Обыватель и гусь.
Это теперь я настоящий обыватель - несколько лет на пенсии, а когда-то был моложе и не помню, был ли обывателем, как теперь.
Тогда – очень давно – служил отечеству, как и все по призыву. Лет в двадцать меня забрали, и полтора года впитывал армейские традиции, общий уклад армейской жизни на случай чего-нибудь.
Но вот половину последнего года - оставшегося от призыва – служил народному хозяйству, как того требовала Родина.
Служба Родине на поприще народного хозяйства дело не хитрое – утром погрузи зерно из-под комбайна в свой автомобиль, жди остальных, а это ещё шесть таких же пацанов с автомашинами ЗИЛ 157, радостно служащих, как и я потому, что служить народному хозяйству нравилось больше – погрузил зерно и свободен, как птица, только зерно нельзя забывать отвозить на элеватор, хотя это мелочи по сравнению с настоящей свободой – ни тебе проверок, строевых занятий, политической подготовки – ничего – сгрузил зерно и всё.
Когда все с зерном, колонна из семи машин направляется к элеватору за сто километров полей, деревень, пыли, бездорожья, садов с черешней, абрикосами – весело, задорно, жизнь полна смысла и солнца – июнь, жара - машина и свобода! Что ещё надо парню в двадцать лет?
И вперёд наперегонки, а как иначе?
Правда, в деревнях медленнее, хотя всё равно с пылью, грохотом, сигналами. В степи шеренгой – капот к капоту и во весь опор непрерывно сигналя, подрезая друг друга, лихача так, что и вспоминать страшно.
Как-то раз моя машина "зачихала", задёргалась и остановилась.
- Чего там? – кричат уже развернувшиеся, сделавшие круг на своих машинах, неравнодушные сослуживцы.
- Всё нормально! Свечи забросало, поменяю, догоню.
Такое с прежними автомобилями случалось не редко. Однако всё с собой - ключ специальный-свечной, набор свечей( не новых - очищенных от прежнего нагара) и руки, привычные к этой работе.
До элеватора километров десять, то есть рядом, там очередь и надо успеть раньше, что бы остаток дня для свободы был длиннее - зависнешь в очереди, зерно сдашь затемно, значит день потерян – ни тебе танцев в городском Доме Культуры, ни тебе скамейки в парке в обнимку с аборигенкой.
- Мы на элеватор, догоняй, очередь займём, – кричат сослуживцы, и, видя мои кивки в знак согласия, уезжают.
Свечи поменять не долго, пятнадцать - двадцать минут, я снова «в строю», готов служить Родине, и я служу – выжимаю из своего ЗИЛа, всё что можно, лечу, как ветер – так что ли.
Через несколько минут на пути моего следования вижу стадо гусей, стадо голов не счесть, то есть много очень, объехать невозможно, сбавляю скорость, продолжаю движение уже среди них, только что не издаю такие же звуки, а звуки от гусей исходят своеобразные и часто недовольные – не признали за своего, что ли. Я тоже недоволен неожиданной задержкой. А гуси ещё и безобразничают - щиплют мою машину - кто за колесо, кто за подножку, мне не жалко - пусть, однако солдату, служащему народному хозяйству, вечно голодному, смотреть на это изобилие пищи вокруг тоскливо потому, что от народного хозяйства достаётся только перловка, и не вдоволь, а здесь гуси числа которым нет.
Искушение?
Но не долгое!
Под сидением монтировка с загнутым концом, что б удобнее колёса монтировать, оказалось и гуся удобно, приоткрыв дверь и высунувшись из кабины, этой монтировкой зацепить и в кузов забросить, да так удобно, что сообразил я это когда гусь был уже в кузове и признаков активной жизни не обнаруживал. Немного поразмыслив, я повторил манёвр и опять удачно.
Остаток дня и весь следующий мне понравился, правда два гуся на семерых не очень, но лучше, чем ничего, значительно лучше, вот позже,(до сих пор не знаю как) начальство узнало и перед строем мне сказали, что я не прав. Строго так сказали, назидательно и, как обычно – плюс дежурство на кухне. Хотя это не так обидно, как то, что уже дома в военкомате, когда выдавали заработанные деньги, оказалось, что гусь(про то, что он был не один почему-то не знали) стоит два месяца моей трудовой деятельности. Это не много потому, что деятельность мою оценивал не я сам, там кто-то решил, что заработок составил 25 рублей за пять месяцев, а гусь – девять и получил я шестнадцать рублей. Нет, зарплату солдата три рубля шестьдесят копеек платили ежемесячно, вот та, которая оказалась пять рублей – накапливалась до демобилизации.
Накопилось двадцать пять рублей.
В то время средняя зарплата по стране была в пределах двух сотен. А у нас пять, но лучше, чем ничего, жаль гусь дорогой оказался. Хорошо не два.
Гусь оказался очень дорогой, но тогда меня это не удивило, я хоть только начинал жить, уже понимал, что значит вырастить гуся. Теперь это я понимаю лучше потому, что соседи выращивают. У них инкубатор, пруд, поле, комбикорм. Трудно им, я вижу и гуси не дешёвые – понятно, даже если живого покупать, а если обрабатывать - дороже: забой, перо, освежевать – всё труд. Я вижу и понимаю, что гусь на столе это дорого, тем более, у меня был опыт и я помню сколь дорого мне лично обошёлся такой подарочек.
Гусь дорого, вкусно, полезно. На гусином жиру картошка другая, капуста кислая, тушёная – за уши не оттянешь!
Гусь в России всегда ценился и цениться будет! Это правильно. Неправильно давить его трактором. Неправильно, если давят - этого, как обычный обыватель, понять я не в силах.
Не понимаю, как вышло, что есть тракторист, который, понимая - под гусеницами ценный, дорогой продукт, всё равно включает свою тракторную передачу, отпускает своё тракторное сцепление и едет на гуся для того, что бы он никому не достался.
Когда я был моложе, по телевизору, в газетах говорили, что моё поколение будет жить при коммунизме, я верил, может кто-то и живёт, не важно, главное, что я лично усвоил, мы все живём и делаем что-то для того, что бы всем было лучше, легче, интереснее, проще жить. Что бы мой труд, моя работа, моя деятельность была полезна всем, это впиталось и вытравить не могу, но видя раздавленных гусей задаю себе вопрос : «Кому от этого лучше?». « Кто стал счастливее?». «Кто стал богаче?». Ответов нет. Говорят - это политика. Я, как простой обыватель, раздавленных гусей с политикой связать не могу, а могу только с кем-то, кому этих гусей не хватило. И с теми, кто их выращивал.
Мама успокаивала: « Не переживай , - деньги дело наживное, да и высчитали с тебя не всё, подумай - кура стоит три шестьдесят за кило, а гусь дороже, рублей по пять, не меньше, средний гусь до пяти килограммов тянет, значит удержать с тебя могли все твои деньги».
Это так, это понятно, да и командир части, который приехал к нам во взвод специально ради меня, отметил: « Наказание не столь суровое потому, что в соседней части солдатик переехал отару овец и погубил не один десяток, и, хотя пятно на нашей есть, но в свете отары овец, не столь заметное, повезло тебе, что есть ещё более безалаберные».
Хотя тот солдатик не совсем виноват, как я думаю. Мы – то едем шеренгой, а они, как порядочные – гуськом ехали( забавно) - задавили баранов. Пыль от первой машины в степи при отсутствии ветра может час не опускаться - мрак, ничего не видно. Солдатик со своей машиной приотстал немного, а в промежуток в полной пыльной завесе вклинилась отара овец, хорошо ещё пастух не пострадал.
Я радовался за себя и огорчался за того солдатика, ведь если сравнить с моим гусем, то ему до сих пор приходится выплачивать за баранов.
Вот сколь строго в то время относились к гусям и баранам, теперь не так, теперь раздавили несколько гусей – специально раздавили и всё хорошо. Или время другое. Моя тёща, ей за девяносто, войну помнит, и помнит, как люди к продуктам относились, тогда, что бы гуся в пыль закопать и в мыслях ни у кого не было, ведь растили не для этого, да что там гуся – корочкой хлеба дорожили, она по сей день дорожит, не верит про гусей, говорит, что это неправда, не верит и всё, не верит, что люди могут свершить такое с гусями.
А я думаю, что этим наказали кого-то, но вот кого не понимаю. Может того, кто этих гусей вырастил? Сидит он теперь плачет, горюет, мол растил, растил и всё зря. Плохо когда результат труда в песок закапывают, обидно, захочет ли снова гусей растить?
Или не его? Ведь не мог он просто отдать своих гусей под трактор, наверняка продал, и ему безразлично съедят их или нет. Может страдает кто купил? Ведь купил кто-то из наших, привёз сюда, но не продал, не получил деньги - остался ни с чем. Выходит мы наказали нашего, кто этих гусей привёз и ещё тех, кто их купить не смог, то есть тоже наших. Зачем? Что бы не возили? Они и так не будут – скажи, запрети, гусей сам съешь, но не дави трактором.
Обыватель я, настоящий обыватель, не могу понять глобальных политических задач. Тех, от которых всей стране лучше, даже если хуже одному человеку, ну пусть двоим, пятерым, а стране лучше. Стараюсь понять, но никак в толк не возьму: «Чем же стране лучше, если кому-то в этой стране хуже?».
Что скажешь – я обыватель, политику по уничтожению гусей понять не могу и тракториста того тоже.