– Пишешь ты лучше, чем говоришь.
Это было самое безобидное из всего, что я слышал.
С меня смеялись. Одно мое присутствие, даже молчаливое, напоминало одноклассникам о том, какой я, когда не молчу.
Первая пародия оказалось самой больной и острой, потому что была неожиданной. Потом это стало привычкой. Для кого-то – изображать заикающегося мальчика, а для меня – смотреть на это зрелище боковым зрением.
Чтобы не поворачиваться.
Чтобы не заплакать.
Пение птиц звучало четче любого выговоренного мною слова.
Стать бы птицей и летать над городом.
Наблюдать за жизнью внизу.
Не попадать в нее.
Не становиться чей-то насмешкой.
Не отнимать времени у кого-то. У людей не хватало терпения выслушивать меня до конца. Поэтому конец моих произнесенных мыслей наступал по желанию других.
Я проговаривал одни и те же буквы. Одну и ту же.
Падал в яму, застревал в ней, еле дышал, но мне не помогали выбраться – от меня отворачивались и уходили. Или договаривали.
Мне всегда хотелось договорить самому.
Моими словами, голосом, интонацией.
Моими буквами.
Во мне накапливалась невысказанность. Она глушила остальные звуки, которые я мог произнести. Просто говорить только часть, разрезанную, искаженную, никому не интересную – нет смысла.
Я не мог открыться ни единому человеку. Для этого необходимо время. Время, чтобы слушать внимательно и до конца. Не сокращать, не перебивать, не заканчивать.
Какими буквами удержать кого-то.
Чтобы кто-то остался рядом со мной.
Чтобы не шагать своей переполняющей невысказанностью по асфальту так вяло и тяжело, словно хромают ноги.
Чтобы не убивать себя изнутри неподвластными буквами. Легко произносить в голове, но не произнести вслух…
Иногда мне действительно нечего было сказать.
Просто нечего.
И я не давился звуками взахлеб, будто от жажды пересохло все горло.
Есть ли хоть кто-то, кому по-настоящему интересно, что происходит в душе у тихого мальчика.
Или люди думают, что моя душа тоже заикается и у нее нет связных предложений.
Моя душа разговаривала только со мной, с мамой и папой.
Пока я не встретил человека, который захотел меня узнать и понять.
Человека, который почему-то решил приблизиться ко мне. Не движениями, не разговорами.
Просто быть со мной.
Я заговорил – так, как умею.
И меня не прерывали. Не останавливали.
За меня не придумывали конец.
Человек не поглядывал на часы, как делали другие. Будто есть определенное количество секунд, в которые надо вложиться.
Я открывался.
Я доверял.
Я исцелялся.
Как-то мой человек сказал:
– Сколько в тебе – тебя.
Мой взгляд выразил недоумение лучше слов.
Теплый, близкий голос продолжил:
– Во мне много других. Я смотрела на людей, и проходила мимо себя. Освободила место внутри для них: их мнений, суждений, ожиданий. А ты – слушаешь свою душу.
Я молчал, хотя мог сказать все непрерывно и правильно, потому что уже почти не заикался.
Буквы легче соединялись в слова.
Просто человек поверил в мои буквы больше, чем я.
И подарил эту веру мне.
Тишина в комнате перешла в тиканье часов.
И я ответил.
Без запинок и пауз.
Без страха не дойти до конца.
– Сколько во мне – нас.