Прибыли мы в Тикси 28 августа (я запомнил эту дату, потому что пошел снег). Надо сказать, что вокруг Тикси не равнина, а довольно холмистая местность, сопки достигали высоты 800 и более метров. Унылой и однообразной мне показалась природа, окружающая поселок. Полное отсутствие кустарников, а тем более, деревьев. Сам поселок располагался на берегу залива и упирался в порт, где бурлила жизнь. Заканчивался сезон разгрузки судов, которые доставили грузы для обеспечения жизнедеятельности людей на всем побережье моря Лаптевых.
Аэродром и военный городок располагались в тринадцати километрах от поселка. Правда, в зимнее время, когда бухта замерзала, этот путь сокращался до семи километров. Нас быстро распределили по объектам. Наш локатор П-8 должен был находиться на сопке в трех километрах от городка. Занялись развертыванием станции и приведением ее в боевую готовность. Руководил всем наш новый командир – лейтенант (хоть убей – фамилию не вспомню). Много времени это не заняло. Все прибывшие, а нас было семеро, знали свое дело.
К концу сентября сильно похолодало. Наш балок, так здесь называют деревянный домик, установленный на больших полозьях для транспортировки, продувался ветрами насквозь. Но старожилы нас успокоили: «выпадет хороший снег, нарежете из него кубов, обложите балок, обольете водой и никакая пурга вам не будет страшна». Так оно и было. Мы запаслись на замерзшей речке льдом. Здесь вода добывается только таким образом. Завезли несколько машин местного угля и приготовились зимовать.
А тем временем аэродром уже подготовился к полетам. На нем была эскадрилья из пяти самолетов МИГ-19. Первые полеты едва не кончились для нашей станции конфузом. В армии строгая иерархия: старший по званию — командир, а остальные — подчиненные. Нас на станции, как я уже сказал, было семеро: два механика-дизелиста, обеспечивающих электропитание, и пять операторов. Состав был интернациональным: узбек, азербайджанец, татарин, белорус, украинец и два русских. Старшим оператором был назначен сержант. Помню только его имя — Яков. Остальные рядовые.
Первый полет возглавлял командир эскадрильи. Перед этим мы тренировались, делали холостые прогоны. Но «боевая» работа — совсем другое дело. Взлетела первая пара, Яков за экранами как старший. И тут выяснилось, что он и другие ребята, приехавшие с равнинной местности Украины и Белоруссии, где экраны чистые, нет никаких гор (мы их называли местниками), просто растерялись. Импульс радиоволн, посылаемый локатором, наталкиваясь на местник, оставлял на экране засвеченную мертвую зону. Самолет — светлая отметочка на экране, попадая в «мертвую зону» действия локатора, становится невидимым среди местников на экране кругового обзора.
Мои неопытные сослуживцы сразу же потеряли самолеты среди местников из виду. В штабе переполох. Руководитель полетов в гневе по телефону кричит нашему лейтенанту: «Кто у тебя за экранами? Немедленно посади за экраны оператора первого класса!» Пришлось мне отстранять от экранов свое начальство и брать управление локатором в свои руки: я ведь был в этом деле асом. У меня единственного на станции был первый класс, а у всех остальных второй и третий. Да и местники меня не пугали (в Армении гор хватает!). Все обошлось, но с тех пор все полеты обслуживать начинал и заканчивал я, а остальные подключались, когда самолеты улетали на 100 – 300 километров от аэродрома.
Надо сказать, что за весь год было не более десятка полетов: больше погода не позволяла. Для меня это были «курортные дни». Кормили нас как на убой, времени свободного навалом. Наступила полярная ночь. Северное сияние поначалу впечатляло, а потом к нему привыкли. Гитарой заниматься можно было хоть сутками. Закрылся в аппаратной — и гоняй гаммы, играй упражнения. По сравнению с казарменными условиями Ленинакана, когда бывало, в свободное от дежурств время я садился поиграть, а рядом кто-то наяривал на гармошке — здесь был просто рай. Я благодарил Судьбу за такой поворот в моей службе.
Стал задумываться: куда еще девать свободное время? В местной воинской библиотеке попался учебник по скорочтению. Решил освоить это дело. Ведь зрительная память за два года сиденья за экраном у меня была очень обострена. Оказывается, мы читаем, проговаривая про себя написанное. Для любителей великого и могучего русского языка — это наслаждение, а вот для работы и учения — большая помеха. Было очень трудно отучить себя от укоренившегося способа чтения. С упрямством японского самурая я выполнял упражнения из учебника. Сразу ничего не получалось. Потом стал замечать, что могу только глазами охватывать несколько строк текста и запоминать. Потом уже смог запоминать целыми абзацами. В конце концов, дело пошло. Прочитав какую-нибудь книгу, заставлял себя вспоминать, что писалось на определенной ее странице и пересказывать близко к тексту.
В местном Доме офицеров готовился концерт участников самодеятельности. Приглашались все желающие выступить. Я, конечно же, сильно пожелал. Укутал гитару двумя утепленными куртками (на улице было под сорок ниже нуля). И пошел в клуб. Репертуар у меня уже какой-то был. «Вальс» Иванова-Крамского сыграл довольно уверенно. После концерта познакомился с еще одним фанатом гитары. Им оказался летчик Баженов. Он москвич. Играет исключительно классику. Мы с ним подружились, и я многое у него перенял. К сожалению, ближе к весне он закрутил роман с официанткой из их офицерской столовой, которая то ли стала, то ли готовилась стать его женой, и времени на гитару у него не осталось. Да и у меня много времени стало отнимать увлечение скорочтением.
Продолжение следует