Клыки вонзаются в мягкие ткани. Кислота распространяется внутри, растекается по стенам организма, сбегает по артериям, рассеянным на алеющем полотне. Разливается, наполняя сосуды чем-то большим. Чувство холода, ребристой поверхности внутри, которая раздвигает плоть, изучает, прокладывая путь в горячие складки. Ранит, но крови нет — ее течение остановлено ядом. Клыки сдавливают в тисках, осушая тело, охваченное глубинным страхом.
Волнистые, ломкие локоны до самых пят, согревающие в минусах, выбеленные до пепла — его рассыпали в чан, в чан опустили и волосы, сжигая их и лишая красок. Теперь они так подходят к тону стенам, верша искусство в пространстве, даже когда длинное, вытянувшееся в струнку тело, подвешенное на лапках-крюках, медленно покидают силы. Яд проник глубоко — въелся, возбуждая ткани, наполняя кровью соски, упруго раздувая внешние губы до предела. Чтобы не было боли, не было крови, кусочков и плоти. Чтобы оставить все в первозданной чистоте.
Красота тела заслуживает лишь то, что не тронет ее уничтожение — даже после поглощения внутрь огромного чрева, обрамленного клыками. Красота в деталях взращенного женского существа, изящной шее и шрама проходящего посреди, в тонких руках с резким изгибом в локтях. Пропорции учтены и в соблазнительных миниатюрных грудях, держащих форму в любом положении относительно земли и в сжатых природой, намерено заточенных в тиски бедрах.
Крюками длинные ноги девы разносит в сторону, выставляя тело, словно восковой экспонат. Ведь все, что она почувствует будет лишь плодом ее воспаленного сознания и мечтой, где ей отведена роль ощущать без осознания. Одними раздраженными нервами покоящегося в анемии мозга. Блестящие капли в холодном свету стекают вниз по принадлежащем ей двум конечностям, проводя мокрый след. В ее голове все взрывается, глаза разбегаются под сомкнутыми веками, лихорадочно двигаясь.
Темный отросток чужой грубой конечности шипом расчерчивает ее пухлые, блестящие напряженные губы внизу, оставляя красные полосы, точно желая разорвать их. Банально счастливое для нее число остальных — пляшет на коже орнаментом, мягкая плоть все приближается к ее плоскому животу, сливаясь с ним, прижимаясь, оплетая тело угловатыми отрезками, отстукивая безумный ритм по позвоночнику на его обороте.
С другой стороны — в бесконечных секундах — это мгновение начинает раздражать. Отбойные молоты долбят и долбят сзади. Оборачиваясь сотни раз, она крутится вокруг своей оси, разрывая набухшие, разбросанные повсюду ненормально крупные капли. От темных уголков сознания уходя к его потолку, преодолевая толщу и проходя через плоть, через напряженные ткани, рассеянный свет снова высвечивает ее кожу — покрытую потом. Из нее льется обильно, омывая жидкостью холмы огромных половых губ, смазывая скользящую пару твердых конечностей, сложенных вместе.
Две раздутые меж ног складки с трудом, с напряжением прогибаются под черными отростками. Отростки, раздвигая эти грязно-розовые холмы, собирая горячую влагу на себя, резко вонзают кончики в глубину плоти. Высокий и металлический, наполненный ужасающего удовольствия рев прорезает влажные чавкающие звуки в тишине и стук восьми огромных лапок.
Принимая цвет сырого мяса, погружаясь на всю длину вглубь женского тела, они раздвигают мягкие стенки. Визг усиливается многократно, когда между ног обнаженной фигуры, тщетно пытаясь вытеснить из ее чрева вонзившиеся живые штыри, прыснула рассеяная, обжигающая струя. Мокрые капли залили землю под длинноволосой жертвой, ее тело продрогло и напряглось в беспамятстве, исторгая из себя больше, с силой разбрызгивая влагу.
Поршни тонких, твердых, окаменевших конечностей внутри стали двигаться в противоположных друг другу направлениях уподобляясь адскому сексуальному механизму. Все быстрее долбили ее, каждый раз пронзая до матки, выжигая плоть внутри. Она сочилась обильно и уже вязко, с мелко-пузырящейся беленой, прозрачной тонкой нитью растягивающейся к земле.
Каждый уголок красоты подвергся насилию со стороны восьми лапок, оплетавших ее — расчерчивая и сношаясь в ужасающем акте.
Конечности покинули ее раздолбанную вульву, секунда тишины и тихого шепота, легкая смена угла. Одним резким рывком огромное жало твари пронзило ее влагалище, растягивая его до небывалых размеров, не разорвав только благодаря действию яда. Конец уперся в матку, давя на нее всей мощью. Пространство потонуло в звуке оглушающего рева. Сомкнулись крохотные зеркала без души.