Продолжение 14 С гитарой по жизни

Николай Таратухин
      Любовь никогда не бывает без грусти…
 
Было начало августа. Вечерняя поверка в нашем сборном пункте заканчивалась в 22 часа, когда сумерки уже полностью сгущались над Удой. Небольшими группами отчаянные донжуаны устремлялись к прибрежным кустарникам, где спрятан был плот. Он выдерживал до пяти человек. Один канат был прикреплен к дереву на противоположном берегу, другой с большим запасом – на этом. В течение получаса все желающие оказывались на другом берегу. А там их уже поджидали.

Истосковавшиеся по мужской ласке, многие из этих женщин не отличались каким-то целомудрием и эти три недели нашего присутствия для них были просто праздником. По вечерам они подходили к нашей «паромной» переправе и встречали своих избранников. А далее в прямом, а не в переносном смысле, срабатывало известное церковное изречение: «Если Господь закрывает дверь — он обязательно где-то открывает окно»! В огромное здание женского общежития через парадный подъезд проникнуть никак было нельзя, но с его тыльной стороны на первом этаже окна были заманчиво открыты, а наша переправа через неширокую Уду работала бесперебойно всю ночь.

 Я был самым активным участником хождения в самоволку, тем более, что опыта мне не занимать. Так получилось, что я со своими новыми друзьями в первый же вечер попал на танцевальный вечер в городском парке. Там на танцплощадке познакомился с молоденькой сибирячкой, ученицей 9-го класса. Она была вполне оформившейся девушкой, блондинкой с широкими бровями и длинными ресницами. Толстая коса свисала на плечи. Никакой косметики на лице с легким румянцем на щеках. Возникла любовь с первого взгляда в самом лучшем смысле, без каких-либо близких отношений. Хотя, они могли возникнуть. Целоваться начинали сразу у ее дома. Где-то дней через десять, когда мы забрались на сеновал в ее дворе и продолжили поцелуи, она вдруг в полусознательном состоянии зашептала мне: «Коля, возьми меня, ты будешь первым моим мужчиной…»

Как-будто кипятком ошпарили меня ее слова.  Я не стал этого делать, потому что не был уверен, вернусь ли сюда, в этот северный, неуютный город, а портить дальнейшую жизнь такой ласковой, и самое главное, несовершеннолетней девочке – не посмел. Ей семнадцать лет исполнялось только в ноябре. А это мог быть суд и тюрьма.
– Ты меня не хочешь, потому, что не полюбил? – спросила она, когда мы спустились вниз с сеновала.

– Именно потому, что полюбил. Я старше тебя на пять лет и не хочу пользоваться твоей глупостью. А вдруг беременность? Ты еще школу не окончила…
Это ее несколько успокоило. Она стала меня целовать и говорить разные милые слова. Вот тут я понял разницу поцелуев Тамары и моей Веры.   Познакомила она меня со своими родителями, которые пригласили после демобилизации к себе. Переписывались почти целый год, и вот теперь все рушилось! Пришлось наступить на горло своей песне. Родственные связи оказались сильнее любви, да и знали мы друг друга с нею всего каких-то три недели. Обратный путь у меня намечался теперь совсем другим.

  Когда я смотрел фильм Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово», а видел его несколько раз, то вспоминал наш уход из Нижнеудинска к месту назначения. Построили нас, и пошли мы на вокзал. Стоило нам перейти мост, как к нам бросилась толпа девушек. Обнимания, слезы, наша колонна смешалась, и мы уже без всякого строевого шага шли к вокзалу. Моя Вера тоже пришла. И… «Застучали по рельсам колеса, ты рукой мне махнула с откоса…».

  Надо сказать, когда мы возвращались уже демобилизованными, около двадцати человек вернулись в Нижнеудинск к своим, возможно, будущим женам, а может быть, посмотреть на своих уже родившихся детей. И когда они это успели? Хотя, как говорится, дурное дело не хитрое. А было ли это дело дурным?..

И вот, сидя в вагоне поезда, следовавшего в Краснодар, очень переживал. На душе у меня было погано. Я вспоминал свою Веру. В холодные полярные ночи она часто мне снилась и все свои мечты связывал с нею. Её фотографию повесил у изголовья кровати. Когда на улице мела пурга и ветер «гудел в проводах», я подолгу любовался нежным девичьим лицом и считал дни, оставшиеся до нашей встречи. Столько писал писем, обещал приехать — и вот сбежал. Хотя, кроме поцелуев между нами ничего не было, но это было первое сильное чувство, и помнить его буду всю жизнь.