. Настроение, и без того не самое лучшее, окончательно испортилось. К тому же мамин телефон упорно не включался, подтверждение доставки SMS не приходило.  Сбоку раздалось деликатное попёрдывание. Со мной поравнялся очень пыльный и грязный ГАЗ-24, иначе говоря, «Волга». Её бока украшали царапины и небольшие вмятины.  Стёкла были  глухо затонированы, что скорее, подошло бы не барже российского автопрома, а бандитскому «Бумеру» или «Девятке» из Люберец.  Это – за мной. Я открыла дверцу и грациозно опустилась на переднее пассажирское сидение. Взглянула на водителя, и чуть не выпала на мостовую. Глеб, оказывается, любитель маскарадов! Рыжий потрескавшийся пиджак из кожи молодого сидения электрички. Тёмные очки в стиле пятидесятых годов. Кошмарные наклеенные усы, густые, иссиня-чёрные.  Великий конспиратор  даже не задумался над  тем, что у шатена растительность на лице может приобрести  такую окраску только после падения ничком в гуталин. Ни слова не говоря, загримированный будущий муж рванул с места и, подрезая всех подряд, мухой улетел в левый ряд. Забавно! Доехав до развилки и выскочив на Волоколамку, он, наконец, соблаговолил поинтересоваться, как у меня дела. Тут мой телефон спел долгожданную мелодию, свидетельствующую о приходе SMS. Я посмотрела. Действительно, подтверждение доставки.
- Блин, это ещё что! – взревел Глеб.
От неожиданности я нажала кнопку с красной трубкой не два положенных, а три раза. По экрану проплыли рыбки и телефон выключился.
- Эт-та что, я спрашиваю?! – продолжал лютовать мой защитник.
Не буди лиха, пока оно тихо!
- Ну-ка, бля, тормози! – заорала я страшным голосом. Сама не видела, но другие рассказывали мне, что если меня сильно разозлить, то выглядит это зрелище очень эффектно, - Совсем оборзел?  Пошёл на…,жених хренов! На маму свою хвост поднимай, сволочь!!!  А на меня – не надо! Тормози, не поеду с тобой никуда, бля!
Но  Глеб, не сбавляя диковиной для пожилой «Волги» скорости, вырвал у меня из рук мобильник и сунул его во внутренний карман пиджака.
- Я прошу тебя, Сашенька, это очень важно, что это была за SMS?  - ласково и испуганно спросил Глеб.
Так я тебе и сказала!
- Игра… Рыбалка какая-то. Достали уже.
- Ну, ладно тогда. Ты пойми, я же боюсь за тебя. Я отвечаю за твою безопасность, сам перед собой, перед мамой твоей, перед богом. Прости, что накричал.
-Бога вспомнил, атеист? – мой гнев ещё не до конца прошёл, - Заруби себе на носу: ещё хоть раз поговоришь со мной подобным образом – отправишься в пеший сексуальный поход без суда и следствия! Уже решил, что купил меня? Бабки твои – это круто, но орать на себя никому не позволю! Понял?
- Понял, Сашенька, прости дурака. Обещаю исправиться и загладить свою вину сразу же по прибытии на место, - Глеб явно досадовал на себя за несдержанность.  Да и волнуется он, конечно, чрезмерно. Едет и трясётся, едет и трясётся… А мне что-то всё по барабану. Ощущение то ли сна, то ли фильма, ставшее уже привычным за последнее время, не покидало меня и сейчас. Но вот от Глебова демарша остался отвратительный осадок в душе. Интересно, как он собрался вину заглаживать? И вообще, разум его, похоже,  оставил. Мало того, что нахамил девушке, которой так старательно
добивался, так ещё и не сообразил включить телефон обратно и посмотреть, что это всё-таки за сообщение было. Пин-код  можно узнать, к примеру, ещё раз наорав на меня. Я  обязательно сказала бы, только неправильный. И уж тогда Глеб, наверное, выкинул бы меня из машины на полном ходу. А потом отскребал бы от асфальта и обещал бы исправиться.
Вот за такими романтическими размышлениями я и не заметила, как слева показался очень красивый храм, а впереди мост – МКАД, и серые корпуса Митино. Мы выезжали из Москвы.  Скорость снизилась до пяти километров в час. Пробка, как всегда, на выезде из города. Глеб лез из шкуры вон, чтобы загладить свою вину.
- Санечка, пить хочешь?
- Нет.
- А конфетку?
- Нет.
- Может, валерьяночки сухой?
- Сам пей.
- Ну, не дуйся. Может, всё-таки, попьёшь? Сок, между прочим, твой любимый, ананасовый, специально для тебя захватил.
- Ладно, давай.
Я приняла из его рук красивую маленькую бутылочку с соком. Бутылка была влажной и липкой. Ничего себе у него ручки вспотели!  А он изрядный трус, мой рыцарь!
Пятницкое шоссе похоже на Рублёвку. Те же две полосы: одна туда, одна обратно;  те же холмы и повороты, из-за которых любят вылетать лоб в лоб безумцы, несущиеся по встречке  без руля и без ветрил.
Мелькали щиты с названиями населённых пунктов: Марьино-Знаменское, Юрлово, Брёхово. Между Юрлово и Брёхово слева от дороги пасся на траве красавец-конь.  Очень высокий, караковый, с хитрым выражением на умной морде. Захотелось остановится, подойти к коню, погладить, угостить чем-нибудь, забыть всю ту ересь, которая происходит с самого начала лета. Но, во-первых, мы уже почти проехали мимо, во-вторых, стал бы этот зверь кушать конфетку или нет – неизвестно, а в-третьих, как даст копытом, чтоб не приставала! К коню подошёл рыжий жеребёнок. Скоро я стану состоятельной и обязательно начну заниматься верховой ездой. 
Тем временем Глеб свернул на какую-то дрянную дорогу, глинистую, волнообразную, уходящую в лес.
- Это ты куда? – спросила я.
- Как куда? Сейчас к посёлку моему выедем.
- А скоро?
- Скоро, скоро. Полчаса, и приехали. Поспи чуток, если в окно глядеть надоело.
Поспишь тут! «Волгу» трясло и подбрасывало, ветки хлестали по стёклам. Неужели такой  отвратительный путь может вести к элитному посёлку? Сомнительно.
- Ну и что? – отреагировал  на моё недоумение Глеб, -  Этой дороге в обед сто лет. По ней  ещё Царь Горох на охоту ездил. А  наш посёлок здесь недавно, раньше просто деревня глухая была. Там ещё и получше выезд имеется, но до него добираться дольше. Времени много потеряем, да и вдруг следит кто. Там проще срисовать нас с тобой.
- Да нет никого. Никому мы не нужны. Слушай, а я ведь так и не знаю, как твой посёлок называется.
- Не «твой», а «наш»! У нас теперь ведь всё общее.
- А всё-таки?
- Не помню, - и рассмеялся. Усы с одной стороны не выдержали этого и начали отваливаться.
- Вспомни!
- Спи давай! Хватит вопросы задавать, отвлекать. Вот наеду на какую-нибудь корягу, шину проткну, вот замечательно будет. Запаски-то нету! Или вообще колесо отвалится.
Впереди посветлело. Мы выбрались в поле. Здесь шёл вполне  нормальный  просёлок. Ехать стало намного удобнее. Но и здесь, равно как и в городе, хватало идиотов. Трое парней самого пейзанского вида поставили свой мотоцикл среди дороги, загораживая весь проезд. Да и сами выстроились так, что и велосипед не проскочил бы. И ничего, стоят, болтают. Глеб посигналил. Эти дураки, вместо того, чтобы по-быстрому освободить путь, обернулись и побрели к нам. Чтобы не сбить этих уродов, Глебу пришлось снизить скорость почти до  скорости человеческого шага.
Что-то заставило меня посмотреть назад. За нами встала непонятно откуда возникшая «Волга», как две капли воды похожая на нашу.  Не надо быть гением, чтобы догадаться, что происходит.
- Давай в поле! – крикнула я, но было поздно.  Машина дёрнулась и заглохла. Встречающие товарищи легко выволокли Глеба на свежий воздух. Почему он не закрыл дверь со своей стороны на кнопочку, как я?!  С моей дверью у нападающих возникли проблемы. Правда, ненадолго. Я перескочила на водительское сидение, чтобы попытаться вновь завести движок, благо ключи остались в замке. Некоторые навыки вождения автомобиля у меня всё-таки имеются.  Может, сшибу хоть одного, остальные сами разбегутся! И завела! Тут-то меня и сцапали. «П…ц!» - подумала я, получая по морде.  Последнее, что мне удалось увидеть – два здоровенных детины лупят ногами лежащего на дороге и уже не сопротивляющегося Глеба.  Не надолго его хватило! Но при таком численном преимуществе противника!...Потом мне в нос и рот ткнулась мягкая, влажная, странно пахнущая тряпочка. Голова резко закружилась, земля побежала из-под ног и стало темно. Вероятно, меня убили.



                ГЛАВА 13

Как же болит голова! И руку отлежала. Угораздило же меня уснуть на полу! Выпила я, что ли, лишку? Не помню.… Открыв глаза, я обнаружила, что нахожусь в незнакомом помещении, где из мебели имелась только верёвка, связывающая мне руки. А, меня же убили! Это всех так на том свету встречают? В таком случае, здесь не лучше, чем на этом. А какой из светов для меня теперь этот, а какой – тот? Ну их, философские мысли! До чего же хреново! И пить охота. Чисто «привет с большого бодуна!»
В замке заворочался ключ. Дверь на удивление тихо открылась, и в комнату вошли трое парней. Как раз те, которые стояли рядом с чёртовым мотоциклом. Неужели меня не убили?
- Очнулась? – участливо спросил  один из них.
- Мгм, - промычала я. Настроения беседовать с этими уродами отсутствовало. Да и губы разлепить было сложно.
- Ну, раз «Мгм», тогда пойдём! – сказал парень и ловко поставил меня на ноги.
Легко сказать «пойдём»! Я так шаталась и пыталась войти в стену вместо дверей, что похитителям пришлось бережно поддерживать меня с трёх сторон.
Меня привели в кабинет, такой узнаваемо-совковый, что  при иных обстоятельствах приступ ностальгии по благословенным временам  был бы неизбежен. Лысенькая ковровая дорожка. Светлые шкафы для книг и бумаг, где те и другие ничем не отгораживаются от внешнего мира и пылятся хуже старого пальто на вешалке.   Столы буквой «Т». Стулья, обитые потёртой шерстяной красной материей.  Что было на потолке, я посмотреть не решилась, боясь возобновления дичайшей головной боли. А то ведь она только-только успокаиваться начала. Меня усадили в единственное кресло  и развязали руки.
- Пить хочу! – заявила я, увидев на столе графин с водой и стаканы.
- Подними зад, возьми, налей да выпей! – конструктивно и по-деловому посоветовали мне.  Я последовала совету, о чём горько пожалела. Последний раз эту жидкость меняли, наверное,  приблизительно тогда же, когда моя мама выходила замуж за Пьетро. Сколько воды утекло с тех пор!  Но только не из этого сосуда, пахнущего тиной и ещё чем-то очень мерзким. Плюнуть – как-то неудобно. Проглотила. Интересно, скоро ли мне скрутит живот? В ожидании я всё-таки решила рассмотреть и потолок. Обычные потолочные плитки и лампы дневного света.  За окном что? Просто улица. Здесь, скорее всего, этаж второй-третий.  Я попыталась приблизиться к окну. Один из моих конвоиров молча взял меня за плечи и отвёл на место.
Дверь в кабинет плавно и торжественно отворилась! Ох, верны себе господа любители дешёвых эффектов! На пороге стоял сухонький человечек в тёмных очках – это в помещении-то! – чёрном костюме, с чёрным дипломатом,  при чёрном галстуке и  белой рубашке. Человечек прошёл к столу, бережно положил дипломат и только тогда улыбнулся и поздоровался:
- Здравствуйте, Александра Пьетровна!
- Дрась-сь! – буркнула я.
- А у меня для Вас сюрприз!  -  голосом профессионального Деда Мороза произнёс дядечка, - Прежде всего, простите за то, что пришлось Вас доставить сюда столь экзотическим способом!
- Давно ли хулиганство отнесено к экзотике? И вообще, где Глеб?
- О Вашем спутнике, Александра Пьетровна, мы побеседуем позже. Не беспокойтесь – он жив. Пока жив. Дальнейшая его судьба целиком и полностью зависит от Вас. Кстати, как Вы себя чувствуете?
- Спасибо, Вашими молитвами!
- Как приятно общаться с такой остроумной и смелой девушкой. Надеюсь, и благоразумия, Александра Пьетровна, Вам не занимать.
Благоразумия у меня, по жизни, столько же, сколько смелости в данный момент. От страха очень хотелось в туалет, а во рту пересохло. Отсюда и остроумие, как защитная реакция организма. Да и остроумия, признаться, особого нет.
- Итак, Александра Пьетровна, сейчас, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, ознакомьтесь со следующими документами, - он достал из портфеля несколько листов бумаги, жестом пригласил меня пересесть поближе к столу и даже поинтересовался, не темно ли мне читать. Я вежливо ответила, что нет, не темно, и углубилась в изучение предложенного материала.
Передо мной лежала нотариально заверенная копия нотариально заверенного перевода с итальянского. Завещание моего отчима Пьетро Россетти. Уехав в Италию, он не пропал, против возможных ожиданий, а разбогател. Да так разбогател, что его денег хватило бы на безбедную жизнь небольшого городка. Ну, ладно, не городка – посёлка городского типа. А поскольку с роднёй он отношения испортил ещё до переезда в Россию, то и завещать нажитое добро оказалось особо некому. Кроме меня, разумеется.  А может, он и правда, продолжал любить девочку Саньку, Сандрину – ведь своими  бамбини он так и не обзавёлся.  Так или иначе, а все капиталы он оставил мне. И я теперь буду богата. Если останусь жива. Жива…Жизнь…Смерть…
- Пьетро умер! – скорей утвердительно, чем вопросительно сказала я .
- Увы! Выражаю Вам искренние соболезнования.
- И давно?
- Позавчера. У Вас есть полгода для вступления в права наследования. С завещанием Вы ознакомлены. Всё понимаете. Знаете, чем теперь можете располагать. Подпишите вот здесь и вот здесь.
Я подписала. Худосочный достал из кейса мой паспорт, вытащенный из моей, потерянной при нападении, сумки, вписал мои данные, куда положено, извлёк печати, пришлёпнул. Вот и весь нотариат с выездом на дом!
- Поскольку иных наследников не имеется, отныне Вы – миллионер…ша!
- Простите, а Вы меня сюда за этим так грубо приволокли? Право, не стоило, за деньгами я бы и сама прибежала бы!
- Ну, не только за этим. Теперь, Александра Пьетровна, насладитесь как следует ощущением собственного богатства. Насладились? Точно насладились? Не торопитесь, пожалуйста, Вам ведь предстоит лишиться всех своих  несметных сокровищ.
- Как это так - лишиться?
- Добровольно, исключительно добровольно. Вот Ваше заявление, согласно которому Вы отказываетесь от всех имеющихся у Вас средств, полученных по наследству, в пользу Фонда «Всем миром за справедливость». Извольте подписать отказ!
- Ну, нет! Я против!
- Против чего? Против справедливости?
- Против несправедливости! Это мои деньги! Впрочем… А сколько там?
- Всё состояние – вклады, ценные бумаги, движимое и недвижимое имущество оценивается в два с половиной миллиона долларов. Видимо, Вы сильно волновались, так как цифра указана в документах.
Видать, и правда, перенервничала. «Слона-то я и не приметил!» называется.
- Так вот, для справедливости мне не жалко сто, нет, сорок тысяч!
- А два с половиной миллиона жалко?
- Да!
- И не подпишете?
- Конечно, нет! Вы бы подписали такое?
- На Вашем, Александра Пьетровна, месте? Ни секунды не раздумывая, отказался бы ото всего!  Жизнь и здоровье намного дороже.
- Ха, жизнь! Где гарантия, что, получив денежки, Вы меня не отправите к Пьетро?
- Слово джентльмена!
- Тогда тем более не верю! От джентльмена у Вас только костюм.
- Благодарю за комплимент моему гардеробу!
- Пожалуйста!  Таскайте с мясом! И вообще, сдаётся мне, что это Вы присылали ко мне эту полоумную Ларису. Так она как раз грохнуть меня хотела.  Или подставить так, чтобы другие грохнули. А Вы подумали, как бы я вступила в наследство, если бы меня уже убили?
- Помилуйте! – удивился мерзавец, - Какая Лариса, о чём Вы? Первый раз слышу!
- Ой ли?
- Тут не «Ой», тут «Ай-яй-яй» получается! Итак, своей жизнью Вы не дорожите. Скверно! А как насчёт Ваших близких? – и он еле заметно кивнул одному из парней. Тот встал и распахнул небольшую дверцу, так незаметно притулившуюся рядом со шкафом, что я её даже и не разглядела сразу. Два других зашли туда, и через секунду появились вновь в обществе Глеба. Такое ощущение, что несчастным долго играли в футбол: одежда грязная и порванная, сам в крови и  синяках. Он поднял на меня мутный взгляд   и пошептал:
- Сашенька, родная, ты цела? – за что немедленно получил крепкий тычок в спину от одного из держащих его громил. Глеб дёрнулся и бессильно уронил голову.
- Сволочи! Поубиваю всех! Солнышко,  не умирай! – рванулась я  к жениху. Думаю, при иных обстоятельствах он был бы весьма обрадован моим порывом.
- Александра Пьетровна, успокойтесь, возьмите себя в руки, - мирно, но категорично посоветовал худосочный.
- Пшёл на х….! – огрызнулась я.
- Ста-аять! – рявкнул он же совершенно другим голосом.
От неожиданности я встала, как вкопанная и обернулась. Второй раз за всю жизнь и за это сумасшедшее лето на меня уставилось дуло пистолета. И, если в случае с Ларисой, я точно не могла определить степень угрожающей мне опасности, то сейчас что-то мне подсказывало, что оружие – боевое и заряженное.
- Саша, осторожно! – вскрикнул Глеб.
И тут я мгновенно прибегла к старому, почти позабытому способу выхода из критических ситуаций. Когда меня в детстве слишком допекала мама, или, во взрослом состоянии, чересчур допекал Чижик, я просто грохалась в псевдообморок.   У меня всегда выходило очень правдоподобно. И этот раз был не хуже остальных.
- Ой, бля! – простонал хмырь в тёмных очках и с пистолетом, - Вырубилась. Что с ней теперь делать-то?
- Ща, момент, - ответил кто-то, и в лицо мне плеснулся целый поток зловонной воды из графина.  Я поняла, что в чувство меня будут приводить, пока не приведут. Пришлось решиться на дебютную импровизацию. Я захрипела, взвыла, дико выгнулась, пустила слюни изо рта, на секунду выпучила глаза и тут же вновь зажмурилась. Тело само собой напряглось, и я забилась в неведомом припадке, на ходу решая, какое новое коленце выкинуть.
- Вот сука припадочная! – зло и отчётливо произнёс знакомый голос, - И каким это ты говном вонючим меня намазал?
- Ты чо, грим, он и есть грим.  А кетчуп, разведённый, даже в кино льют, сам слышал.
Чуть прищурившись, я с ужасом увидела, как мой несостоявшийся благоверный достал из кармана салфетку и начал вытирать с физиономии следы чудовищного избиения.
- Да Вы не торопитесь, Глеб! – сказал худосочный. -  Может она скоро очухается, а Вы всю красоту уничтожите.
- Да, очухается. У ней башка ударенная. Сейчас её отколбасит, потом она задрыхнет. И пусть. Она покамест живая нужна, чтоб подписала всё. А там посмотрим… может, отпустим. Хотя вряд ли, - и усмехнулся. Ну и Глеб, ну и солнышко!
- А всё-таки, Глеб, по башке ты её зачем? – спросил кто-то.
- Да не я это! Толкнул просто на улице какой-то козёл абстрактный, она и грохнулась. А люда догадалась из этого выгоду извлечь. Умная баба!
«Что ещё за Людка?» – удивилась я про себя, и тут заметила, что от удивления, обиды и возмущения все мои дёргания постепенно сошли на «нет». Ничего не оставалось, как изобразить глубокий сон. Я вздохнула, открыла рот, пустила последнюю слюну и угомонилась. А тем временем над моей бедной головой кто-то вещал:
- Нет, Глеб, наше дело, конечно, маленькое,  но на фига тебе сдался весь этот цирк? Женился бы, пожил с ней годик, девка-то ничего, вполне себе, денежек нахапал бы. Купил бы всё, что надо: домик, тачку, записал бы на Людку. И был бы в шоколаде, и криминала никакого.
- Кто тут ничего вполне? Глебушка, что ж молчишь? Или согласен? – даже дверь не скрипела. Откуда тут этот знакомый женский голос? Такой капризный, властный, стервозный. И запах …Где-то уже так пахло! Пришлось опять созерцать мир через узенький прищур. Ба! Это же Лариса! Я её узнала. Под тёмными очками во время единственной нашей встречи она прятала, оказывается, узкие раскосоватые глазки, а под париком платинового цвета – короткий сизый ёжик. Даже парни далеко не все стригутся так…почти лысо. А на шее – ну, конечно же, тот самый алый с блёстками шарфик! Вот тебе и мамин!
- Так что скажешь, братик? – Лариса подошла к Глебу, запустила пальцы ему в волосы и потрепала. Судя по выражению лица, нет, поганой рожи Глеба, получилось больно.
- Людочка, ты же сама знаешь, ты лучше всех!
- То-то! – довольная Люда, которая совсем и не Лариса, чувствительно ткнула меня острым носком туфли в бок. Ну, погоди, гадина! Я не злопамятная, отомщу и забуду! Обязательно отомщу! Если выберусь отсюда живой!
- И ещё, - продолжала Людмила, - Кто-нибудь знает о приложении номер один к завещанию? Глеб, прочти-ка этим олухам, всё-таки, коллеги.
Зашуршала бумага. Глеб приступил к чтению:

« Условия наследования Александрой Россетти  завещанного мною ей состояния:

Первое. Если Александра к моменту моей кончины будет состоять в законном браке, то всё имущество, движимое и недвижимое, а также деньги и ценные бумаги завещаю разделить пополам между ней и её супругом, так как, очевидно, что такой брак не явился браком по расчёту. Имущественное же положение супругов должно быть равным – только тогда в семье будет взаимное уважение и искренняя любовь.
Второе. Если моя падчерица Александра не будет состоять в законном браке к моменту моей кончины, то всё завещанное переходит в её собственность с одним ограничением: в течение пяти лет Александра имеет право лишь на получение части процентов с капитала и доходов  от моего бизнеса, причём в размере не более ста пятидесяти тысяч долларов в год.  Это оградит её от посягательств со стороны слишком расчётливых  мужчин. Не хочу, чтобы моей падчерице деньги испортили жизнь, сведя её с альфонсом!
Третье. Если Александра вступит в брак в эти пять лет и родит ребёнка, то всё мое имущество переходит к этому ребёнку. У матери остаётся право на ежегодное получение двухсот тысяч долларов. При рождении нескольких наследников всё распределяется между ними поровну.
В любом случае, мужчина, вступивший в брак с Александрой Россетти после моей смерти, не получает ничего.
Случай наличия детей у моей падчерицы без вступления в брак не рассматриваю. Моя Сандрина не подзаборная … чтобы рожать без мужа.» Ни фига себе стилистика! – хохотнул, закончив чтение Глеб.
- Нечего ржать! – цыкнула на него Людмила,   и обратилась уже ко всем,   - Что ему, ждать пять лет? А спал бы он с ней как? Виагру  на ужин вместо сосисок ел бы?
Ничего себе! Это я такая, значит, гнусная, что со мной только после Виагры можно?
- Да и, кстати, что ни делается, всё к лучшему, - подал голос шибздик в черном костюме, - посудите сами. При прежнем раскладе вы бы получили только половину. Хотя это и большие деньги, но всё-таки… С нами расплатиться, жить красиво... вот и осталось бы много, но не слишком.
- Но так-то – криминал, - боязливо сказал кто-то из парней.
- И что? – взвился Глеб, -Нам из-за этого бросать всё на полпути? Да с такими деньгами мы и мусарню, и суд, и винницу купим! И как они вообще что-то узнают, эти «правоохренительные» органы?
- Глебушка! Братишечка! Избегай жаргонных выражений, хотя бы в моём присутствии! Не мусарня, а милиция. Не винница, а прокуратура, - назидательно произнесла Людмила, - И информация о наших действиях никуда не просочится. Эту дуру мы уберём, как только она подпишет отказ, то есть, ещё сегодня. А кто из вас боязливым окажется, пожалуйста, может составить ей компанию. Понятно?
- Людочка, ну, может, просто припугнуть её? Как следует, чтоб по ночам спать не могла. Зачем так сразу убивать? Девка она неплохая, пусть живёт, - попросил Глеб. Ути-пути, какой благородный!
Тишину взорвал резкий звук пощёчины.
- Ты, урод, влюбился? – злобно крикнула Людмила и снова ударила кого-то по морде. Видимо, Глеба. Увидеть я не могла, только догадаться. Захотелось встать и добавить. И ей тоже наподдать. Нельзя!
- Нет, нет, Людочка, что ты! – забормотал  мой давешний жених, и видимо, чтобы реабилитироваться, потыкал меня ботинком. Они что, все сегодня об меня обувь вытирать будут? И чего это он так выплясывает перед своей сестрой?
- Надо оттащить её куда-нибудь! – это он произнёс уже решительнее, - На чердаке ей самое место.
- Вот ты туда и неси! – приказала Людмила, – Заодно и на ручках подержишь свою пассию. Удовольствие в последний раз получишь.  И не надо сейчас ко мне лезть целоваться! Лобзания свои прибереги, пока не разрешу.
Глеб поднял меня с пола и понёс. С каким трудом я сдерживалась, чтобы не вцепиться ему в рожу! И с ещё большим трудом, я удерживалась от горьких рыданий по поводу…и так понятно, по какому.

«Как же дешёво ценится человеческая жизнь! Каких-то жалких два с половиной миллиона….Мир сошёл с ума! Нет, но этот-то, этот!» - размышляла я, лёжа на холодном чердачном полу. Вероятно, я простужусь и заболею. Из всего, произошедшего внизу можно было сделать кучу выводов. Перове: мой отчим меня не забыл. Второе: хороший он был человек,  но тараканов у него пруд-пруди! Третье: в данный момент я богата. Четвёртое: не в деньгах счастье. Пятое: Глеб не зря сбил меня тогда в крапиву. Выстрела и правда, никакого не было. И никакого убийства авторитета на Кипре, похоже, тоже не было. И любви тоже… Я начала тихонечко плакать.  Громко плакать побоялась. Вспомнила Пьетро. Какой оптимист был, царствие ему небесное! Последнее, что он обо мне знал – это то, что мы с Чижиком разводимся. После этого связь оборвалась. А Пьетро верил в то, что я снова выйду замуж. Зря, как выяснилось! Выйдешь тут, когда одни крокодилы вокруг плавают.  И как понимал меня хорошо: байстрюков плодить не собираюсь точно. И указывал меня в документах, как Россетти. Знал, что Чижихой не останусь. Ну, вот, ещё сильнее расплакалась!  Нельзя! Если я не хочу в самом скором времени свидеться с Пьетро, надо действовать! Я поднялась с пола. Дверь, конечно, заперта. Ну и чёрт с ней! Окон вроде не наблюдается. А хлама-то сколько! Интересно, что у них в подвале? В книжках обычно пленников по подвалам размещают. А меня – на чердак, значит, занят подвал. Может статься, другой богатой наследницей.  Или вообще, подвал принадлежит не им. И там заложников держит кто-то другой. Ну и пурга! Почему там вообще кого-то должны держать, может, там запасы картошки на случай ядерной войны или очередного экономического кризиса! И вообще, о деле надо думать! Я бесцельно бродила кругами. Странно, что здесь так светло!  Лампочек нет. Значит, есть где-то окно!  Стены, потолок….Ну, окошко, ну, пожалуйста, найдись!  Да вот же оно! Над огромным пыльным шкафом, занимающим едва ли не половину помещения!  Залезть на шкаф не составляло никакого труда, не зря же тут столько всякого барахла. Построив импровизированную лестницу и с трудом удерживаясь от чихания (проклятая пыль!), я взгромоздилась наверх.  Ох и узок же он, выход на свободу! Так ведь и я – не жиртрест. Ура свежему воздуху! На солнце железная крыша сильно нагрелась, передвигаться по ней доставляло мало удовольствия. Интересно, сколько сейчас времени? У меня ни часов, ни мобильного. И как слезть отсюда? Здание, на крыше которого я стояла, оказалось не очень высоким, двухэтажным. Однако  прыгать вниз всё равно глупо.  Приблизившись к самому краю, я печально смотрела на асфальт. Редкие автомобили проезжали мимо с таким видом, будто бы ничего и не произошло. Пешеходов тоже было мало. Крикнуть им? Опасно. Сейчас претенденты на мои законные денежки нагрянут на чердак, а меня-то и нету! Выглянут на крышу -  а вот она я! И кранты тебе, Саня!  Послышалось урчание большого грузовика. В тихую маленькую улочку царственно вплыла фура. Особо не разгоняясь,  «КАМАЗ» направлялся прямиком мимо моей  крыши.  Решение созрело мгновенно. Двум смертям не бывать!... В скольких фильмах герои поступали именно так. А учитывая, что жизнь абсурднее самого абсурдного кино… Когда тент поравнялся со мной, и, казалось, что до него рукой можно дотянуться, я прыгнула. Такое развитие событий называется везением дилетанта. Лучше, чем получилось, приземлиться, вернее, «прифуриться», я не могла.  Теперь осталось только решить, что же делать дальше, и, по возможности, не смотреть вниз.  А грузовик, постепенно набирая скорость, увозил меня от проклятого места.
Итак, я приступила к обдумыванию плана дальнейших действий.  Где мы едем – неизвестно, куда едем – тоже. Может, идёт эта фура куда-нибудь в Астрахань. Мне туда не надо, да и не доеду я. Держаться становилось всё труднее. Скорость росла, а сил у меня отнюдь не прибывало. Поколотила по брезенту – без толку. Добраться бы до кабины. Я поползла. Эх, как назло, ни одной высокой машины рядом! Хоть бы вертолёт какой пролетел! Сообщили бы на пост… Тут я заметила, что дорога стала весьма узнаваемой.  Ленинградка! Родная Ленинградка, здравствуй! Вот уже и Химки, и «Гранд», и МКАД с постом ГИБДД! Я никогда ещё не думала о суровых сотрудниках этой службы с такой неподдельной нежностью! Один раз они уже спасли меня,  помешав заключению брака с Глебом. Неужели в другой раз не спасут?! Эй, мужики! ГИБДДешники! ГАИнчики родные! Тормозните нас, пожалуйста! Фура идёт! Может, наркотики в ней, или водка палёная! Ну, свистите уже – гексоген везём! Терроризму – бой всем миром! Ну, что же вы… И вот, когда «КАМАЗ» уже почти пронёсся мимо поста, один из блюстителей порядка на дорогах лениво взмахнул жезлом. Конечно, разве может такая махина проскочить в столицу без проверки! Грузовичище, скрипя и сипя, плавно встал у обочины.
« Я здесь!» - собралась я закричать и вскочить, но, увы, меня хватило лишь на то, чтобы на брюхе подползти к краю фуры, свесить вниз голову и тихо попросить:
- Люди! Снимите меня отсюда, пожалуйста!
Люди посмотрели наверх и обалдели. До моих ушей донеслось родное «Твою мать!» Потом мой желудок задрожал, лоб покрылся испариной,  в глазах потемнело, и я потеряла сознание. На сей раз – по-настоящему.




                ГЛАВА 14.


Ненавижу нашатырь! Я поняла это только сейчас, оглушительно чихнув. Этакий гадкий ароматец немытого сортира!
- Очухалась, что ли? – незло спросил молодой парень в форме, убирая ватку от моего носа, - И как тебя угораздило туда залезть?
- Сейчас расскажу, - промямлила я. Язык слушался с большим трудом, - Меня украли…
- Ага, - перебил меня  пацан и заржал, - украли и в бордель продали, в Турцию, мля!
Отсмеявшись, он продолжил уже казённым роботоподобным голосом:
- Документы при себе имеются?
- Нет, все там остались…
- Где там?
- У похитителей.
- Понятно… Придётся задержать до установления личности и выяснения обстоятельств. И Вас, и гражданина Сидоренко.
- Кого? – тупо переспросила я.
- Водилу…Водителя «КАМАЗА».
- Вот, Вы, значит, знаете его личность. А я Россетти, Александра Петровна Россетти.
- А чё не Марь Иванна Софи Лорен?  Про личность водителя здесь речи нет, он при документах, как положено. Он задержан до выяснения обстоятельств. А с Вами будем разбираться по полной программе. Сейчас лейтенант придёт, он и займётся.
За окном шуршали машины, в помещении кружились мухи, время текло мучительно медленно. Наконец, из соседней комнаты появился лейтенант. Он что-то поспешно дожёвывал и заглатывал. Недружелюбное выражение его лица не предвещало ничего хорошего. 
- Фамилия!
- Имя!
- Отчество!
- Дата рождения!
- Адрес! – бросал он отрывисто и записывал мои ответы на каком-то бланке. Хорошо, хоть без глупых комментариев. Однако, я начала побаиваться, что меня возьмут и упекут в кутузку. Доказывай потом, что не верблюд, и не жуёшь колючки.
- Телефон домашний!
Ура! Как это я сразу не сообразила! Сейчас сообщу, и свой, и мамин. Они позвонят, найдут маму, всё выяснят… Не успела я рта раскрыть, как к посту подлетели «Жигули» и оттуда вывалился толстенный дядя, тоже в форме.
- О, Артемьич приехал! – радостно сказал тот, который приводил меня в чувство нашатырём.
- Здорово, орлы! – одышливо воскликнул блестящий от пота Артемьич, внося своё грузное тело в дверь.
- Здравия желаем! –  бодро отозвались «орлы».
- Что, ****ь плечевую поймали?  - кивнул новый персонаж в мою сторону, - Что-то мне личность её знакома. У меня на морды память – во!  - и он продемонстрировал оттопыренный большой палец.
- Да хрен её знает, кто она, - сказал лейтенант. – Говорит, что Александра…э-э-э-э, Россетти.
- Россетти? – Артемьич заинтересованно оглядел меня, - Мужики, а ведь и вправду, похожа.  Ща, обождите…
Он вышел и направился к машине. Минуту спустя вернулся, неся изрядно помятый листочек бумаги.
- Точно, она! – и ко мне, - Год рожения!
Я, в очередной раз, ответила.
- Место проживания!
Ответила.
- Следовали вчера в автомобиле «Волга» номерной знак  282 двадцать третий регион по Пятницкому шоссе?
- Да.
- Ну вот,  про Вас написано? – и он протянул мне листовку.
Со страницы на меня глянула ужасная  чёрно-белая ксерокопия  моей самой ужасной фотографии – паспортной. Да, если сутки  не есть и почти не пить, а спать только под наркозом или в обмороке… Плохи мои дела, если я стала похожа на своё изображение в паспорте! Далее в листовке рассказывалось, что  тогда-то  ушла из дома такая-то  и предположительно отправилась  туда-то, то есть по Пятницкому  шоссе за город.
Вот  так меня и опознали. Как выяснилось, мама в то время, когда я пыталась ей дозвониться и сообщить о  своём спешном отъезде, действительно смотрела сериал. Но после  «Горемычной Параши»  начали показывать что-то из современной жизни. Главная героиня фильма по сюжету получила SMS и,  -  надо же, какое совпадение! – у неё оказался  такой же допотопный «Panasonic», как  у моей мамы. Любопытство заставило маму  включить мобильный в тот момент, когда я неслась навстречу приключениям в почти белой «Волге» по  Волоколамскому шоссе. Более того,  в   точности повторив  все манипуляции  дамы из сериала, она сумела получить моё сообщение. Прочитав его, мама немедленно мне позвонила, но я была уже недоступна,   и даже мой  «Siemens» стал недоступен мне. Злодей Глеб спрятал его в карман. Тогда мама отправилась ко мне домой и нашла на кухне записку. Не на шутку встревоженная, она попыталась разыскать Глеба,  но тщетно. Его телефон объявлялся просто-напросто незарегистрированным в сети. Материнское чутьё подсказало, что гром уже грянул, и пора креститься изо всех сил, пока не поздно. Она, смирив гордыню, позвонила своей старой знакомой, супруг которой занимал солидный пост  в МВД, и попросила о помощи. Попричитав для вида о трудности поставленной задачи,  та согласилась помочь. Пробили номер «Волги». Оказалось, что такой машины нет в природе. Не выжидая положенного в таких случаях срока, меня объявили в розыск и разослали соответствующие сведения и указания  по всем отделениям милиции и постам ГИБДД. Вот какую оперативность могут проявить наши правоохранительные органы, если дело касается безопасности граждан. Одно условие – указанные граждане должны состоять в родстве или знакомстве с большими людьми в милицейских погонах.  Как славно, что у мамы есть подруги! А что мне бы удалось сделать в подобной ситуации? Хотя не сомневаюсь, что друзей у меня теперь будет, как грязи! Только не надо мне ни грязи, ни таких «друзей»!





                ЭПИЛОГ.


Что ещё можно написать? По горячим следам всю шайку-лейку задержали на окраине Сходни.  Глеб  пытался изобразить потерпевшего, немое орудие,  на очных ставках клялся мне в любви.   Впрочем, насчёт немого орудия – истинная правда.  Вот любопытная история, достойная  экранизации в виде психолого-эротического триллера. Жил-был дядя по фамилии Привезенцев. Пожил в первом браке, родил дочку Люду. Разошёлся, женился на другой, и родил сына Глеба. Семьи между собой не ругались, жёны вполне находили общий язык, детишки частенько играли вместе. И доигрались. Людочка  выросла активной и просвещённой… в чём не надо, поэтому ей легко удалось совратить младшего братишку. Ему было двенадцать, ей семнадцать. Для него первый сексуальный опыт закончился печально. Так бывает – заходит шарик за ролик то ли в мозгах, то ли ещё где-то, и не может парень ничего и ни с кем, кроме одной-единственной.  У сводных брата и сестры установились нехорошие отношения. Неправильные. Глеб стал её рабом – и в постели, и по жизни. Причём, сам, похоже, не очень об этом переживал.  Родители, узнав правду, отреагировали по-разному. Мама Людмилы не придала значения. Мама Глеба скончалась от сердечного приступа.  Общий папа бросил вторую семью и  уехал в Санкт-Петербург.  Детишки не расстроились. Жили – не тужили. Людмила открыла кадровое агентство, занимающееся  экспортом провинциальных дурочек в заграничные бордели.  Называлось это «престижная работа в зарубежных варьете и богатых семьях» . Глеб, по желанию сестры, получил лицензию частного детектива. Его задача сводилась к обеспечению безопасности Людмилиного бизнеса и к периодическим вылазкам в украинские и молдавские сёла за юными красотками, грезящими красивой жизнью.  Привезенцевы не бедствовали.  Глебу удалось расселить свою коммуналку – именно ту самую квартиру на Пушкинской площади. Коттеджа, правда, как выяснилось, не было и в помине. Видимо, для меня готовилась душещипательная история о том, что его унёс ураган, или сожрали крысы.  Однако, такая сумма, как два с половиной миллиона американских рублей, Привезенцевым не светила.
Однажды Людмила и Глеб отправились в Италию для установления новых деловых контактов. Но, к огорчению Глеба, бойкая бабёнка установила контакт совсем иного рода. Она познакомилась с моим отчимом. Богатый пожилой сеньор показался ей шикарной добычей, и возжелала Люда стать жительницей Аппенинского  полуострова. Пьетро, увы, всегда излишне симпатизировал женскому полу. Но – с умом! После недели любви и страсти, он поведал своей пассии, что неизлечимо болен, проживёт недолго, что жениться не собирается, и состояние своё оставлять кому попало – тем более. Все денежки – любимой падчерице Сандрине, оставшейся в холодной, неприветливой, мучимой кризисами России. Пьетро поведал Людмиле, что искал меня  по старому адресу, но я переехала. Искал  через Инюрколлегию  и как  Александру Пьетровну Чижик, и как Александру Пьетровну Россетти, но безрезультатно. А в Интернете и Пьетро не специалист, и я нечастый гость. Ничего не дало виртуальное объявление. Другая бы на месте Привезенцевой впала бы в гнев или в депрессию. Но она тут же предложила отчиму помощь в поиске и познакомила его со своим братом. Она сказала, что Глеб – частный детектив, и это было правдой. Она сказала, что дела его идут прекрасно, и он – самый востребованный специалист в своей области в России и за рубежом, и это уже правдой не было.  Клиент, увы, всего один – сестрица. Глебу было велено немедленно браться за работу, что он и сделал, радуясь, что Людмила не переезжает на ПМЖ в Италию. Конечно, найти меня особого труда не составило. Это наивный Пьетро не смог даже предположить, что у нас запросто переименовывают людей в процессе замены паспортов, и организация, призванная разыскивать наследников пасует перед первыми же трудностями. Россияне Привезенцевы  мыслили по-другому, по-нашему, и справиться с поставленной задачей им было легче. Они нашли меня. Далее предполагалось, что Глеб очарует меня, женится, и всё будет просто классно. Правда, каким образом бы он исполнял свой супружеский долг, для меня так и осталось загадкой, ведь кроме Людмилы, женщины для него не существовали в принципе. Впрочем, медицина и фармакология достигли небывалых высот… А чтоб у меня сомнений в необходимости брака не оставалось, решили припугнуть.  И правильно. Предположим, походит ко мне Глеб на лице: «Можно с Вами познакомиться?». А я  ему…..Ну, понятно, кто ж сейчас на улицах-то знакомиться будет! А тут – интрига! А потом- угроза! А потом – защита! А потом – богатство! Как же везёт мерзавцам! Хорошим людям бы так не повезло. Даже хулиган на улице толкнул меня очень своевременно. Даже бомжиха у больницы пришлась кстати.  Сама судьба помогала…как всегда, непонятно, кому…
Забот на долю авантюристов выпало не очень много. Ну, пришлось подсыпать глупенькой Сашеньке снотворного в чаёк. Пока она, то есть, я, крепко спала, Глеб раскидал по всей квартире дурные письма с предложением уносить ноги. Не закрыл он входную дверь за собой, так, прикрыл только…
И это именно с Людмилой я вела недолгие, но утомительные переговоры по телефону. Теперь понятно, почему я была сбита Глебом в крапиву. Всё было подстроено – и встреча на гадкой тропинке, и фальшивый пистолет… Планы испортил «Удар». Кто же позволит травить свою сестру и любовницу в одном флаконе  неполезным для здоровья газом. Глеб, вместо того, чтобы, как планировалось, броситься на «убийцу», героически обезоружить её,  и, в конечном итоге, упустить, был вынужден поваляться со мной на не самой чистой земле.  Не стреляла Людмила, и нечего было подозревать меня в глухоте.
 И когда мы поссорились в «Царской охоте», о возможном срыве бракосочетания Людмила узнала тут же. Она совершила ошибку, начав критиковать брата прямо по мобильному. Но тут же исправилась. Позвонила, пообещала приехать. Глеб в это время ждал в соседнем дворе. Мой звонок предполагался, и, получив его, он сразу же «поспешил на помощь», Чип и Дейл хренов! А я-то загибалась над унитазом, захлёбывалась слезами, чуть не сдохла! Гады! 
Кстати, это был не единственный прокол авантюристки. Чуть не выдала она мне фамилию – свою и своего братца. Вовремя трубку бросила. Но начало-то я услышала…Хотя, что это изменило?
 И всё было бы тип-топ, так как дура Саня влюбилась в Глеба. Но  сеньора Россетти не стало, и вступила в действие не самая приятная часть его завещания. Вот отчего Глеб так переживал из-за переноса свадьбы. Боялся не успеть… Говорят, чего боишься, то и случается. Вот к кому относилось слово «умер», на секунду заглушившее грохот музыки в клубе «Тринити».
Обстоятельства круто изменились. Саня Россетти замужняя теперь была менее интересна, чем Саня Россетти одинокая.  Единственный выход: спокойно отдать мне наследство, заставить отписать всё некоему таинственному фонду «Всем миром за справедливость» и отправить к отчиму на небеса. Или припугнуть так, чтобы сидела и не высовывалась всю оставшуюся жизнь.  Руководство фонда  получило бы малую толику денег,  а, возможно, и просто пулю в лоб. Гигантский капитал достался бы господам Привезенцевым.  Ну и сволочь этот Глеб! Ей-богу,  хуже Чижика!
На нарах у моего несостоявшегося второго супруга будет достаточно времени для осознания простой истины: нельзя играть с любовью! Карается уголовным законодательством!
Всё-таки есть польза от глупых телесериалов! Спасибо режиссёрам за создание столь жизненного и реалистичного кино! Во всяком случае, в области мобильных телефонов. А маме я куплю огромный плазменный телевизор. Может,  увидит ещё что-либо познавательное о достижениях современной науки и техники на службе человека.

Недавно раздался звонок  экс-подруги, во время оно позорно бежавшей и оставившей  платье на балконе.
- Ну, что, кончились твои проблемы с шантажистами?
- Да! – и это истинная правда.
- Ну, как жизнь замужняя?
- Великолепно! – не стану я ей рассказывать о финале всех моих приключений.
- Что ж на свадьбу не пригласила? Или не устраивали?
- Устраивали.
- Где?
- В Милане,
- Это где ж такой кабак?
- Это город на севере Италии.
-………
Как легко врать человеку, с которым решено прекратить общение! Пусть ничего не знает о моих миллионах, а то от неё потом дубиной не отмахаешься! И пусть думает, что я замужем. А про Милан – почти не враньё, билеты на самолёт уже у меня  на руках.  Надо почтить память Пьетро. Да и деловые вопросы тоже прорешать. А мама – та просто  в восторге от перспективы увидеть Италию. 
Вернусь – куплю машину. Фольксваген. Буду ездить в издательство в собственном авто, и никогда больше не появлюсь у чёртова забора на узенькой тропинке, полной неприятных воспоминаний.  Стоп, а зачем она мне? А может, не оставлять открытки – привыкла уже как-то… Или свою фирму открыть?
Нет, я, конечно, знаю, что сделаю! Глеб был прав в одном: сейчас, чтобы выйти в творческий мир нужны либо протекция, либо большие деньги.  Первого у меня нет. Зато второго – выше крыши! Так что не за горами тот счастливый и долгожданный миг, когда в книжных магазинах появятся книги с моей фотографией на первой странице и надписью на обложке
       
                АЛЕКСАНДРА РОССЕТТИ.