Факелы тускло мерцали, трещали и подмигивали – наверное, не хватало кислорода. Да, истинно так, потому что было совершенно нечем дышать. Орландо рванул на груди ворот, внезапно ставший тесным, и прислонился к стене.
- Вам плохо, Ваше Высокопревосходительство? – где-то он уже встречал этого услужливого блондинистого лейтенанта. Впрочем, все равно. Спина ощущала неровность и холод каменной кладки, грубой, идеально соответствующей заброшенному подземному ходу. В прежние времена люди строили такие ходы, чтобы появляться и исчезать, как чертики из табакерки, производя впечатление волшебников. Судя по тому, что было написано в некоторых бумагах из тайника королевы Брижитт, к подземным ходам правящие особы относились чрезвычайно внимательно. Кто знает, если бы не катастрофа на Яблоневой улице, то система бы до сих пор удачно эксплуатировалась.
Насколько он мог судить, здесь было чисто – словно уборщица аккуратнейшим образом все подметала раз в неделю. Но разве не положено такому месту быть заброшенным, заплесневелым, со свисающей паутиной и скелетами в темных углах? Надо спросить Тузендорфа, неужели тут и правда убираются.
Тузендорф ушел куда-то вперед, шумно топая и фыркая – он чувствовал себя как дома, видимо, прекрасно знал местные лабиринты. Орландо же стало нехорошо сразу, как только большая, похожая на складскую, дверь за ними захлопнулась. Он с удивлением подумал, что может быть, он боится замкнутых пространств? Впрочем, нервы его были настолько взвинчены, что и без клаустрофобии вполне можно было одуреть.
Вопреки уверениям министра сельского хозяйства, на следующий день после казни принцессы погода не наладилась. Температура и не думала подниматься, а снег все продолжал подваливать. Тузендорф ходил надутый и отчаянно планировал борьбу с мракобесием путем разъяснительной работы, но даже его жена искренне считала, что страна теперь проклята. После того, как за завтраком мадам Тузендорф высказала мужу свое мнение на этот счет, тот прибежал к правителю требовать справедливости и заодно вытрясти какую-нибудь идею по поводу того, как образумить сбрендившее население. Но Орландо даже и бровью не повел, как будто его все это вообще не касалось.
- Уймитесь уже, господин фон Тузендорф. На вашем месте я бы не в бубен стучал, а собирал срочное совещание министерств, потому что такая погода грозит нам серьезными неприятностями, ибо страна к ней совершенно не готова. Проще говоря, что мы будем жрать, когда хлеб закончится?
- Н..неужели вы думаете, что такая погода установится надолго?
- Откуда я знаю? Я не Синий Фазан. Но когда я смотрю в окно, то вижу, что снег не тает, а это значит, что температура достаточно низкая. Черт возьми, сейчас бы жизненный опыт короля Драгомила мне очень пригодился…
- Простите?
Орландо повернулся к нему всем корпусом, давая понять, что его раздражает тупость министра:
- Найдите тех, кто был, а еще лучше – жил в Холодных странах, и разузнайте как можно больше о тамошнем быте. Значение имеют любые мелочи. Почему я должен объяснять вам элементарные вещи?
Тузендорф сделал все, как велено, но на заседание Совета министров Орландо идти отказался.
- Сами, все сами… Я болен.
Последняя фраза вызвала у министра внутренних дел полный ступор своей бессмысленностью – сколько он знал Орландо, тот никогда даже не хворал. И сейчас он не выглядел заболевшим, просто сидел в своем кресле и смотрел в окно, не желая подниматься. Тузендорф в общих чертах понимал причины его расстройства, поэтому не стал настаивать, решив, что великий человек имеет право на маленькие слабости.
А вот сейчас Правитель поднялся, вопреки собственным словам, и добровольно пересек весь город, чтобы достичь самой окраины Сеймора, который он плохо знал и никогда не любил. Героический человек. Тузендорф шел обратно и размышлял, стоит ли говорить ему о полученном донесении, которое он как раз ходил проверить. Сейчас это уже не имело значения, но все же…
- А вот и я. Все в порядке, Ваша Милость, можем идти.
Правитель выглядел бледненьким и стоял, опираясь на стену. Возможно, свет факелов был тому виной, но казалось, что за прошедшие три дня он постарел на двадцать лет. Тузендорф вздохнул и протянул ему руку со всей почтительностью.
- Скажите, вы часто пользуетесь этим ходом?
- Иногда. Но вещь полезная, поэтому я стараюсь поддерживать его в порядке.
- Вот-вот. Я и хотел спросить, потому что мне показалось, что тут подметено.
Тузендорф улыбнулся.
- Не настолько. Но здесь всегда новые исправные факелы, запас сухих спичек и смазанные замки – за этим строго следят.
- И все же здесь слишком чисто.
Министр поджал губы. Он и правда не хотел говорить, но кто знает, может, так будет лучше?
- Дело в том, Ваше Высокопревосходительство, что здесь действительно подметено, но это сделали не мои люди. – Он помялся. – Я не хотел вам сейчас об этом говорить, чтоб не расстраивать…
Орландо только поднял брови:
- Неужели вы думаете, что меня сейчас что-то еще может расстроить?
Взгляд министра как бы говорил, что это вполне возможно.
- Помните, я упоминал вам о том, что система подземных ходов в Амаранте образовывала правильный четырехугольник? И одна из его вершин заканчивалась в тюрьме на Рыбной улице? Так вот, я уж не знаю как, но некоторые личности проникли в этот ход…
Орландо быстро взглянул на министра, от его заторможенности и следа не осталось.
- … и попытались организовать побег принцессы.
- Что?!!
- Вот видите, я не зря не хотел вам говорить.
- Подождите, с чего вы взяли, что она хотела бежать?
- Не она. Ее сообщники – не удивлюсь, если среди них была эта полоумная Ферро, да и ведьма ДеГрассо тоже могла руку приложить, иначе как бы они попали внутрь? Короче, пойдемте, я вам покажу.
Он взял Правителя под руку и решительно повел его куда-то вглубь, туда, где воздух терял все остатки свежести и становился стоячим, как в любом приличном подземном ходе. Несколько минут они шли молча, потом министр внезапно завалился куда-то влево, в темный провал, который Орландо бы сразу и не заметил. Взяв из рук солдата факел, он пошел впереди, освещая чрезвычайно тесный проход, поднимающийся вверх.
- Обратите внимание, здесь все так же чисто.
Факел опустился ниже, давая возможность рассмотреть выметенный каменный пол без единой мусоринки. Поднимались они довольно долго, так что Орландо даже запыхался, и, наконец, вышли на тесную площадку, на стенах которой имелись сгоревшие факелы, и воздух был намного свежее.
Тузендорф воткнул свой факел на место старого, и площадка залилась ровным неярким светом, обнажившим кирпичную стену, выглядевшую так, будто ее недавно разбирали. Отдельные камни были просто сложены друг на друга, цемент между ними отсутствовал.
- Видите это. А теперь фокус… - Тузендорф поднатужился и потянул на себя верхний камень. В образовавшуюся дыру хлынул воздух, и пламя факела заметалось, как бешеное. – Узнаете местность?
Орландо заглянул внутрь и с затаенной дрожью опознал тюремный коридор и двери, закрывающиеся на засов.
- Они разобрали эту кладку и, видимо, планировали войти отсюда, забрать принцессу и дать деру.
- Так почему не дали? – вопрос прозвучал по меньшей мере странно.
- Я думаю, им кто-то помешал, – глаза министра пристально смотрели на Орландо, - например, неожиданный посетитель, который задержался на всю ночь. Это безобразие заметили парни из караула только днем, когда коридор был хорошо освещен. Ничего не скажешь, чистая работа. Именно они и подмели тут все, чтобы не оставлять следов. Осталось только узнать, как они попали в коридор. Ваше Высокопревосходительство?
Орландо вдруг осел, скатившись по стене, и замер внизу, на корточках, закрыв лицо руками.
- Вам плохо? Голова кружится? Здесь душно! Я сейчас позову охрану…
- Не надо, - простонал Правитель. Худые пальцы его впились в редеющие волосы, словно стремясь вырвать их вместе со скальпом. – Я идиот. Я самый последний идиот и самый жалкий неудачник в этом мире…
Тузендорф сглотнул комок и почесал затылок.
- Зря вы так, откуда вам было знать…
После этого Орландо больше не разговаривал, молча плелся за Тузендорфом туда, где ему предстоял последний акт этой драмы. Подземный коридор, тусклое мерцание факелов, молчаливые солдаты – все вместе производило впечатление кошмара. С каждым шагом ему было труднее дышать, и не только потому, что кислорода не хватало, а потому, что к тяжелому запаху подземелья примешивались отвратительные миазмы, заставляющие его вздрагивать от ужаса.
- Там тоже так пахнет? – он остановился и вытер пот со лба.
- Здесь довольно прохладно, - уклончиво ответил министр, - но все-таки три дня, сами понимаете…
Они продолжали путь до тех пор, пока коридор не стал достаточно широким для того, чтобы четыре человека могли пройти в ряд, не касаясь стен. Чем ближе было ярко освещенное пространство, охраняемое молчаливыми часовыми, тем медленнее шел Орландо. Он пришел сюда тайно проститься с принцессой, но почти достигнув цели, почувствовал, что силы ему изменяют.
Прямо в коридоре, на нескольких табуретках стоял гроб. Крышка его была открыта и ждала своего часа, прислонившись к стене. На ватных ногах Орландо медленно приблизился, сделав Тузендорфу знак оставаться на месте. Лия лежала, укрытая до подбородка белой простыней, и красивое лицо ее уже было отмечено смертью – черты заострились, чернота покрыла глазницы и губы. А может, это ему показалось при плохом освещении? Сжав кулаки, чтобы не плакать, Орландо жадно всматривался в нее, надеясь отыскать хоть одну знакомую черту, хоть одно движение, которое делало ее лицо столь живым. Он вспомнил, что впервые увидел ее взрослой тоже ночью, при скудном освещении. И тогда провалы глазниц казались черными ямами, но как же это было по-другому! Сейчас перед ним лежала чужая, страшная гостья, которую он не знал, которая никогда бы не могла так улыбаться, как это делала Лия. Каждая черточка, каждая складочка на ее лице была другой, и он судорожно искал хоть какой-то признак жизни – но напрасно, только тени играли на мертвом лице.
И еще был запах. Несильный, но всепроникающий, не дававший ни на секунду усомниться в реальности происходящего. Нет, это невозможно было вынести, и Орландо отошел в сторону, делая солдатам знак сворачиваться. Четверо из них подняли гроб на плечи и понесли к выходу, Правитель, заботливо поддерживаемый Тузендорфом, шел следом. Он уже был тут и помнил, что ход заканчивался в какой-то роще, но забыл ее название.
- Голубиная Роща… - вдруг сказал Тузендорф, словно вторя его мыслям. – Я нашел там хорошее место. Тихо, людей нет…
Когда показался свет в конце коридора, Орландо с изумлением вспомнил, что сейчас день. Ему казалось, что весь мир окутан тьмой, и только неверный факельный свет пляшет, сбивая с толку путников. Но вышли они действительно в день, серый и бессолнечный – облака грязной ватой висели на небе, обложив его от края до края. Мелкий, колючий снег вился вокруг них, попадая под перчатки, за шиворот, кусая, подобно злобному насекомому.
Скорбная процессия медленно двигалась куда-то в лес. Там, на пригорке, открытом для птиц и взглядов, уже была выкопана могила в мерзлой земле. Место, которое понравилось Тузендорфу, представляло собой пологий склон, со всех сторон окаймленный деревьями. Внизу открывался далекий вид на плериэльские равнины, и, до наступления зимы, тут наверное было очень красиво.
- Почему роща называется Голубиной?
- Говорят, что раньше здесь была хорошая охота на этих птиц, но сейчас их почти не осталось.
- У нее была подвеска в виде голубя…
Тузендорф с жалостью посмотрел на своего повелителя, но ничего не сказал.
Солдаты поставили гроб возле могилы и вытянулись рядом, готовые закрыть крышку по первому требованию. Орландо еще раз взглянул на покойницу и чуть не упал –при дневном свете она снова стала собой. Перед ним лежала Лия, та самая, улыбчивая девочка с красивыми глазами и часто нахмуренными бровями. Теперь она была мертва, несомненно. Больше никогда эти ресницы, угольно чернеющие на белом лице, не взметнутся как испуганные птички. Больше никогда она не улыбнется и не посмотрит исподлобья, чтобы потом взмахнуть головой и задрать нос – на шее ее теперь красный шнурок, который не снимается.
Ему захотелось схватить ее и затрясти, заставить сбросить жуткую маску с фиолетовыми губами, встать и заговорить. Сам не замечая, он наклонялся все ближе к мертвому лицу, но вдруг увидел снег, заставивший его отпрянуть. Снег, падающий с неба, оставлял лужицы на его губах и веках, но на лице Лии он не таял. Снежинка за снежинкой аккуратно ложилась рядом, стирая мертвенную черноту, делая ее лицо чистым и молодым. Орландо шагнул назад, едва не упав в яму, и велел закрывать гроб.
Секунда – и Лия навсегда исчезла из глаз, как будто никогда и не было в мире такого человека. Несколько равномерных ударов молотком и она превратилась в воспоминание. Гроб опустили в могилу, потом забросали землей, а Орландо все никак не мог осознать, что все кончилось. Тузендорф тихонько отдавал какие-то распоряжения, стоя у него за спиной, а потом подергал его за рукав.
- Ваше Высокопревосходительство, мы тут отойдем немного. Вы как решите идти, возвращайтесь по следам наверх, мы вас будем ждать возле входа.
Надо же, этот человек деликатен. Орландо кивнул, не оборачиваясь, и подождал, пока останется совсем один. Когда последние шаги стихли за деревьями, он поднял глаза и посмотрел вниз – в солнечный день тут, должно быть, далеко видно. А сейчас мокрый снег упал пеленой и скрыл от глаз поля и равнины, в которых продолжалась обычная жизнь. Там поднимаются дымки из труб, хозяйки варят суп, дети играют в прятки, лошади храпят в стойлах. Все, как всегда, и никого не волнует то, что единственный человек, которого он любил, сегодня лег в могилу.
Он был слишком измучен, чтобы почувствовать возмущение, но где-то в глубине души ему хотелось отомстить им всем за то, что они живы, за то, что они могут дышать и даже смеяться. Бессильный, он просто погрозил кулаком куда-то в пространство. Надо было идти, и Орландо повернулся, отыскивая взглядом тропинку, проложенную в снегу, но свежий холмик резанул его по сердцу, выпустив весь воздух из легких. Он стоял и не мог решиться сделать первый шаг, потому что не понимал, в какую сторону идти. Мир был огромным и совершенно пустым.
Глядя на безымянную могилу, Орландо вдруг понял, что он совершенно один в этом мире. Страшно один, навеки один и ничего нельзя поправить. Схватившись за голову, он вспомнил, как думал о том, что пусть лучше Лия будет мертвой, чем чужой. Какой идиот! Какой же он недоумок! Как он мог так страшно ошибиться? Ведь все делал правильно, а теперь отдал бы свою жизнь, свою власть, все бы отдал, только чтоб исправить это, но было поздно.
Если бы она была жива и находилась сейчас в сотне миль отсюда, если бы он даже никогда ее больше не увидел, но просто знал, что она жива, он был бы спасен от бездны, которая ожидала его. А теперь впереди – только пустота и бессмысленность, и ведьма Ирья знала, что говорила: «Эта девочка лишит тебя всего…». Оглядываясь кругом, Орландо так и не мог решиться шагнуть куда-нибудь, он чувствовал, что он – голый, нищий и никогда, никогда не сможет избавиться от тоски. Застывший, как верстовой столб, он глотал слезы, глядя как ветер бросает в лицо горсти снега.