Надежный тайник

               

     В кабинет директора Государственного  художественного  музея  стремительно  вошла,  обычно  неторопливая, секретарь  Ксения.  Прикрыв  за  собой  дверь,  удивленно  и одновременно   испуганно  прошептала:
-  Ольга  Матвеевна,  там  к  Вам  пришли… .
  -  Ксения, что с тобой?  Кто пришел? Почему такая  таинственность?
- Там  следователи, просят  их  срочно принять.
    - Хорошо,  проси  войти.
Ольга Матвеевна,  отодвинула на край стола фотографию сына, привычно посмотрелась  в  зеркальце,  уложила на место  упрямую прядь волнистых  волос и, только потом, не  спеша, вышла  из-за стола  навстречу  неожиданным гостям.   
    В  кабинет вошли двое мужчин в штатском, по-военному, кивком  головы, поприветствовали хозяйку кабинета.   
     Один из них, очевидно, старший по званию показал в развернутом виде свое  удостоверение и представился:
    - Головин  Степан Михайлович,  подполковник  старший  следователь, а это капитан  Константин Евгеньевич  Иванушкин.
     Закрыв плотно дверь,  Ольга  Матвеевна,  рукой  показав  на  кресла около стола, пригласила сесть. 
    - Что привело Вас в музей?
    -  Нам  необходимо  задать  Вам  несколько  вопросов. Дело  в  том,  что один  задержанный  по делу о распространении  наркотиков  назвал  ваш музей перевалочной  базой для небольших партий этого зелья.
    -  Кто и как  связан  с  этим  делом – он  не  знает. 
     - Может  быть, Вы сможете нам помочь?
       Вслушиваясь в сообщение следователей,  Ольга  Матвеевна начинала  осознавать  сказанное, вежливая  улыбка  медленно сползала с ее  лица.    
       Она  смотрела  на следователей, не  желая все происходящее серьезно воспринимать. Обвинения, прозвучавшие в адрес музея, были  чудовищные,  казались даже  нелепыми. Никогда еще Ольге Матвеевне  Литвиновой,  не  приходилось  слышать  подобные  обвинения. Все, что  относилось к музею, она воспринимала как адресованное лично ей.
       У  Ольги Матвеевны все больше расширялись  глаза, проступала бледность.  Казалось, что происходит все в каком-то плохом кино. Музей и наркотики – как это возможно совместить, даже  говорить подобное.
     -Этого  быть  не  может – стучало  ее встревоженное  сознание. 
     Все, что можно было узнать о музее и о директоре, заслуженном  работнике  культуры  России -  Литвиновой  Ольге  Матвеевне, они уже   знали. Эмоциональная  реакция  женщины -  руководителя следователей не  удивляла.
Непроизвольно, по привычке  она  вскидывала  головой,  убирая  непослушную  волнистую  прядь  волос,  которая  постепенно  вновь  сползала  на  лицо. От  волнения  Ольга  Матвеевна  встала,  оперлась  кулачками  на  стол,  как  будто  эта  поза  полнее  выражала  ее  отношение  к  высказанным  подозрениям.   
    -Вы,  конечно,  понимаете,  что  это  полный  абсурд,  такое не может произойти в музее.   
-Вы не должны  верить  какому-то  проходимцу.  Безусловно,  это  наговор.
     -Наши  сотрудники не  причастны  к  криминалу, - сказала,  скорее,  выдохнула    слова,  как подтверждение  своей  уверенности.
       На лице  бледность  уступала  место  красным пятнам, пробегали волны  возбуждения,  тревоги  и  даже  брезгливости.
       Следователи,  привычные  к  подобным  реакциям,  спокойно   наблюдали, как  растет  напряжение собеседницы.
       -Да  Вы  не  волнуйтесь  так.  Мы  обязаны  все  проверить, - успокаивающим  тоном  произнес  Степан Михайлович. 
-Давайте  лучше  поговорим  как  нам  спокойнее  провести  проверку  музея.  Поймите,  это  необходимо, - продолжал он.
- Прежде  всего,  дайте  распоряжение  о  временном  закрытии  музея,  ну  скажем,  по  причине  протечки  трубы,  или  еще  какой-то  неприятности.  Вам  лучше  знать,  как  это  сделать .
     Ольга  Матвеевна,  на  самом  деле  плохо  воспринимая  сказанное  старшим  следователем,   кивала  головой.
       - И  еще,  просим  Вас, –  советовал  он, -  не  оповещать  сотрудников  о  цели  и  причине  нашего  прихода.  Мы  почти  уверены, что  музей  не  может  быть  местом  хранения  наркотиков.  В качестве  версии предлагаю  сказать  всем, что  такую  проверку  проходят  все  общественные  учреждения,  что это  связано  с  готовящейся   в  нашем  городе  важной  встречи   делегаций  ряда  стран.  Ваш  музей  территориально  входит  в  зону  особого  внимания.  Думаю,  такая  версия  всех  успокоит.
       Молча,  Ольга  Матвеевна  выслушала  старшего следователя,  неторопливо  достала  какую-то  таблетку  из  ящика  стола,  запила  водой  и,  собираясь  с  мыслями,  не  спеша  вышла.
       Между  тем,   все  сотрудники  уже знали  о  пришедших  следователях,  молча,  одними  глазами  спрашивали  друг  у  друга – что  случилось.
       Из-за  двери  кабинета  следователям   было  слышно,  как  она  успокаивала   толпящихся  там  сотрудников,  просила    разойтись,  давала  необходимые  указания.      
       Входя  обратно  в  кабинет,  обреченно,  по-прежнему  не  глядя  на  возмутителей  спокойствия,  спросила:
    -Что  дальше? Какие  мои  действия?

     Старший  следователь   внимательно  наблюдал  за  Ольгой  Матвеевной,  стараясь  отследить  все   эмоциональные  и  психологические  изменения во  взгляде  и  в  мимике  лица. Это,  как  правило,  помогало  понять  причастность   или  непричастность  человека  к  исследуемым  событиям.   Наблюдения  за  реакцией  Ольги  Матвеевны,  неожиданно  для  него  самого,  вызвало  только  чувство  неловкости.      
    Степан  Михайлович  Головин,  возглавивший следственную бригаду  по  делу  о  наркотиках,  с неохотой отправился  в  музей  вместе  с  капитаном  Константином  Евгеньевичем. Несколько  раз   намечаемый  визит  в  музей   он  откладывал,  что-то  заставляло  не  торопить  события.  Много позже он  понял,  что  было  не  так  в  этом  визите.      
    Степан  Михайлович  был  почти  уверен,  что  ссылка на музей - это  обычная  уловка  задержанного  для  запутывания  следствия.  Но,  несмотря  на  сомнения,  необходимо  было  все  тщательно  проверить.   
    Со  времен  студенчества  в  музеях  ему  редко  приходилось  бывать;   в  то  время  это  не  очень-то интересовало,  а  потом  было  не  до  того...    Он  совсем  не  представлял  себе  структуру  и  организацию  музейного  дела.  Казалось,  что  осмотр  будет  достаточно  формальным,  да  и  первое  знакомство  с  директором  не  вызывало  опасений. 
     После  беседы  с  Ольгой  Матвеевной,  предстояло,  с  привлечением  кинолога  с  собакой,  осмотреть  весь   музей: выставочные  залы,  служебные  кабинеты,  мастерские,  хранилище и все подсобные  помещения. Степану  Михайловичу  важно  было  прочувствовать,  уловить   тревожность,  волнение  или  какое-то  напряжение   в  музее.    Это  было  необходимо  для  следствия. Как  всегда,  он  надеялся,  что  и  в  этот  раз  сможет  уловить   особым  чутьем,  интуицией - является  ли  музей  причастным  к  криминалу. Раньше,  это  чутье  мгновенно  посылало  ему  своеобразные  сигналы,   заставляло  сосредоточиться,  безошибочно  улавливать  опасность, оперативно принимать единственно верные  решения.   Но, в этот раз, настроить себя на обостренное восприятие – никак  не удавалось;  интуиция  упорно  молчала.
 
    В  прошлой  жизни, в течение  более  десяти  лет  службы  в спецназе  ГРУ (в  войсках  специального  назначения,   Главного  разведывательного  Управления),  ему  частенько  приходилось  оказываться  в  экстремальных  ситуациях,  когда   интуиция  играла  едва  ли  не  решающую  роль. Раз  за  разом  в  боевых  операциях,  на  своих  и  чужих  ошибках   формировался,  накапливался  опыт  опережающего  распознавания  действий  противника.  Анализировались  все  случаи  удачных  и  неудачных  боевых  операций,  достоверных  или  недостоверных  данных  разведки. Каждая   операция  тщательно  готовилась,   изучалось  все,  что  удавалось  узнать,  в  том  числе  все полученные сведения: особенности  местности,  возможные  пути  передвижения  противника,  определить  вероятные  цели  проникновения  и  еще  многое  другое. 
    Особое   внимание   уделялось   выяснению - кто  из  эмиров- (главарей)  возглавлял  и  контролировал  территорию   предполагаемого  передвижения,  сколько  в  каждом  джамаате  (отряде)   было  боевиков  (моджахедов). 
     Важно  было  знать,  как  говорится,  "почерк"   каждого  эмира. Если  была  возможность,  составляли   на  них  психограммы   для  вычисления  вероятности   поступков,  принимаемых  решений  в  экстремальных  ситуациях. Чем  больше  узнавали,  тем  больше  поражала   изобретательность,  фанатичная  смелость  и  даже   жестокость  бандитов,  в  том  числе,  применяемая   к   мирному  населению.       
    Степан   Михайлович  помнил  все,  но  чаще  всего  вспоминался  случай,  когда  неопытность  его  группы,  проявление  излишней   человечности  к  задержанным,  мешали  адекватно  оценивать  ситуации. Особенно  ярко  врезался  в  память  один   эпизод,  может  быть  потому,  что  он  был  первый,  в   самом  начале  службы. Потом  приходилось  сталкиваться    и  с  более   серьезными,  жестокими  случаями,  приводившими  к  потере  друзей,  но  память  упорно  выбрасывала  в  сознание   именно  тот,  первый.
     Это  произошло  вскоре   после   переброски   нашей  группы    спецназа  ГРУ   на  границу  Чечни  с  Грузией,  через  которую  чаще  всего  перебрасывались  подготовленные  в Афганистане  боевики,  переправлялись  наркотики.
    Через охраняемый  блокпост нередко  проходили  жители  приграничных  сел,  пронося  для  обмена  какие-то  продукты  и  вещи.  Проверяли   всех,  кроме детей. Никому  и в голову не приходило, что  их  могут  использовать  для  переноски  запрещенных  предметов,  в  том числе наркотиков. Бойцам  не  хватало  опыта  и  психологических  знаний.
     Особое внимание стали обращать на хитрости, применяемые   моджахедами. 
     Охрану  блокпоста  и  проверку  проводил  спецназ  внутренних  войск,  называемых  просто  "краповые  береты". По  сведениям  информаторов, в  последнее  время  участились  поступления на сопредельную территорию новых партий  наркотиков, несмотря  на   предпринятые  дополнительные  меры по усилению  контроля.  Все  блокпосты укрепили  силами   "краповых  беретов".
     Наша  группа   спецназа  ГРУ  была   тоже  туда  переброшена,-  ожидалось  нападение  и  прорыв  большого  числа  боевиков.  Все,  что  происходило  там,  мы  наблюдали  из  своих  укрытий. Внимание  охраны  одного  блокпоста   привлекли   неоднократные  случаи  прохождения  с  взрослыми  нескольких  одних  и  тех  же  мальчишек  в  возрасте  семи-девяти  лет.  Было  принято  решение   проверять  и  детей,  а  главное   вести  наблюдение  за  их  поведением.
     Военные  аналитики,  психологи  утверждали,  что  эмоциональное  состояние,  реакция  детей  на  проверку  и   осмотр  вещей,  обязательно  должны  проявляться. 
     В очередной  проход  через  блокпост  старика  с одним  из  этих  мальчишек, приступили  к  выполнению  всех  рекомендаций. Пока  проверяли  документы  и  поклажу  старика,  мальчик  не  проявлял  видимого  беспокойства,  и  только  большие  черные  глаза  неотрывно  следили  за  происходящим.  Попытки  поговорить  с  ним  оказались пустой  затеей – русский  язык  он  не  понимал  или  делал вид, что  не  понимает.  Наблюдая  за  ним,  обратили  внимание  на  одежду  мальчика;  его простеганная  безрукавка, как-то  неестественно  топорщилась,  казалась  негнущейся.  Спокойное  поведение  мальчика  мгновенно  изменилось,  как  только,  помахав  рукой,  попросили  его  подойти  поближе.  Делая вид, что не понимает, он не трогался с места, только в  глазах  появилось волнение; не  испуг, нет, скорее ожесточение,  похожее  на  взгляд   волчонка.
       Дед,  что-то  быстро  и  строго   сказал  мальчику  на  своем  языке, и  стал  умолять  нас  не  пугать  внука.  Мальчик  по-прежнему  стоял,  не  трогаясь  с  места,  хотя  дед,  как  нам  показалось,  велел  ему  бежать.
     Безрукавка  мальчика  действительно  оказалась  с  сюрпризом:  внутри  под  подкладкой,  как  в  отдельных  продольных  карманах   были  проложены  продолговатые  пакетики  с  героином. Потом  на  допросах  выяснилось, что  такой  способ  транспортировки  наркотиков  использовался  уже  не  один  раз. Деда  с  внуком  бандиты  вынуждали  проносить  наркотики,  в  противном  случае  грозили  убить  всю  семью. 
    Степана Михайловича тогда  поразило  самообладание  мальчика,  его  бесстрашие; он не убежал, не послушался  деда, не бросил его.
     Бесчеловечность  и  безжалостность  бандитов,  не  щадящих  ни  детей,  ни  женщин,  ни  стариков,-  не  переставали  удивлять  молодых,  еще  не  опытных  салаг.  Каждый  раз,  сталкиваясь  с  подобными  случаями,  мы  становились  взрослее,  избавлялись  от  ненужных  на  службе  эмоций.
     Долго и подробно на оперативках обсуждались психологические  приемы  боевиков,  способы  усыпления    бдительности  молодых,  еще  неопытных  солдат.  Всем  не  хватало  опыта.  Раз  за  разом,  от  случая  к  случаю,  мы  впитывали  непростую  науку.
     За  годы  службы,  находясь  постоянно  в  экстремальных  условиях,  формировалось  особое  чутье. Мы  называли  это   интуицией,  помогающей    угадывать,   просчитывать  действия  противника,  упреждать  и  опережать  их  действия.
    В  науке  это  чувство (чутье, интуицию)  называют  торсионным  полем,  обладающим  памятью, свойствами  информационного  характера  в  форме  слов,  мыслей,  действий, цвета, запаха  и в  других  проявлениях.  Многие  ученые  утверждают,  что  торсионные  поля  являются   основой  информационного  поля  Вселенной.
    Насколько  верны  эти  утверждения  Степан  Михайлович  не  задумывался,  но  верил,  что  это  чутье  у  него  появилось  в  процессе   прохождения  военной  службы,  в  результате  невероятного  напряжения  и  постоянного  риска,  ответственности  за  проведение  боевых  операций, за  жизни  бойцов.               

     С  тех  пор  прошло  много  времени,  сменилось  ни  одно  место  службы,  добавилось  звездочек  на  погонах,  но  тот,  первый  случай  время  от  времени  всплывал  в  памяти,  пульсировал,  мешая  избавиться  от  тяжелых  воспоминаний. 
     После  сложного  ранения  и  длительного  лечения  Степан  Михайлович   был  комиссован. 
    Дальше   служба  продолжилась  в  следственном  отделе  Комитета  по  борьбе  с  незаконным  оборотом  наркотиков. То,  чем  приходилось  занимался  теперь,  не  шло  в  сравнение   с  теми  опасностями,  экстремальными  ситуациями,   которые  на  военной  службе  измерялись  ценой  жизни.  Все  казалось  пресным,  лишенным  военного  азарта,  адреналина. Степан  Михайлович  откровенно  скучал,  сравнивая  новую  службу  с  прежней.
    Услужливая  память  хранила  все,  выталкивая  в  сознание  время  от  времени  пережитое,  когда   война – стала  его  смыслом,  профессией.  Может  быть  по этому,  новое  расследование,  тем  более  дела  музея,  не  вызвали  особого интереса,  беспокойства. Интуиция  не  подавала  сигналов.  В  сознании  новое  дело  не  предвещало  ничего  интересного.    
     Руководствуясь  только  установленными  правилами  и  здравым  смыслом,   следователи  настроились  на  привычный  порядок  действий  проведения   расследования  нового  дела  о  наркотиках.               
   
       Степан  Михайлович  сидел  напротив  Ольги  Матвеевны,  перебирая  в  памяти  нахлынувшие   воспоминания.  Наблюдая  за ней,  он  все  еще  пытался   почувствовать  признаки  сигналов   опасности.  Не  удавалось   возбудить  то,  некогда  хорошо  знакомое  волнение,  напряжение  нервов,   заставлявшее  пульс  учащенно  биться.    
     Сверив   поэтажный  план  музея, следователи  уточнили  порядок  осмотра музея.  Оставалось  дождаться  приезда    кинолога  с  собакой.
Всех посетителей  попросили  срочно  покинуть музей, на местах остались сотрудники, гардеробщица и охранники. Быстро, забрав свои вещи из шкафчика  для ручной клади, ушел и дворник, который часто отдыхал или отогревался в вестибюле. Его  все звали просто Алим. Никто ничего не знал о нем, кроме того, что он по национальности таджик, одинокий, официально числится дворником в  районной домовой конторе. Много лет он убирает территорию вокруг музея. Ему разрешалось хранить рабочую одежду в одном из шкафчиков в вестибюле, а метлы и лопаты – в подвале, вход в который был с  улицы. К Алиму все привыкли и не обращали внимание на тихо сидящего около батареи скромного молчаливого человека. Только иногда его навещали  родственники, с которыми он сразу уходил из музея.   
     Вскоре в вестибюле появились новые  действующие лица – кинолог с собакой. Он  представился  и  познакомил  со  своей восточно-европейской  овчаркой:
    - А  это  Пилат,  мой  партнер и друг.  Познакомьтесь.
Наклонившись  к  Пилату,  тихо  произнес:
    -Пилат,  поздоровайся  со  всеми.
     Как  старый  знакомый,  пес  подошел  ко всем,  вильнул  хвостом  каждому  и  сел  у  ног  хозяина,  ожидания  приказаний.
Переходя  из  помещения  в  помещение, собака  спокойно  и  деловито  подходила  к  каждому  из  находившихся  там  сотрудников,  обнюхивала,  поднимала  голову,  заглядывала  в  лица,  как  будто  хотела  запомнить,  и  двигалась  дальше.  Вне  ее  внимания  не  остались  ни столы, ни корзины  для  мусора.
     Не  спеша  они обошли  все  залы  и  все служебные  помещения двух этажей и, наконец,  подошли  к  дверям  в  хранилище,  которое  находилось  в  полуподвальном  помещении. Казалось,  что  именно  собака вела  на  поводке  кинолога  и  сопровождающих,  а  не  наоборот.
     Ольга  Матвеевна  обратила  внимание,  что  на  протяжении  всего  маршрута,  ей  ни  разу  не  пришлось  подсказывать,  куда  следует  идти.  Второй  следователь  Константин  Евгеньевич  шел  все  время  замыкающим, внимательно  наблюдая за  всеми и за всем, что  происходило  вокруг. Завершающим  этапом  обследования  было запасное  хранилище.
       За открывшейся  дверью  следователи    увидели  полутемное  помещение,  уходящие  вглубь   длинные  ряды  передвижных  стеллажей.  Полностью  хранилище  не  просматривалось.
       На  входящих  пахнуло  затхлым,  густо  спрессованным  запахом  смеси  картона, клея, пыли и еще какого-то  очень сильного и едкого. Включенная  вентиляция  усиленно  гнала  застоявшийся  воздух  в  открывшуюся  дверь.    Старший  следователь,  кинолог  и  даже  собака  остановились,  удивленно  посматривая  на  директрису.
       - Сейчас это  пройдет, мы не  так  часто  открываем  запасник;  один  раз  в  неделю  для  снятия  показаний  гигрометров  и  когда  готовим  новые  экспозиции.
        Собака  недовольно  крутила  головой  и  тихо  скулила,  пытаясь  повернуть  в  обратную  сторону.
       -  Пилат,  вперед!  - прозвучала  команда  кинолога,  и  она   послушно  вошла  в  хранилище. Тут же  автоматически  зажегся  свет,  осветивший   первые  ряды  стеллажей. Собака  остановилась, недовольно  фыркая. 
Внимание   всех  привлекло  слабое  жужжание  на  стене  небольших  по  размеру  приборов.   
       -Это  гигрометры  с  самописцами   для  контроля  за  температурно-влажностным  режимом, -  поспешила  успокоить  следователей  Ольга Матвеевна.
        Несмотря  на  простое  объяснение,  Степан  Михайлович,  дополнительно  освещая установку  фонариком,  внимательно  обследовал  эти  устройства. И не только потому, что они  вызвали особое   беспокойство;  он  впервые  слышал  о  гигрометрах,  а  все  новое   любил  познавать.
       По  мере  продвижения  вглубь  хранилища   автоматически   включалось  дополнительное  освещение,  открывая  для  обзора  все  новые  ряды  стеллажей,  заполненных  планшетами,  коробками  с  экспонатами,  упаковками  и  еще  какими-то  подвесными  контейнерами,  в  которых  были  установлены  картины  разных  размеров.
     Поначалу  следователь  пытался  понять  сложную  шифровку  обозначений  на  стеллажах  и  упаковках,  просил  открыть  ту  или  другую  коробку,  но  вскоре  оставил  это  занятие.
       Собака  спокойно  проходила  между  стеллажами,  не  останавливаясь  и  не  проявляя  беспокойства.  Казалось,  что  ей,  как  и  всем, хотелось  скорее  покинуть  это  душное  помещение. Но  вдруг  она  тревожно  остановилась, подняла голову к верхнему  ярусу  стеллажа, приподнимаясь  на  задние  лапы,  подала  голос.
     Коробки  сняли  со  стеллажа,  с  осторожностью  открыли. Сунув  нос  в  одну  из  них,   собака  подала  голос,  резко  отпрянула  и  затрясла  головой.  В  одной  из  коробок   на  дне  лежал  небольшой  пакетик  с  белым   порошком,  издававший  необычайно  сильный  запах.
     Ольга  Матвеевна,  поспешила  тоже  заглянуть  в  злосчастную  коробку,  увидев  пакетик  с порошком,  встревожено  начала  причитать:
     - Это  тимол.  Боже  мой,  как  же  тимол  попал  сюда?  Как  это  возможно, чтобы  он  оказался  в  хранилище? Ведь  все  средства  защиты  экспонатов  хранятся  в  отдельном  помещении.
     Выслушав  сбивчивые  объяснения  директрисы,  следователь,  надев  перчатки,  осторожно  упаковал  коробку  с  содержимым  в  большой  целлофановый  пакет.  Собака  не  успокаивалась,  продолжая  крутить  недовольно  головой. 
    Степан  Михайлович  о  чем-то  тихо  переговаривались  с  кинологом. Одна  за  другой  все  упаковки  снимали  со  стеллажей,  осторожно  вскрывали,  проверяя  содержимое.  Пилат  все  обнюхивал,  недовольно  рычал, отворачивал  морду  и  вообще  вел  себя  непривычно.
- Что-то  здесь  не  так,  возможно  оставшийся  запах  беспокоит  нашего  Пилата. Заберем  еще  несколько  упаковок  для  проверки  в  лаборатории.
    Просмотрев  и  упаковав  все,  беспокоившее  собаку,   двинулись  дальше.            
       Ольга  Матвеевна  попыталась  еще  раз  успокоить   следователя,  на  ходу  объясняя,  что  это  за  порошок:
       - Это тимол,  его еще  зовут  тимьяном,  растительного  происхождения,  в  растворе  используется как противогрибковое,  антибактериальное   средство  даже  в  медицине  для  полоскания  горла.  Мы  его раствором  обрабатываем    экспонаты  от  грибка.
    Степан  Михайлович,  не  обращаясь  к  директрисе,  произнес:
    - Это  мы  забираем  с  собой,  для  исследования. Нужно  оформить  документы    изъятия  предметов.
     Кинолог  с  собакой  уехали,  забрав  с  собой  отобранные  упаковки.  Следователи,  коротко  переговорив  с  Ольгой  Матвеевной,  еще  раз  напомнив  ей  о  неразглашении  информации, тоже   покинули  музей.               

    Желаемая  привычная  тишина  в  музее  не  наступала. Все сотрудники оживленно  переговаривались,  высказывали  различные  предположения  прихода  следователей.  Для  тихой  размеренной  жизни  музея  это  был  из  ряда  вон  выходящий  случай.
    Ольга  Матвеевна,  оставшись  одна  в  кабинете,  пыталась  осмыслить  произошедшее.  Поделиться  своими  тревогами  она  ни  с  кем  не  могла,  так  просили  следователи.  Тревожило,  что   на  музей  брошена  тень  подозрения,  и  то,  что  в  хранении  обнаружен  тимол,  который  случайно  не  мог  туда  попасть.
     Как  ни  старалась  она  успокоить  себя,  что  следователи,  изучив  содержимое  коробок, снимут  все  подозрения,  спокойней  не  становилось.  Чем  дольше  думала,  тем  больше тревожилась.      
     Ольге  Матвеевне  хотелось  вернуться  в  давно  сложившийся  мир, заполненный  делами  музея, заботами о сыне.  Все,  годами   вымеренное  и выверенное  - было  нарушено.
     - А  вдруг  и  правда,  кто-то  мог  использовать  сильный  запах  тимола  для  перебивки  какого-то  другого  запаха?-  внезапно  пронзила  беспокойная   мысль.
     - Нет,  этого  не  может  быть,  это  просто  чья-то  халатность,  но  чья?   
     Попросив  секретаря  не  беспокоить, Ольга  Матвеевна  ходила  по  кабинету,  перебирая  в  памяти  подробности  события.  Ей  необходимо  было  все  проанализировать,  понять  и  решить,  что  делать  дальше. 
     Теперь  уже  она  не  могла  с  уверенностью  утверждать,  что  все  сотрудники  вне  подозрений.  Брошенная  фраза  Степаном   Михайловичем  после  обнаружения  порошка  о  неслучайном  его  попадании  в  хранилище – все  больше  беспокоила  ее. Вопросов,  в  которых  требовалось  разобраться – оказалось  много.  Прежде  всего,  ей  предстояло  понять,  кто  из  сотрудников  мог  быть  к  этому   причастен.
    Ощущение  надвигающейся  беды – нарастало.   Ей  казалось,  что и  внешне  в  ней  самой  что-то  изменилось.  Появилось   ощущение,  что  она  в  чем-то  испачкалась. Подойдя  к  зеркалу,  внимательно  осмотрела  прическу,  одежду.  Как  будто  все  было  в  порядке,  только  глаза  утратили  прежнее  спокойное,  уверенное  выражение. Как  она  не  любила  эти  минуты  слабости,  стараясь  всегда  скрывать  их.  Никто  и  никогда  не  видел  и  не  слышал,  чтобы  она  плакала  или  жаловалась  на  что-то.  Окружающие  могли  только  догадываться  о  состоянии.  На  вопросы,  даже  сына,  неизменным  был  ответ:
    – Нет, не волнуйся, все  в  порядке.  Я  просто  задумалась.
    Привычка  самостоятельно  справляться  со  всеми  неприятностями  сформировалась  еще  в  детстве.  Она  научилась  находить  способы  отвлекаться  и  забывать  их. Одним  из  таких  способов  было   листание  альбомов  с  репродукциями  любимых  художников.  Открывая  страницу  за  страницей,  маленькая  Ольга  уносилась  все  дальше  от  очередной  неприятности,  забывая  обиды.
    Это началось еще  в  дни детства,  когда  родители  ее,  заказывая   за  детские  провинности,  сажали  в  кабинет  отца,  предлагая  подумать  о своем  поведении.  Там  была  большая  библиотека.  Ольга Матвеевна  помнила,  как  она  садилась  за  стол  отца  и  подолгу  рассматривала  альбомы  репродукций  разных  художников.  Открывая  страницу  за  страницей,  маленькая  Ольга  вглядывалась  в  картины,  мысленно  перемещалась  в  иные   миры,  растворялась  в  них,  радовалась  и  переживала,  полностью  теряла  ощущение  реальности. В  ее  воображении   картины  оживали:  с  портретов  весело  или  грустно  смотрели  на  нее  странно  одетые  персонажи,  иногда,  казалось, весело  подмигивали   или осуждали.  Ольга  тихо,  почти  шепотом,  рассказывала  им,  как  получилось,  что  она  испачкала  чернилами  мамины  перчатки,  почему  не  хотела  заниматься  музыкой.
       Непослушание  и  протестное  настроение  у  девочки возникали  часто,  она  привыкла  и  не  противилась  таким  наказаниям. 
       Чаще  всего  ее  отправляли  в  кабинет  за  фантазии, которые  почему-то  считали  обманом.  Она  не  обманывала,  просто  придумывала  различные  истории,  по-своему  объясняла  проступки.  Ни  папа,  ни  мама  не  могли  понять  и  поверить,  что  она   не    открывала  клетку   щегла,  что  цветок  свалил  котенок  Пушок. На  самом  деле  девочка  видела,  как  он  прыгал  на  клетку,  просовывая  лапку,  пытался  поймать  птичку,  а  потом  и  свалил  цветок.  Девочка  со  смехом  наблюдала  за  резвившимся  котенком,  не  ожидая  таких  последствий.  Но  виноватой  в  этом  случае,  как  и  во  многих  других,  всегда  считали  ее. 
       На  вопросы  родителей,  чем  занималась  и  о  чем  думала  в  кабинете,  Оля   поначалу  рассказывала  о  необыкновенных  путешествиях  по  сюжетам  картин,  но  родители  только  пожимали  плечами  и  опять  не  верили. Девочку  обижало  недоверие  родителей, постепенно  она  перестала  оправдываться  и  рассказывать  им  свои  увлекательные  истории,  сразу  молча,  уходила  в  кабинет  к  любимым  персонажам  в  альбомах. Со временем  это  стало  ее  любимым  занятием;  нарисованные  друзья   никогда  не  спорили,  не  обвиняли  ее,  спокойно  выслушивали  все,  что  она  им  рассказывала. В  зависимости  от  настроения  она   могла   подолгу  рассматривать    и  беседовать  с  "Аленушкой"  Васнецова,  придумывая  причину  грусти  девушки,  или  уносилась  в   былинные  сказочные  картины.    Рассматривая  пейзажи,  в  воображении  она  уходила  по   тропинке в  чащу  таинственного    леса,  качалась  в  лодке,  плывя  по  реке,  блуждала  по  улочкам  неизвестных  старинных   городов.  Тревожная  морская  тематика картин  Айвазовского  была  всегда  созвучна  ее  фантазиям  встречи  с  золотой  рыбкой. Сказочные  сюжеты  никогда  не  повторялись,  каждый  раз  одни  и  те  же   картины  рождали  в  ее  голове  все  новые,  каждый  раз  невероятные   приключения.   
     С  годами,  в семье  о  любимых  занятиях  девочки  разговоры  перестали    возникать:  родители  не  спрашивали, а  она  не стремилась  делиться.      

     Привычка   листания  альбомов  сохранилась.   По-прежнему  в  трудные  минуты  ей хотелось  в  тишине,  теперь  уже  рабочего  кабинета,  обрести  необходимое  душевное  равновесие.  Руки  непроизвольно  тянулись  к  стеллажу,  где  рядами  стояли альбомы  с  репродукциями  зарубежных  и  отечественных  художников.  Ольга  Матвеевна  могла,  закрыв  глаза,  на  ощупь  определить,  кому  тот  или  другой  посвящен.
     На  этот раз  совсем не хотелось окунуться в  привычный  мир. Нужно  было  сосредоточиться,  отбросив  эмоции,  наметить  свой  порядок  расследования.  Конечно,  она  будет  советоваться  со  старшим  следователем, но многое  ей  необходимо  выяснить  самой. Лихорадочно,  перебирая  в  памяти  события  дня,  старалась  восстановить  в  памяти  подробности,  которые  обычно  не  сразу  вспоминаются.
    В  голове  каруселью  крутились  главные  вопросы:
  - Кто-то  же  умышленно  или  случайно  положил  тимол  в  хранилище?  Если  не  случайно – то  зачем?      
    Постепенно,  совсем  не скоро,  Ольга  Матвеевна  обрела  привычное  состояние  рассудительности,   способность  логически   мыслить.  Выстраивался   план  действий.  Самое  главное,  что  ей  необходимо  сделать – это  восстановить  спокойствие  в  музее. Решила,  что  не  будет  беседовать  с  сотрудниками  о  приходе  следователей,  нужно  дождаться  вопросов  от  них,   понаблюдать -  кто  будет  настойчиво  интересоваться,  и  как  это  будет  происходить.      
    - Наверно,  в  первую  очередь  стоит  предоставить  такую  возможность  старожилам,- решила  Ольга  Матвеевна.
     Учитывая   давнюю  совместную  работу  и  хорошие,  доверчивые  отношения,  разговор,  конечно,  они  заведут  сами.  Может  быть,   поделятся  своими  подозрениями. Главное, всех внимательно  выслушать,   уловить  все   мелочи  в  поведении.
     Ольга  Матвеевна  прошлась  еще  несколько  раз  по кабинету, от  стола  к  балкону  и  обратно.  Хождение - тоже  было  одной  из  ее давних   привычек. Всегда,  когда  нужно  было  что-то  продумать,  на  чем-то  сосредоточиться,  она,  стуча  каблучками  по  паркету,  не  замечая,  проделывала  этот  путь  бессчетное  количество  раз. Постепенно  хаотичные,  тревожные  мысли  перешли  в  четкое  понимание:  что  и  как   нужно  делать.   
     В  приемной  без  приглашения  собрались  почти  все  заведующие  отделами.  Не  трудно  было  догадаться,  что  Ольга  Матвеевна    обязательно  соберет  их  на совещание.  Да  и  подробности   всем  хотелось  узнать.   
     Ожидая  вызова,  собравшиеся   прислушивались  к  шагам  в  кабинете,  гадая,  как  долго  Ольга  Матвеевна  будет  выдерживать  паузу.
       Наконец  раздался  щелчок  аппарата  громкой  связи:
     - Ксюша, пригласите,  пожалуйста,  ко  мне  всех  заведующих,  попросите,  чтобы  захватили  предложения  для  плана  выставок  на  следующее  полугодие.
       Ожидавшие  вызова  удивленно переглянулись,  кое-кто  быстро  отправился  за  нужными  бумагами, остальные – вооружились  бумагой  и  ручками  со  стола  секретаря.  Никто  не  решался  первым  открыть  дверь  в  кабинет.      
       - Ну  что  же вы,  входите?- улыбаясь,  распахнула  дверь  Ольга  Матвеевна.
       Твердо  решив  не  начинать  разговор  о  происшествии,  по-прежнему улыбаясь,  попросила  всех  рассаживаться.  Сама,  как  всегда,  заняла  свое  место  во  главе  стола  для  заседаний.
     - Давайте  обсудим  ваши  предложения,  какие   мероприятия  можем    запланировать?
       Сотрудники  удивленно  уставились  на  директора.  Совсем  не  этих  слов ожидали.  Больше  всего  удивляла  не  сходившая  с  лица  директора   улыбка,  излучаемое   спокойствие.  Ольга  Матвеевна  обратила  внимание  на  меняющиеся  выражения  лиц:  кто-то,  глядя  на  нее,   стал  успокаиваться,   а  кое-кто   продолжал  тревожно  посматривать.  Среди  собравшихся  не  было  молодых,  недавно  пришедших:  все  проработали  в  музее  не  менее  пяти,   десяти  и  более  лет.  Всех  Ольга  Матвеевна   хорошо  знала  и  понимала  их  состояние.   
     - Ну  что  затихли?  Я  собрала  вас  для  обсуждения  планов  на  второе  полугодие. 
     С  трудом  переключаясь  на  тему  обсуждения,  сотрудники  вынуждены  были  включиться  в  работу.   
    Совещание  закончилось,  но,  ни  кто  не  вставал  с  мест.  Наконец,  Серафима  Васильевна, заведующая  хранением, - осторожно  произнесла:
    - Ольга  Матвеевна,  не  мучайте  нас,  расскажите,  что  привело  к  нам  следователей, да еще и с собакой?   
    -Ничего  необычного  не  произошло. Скорее  всего,  такие  проверки  станут  повторяться,  когда  в  городе  будут  планироваться   важные  мероприятия.   Как  мне  сказали, ожидается  приезд  в  наш  областной  город  глав  ряда государств.  Это  действительно  большое  событие.
    - Почему  они  увезли  столько  коробок с  экспонатами?
    - Что  нашли  в  хранилище?  Тимол, да?
    - А  как же попал  тимол  в хранилище?  Что Вы думаете?- одновременно  спросило  несколько  человек.
 Вопрос  о  тимоле  заставил  Ольгу  Матвеевну  напрячься.   О  том,  что  нашли  тимол – знать  ни  кто  не  мог;  при  проверке  хранения  сотрудников  не  было.  Вопрос  о  находке  следователей   задала,  обычно  всегда  молчаливая,  руководитель  издательского  отдела  Зинаида  Рустамовна.  Меньше  всего  Ольга  Матвеевна  рассчитывала  услышать  этот  вопрос  от  нее – одинокой  женщины, с  застывшей  полуулыбкой  на  лице. 
     Всегда  приветливая,  доброжелательная  Зинаида  Рустамовна  пришла  работать  в  музей  много  лет  назад   вместе  с  мужем  сразу  после  окончания  института.  Оба  были  увлеченными,  талантливыми  искусствоведами.  Узбекская  семья   Усмановых   быстро  влилась  в  коллектив  музея.  Ольга  Матвеевна  помнила,  как  она  прибегала  к  их помощи  при  подготовке  курсовых  и  дипломной  работы,   когда   еще  училась  в  институте.   
       - Мы  выясним,  скорее  всего,  это  чья-то  халатность.  Вот  хозяйка  хранения   пусть  нам  объяснит,  кто  из  сотрудников  такой  забывчивый.  Сильный  запах  в  хранении  заинтересовал  следователей,  но  не  по  причине  каких-то  подозрений,  просто  они  впервые  столкнулись  с  ним.
       Ольга  Матвеевна,  продолжала  говорить  спокойно,  по-прежнему   наблюдая  за  коллегами. Последние  слова  явно  успокаивали  сотрудников.
       Как-то  так  получилось,  что  дальше  все  стали  говорить  между  собой,  что-то  спрашивая   друг  у  друга  или  объясняя. Теперь  уже  говорили  все,  высказывая  различные  предположения.  Наконец,  не  выдержав,  Ольга  Матвеевна  встала,  что  всегда  означало  окончание  совещания.   
       К,  сожалению,  совсем  успокоить  коллег - не  удалось,  судя  по  тому,  как  они  переглядывались,   молча,  выходили  из  кабинета. Все  были  во  власти  разгулявшихся   фантазий  и  домыслов,  как  это  обычно  бывает  в  женском  коллективе. Должно  пройти  время,  пока  иссякнут  пересуды.
       Первую  встречу  с  сотрудниками  Ольга  Матвеевна  провела  так,  как  задумала,  но  практически  ничего  выяснить  не  удалось.  Она  рассчитывала  уловить  признаки  тревоги  или  растерянности  в чьем  либо  поведении,  но,  ни  чего  особенного  не  почувствовала.   Какие  признаки  тревоги  или  эмоции  могли  ее  насторожить – она  заранее   не  знала,  просто  рассчитывала    интуитивно  уловить,  заметить  что-нибудь  необычное. Она  вспомнила  выражение   лица  своего  заместителя  Корицина  Тимофея  Яковлевича.
     На  протяжении  всего  совещания,  он  не  проронил  ни  одного  слова,  наблюдая за всеми, настороженно  переводил  взгляд  с  одной  сотрудницы  на  другую,  избегая  встречи  взглядов  с  директором.  Что-то  не  понравилось  Ольге  Матвеевне  в  его  поведении,  но  не  насторожило.
     Пожилой  отставной  военный,  Тимофей  Яковлевич  не  отличался  любезностью,  всегда  был  молчалив  и  немного  резковат  в  общении.   Можно  было  предположить,  что  заместитель  задержится  после  совещания,  но  он  ушел  вместе  со  всеми.
    Оставшись  одна  в  кабинете,  Ольга  Матвеевна  еще  раз  постаралась   вспомнить  эмоциональные  проявления  всех  собравшихся.      Невольно  мысленно  вернулась  к  Зинаиде  Рустамовне,  вся  жизнь  которой  была   хорошо  известна,  так  как  она  была  настоящим  старожилом  музея.  Ольга  Матвеевна  помнила,  как  в  семье  Усмановых  родился  сын,  как  еще  совсем  молодым  заболел  муж  Зинаиды  Рустамовны,  как  трудно  жилось  ей  после  смерти  мужа,  на  руках  которой  остались  маленький  сын  и   престарелые  родители.  Но,  несмотря  на  все  трудности,  Зинаида,  тогда  ее  звали  просто  по  имени,  увлеченно  работала,  стала  ведущим  специалистом – искусствоведом,  писала  научные  статьи,  собиралась  поступать  в  аспирантуру.
  В  ту  пору  молчаливой  ее  назвать  было  нельзя.  Все  произошло  много  позже,  когда,  отправив  сына  в  армию,  узнала,  что  служит  он  в  Афганистане.  С  тех  пор  она  как  будто  замерла  в  ожидании  чего-то  страшного.  Воистину  материнское  сердце  все  чувствует,  так  и  она,  предчувствуя    беду, однажды слегла  с  сердечным  приступом. Потом  выяснилось,  что  это  было  в  тот  самый  день,  когда  погиб  ее  сын.
С  тех  пор  Зинаида  Рустамовна  почернела,  стала  замкнутой.  На  ее  лице  застыло  что-то  похожее  на  улыбку,  точнее – на  полуулыбку.  Казалось,  что,  не  дав  расцвести,  кто-то  спугнул  ее,  оставив  не  завершенной. Спустя  какое-то  время,    попросила  перевести  ее  в  другой  отдел,  чтобы  меньше  все  напоминало  о  сыне  и  муже.
    Все  говорило  о  том,  что  подозревать  давнюю  сотрудницу  было  невозможно.  Но,  оставался  вопрос – почему  именно  Зинаида  Рустамовна  больше  всех  волновалась?  Почему  именно  она  задала  вопрос  о  тимоле?
    Следующим  шагом,  Ольга  Матвеевна   наметила  неформально  понаблюдать  за  рядовыми  сотрудниками.
    Закончив  совещание  и  дав  время  пообщаться  каждой  заведующей  со  своими  сотрудниками  в  отделах, она  отправилась на обход  музея.  Это  не  могло  вызвать  особых  волнений,  так  как  она  это  делала  ежедневно.
    Ксения,  увидев  выходящую  из  кабинета   директрису, вскочила  с  места,  стала  сбивчиво   рассказывать,  как  волновались  все,  кто  на  протяжении  всего  необычного  визита не  уходил  из  приемной.  Чувствовалось, что  Ксения  переполнена  впечатлениями,  которые  хотелось  ей  скорее  выложить  директору.  В  потоке  слов  она  подробно  перечисляла  имена  особо  волнующихся,  пересказывала,  что  и  как  они  говорили.
     Неожиданно  для  себя,  Ольга  Матвеевна  стала  внимательно  прислушиваться  к  трепетному  рассказу  Ксении,  хотя  вначале  остановилась  в  приемной  только  для  успокоения  своей  помощницы.  Оказывается,  особое  волнение  проявляли  далеко  не  все  руководители  отделов.  Часть  из  них  оставались  на  своих  местах,  а  кто  из  них – легко  вычислялось  из  рассказа  Ксении.  Среди  особо  волнующихся,  имя  Зинаиды  Рустамовны    не  упоминалось.  Можно  было  предположить,  что  находящиеся  в  приемной  сотрудники  могли  что-то  услышать  через  дверь  кабинета,  но  как  узнала  Зинаида  о  тимоле – оставалось  загадкой.
     Проходя  по  коридору  внутренних  помещений,  Ольга  Матвеевна  обратила  внимание,  что  некоторые  рядовые  сотрудники  старались  как  можно  скорее  скрыться  в  служебных   помещениях,  другие  наоборот  останавливались,  приветливо  улыбались,  здоровались.  Такое  поведение  было  необычным. Ранее  не  планируя  заходить  во  все  служебные  комнаты,  теперь  Ольга  Матвеевна  методично  входила  в  каждую,  здороваясь,  внимательно  оглядывала  присутствующих.  И  опять  ей  показалось  подозрительным,  что  кое-кто   даже  не  поднял  головы  от  бумаг  и  не  отвечал  на  приветствие. 
     Вопросы  задавала  обычные,  стараясь  внешне  не  проявлять  свою  наблюдательность,  но  в  голове  четко  выстраивались  имена  сотрудников,  вызвавших  подозрения. 
     Ольга  Матвеевна  предполагала,  что  в  результате  поисков  сможет  вычислить  одного,  кто  по  халатности  или  по  незнанию  оставил  тимол  в  хранилище.  Но  получалось,  по  ее  наблюдениям, что  изменилось  поведение  у  пяти - шести  человек.   Это  казалось  невозможным,  не  реальным.
  - Скорее  всего,  разыгралось    собственное   воображение,  излишняя  подозрительность.  Так  не  может  быть,- пыталась  урезонить  себя  Ольга  Матвеевна.      
    Вернувшись  в  кабинет,  она  попробовала  вспомнить  подробности  анкет  каждого:  когда  был  принят  на  работу,  семейное  положение  и  все  остальное.  На  многие  вопросы  ответы  не  вспоминались,  решила     запросить  в  кадрах  личные  дела  тех  сотрудников,  чье  поведение  показалось  ей  подозрительным. Зная,  как  быстро  разносится  любая  информация  в  коллективе,  предстояло  это  сделать,  не  вызывая  лишних  волнений. Решение  было  найдено  сразу:  на  столе  давно  лежал  запрос  из  Комитета  по  Культуре  на  представление  сотрудников  к  поощрению  по  итогам  прошедшего  года.
Обычно,  кандидатуры  обсуждались  на  расширенном  совещании  с  участием  представителей  профсоюза.   На  этот  раз  она  решила  изменить  процедуру:  запросила  в  кадрах  списки  ранее  награжденных  за  несколько  лет  и  личные  дела  тех,  кто  ни  разу  не  был  отмечен.  Новое  совещание  решила   проводить  только  на  следующий  день.    
    Давно  уже  наступил  вечер,  за  окном  затихающую  жизнь  города слабо  освещали  уличные  фонари  и  неоновые  рекламы.  Стоя  у  окна,  перебирая  еще  и  еще  раз   все  события  уходящего  дня,  Ольга  Матвеевна   невольно  корила  себя  за  излишнюю  успокоенность,  веру  в  то,  что  в  ее  детище – музее  не  может  быть  ничего  плохого.  Не  могла  и  не  хотела  верить,  что  в  коллективе  кто-то  может  нарушить  почти  святое  отношение  к  делу.
     Невольно,  перед  глазами   пробегали   долгие  годы  жизни  в  музее,  горести  и  радости  ее  и  сотрудников,  неотделимые  от  личной  жизни.  Все  было  единым. а  вспоминала,  как   впервые  перешагнула  порог  музея.  Произошло  это  более  двадцати  лет  назад.  Тогда,  переехав  в  свой  родной  Нижний Новгород  из  Омской  области, где  они  с мамой  и  братьями  продолжали  жить  после  эвакуации  во  время  войны, она столкнулась  с  равнодушием   отца,  который  сразу  дал  понять,  что  содержать  ее  не  сможет. 
    У  него  уже  давно  была  другая  семья,  росла  дочь.  Обижаться  не  приходилось:  родители  давно  расстались,  а  в  новой  семье  приезд  ее  не  одобряли.  Спасибо  дедушке,  который  настоял,  чтобы  внучка  вернулась  в  родной  город  и,  пока  он  жив,  прописалась  в  его  комнату.  Радужные  планы  о  поступлении  в  институт,  о  студенческой  жизни – становились  не  исполнимыми.  Нужно  было  искать  работу. 
    Она  мечтала   опять   встретиться  с  любимыми  книгами  в  отцовском  кабинете,  перелистать  альбомы   репродукций,  вдохнуть  знакомый  запах  библиотеки.
    Казалось,  что  в  ее  жизни  будет  все  складываться  волшебным  образом.   В  мечтах  она  видела  себя  искусствоведом,  работающей  в    каком-нибудь  крупном  музее,  рисовались  картины,  как  она   подробно  рассказывает  пришедшим  на  экскурсию  истории  всех  экспонатов. 
    Но  все  изменилось:  квартира  была  уже  другая,  коммунальная, книги  разместились  в  шкафах  вдоль  коридора,  и  все  стало  другим.  Только  дедушка  остался  таким  же  добрым  и  все  понимающим.  Он,  как  и  раньше,  успокаивал  ее,  подсказывая,  что  нужно  делать  дальше.  Именно  он  посоветовал  устроиться  работать  в  музей  и  готовиться  к  поступлению  в  институт. Надежды  на  то,  что  без  опыта  работы  и  образования  сразу    возьмут  на  работу,  было  мало,  но  семнадцатилетняя  Ольга  решила  обойти  все  музеи  города,  веря, что где-нибудь  ее  обязательно  примут.    
    Вместе  с  дедом,  они  выписали  из  справочника  адреса  всех  музеев. Утром  она  отправилась  в  первый,  по  ее  мнению,  самый  важный   музей  города. 
    Перед  тем  как  открыть   массивную   входную  дверь   музея,  Ольга   долго  бродила  вокруг  здания,  мысленно  проговаривая  то,  что  должна   будет  сказать  директору. Он  должен  понять,  как   она  мечтает  работать  в  музее  и  куда  собирается  поступать  учиться.  Решила  не  говорить  о своих  домашних  проблемах,  чтоб  не  жалели.  Конец  хождению  вокруг  музея  положил  начавшийся  дождь,  пришлось  решиться  открыть  дверь  и  войти. 
    Кабинет  директора  она  увидела  сразу  и,  бодро  подойдя  к  двери,  постучалась.  За  столом  сидел  пожилой  мужчина,  ей  показался  совсем  старым.  Подняв  седую  голову,  он  внимательно  посмотрел  на  вошедшую,  плохо  одетую  девочку.  Не  спрашивая  о  причине  прихода,  спросил:
     -Хотите  работать  у  нас?
     Ольга  молчала,  все  заготовленные  слова  вылетели  из  головы.  Она  не  понимала,  как  этот  человек  мог  узнать  о  причине  ее  прихода?  Кто  мог  сказать  ему?
    - Ну,  проходите,  садитесь.  Меня  зовут  Матвей  Кузьмич  Лобачев. Наверно  нужна  работа  для  поступления  в  институт  на  вечерний  или  заочный  факультет?  Это  правильно:  и  поступить  легче,  и  специалистом  скорее  станете.  Только  взять  мы  Вас  сможем  на  совсем  маленькую  должность,  и  денег  будете  получать  немного.  Не  пугает?
     Ольга  ни  как  не  могла  справиться  с  охватившим  волнением.  Она  не  ожидала,  что  получится  все  так  просто,  без  уговоров  и  обещаний  стараться.  Причину  поиска  работы  догадливый  директор  подсказал  сам.  Как  она  могла  забыть,  что  можно  работать  и  учиться?  Слова  о  маленькой  должности  и  небольшой  зарплате  казались  совершенно  лишними,  она  и не  рассчитывала    на  большее.
« Спасибо»,-
это  все,  что  она  смогла  произнести,  продолжая  во  все  глаза  смотреть  на  сказочного  директора.
    -У  Вас,  конечно,  нет  трудовой  книжки?  Ничего,  в  отделе  кадров  ее  заведут.  Приходите  завтра  с  документами  и  оформляйтесь.  Милости  просим  к  нам  в  музей.
 Директор  поднялся  со  своего  места,  пожал  Ольге  руку  и  опять  улыбнулся.       
       Всю  дорогу  обратно  Ольга  не  могла  прийти  в  себя. Казалось,  все  вокруг приветливо смотрят, улыбаются  и  радуются  вместе  с  ней. Вбежав  домой, она  бросилась  обнимать  и  кружить  деда,  потом  в  подробностях   все  ему  рассказывала,  повторяя  много  раз,  как  директор  улыбался  и  как  пожал  ей  руку.
       - Ничего,  девочка  моя,  все  когда-то  начинается.  Бог  даст  и  у  тебя  все  в  жизни  сложиться, -  шептал  дед.
       Потом  начались  непростые  будни.  Работа  Ольге  очень  нравилась,  все  к  ней  относились  очень  тепло. Сотрудники только  улыбались,  слыша  от  нее  бесконечные:
- «Что?  Почему?  Как?» 
 Вот  только  денег  им  с  дедом  катастрофически  не  хватало.  Пенсия  у  деда  тоже  была  небольшая. 
     Старшие  сотрудники  девочку  ни  о  чем  не  спрашивали,  а  она  ни  о  чем  и  не  рассказывала;  все  и  так  все  понимали. Отец  совсем  не  помогал,  пришлось  в  свободное  время  подрабатывать, - убирать по  субботам  несколько  квартир  в  этом  же  доме.  Это  очень  выручало.  Ольга  смогла  даже  покупать   кое-какую  одежду.
     В  тот же  год  она  поступила  в  Московский  Государственный  университет  печати,  на  факультет  художественно-технического   оформления  печатной  продукции,  на  заочное  отделение.   Потом,   к  названию  университета  было  добавлено  "Имени  Ивана  Федорова".
    Приходилось  два  раза  в  год  выезжать  в  Москву  на  сессии,  но  это  давало  Ольге  возможность  знакомиться  с  московскими  музеями. 
    Шли  годы,  обретались   знания,  опыт.  Потом  была  аспирантура,  защита  диссертации.  Став  кандидатом  искусствоведческих  наук,  Ольга  Матвеевна  стала  часто  выезжать  на  профессиональные  конференции,  симпозиумы  с  докладами,  часто  публиковалась  в прессе.  Постепенно  имя  искусствоведа    О.М. Литвиновой  стало  широко  известно  не  только  в  музейных  кругах.
    Все  время  ее  становления  Матвей  Кузьмич  старался  помогать,  поддерживать и  направлять  молодую  сотрудницу,  считая   своей  крестницей. Старея,  он  все  больше  перекладывал  заботы  руководителя  на  Ольгу  Матвеевну,  а  потом,  когда  настало  время  назначения  нового  директора,  кандидатура  Литвиновой  даже  не  обсуждалась.
     О  личной  жизни  она  не  часто  задумывалась;  замуж  так  и  не  вышла;  кто-то  не  нравился  ей,  кому-то  не  нравилась  она.  И  не  потому,  что  не  было  претендентов,  сама   не  стремилась  заводить  семью.  Всего  важнее  была  любимая  работа  и  налаженный  быт. Так  протекали  годы:  став  директором – по-прежнему  допоздна  засиживалась  в  музее,  а  дома - писала  научные  статьи.  Любимого  дедушки  уже  давно не  было,  не  кому  было  ее  урезонить. 
    Но  семья  у  нее  все-таки  появилась.  В  музее  работала  ее  близкая  подруга,  воспитывающая  одна  сына.  После  тяжелой  болезни,  ее  не  стало,  а  семилетнего  Максима  Ольга  Матвеевна  усыновила. Появилось   много забот,  но  это  были  приятные  хлопоты.  Оказалось,  что ребенок  наполнил  жизнь  особым  смыслом  и  радостью.  Мальчик  рос  спокойным  и  любознательным.  Ольга  Матвеевна  посвящала  ему  все  свободное  время.  Не  редко  приходилось  брать  сына  на  работу,  где  сотрудники   его  тоже  окружали  вниманием,  показывая  и  рассказывая  много  о  картинах  и  книгах.  К  окончанию  средней  школы  он  уже  твердо  знал,  что  будет  поступать  в  тот  же  университет,  который  окончила  его  приемная  мать.  Сейчас  Максим  жил  в  Москве,  учился  в  том  же  ВУЗе,  снимал  комнату  вместе  с  другом.  Они  часто  созванивались  по  телефону.  Сын  раз  в  месяц  старался  приезжать,  благо,  что  из  Москвы  до  Нижнего  Новгорода  курсировала  скоростная  электричка. 
     Все  складывалось  благополучно.               

       Прервав  задумчивость  Ольги  Матвеевны,  раздался  телефонный  звонок.   В  тишине  кабинета  он  показался  необычно  громким.  Звонил  Максим,  как  будто  почувствовал,  что   о  нем  подумала:
    - Мам,  ты  почему  еще  на  работе?  Что-то  случилось?  И  голос  у  тебя  встревоженный.
    - Нет,  нет,  Максимушка,  не  волнуйся,  я  просто  забыла  о  времени,  уже  собираюсь. Как  у  тебя  дела?  Приехать  не  собираешься? 
     Она  понимала,  что  ответила  на  его  звонок  встревоженным  голосом,  поэтому  старалась  забросать  сына  вопросами.
    - Мам,  рассказывай  что  случилось.  Я  твои  интонации  голоса  хорошо  знаю.  Может  быть  мне  приехать? – не  унимался  Максим.
    Последняя  его   фраза  как  будто  прорвала  заслон  ее  сдержанности,  горло  перехватило,  из  глаз  покатились  горошинами  беззвучные   слезы.  Чтобы  взять  себя  в  руки,  Ольга  Матвеевна  покашляла  и  засмеялась: 
    -Да  успокойся  сынок,  все  в  порядке.  Приезжай  как  обычно,  когда  сможешь,  только  сообщи  заранее.
    Ольга  Матвеевна  еще  о  чем-то  говорила,  стараясь  совсем  снять  тревогу  сына.  Максим  слушал  ее  сбивчивую  речь,  все  больше  понимая,  что  там  не  все  в  порядке.  Обычно  мать  старалась  скрывать  плохое  самочувствие,  наверно  и  на  этот  раз  не  хочет  его  тревожить.
    Повесив  трубку,  Ольга  Матвеевна  собралась  уходить,  но  в  дверь  тихонько  постучали.
    -Можно?  Охранник  сказал,  что Вы  еще  не  уходили,-
 в   дверях  показалась  Серафима  Петровна,  старейшая  сотрудница, давно  пенсионерка  по  возрасту,  помнившая  Ольгу  Матвеевну  еще  с  первых  дней  ее  работы.
    Многие  годы  Серафима  Петровна   заведовала  хранением,  знала  на  память  все,  что  хранилось,  когда  поступали  или  передавались  для  выставок  какие-либо  экспонаты.  Не  один    раз  она  просила  заменить  ее,  но  всегда   удавалось  уговорить  еще  поработать;  однозначной  замены  ей – не  было.
    - Ольга  Матвеевна,   как  Вы   себя  чувствуете?   Я  до  сих  пор  не  могу  успокоиться  после  случившегося.  Все  продумала,  но  не  понимаю  -  как  этот  проклятый  тимол  попал  в  хранилище.   
    Последнюю  обработку  фонда  проводили  несколько  месяцев  назад,  с  тех  пор  я  не  открывала  кладовку  с  химикатами. Ключи  тоже  ни  кому  не  давала. Что  делать  то? – едва  не  плача,  поделилась  своими  мыслями  Серафима  Петровна.
    - У  сотрудников  пыталась  выяснить? – усаживаясь  опять  в  кресло,  спросила  Ольга  Матвеевна.  Она  поняла,  что   сейчас  важно  выслушать  и  успокоить  Серафиму  Петровну  во  избежание  разговоров  в  музее.
    -  Нет,  подумалось,  что  прежде  нужно  самой  все  вспомнить  и  обдумать.  Подозревать  могу  только  двух  новеньких  сотрудников – братьев  Семеновых,  но,  честное  слово,  брать  грех  на  душу  не  хочется,  такие  послушные  и  тихие  ребята.
    - Мне  кажется,  что  они  еще  и  о чуланчике  то  не  знают.  Да  ведь  и  опечатано  все.  Печати  целы – я  проверила.  Свою  я  всегда  ношу  с  собой,  даже  домой.  Вот,  посмотрите,  за  колечко  я  прицепила  ее  к  домашним  ключам.
     - А  где  лежат  обычно  ключи  от  чуланчика?-  перебила  ее  Ольга  Матвеевна.
     -Так  вот  они,  на  связке  от  хранения,  а  на  ночь  сдаю  по  журналу  охране. 
       - Я  вот  что  думаю,  порошок  попал  в  хранение  недавно,  иначе  бы  мы  запах  давно  почувствовали  при  проверке  гигрометров.  На  всякий  случай  составила  список  людей,  кто  ходил  в  хранение   за  последнюю  неделю,  но  это  все  наши  старые  сотрудники    отдела.  Их  нельзя  подозревать,  давно  вместе  работаем.
     - А  как  Вы  узнали,  что  в  хранении  найден  тимол, ведь   когда  его  там  обнаружили  никого  из  сотрудников,  кроме  меня,  там  не  было?
 - спросила  Ольга  Матвеевна.
     - И  говорить  ничего  не  надо,  по  запаху,  я  думаю,  все  догадались.
    Внезапно  Ольгу  Матвеевну  осенило:
    -  Дайте  мне  свою  печать,  сделаю  оттиск  на  бумаге, и пойдем, сверим  с  теми,  что  на  дверях  хранения  и  чулана.
    - Вы  что  же  меня  заподозрили?- всколыхнулась  Серафима  Петровна.
  - Да  нет, что  Вы  волнуетесь. Кому  же  мне  доверять, если  не  Вам?
  - Есть  одна  мысль.  Давайте  сравним  печати.
       Прихватив  оттиск  на  бумаге,  они  обошли  все  опечатанные  двери  помещений,  сравнивая  печати  с  оттиском  оригинала.  На  всякий  случай,  Ольга  Матвеевна   мобильником  сфотографировала  каждую   печать.  Подозрение  вызвала  печать  только  на  чуланчике,  в  котором  хранились  средства  для  обработки  фондов.  Оттиск   печати  на  пластилине  был,  как  будто,  слегка   прижат,  значок  с  цифрой  не  просматривался.     Вернувшись  в  кабинет,  обе  женщины  еще  раз  сравнили  печати,  одна  из  которых  действительно  вызывала  сомнения. 
    - Что  же  теперь  делать-то  будем?-  все  больше  волновалась  Серафима  Петровна.   
    -Пока  будем  молчать  о  наших  подозрениях,  посмотрим,  как  будут  развиваться  дальше  события. 
    - Я  посоветуюсь  со  следователем.
    - Вас  прошу  ни  словом,  ни  делом  не  давать  повода  к  различным  домыслам  сотрудников.   
     - Понаблюдаем,  хотя  особенно  волноваться – причин  не  вижу,  ведь  чулан  плохо,  но  опечатан.  Потом  сопоставим  наши  наблюдения.
       На  самом  деле,  делать  союзницей  Серафиму  Петровну  в  расследовании – не  входило  в  планы  Ольги  Матвеевны.  Она  понимала,  что  Серафима  Петровна  не  выдержит  длительного  молчания,  начнет  сама  выявлять  виновника,  а  это,  в  свою  очередь,  нарушит   планы  расследования. Хотелось  до  поры,  до  времени  сохранить  спокойствие  в  коллективе,  чтобы  иметь  возможность   выполнить  свои  намеченные   шаги  и  рекомендации   следователей. 
    На  следующий  день  Ольга  Матвеевна  пришла  на  работу  раньше  обычного.  Для  начала   хотелось  разобраться,  кто  из охранников  и  когда  своей  печатью  опечатывал  чулан  с  химикатами. 
     По  инструкции,  на  посту  у  охраны  была  своя  печать,  которой  они  могли  опечатывать  помещения  в  экстремальных  случаях  с  обязательной  регистрацией  в  журнале.  Такое  иногда  случалось:  могла  срабатывать   пожарная  сигнализация,  или  возникало  подозрение  в  протечке  труб.  В  таких  ситуациях   охрана  обязана  была   открывать  помещения,  проводить  проверку самостоятельно,  при  необходимости  вызывать   соответствующие  городские  службы   и  руководство  музея.  Так  или  иначе,  все  события  должны  обязательно  регистрироваться  в  журнале.
     Как  директор,  Ольга  Матвеевна  во  всех  случаях   была  бы  проинформирована, но в  последнее  время   ЧП  не  случались.      Ежедневные  записи  в  журнале   по  должностным  обязанностям   контролировал   заместитель   директора   музея   Корицин  Тимофей  Яковлевич.  Время  от  времени  Ольга  Матвеевна   тоже  просматривала   журнал,  но  записей  о  нарушениях  там   давно  не  появлялось.
     Неожиданно  для  себя  она   осознала,  что   Тимофей  Яковлевич   не  попал  в  число   сотрудников,  за  кем  ей  необходимо  тоже  внимательно  понаблюдать.  Подумав  об  этом,  она   даже  остановилась,  чтобы  справиться   с  нарастающим  волнением.  Заместитель   просто  обязан  был  стать   одним  из  первых   подозреваемых,  так  как  обладал   огромными  полномочиями:  брать  любые  ключи,  открывать  все  помещения  и,  конечно,  контролировать  службу  охраны.
  Чтобы  успокоится,  Ольга  Матвеевна  прошлась  по  вестибюлю,  просмотрела  все   информационные  стенды,  только  потом  подошла    к  службе  охраны. Изобразив  перед  ними  забывчивость,  попросила  выдать  ей  запасной  ключ  от  кабинета.  Как  и всем,  ей  необходимо  было  расписаться  в  журнале  регистрации.  Тут  же  на  столе  лежал  список  заведующих  и  главных  специалистов,  которым  было  разрешено  брать  ключи  от  конкретных  помещений.    Все  доверенные  лица  были  подробно  проинструктированы  о  проверке  целостности  печатей  при  открытии   помещений,  и  что  нужно  делать,  в  случае  каких-нибудь  нарушений.  Правилами  предусматривалось,  что,  до  прихода  ответственных   сотрудников,  уборщицы   могут   убирать  только  вестибюль  и  коридоры.
     Просматривая  журнал   с  подписями,  Ольга  Матвеевна  обратила  внимание,  что   за  ключи  от  помещений  целого  этажа   проставлена  одна  и  та  же  подпись. 
     - Их  взяла  уборщица.  Она  приходит  всегда  первая,- 
 поспешил   объяснить  охранник. 

     Еще  раз  пришлось   убедиться,  что  контроль  над  соблюдением  порядка  в  музее - оставляет  желать  лучшего.  Но,  подчиняясь  своим  планам  сохранять  спокойную  обстановку,  Ольга  Матвеевна  спокойно  отошла  от  охраны. Неприятно  было  осознавать,  что  во  многом  передоверяла  своему  заместителю,  не  заметила  его  охлаждение  к  работе. Она  понимала,  что  многое,  из  нужной  информации  для   самостоятельного  расследования,  ей  так  и  не  удается  получить.  Правда,  оставалась   надежда,  что  камеры  слежения  помогут  в  этом. 
    Подумав  о  кассетах,  опять  начала  волноваться,  с  ними  тоже  могло  быть  что-нибудь  не  так.  Одно  то,  что  они  хранятся  у  заместителя – вызвало  дополнительное  беспокойство. Все,  на  что  она  сейчас  обращала  пристальное  внимание,  говорило,  что  присутствие  наркотиков   в  музее - вполне  реально.
    Со  своим  заместителем  Ольга  Матвеевна  общалась  не  так    часто:  на  общих  директорских  совещаниях  или  по  текущим  хозяйственным  вопросам.  С  самого начала  поступления  в  музей  на  должность  заместителя  директора,  Тимофей  Яковлевич  взял  на  себя  большую  часть  хлопот  по  поддержанию  порядка.   Вопросы  ремонта,  охраны,  снабжения  и  еще  много  других,  казалось,  его  не  очень  обременяли.  Он  все  видел  и  знал  что  делать,  справлялся  со  всем  легко.  Казалось,  его  даже обижало, когда Ольга  Матвеевна  пыталась  его  контролировать.     Постепенно  сложилось  так,  что  он  многие  вопросы  решал  сам  без  согласования  с  ней.
    Выбрав  удобное   временя,  Ольга  Матвеевна  позвонила  Степану  Михайловичу  Головину.  Рассказала  ему  о  том,  что  не  устраивала  разборок  в  коллективе,  о  печатях  и  о  проблемах  с  охраной.  Ей  неловко  было  говорить  о  своих  упущениях,  но  скрывать  что-нибудь -  не  могла. 
    - Вы  все  правильно  сделали.  Сегодня  музею  вернут  все,  что  мы  увозили  на  проверку. Но должен  Вас  огорчить,  следы  наркотиков  действительно  обнаружены.  Теперь  главное – не  спугнуть  ни  кого.  Будьте   предельно  осторожны,-
напутствовал  старший  следователь. 
     - К  Вам  на  днях   подойдет  новый  охранник,  наш  опытный  сотрудник.  Его  зовут  Петр  Александрович. Он  зайдет  познакомиться.  Встречу  организуйте  в  присутствии  вашего  заместителя,  поручите  ему  ввести  в  курс  дела  нового  охранника. 
     - По-прежнему,  прошу  Вас,  сохраняйте  спокойное  состояние   сами  и  в  коллективе.   О  наших  действиях,  по  возможности,  я  буду  держать  Вас  в  курсе. 
    - Звоните  мне  в  любое  время,  сам  я  пока  в  музее  появляться  не  буду,  пусть  все  окончательно  успокоятся. Нам  необходимо  дождаться   очередных   действий  кого-то  одного  или  группы  лиц,  причастных  к  переброске  наркотиков.  Отказаться  от  такого  надежного  места  хранения  они  (организаторы)  не  смогут,  просто  будут  пережидать.  Я  думаю,  скоро  начнет  все  проясняться.               

     Вернувшись  из  музея  после  "шумного"  посещения,   следователи  какое-то  время  ждали  результатов  проверки  привезенных   от  туда   коробок  и  других  предметов.  Ни  Степан  Михайлович,  ни  Константин  Евгеньевич  почти  не сомневались,  что    анализы  будут отрицательными.    Каково  же  было  их   удивление,  когда  эксперты  подтвердили  наличие  следов  кокаина,  причем  не  разового  случая  хранения.
     В  следственной   практике  использование  музеев  в  качестве  перевалочной  базы  никогда  не  встречалось. Теперь  расследование  было  взято  под  особый  контроль.  В  следственную  группу  были  включены  специалисты  различных  профильных  отделов  Комитета.
    Борьба  с  организованной  преступностью  не  ограничивалась  только  поимкой  одного  или  нескольких  человек,  попавших,  что  называется,  с  поличным,  даже  установление  мест  основного  сбыта  наркотиков,  не  считалось  раскрытым  делом. 
     Следователям  было  ясно,  что  задержанный  курьер  на  автовокзале  и  задействованный  музей  являются  лишь  звеньями  крупной  организации  незаконного  оборота  наркотиков. Необходимо было установить  все  звенья  цепи:  кем организована  преступная  группировка  (ОПГ),  как и откуда  попадает   наркотик  в  страну  и  так  далее.   Предстояло выявить   все  наркотрафики,   ответить   еще  на   множество  других  вопросов.
     Как  правило,  в  процессе  расследования  обнаруживалась  сложная,  многоступенчатая  Система,  в  которой  были  задействованы  олигархи,  наркомафия,  не  редко  спецслужбы  и  чиновники.  В  Системе  крутились  большие  деньги,  обеспечивая  сговорчивость  и  молчаливость  государственного  прикрытия. Важно было установить,   в  какой  из  стран   производились    оптовые  закупки   "сырца",  как  передавался   на  следующий  уровень  для  изготовления  и  расфасовки  наркотика,   какими    партиями,  в  каких  городах   и  как  был  организован  его  сбыт.   
    Эта  сложная   Система,   организованная  с  участием  зарубежного  капитала   наркодельцов   именовалась  Картелем.  Следователи  понимали,  что  Система  охватила не только  Нижний Новгород, почти наверняка протянула  свои  щупальца  во  многие  города  России.  Распутать все стороны Системы  будет  непростым  делом.
Теперь  уже  расследование  велось  не  только  в  Нижнем Новгороде,  но  и  во  многих  городах,  предположительно  включенных  в  Систему  по  сбыту  наркотиков.  Поступающая  информация  из  разных  мест,  подтверждала,  что  следственные  органы  столкнулись  с  хорошо  отлаженной,  продуманной  до  мелочей,  организацией.
     Снова  и  снова  допрашивался  задержанный курьер.  Ранее полученные  сведения  уточнялись,  перепроверялись. Чем  больше  следователи  вникали  в  детали,  тем  больше  возникало  вопросов. Удивляла   четкая  проработанность  всех  нюансов  этого  преступления. 
     Причастность  музейных  работников  теперь  уже  не  вызывала  сомнений,  это  заставило  следователей  в  корне   поменять  концепцию  и  порядок  следственных  мероприятий. Все,  что  удавалось  узнавать,  не  давало  ответов  на  главные  вопросы:  как  попадал  наркотик   в  музей,  кто  обеспечивал  его  временное  хранение,  как  организован  его  сбыт?
     Дело  все  больше  обрастало  различной  отрывочной   информацией  и  описанием  возможных  фигурантов,  все  было  взято  под  наблюдение,  но  полная  версия  поставки  наркотиков  не  вырисовывалась.  К  сожалению,  следователи  вынуждены  были  во  многом  опираться  на  помощь  Ольги  Михайловны.  Тот,  первый  выезд  в  музей  и  обследование  с  собакой,  признавал старший следователь, был непродуманным и преждевременным.  Необходимо  было  предварительно  более  тщательно  подготовиться,  учтя  все  особенности  необычного  дела.
     Степан  Михайлович  винил  себя  за  эту  поспешность.  Приход  в  музей  следователей  и  кинолога  с  собакой  мог  свести  на  нет  раскрытие  сети  поставки  наркотиков.  Он  четко  осознавал  допущенные  ошибки  и  возможные   отрицательные  последствия.  Нелицеприятно  сравнивал  себя  со  слоном  в  посудной  лавке. Внедрение  в  музей  своего  сотрудника  давало  надежду  на  исправление  ситуации,  но  приходилось  ждать. Всех,  кого  Ольга  Матвеевна  ставила  под  сомнение,  следователи  тщательно  проверяли  по  своим  каналам.

    С  новым  сотрудником  охраны  Ольга  Матвеевна  познакомилась  в  тот  же  день перед закрытием  музея. Время  встречи  было  заранее  оговорено.  Под  благовидным  предлогом  Ольга  Матвеевна   задержала  на  работе  своего  заместителя.
    В  кабинет  вошел  небольшого  роста  мужчина  средних  лет. Он  сдержанно  представился  и  остановился  у  двери,  посматривая  на  Тимофея  Яковлевича.  Ольга  Матвеевна  ожидала  увидеть,  ну  уж  если  не  атлета, то, по  крайней мере, крупного  мужчину. Вошедший охранник  совсем  не  соответствовал  ее  представлениям.   
  - Ну,  здравствуйте,  проходите,  садитесь,-  улыбаясь,  пригласила  Ольга  Матвеевна.
    -Тимофей  Яковлевич,  познакомили  уже  нового  сотрудника  с  нашими  правилами? 
-Чем  вызвано  обновление  службы  охраны?  Это  была  Ваша  инициатива?-
 задала  она  заранее  подготовленные  вопросы,  тем  самым  беря  на  себя   ведение  беседы.
       В  глазах Тимофея  Яковлевича промелькнуло  удивление,  сменившееся  затем  обычной  уверенностью.
    -Частное  охранное  предприятие,  с  которым  у  нас  договор,  по  разным  причинам  иногда  меняет  состав  охранников,  хотя  мы  просим  этого  не  делать.  Что  произошло  на  этот  раз – я  не  знаю. 
     - Беседу  пока с Петром  Александровичем  не  проводил,  но  инструкцию  вручил  для  ознакомления.  Я  прослежу,  чтобы  все  требования   выполнялись, - четко  отрапортовал   заместитель.
     Ольга  Матвеевна  достала  свою  визитку,  дописала  туда  мобильный  и  домашний  телефоны  и  протянула  новому  сотруднику:
     - Петр  Александрович,  звоните  мне  во  всех  случаях  сомнений,  я  готова  помочь  Вам  быстрее  войти  в  курс  дела.      
     - Когда  Вы  начинаете  свою  службу?
 Услышав  ответ, она  встала,  давая  понять,  что  встреча  окончена.    
       Проводив  сотрудника  в  приемную,  Тимофей  Яковлевич  вернулся  в  кабинет:
     - Ольга  Матвеевна,  чем  вызвано  такое  внимание  к  новому  охраннику?-  раздраженно   спросил  он. 
    - Все  телефоны  есть  на  посту  охраны,  зачем  ему Ваша  визитка?  Охрана  музея  находится  в  моем  ведении  и … .
    - Вам не  кажется,  что  Вы, Тимофей  Яковлевич,   переходите  дозволенные  границы  тональности?-  не  скрывая  раздражения,  прервала  его  Ольга  Матвеевна.
     Оставшись  одна  в  кабинете,  она  корила  себя  за  несдержанность  в  разговоре  со  своим  заместителем.  Если  он  причастен  к  неприятному  событию  в  музее - это  может  насторожить  его.  Пока  ничего  не  доказано,  в  ее  глазах,  он  был  не  виновен.
     Она  отказывалась  верить,  что  ее  заместитель   может  совершить  что-то  незаконное.  Можно  его  упрекать  в  халатности  исполнения  своих  обязанностей,  но  это  только  в  последнее  время.  Возможно  у  него  какие-то  неприятности  или  проблемы  со  здоровьем. 
     Ольга  Матвеевна  помнила,  как  он,  придя  на  работу  в  музей  пятнадцать  лет  назад,  деятельно  вникал  во  все  проблемы,  брал  на  себя  их  решение,  часто  приходил  к  ней  обсуждать  свои  предложения  по  устранению  недостатков. Жалобы  на  его  грубый  тон  в  разговоре  с  сотрудниками  поступали  и  раньше.  Она  всегда  умело  гасила  конфликты.  Постепенно  их  рабочие  встречи  стали  проходить  все  реже,   это  не  вызывало  беспокойства.
     После  прихода  в  музей  следователей,  Ольга  Матвеевна  постоянно  анализировала  свое  отношение  ко  многому,  особенно  к  сотрудникам.  В  буднях  рабочей  суеты   не  всегда  удавалось  интересоваться  событиями  в  жизни  многих,  но  особенности    женского  коллектива,  так  или  иначе,  доносили  до  нее  все  самое  важное:  юбилеи,  рождение  детей  и  многое  другое. С  мужской  частью  коллектива  было  намного  сложнее:  сами  они  не  рассказывали,  а  спрашивать  не  всегда  было  удобно. Так  и  получилось,  что  она  не  заметила,  когда  изменился  ее  заместитель.
   
    Домой,  поздно  вечером  позвонил   новый  охранник.  Он  правильно  понял,  что  передачей  визитки  она   просила  его  позвонить.    Первое,  о  чем  попросила  его  Ольга  Матвеевна,  это  проверить  состояние  камер  слежения  и  хранение  кассет.  Еще  ей  хотелось  ежедневно  получать  информацию  о  сотрудниках,  задерживающихся  допоздна   на  работе.  Договорились,  что  он  не  будет  строго  выполнять  все  инструкции,  сохраняя  устоявшийся  порядок  в  музее. Важно  было,  как  можно  дольше,  поддерживать  спокойствие  в  коллективе.
Она поинтересовалась у Петра Александровича  не возникли - ли у него какие-нибудь вопросы после первого знакомства с обстановкой в музее.
-Да, мне не понятно, почему дворник, не являющийся сотрудником музея, так свободно ведет себя?
-Ну, тут Вы волнуетесь напрасно. Он дальше вестибюля ни куда не ходит, просто иногда  отдыхает. Мы точно знаем, что он официально оформлен в конторе, время от времени меня спрашивают о качестве его  работы. Алим не вызывает ни каких сомнений, он скромный работящий человек. Даже когда к нему приезжают кто-то из родственников, он никогда вводит их в музей, даже зимой. Порядок не нарушает. Общается только с нашей гардеробщицей, когда она уговорит его выпить чаю.

     Новый  рабочий  день  начинался  как  обычно.   На  обход  музея   Ольга  Матвеевна   отправлялась  спустя  полчаса,  чтобы  опаздывающие  могли  занять  свои  места.  Она  понимала  проблемы  сотрудников,  особенно  женщин,  которым  по  утрам  требовалось  отправлять  детей  в  детские  сады  и  школы.      
    Вернувшись   в  кабинет,  Ольга  Матвеевна  принялась  внимательно  просматривать  личные  дела,  которые   оставила  у  себя  после  совещания  по  награждениям.   Сделала  ксерокопии  с  каждого,  сложила  в  портфель  для  передачи  старшему  следователю.       
     Теперь  Степан Михайлович  звонил  ей  только  по  прямому  телефону. 
     Несколько  раз  встречались  на  нейтральной  территории,  обговаривали  полученную  информацию,  согласовывали  очередные  действия.  Каждый  раз  Степан  Михайлович  просил  ее  сохранять  в  тайне  все  разговоры  с  ним,  хотя   это  было  и  так  понятно.
    Снова  наступил  вечер,  музей  закрылся,  сотрудники  разошлись  по  домам.  Ольга  Матвеевна  ждала  прихода  заведующей  хранением. Теперь  их  встречи  стали  постоянными. Но,  вместо  Серафимы  Петровны,  в  дверь  заглянула  Зинаида  Рустамовна.  Извинившись  за  беспокойство,  попросила  выслушать  ее.
    -Я  все  не  решалась  поговорить  с  Вами,  но  не  могу  не  сказать,  что  у  меня  уже  два  месяца  живет  племянник  Малик.  Он  окончил  школу  в  Самарканде  и  приехал  поступать  в  институт.  Сидит  все  время  дома,  готовится. 
     Малик  приходил  ко  мне  сюда  несколько  раз,  встречал  с  работы.  Ему  скучно  бывает,  вот  и  приходит  за  мной.  Все  его  видели.  Когда  приходили  следователи  с  собакой,  я  боялась,  что  Вы  можете  меня  подозревать.  Нас,  не  русских,  всегда  подозревают. Думала,  Вы  со  мной  захотите  поговорить,  вызовите  к  себе,  но  не  дождалась.  Вот  пришла  сама  сказать,  что  музей  для  меня  дом  родной,  мы  с  мужем  пришли  сюда  молодыми. Я  собираюсь  работать  в  нашем  музее,  пока  смогу. 
     Ольга  Матвеевна  смотрела  на  все  еще  красивое  лицо  Зинаиды  Рустамовны,  на  ее  раскрасневшееся  от  волнения  лицо  и  понимала,  что  не  может,  таких  родных  людей,  в  чем-то  подозревать.      
       - Ну  что  Вы  такое  придумали?  Как  я  могу  подозревать  Вас  в  чем-то  плохом?  Мы  с  Вами  давно  уже  стали  родными.  Прошу  Вас,  успокойтесь. У  нас  все  спокойно,  тревожиться  не  о  чем.
       Едва  закрылась  дверь,  как  в  кабинет  просочилась  Серафима  Петровна.  Хитро  поглядывая,  спросила:
     - Что,  Рустамовна  тоже  за кем-то  наблюдает? К  ней  племянник  приехал,  наверно  просила  на  работу  устроить? 
       - Нет,  она  приходила  по  рабочим  делам. 
    - Ну,  а  у  Вас  какие  новости?   Что  сегодня  показалось   необычным  в  поведении  сотрудников?
       Серафима  Петровна,  смутившись,  быстро  стала  излагать  все,  что  хотела  сказать:
    - Да  все  как  обычно,  все  спокойно.  Уже  ни  кто  не  вспоминает  этот  случай.  Я  хотела  у  Вас  узнать,  как  идет  расследование? –
 Усевшись   на  приставной   стул, она приготовилась   выслушать,  на  правах   доверенного  лица,  все  новости.
    - Да  что  Вы,  какое  расследование?  Предположение  о  попадании  тимола  в  хранение  Вы  сами  мне  написали  объяснительную  записку.   
    - О  печати  тоже  все  выяснилось – это  охранник  неумело   опечатывал,  когда  проверял  помещение. Все  зарегистрировано  в  журнале.  Наши  с  Вами  тревоги  оказались  напрасными. Так  что  рассказывать  нечего,-
постаралась  снять  остатки  напряжения  Ольга  Петровна.
     - Ну  и,  слава  Богу,-  перекрестилась  Серафима  Петровна.  Я  так  рада,  что  все  прояснилось,  а  то  уж  и  ночами  все  думала.  Какие  только  мысли  не  приходили  в  голову.  Даже  боялась  приходить  к  Вам  по  вечерам.   Спасибо,  успокоили.  Вам   тоже  уж  пора  домой.
     Опять  позвонил  Максим:
    - Я  так  и  знал,  что  ты  еще  на  работе.  Вышли,  пожалуйста,  на  имя  ректора  Университета   приглашение  в  наш  музей  на  стажировку. У  нас  скоро  практика,  я  хотел  бы  поработать  дома. Ты  не против?
    Как  она  могла  быть  против?  Радостно  застучало  сердце  матери.  Скоро  дом  опять  наполнится  заботами,  как  и  раньше,  она  будет  спешить  с  работы,  чтобы  приготовить  что-нибудь  вкусненькое, его  любимое.  Все  тревожные  мысли  вмиг  забылись.  Именно  сейчас  присутствие  сына  было  ей  необходимо,  больше  чем  всегда. 

    На  очередную  встречу  с  Ольгой  Матвеевной   Степан  Михайлович  готовился  особенно  тщательно.  Начальник  управления  на  очередном  совещании  сообщил,  что  информаторы  дважды  подтвердили  о  готовящейся  очередной  поставке  наркотиков  в  город.
    Сложность  беседы  с  Ольгой  Матвеевной   состояла  в  том,  что,  не  посвящая  в  подробности  операции,  предстояло   договориться  с  ней  о  внедрении  в  музей  еще  двух  оперативников.  Как это сделать  -  могла  решить  только  она.   Кроме  того,  необходимо  было  уговорить  ее  на  какое-то  время   уехать  куда-нибудь   в  командировку  или  на  отдых,  но  это  задание  Степан  Михайлович  с  самого  начала  считал  провальным.  Он  был   уверен,  что  Ольга   Матвеевна  ни  при  каких  условиях  не  оставит  музей,  более  того – примет  самое  активное  участие, - если  это  потребуется. Важно  было  сохранить  в  музее  привычные   условия,  чтобы  не  спугнуть  всех   причастных   к  делу.
     Поджидая  Ольгу  Матвеевну,  он  ни  как  не  мог  мысленно  подготовиться  к  разговору.  Важно  было  избежать  приказного  тона,  суметь  ненавязчиво,  мягко  донести  до  нее  важность  этого  решения.      Все  заготовленные  фразы  Степан  Михайлович  произнести  не  смог,  все  вопросы  высказал  прямо,  по-военному.
       Выслушивая   все,  Ольга  Матвеевна  гневно  смотрела  на  собеседника.
     - О  моем  отсутствии  во  время  основных  событий – забудьте,  это  не  обсуждается.
Твердо,  не  допуская  возражений, произнесла  она. 
       На  самом  деле,  ее решение  вполне  устраивало  Степана  Михайловича.    
     С внедрением  новых  людей   все  получилось  на  удивление  просто;  не  перебивая,  путаную  речь  старшего  следователя,  она    ненадолго  задумалась,  потом  спросила,  могут  ли   эти  люди  выполнять  какую-нибудь  работу?  Услышав  утвердительный  ответ,  предложила  два  варианта  решения  проблемы.  По  первому – оперативники  могут  по  договору  быть  приняты  в  музей    для  проведения   косметического  ремонта  внутренних  коридоров,  то  есть  на  покраску  стен.  Работа  эта  не  сложная,  по  силам  даже  начинающим.  Предполагаемые  моляры  смогут  вполне  легально  находиться  в  музее,  при  этом  не  потребуется  оставлять  открытыми  выставочные  залы  и  служебные  помещения.  По  второму  варианту - оперативники  под  видом  "студентов"  могут  быть  оформлены  на  стажировку.  Сейчас  музею  как  раз  нужны  помощники   для  описания   поступившей  новой  коллекции  картин   местного  художника.  Появление  их  в  музее не  вызовет  вопросов  у  сотрудников.   "Студентам"  можно  будет  поручить   не  сложную  работу. 
    Прохождение  практики  в  музее   студентами  было  обычным  делом,  поэтому  второе  предложение  Ольга  Матвеевна  объяснила,  как  предпочтительное,  и  еще  добавила,  что  на  днях  ее  сын  тоже  приедет  на  практику.  Он  сможет  проследить  за  работой  "стажеров",  помочь  им  освоиться.    
     В  который  раз,  с  угрызениями  совести,  подумал   Степан Михайлович  о  своей  оплошности  прихода  в  музей  без  предварительной  подготовки.  Чем  больше  он  узнавал  Ольгу  Матвеевну,  тем  отчетливей  понимал,  что  тогда   невольно  причинил  ей  незаслуженные  переживания.  Много  раз  мысленно  называл  себя  слоном  в  посудной  лавке,  но,  пусть  запоздало,  извиниться  вслух - не  мог  себя  заставить.
    Еще  в  молодости,   на  стадии  обучения,  прежде  чем  попасть  в  спецназ  ГРУ,  им,  курсантам  вдалбливали,  что  разведка  и  уточнение  всех  данных - это  важный  этап  подготовки  любой операции,  не  менее  важный,  чем  овладение  боевыми  приемами  и  физической  подготовкой.
     Все  могло  быть  иначе,  если  бы  он  тогда  предварительно  побеседовал  с  директором  музея, не  делая  свой  приход  таким  официальным.  А  вызов  кинолога  с  собакой – вообще  был  тогда  преждевременным.  Все  можно  было  провести  более  профессионально.  Но  как  он  мог предполагать,  что  музей  действительно  окажется  причастным   к  хранению  наркотиков,  а  директор   станет  доверенным  помощником.
     Как  и думал  Степан  Михайлович,  его  руководством    был  принят   второй  вариант,  предложенный  Ольгой  Матвеевной.  Два  молодых  лейтенанта,  введенных  в  оперативную  группу,  были  оформлены  в музей, в группу стажеров вместе с сыном Ольги Матвеевны.
     Максиму  Ольга  Матвеевна  ничего  решила  не  рассказывать,  кроме  того,  что  ему  придется  опекать  двух  "стажеров",  подсказывая  им  простые  правила  описания  коллекций. Как  и  предполагалось,  появление  новых  "студентов"  ни  кого  не  удивило. 
     Максим,  после  нескольких  дней  работы,  вечером  попросил  мать  все  рассказать  ему  на  чистоту.  Он  обратил  внимание  на  полное  отсутствие  даже  минимальных  знаний  у  подопечных  "стажеров"  и  на  повышенный  интерес  их  к  расположению  всех  помещений,  входов  и  выходов.   Внимание  "стажеров"   привлекали  сотрудники,  свободно  передвигающиеся  по  всем  помещениям  музея.  Вопросы,  которые  они  задавали,  не  раз  ставили  Максима  в  тупик,  что  вызывало  обоснованное  подозрение. 
     Пришлось  Ольге  Матвеевне  все  рассказать  сыну,  предупредив    его  об  осторожности.  Максим  даже  обрадовался  такому  заданию.  Теперь  он   мнимым  студентам   помогал  освоиться,  отвечая  на  бесконечные  вопросы,  благо,  что  они  находились  в  отдельном  помещении.
     Время  шло,  все  было  по-прежнему  тихо. По  утрам,  как  всегда,  Ольга  Матвеевна   забирала  корреспонденцию  на  посту  охраны.  Среди  писем  и  газет  не  редко  находила  конверты  с  сообщениями  нового  охранника,  в  которых  он  просил  что-то  уточнить,  сообщал  о  своих  наблюдениях. Среди  прочего он сообщил, что дворник ведет себя не привычно: перестал пользоваться шкафчиком для хранения своей рабочей одежды и, вообще редко появляется. Эта информация заставила лишь улыбнуться Ольгу Матвеевну, заподозрив охранника в излишней осторожности.   
 
    Однажды,  Ольга  Матвеевна  получила  информацию  о  том,  что  ее  заместитель  Тимофей  Яковлевич опять  брал  ключи  от  хранения,  отказавшись  сделать  запись   в  журнале.  Раньше      Ольга  Матвеевна  не  обратила  бы  внимание,  но  сейчас   сообщение   ее   насторожило.
     Она  много   размышляла  о  поведении   своего  заместителя,  вспоминала  непростые  ситуации,  в  которых  Тимофей  Яковлевич  всегда  находил   простые  и  верные  решения.  Сомнения  заставляла  еще  и  еще  раз  все  анализировать.  Добрая  память  о  совместной  работе,  мешала  адекватно   оценить  его  поведение.  Вновь  возникшие  подозрения  хотелось  понять  и  объяснить  его  должностными  обязанностями.   
     Подозрения  могли  быть  сняты   только  после  просмотра   видеозаписи,  но  как  это  сделать?  Все  кассеты   обычно  хранятся  у  того  же  Тимофея  Яковлевича. 
    Во  время  ежедневного  обхода  музея  Ольга  Матвеевна  целенаправленно  подошла  к  посту  охраны.  На  двух  мониторах,  поделенных  на  сегменты,  просматривалось  все,  что  происходит  на  входе  в  музей, в  гардеробе  и  в  выставочных  залах.  В  служебные  помещения  на  верхний  этаж  просмотр  ограничивался  только  лестницей  и  площадкой  перед  лифтом. Проход  в  хранение  видеозапись  тоже  позволяла  видеть  только  подходы  и  массивную  дверь.  На  слежении  за  мониторами   дежурил  Петр  Алексеевич,  второй,  в  это  время,  стоял  на  входе  в  музей.
    Ольга  Матвеевна  посмотрела  какое-то  время  вместе  с  охранником  на  мониторы,  потом,  как  бы  уточняя,  спросила:
    - Камеры  работают  круглосуточно,  или  их  выключаете  на  ночь?  Где  и  как  долго  хранятся  кассеты?
    Она  знала,  какими  должны  быть  ответы,  но  почему-то  внутренне  замерла,  боясь  услышать  совсем  другое,    интуиция  ее  не  подвела.
Петр  Алексеевич  прекрасно  понял,  что  хотела  она  услышать.
  - С  некоторых  пор  камеры  слежения  работают  круглосуточно,  а  кассеты  хранятся  у  нас  в шкафу.  Тимофей  Яковлевич  их  давно  не  забирает, забывает,  наверное.  Мы  сами  просматриваем. 
    Ответ  охранника,  казалось  бы,  снимал  все  подозрения,  но  это  только  добавило  волнений. Снова  и  снова  задавала  она  себе  один  и  тот  же  вопрос:
    - Что  происходит  с  заместителем?  Почему,  все,  что  раньше  выполнялось  им  без  напоминаний  и  контроля  с  ее  стороны,  теперь  остается  вне  его  внимания? 
    В  прежние  времена  она  давно  бы  уже  пригласила  его  на  откровенный  разговор,  но  сейчас,  обещая  следователю  сохранять  в  музее  спокойствие, внешне не реагировала  на  информацию  охранника.   
 
     Время  шло,  в  музее  ничего  не  происходило.  Новой  информации  от  Степана  Михайловича  не  поступало.  Что  происходит  вне  стен  музея  по  организации  задержания – она  не  знала  и  эта  таинственность  ее  угнетала.  Ольга  Матвеевна  по - праву  считала  себя  причастной  к  следственным  делам,  хотела  активно  участвовать  в  подготовке  операции.
     Полная  уверенности,  что  необходимо  действовать,  Ольга  Матвеевна  не  находила  себе  места.  Еще  и  еще  раз  все  взвешивала,  продумывала  различные  варианты  развития  событий,  пытаясь  понять  свои  действия.      Напоминать  о  себе   Степану  Михайловичу   не  хотелось,  зная  наверняка,  что  он  будет  опять  советовать  сохранять  спокойствие  и  выдержку.  Каждый  раз  она  делала  вид,  что  понимает,  но  не  могла  до  конца понять, а точнее  принять    постоянные недомолвки в разговорах с  ней. Не  зная,  что  происходит  вне  стен  музея,  трудно  было  постоянно  уговаривать  себя,  скрывать  не  проходящую  тревогу.  Она  устала  подозревать  и  оправдывать  своих  коллег.
     Руководителю  с  энергичным  характером,  привыкшего   принимать  решения,  трудно  так  долго  быть  вне  активных  действий. Ольге  Матвеевне  совсем  не  хотелось мешать в проведении  следственных  мероприятий,  просто  она  устала  от  собственного  бездействия,  напряжения  и  отсутствия  полной  информации. По  поведению  внедренных  охранника  и  двух  "студентов"  не  возможно  было  сделать  какие-либо  выводы. 
     Как  всегда  Ольга  Матвеевна  вышагивала  по  кабинету,  стараясь  привести  свое  состояние  в  равновесие.  Планы  в  голове  роились,  создавая   только   путаницу.  Остановиться  на  чем-то  одном – не  получалось.
     Как  гром  среди  тишины  ее  кабинета  раздался  телефонный  звонок.  Почему-то  не  возникло  сомнений,  что  звонит именно  старший  следователь.  Как  ей  не  хотелось  сейчас  говорить  с  ним,  как  не  вовремя   был  этот  звонок.  Повременив  немного,  Ольга  Матвеевна   сняла  трубку  телефона.  Действительно  это  был  Степан  Михайлович.  Подчеркнуто  спокойным  голосом  он  задал  уже  привычный  вопрос:
    - Ну  как  дела?
    Ей  хотелось  ответить  таким  же,  ничего  не  значащим,  вопросом.
 Помолчав  ровно  столько,  сколько  потребовалось  для овладения  своим  состоянием,  Ольга  Матвеевна  неожиданно  для  себя  попросила  о  срочной  встрече. 
     Через  час  она  уже  сидела  в  кафе,  крутила  в  руках  пустую  кофейную  чашечку,  не  замечая,  что  она  пуста. Непокорная  прядь  вьющихся  волос,  опустившись,  скрывала   часть  ее  лица,  мешая  ловить  пробегающие  эмоции.  Обычно  Ольга  Матвеевна  быстро  вскидывала  голову,  как  будто  забрасывала  эту  прядь  на  место. Но  сейчас  не  спешила  это  сделать,  волосы  помогали  ей скрыть раздражение.  Она  совсем  не  знала,  как  можно  выразить  свое  состояние.  Видимых  причин  не  было. То,  что  ее  не  посвящали  в  следственные  дела,  в  глубине  души,  она  понимала. И,  тем  не  менее,  она  хотела  к  себе  большего  доверия,  наконец,  уважения.
     Степан  Михайлович,  сидя  напротив, тоже  молчал,  наблюдал,  ожидая  начало  разговора.  Он  понимал,  что  нужно  дать  ей  время  справиться   со  своим  волнением.   Хотелось  скорее  узнать   причину   такого  состояния,  но  он   терпеливо   ждал. Молчание  затягивалось.  Жестом,  не  произнося  ни  слова,  он  попросил   официантку  принести  еще  кофе  и  минеральную  воду. 
     Ольга  Матвеевна   все  больше  осознавала,  что  причин  для  срочной  встречи  на  самом  деле   не было;  в  музее,  да  и  с  ней  самой   ничего  особенного  не  произошло,  рассказывать  было  не  о  чем.  Не  могла  же  она   признаться,  что  устала  от  постоянного  напряжения,  от  отсутствия  информации  о  предпринимаемых  шагах  по  поимке  преступников.
     Она  ни  разу  в  разговоре  со  старшим  следователем  не  упоминала,  что  боится  за  сына,  который  находился  рядом  с мнимыми  "стажерами",  понимала,  что  они,  безусловно,  будут  принимать  самое  активное  участие  в  операции,  что  Максима  изолировать  не  получится.  Это  не  давало  ей  покоя.  Беспокойное воображение рисовало все новые и новые картины  развития событий, в которых сын становился непременным участником. Хотелось,  чтобы   все  скорей   прояснилось,  преступники    были  пойманы  и  подозрения  с  сотрудников  музея  сняты.   
       Но,  смотрящие  на  нее,  внимательные  глаза  старшего  следователя  не  оставляли  надежды  на  скорое  успокоение.
     Степан  Михайлович   на  самом  деле  понимал,  что  происходит  с  Ольгой  Матвеевной,  впервые  попавшей  в  такую  ситуацию,  догадывался,  что  ей  необходимо  выговориться.  Он  чувствовал  свою  вину  за  то,  что  не  информировал  ее  о  подготовке,  но  иначе  поступать  не  мог.
     Затянувшееся  молчание  Степан  Михайлович  прервал  сам:
    - Вы  очень   устали,  находится  в  таком  напряжении.  Я  понимаю  Ваше   состояние.   Затянувшееся  ожидание   развития  событий  держит  Вас  в  напряжении.  С  этим   не  просто   справляться.   Не  обижайтесь,  что  мы  не  посвящаем   Вас   в  подробности  оперативных  мероприятий.  Так  надо.  Поверьте,   все  необходимые  меры   по   обеспечению   безопасности    музея,   Вас   и  сотрудников  -  мы  приняли.   Не  стоит   так   волноваться.  Могу   лишь  сказать,  что,  по  нашим  данным,  все  скоро  должно  произойти.  Необходимо  еще  немного  подождать. 
    Он  увидел,  что  глаза  Ольги  Матвеевны  наполнились  слезами.   Она,  опустив  голову,  постаралась  быстро  справиться  с  нахлынувшими  эмоциями,  стыдясь  их. Это  означало,  что  она  ждала  именно  этого  разговора,  этой,  пусть  не  полной  информации, именно  этих  слов  понимания.
     Степан  Михайлович  что-то  еще  говорил,  старательно  делая  вид,  что  ничего  не  замечает. Ему  необходимо   было   обсудить  с  ней  еще  ряд  вопросов,  в  первую  очередь  об   ограничении  деятельности  музея   на неопределенный  срок,  о  мерах  обеспечения   безопасности  для  сотрудников  музея  и  еще  кое  о  чем,  не  менее  важном.
    Как  начать  этот  разговор – он  не  знал:  приказать – не  имел  права,  действовать  через  вышестоящую  организацию - тоже  было  невозможно,  так  как   в  целях   конспирации  не  ставили   ее  в  известность.
       Опять   наступила  неловкая  пауза.  Они  исподтишка   наблюдали  друг  за  другом.  Неожиданно  Ольга  Матвеевна  спросила:
    - А  музей  придется  закрывать? 
    - Вы  продумали  все? 
    - Я  прошу  вас  только  об  одном – все  вопросы  заранее  обсуждать  со  мной.  Мои  советы, поверьте,  помогут  вам  учесть  все,  что  связано  с  музеем. 
       Он  прекрасно  понял  намек  на  его  прошлую ошибку.
     - Я  должна  знать,  как  нужно  будет  подготовить  музей  и  сотрудников.
    Степан  Михайлович  смотрел  на  Ольгу  Михайловну,  удивляясь  в  очередной  раз  ее  проницательности.  Говорить  еще  раз  об  отстранении  ее  от  участия,  пусть  косвенного,  в  завершающих  операциях  по  задержанию  преступников - не  имело  смысла.  Результат  был  заранее  известен.   
    Степан  Михайлович  осторожно  поинтересовался  "новыми  сотрудниками",  задал  вопрос  о  заместителе,  просил  быть  осторожной.
    Встреча  была   короткой,  но  важной.  Ольга  Матвеевна,  совершенно  успокоенная,  уже  не  думала  о  каких-то  своих  шагах  по  расследованию.  Она  понимала,  что  приближается  самый  серьезный   период,   который  потребует  от  нее  максимальной   сосредоточенности,  выдержки  и  точного  выполнения  всех  рекомендаций  следователей.   

     После  обнаружения  следов  наркотика  в  музее  и начала расследования, была организована  тщательная  проверка   прибывающих  пассажиров,  не  только  из  южных  регионов,  но  и  всех,  кто  вызывал  подозрение. Аэропорты,  вокзалы,  в  том  числе  автовокзалы,  грузовой  и  легковой  транспорт   на  подъезде  к  городу, -  все  тщательно  досматривалось. 
    В  один  из  дней  на  автовокзале  был  остановлен   мужчина  для  проверки  большого  баула.  Почему  его  остановили,  что  привлекло  внимание  полицейских – они  и  сами  не  могли  объяснить.  Человек  славянской   внешности,  не  выделяющийся  одеждой,  торопливо  переходил  привокзальную  площадь. Единственно,  что   привлекло  внимание  полицейских – это  его  стремление  двигаться  в  толпе,  затеряться  в  ней.   Обычно  люди  стараются,  наоборот,  избегать  скопления  людей, выбирая свободные проходы. 
     Это - ли  стало  причиной  внимания,  или  просто  профессиональное   чутье, -  мужчину  остановили  для  проверки,  и  как  оказалось,  не  случайно.  Пока  полицейские  шли  к  нему,  мужчина  остановился,  неуклюже  стал  ногой  отодвигать  баул  в  сторону.  Глаза,  устремленные  на  полицейских,  выражали  всю  гамму  чувств  перепуганного  человека.  На  просьбу  открыть  баул,  он  только  мотал  головой,  закинув  руки  за  спину.
       Все,  что  удалось  узнать  от  задержанного,  это  куда дальше следовало деть баул, и  что  его  должен  был  кто-то  контролировать  на  автовокзале.   
       Следователям  пришлось  внимательно  просматривать  записи  видеокамер.  Всматриваясь  в  лица  людей  на  площади,  обратили  внимание  на  человека  без  багажа,  который  внимательно  рассматривал  всех прибывших автобусом  из  Арзамаса. Определить по не четкой  записи  его национальность  было  невозможно.  Этот  человек   внимательно  наблюдал  момент  задержания,  потом  очень  быстро  удалился.
    У  следователей  не  было  уверенности,  что  именно  он  был  тем  контролером,  в  момент  задержания  было  много  любопытных,  но  именно  этот  человек  привлек  внимание  следователей.  Удалось установить номер такси, на котором  постарался  быстро  ретироваться подозреваемый, за которым  вскоре  было  установлено  постоянное  наблюдение. 
     В  этот  день   Икрам  Хамкоев   на  автовокзале  поджидал  рейсовый  автобус  Арзамас - Нижний Новгород. Ему  необходимо  было,  наблюдая  со  стороны,  убедится,   что  курьер  благополучно  прибыл  и  багаж  благополучно   размещен  в  камере  хранения.   
    Икрам  видел,  как  задержали  курьера,  но  ничем  не  мог  ему  помочь.  Судьба задержанного  его  не волновала.
    Требовалось  проанализировать  случившееся,  понять,  чем  может  быть  опасен  этот  провал  для  Системы.  Ясно  было,  что  "товар"  пропал.   Придется  опять  подбирать  кого-то  для  курьерских  обязанностей.
     Курьер,  по  установленным  правилам,  забирал  "товар"  из  тайника  в  Нальчике ни с  кем  не встречаясь.  Как  он  узнавал,  где   для  него  оставят   "товар"? - ему  сообщили  по  телефону  без  определителя  номера.
 Что  дальше  будет  происходить  с  "товаром", кто  и  когда  возьмет  "товар"  из  камеры  хранения? – он  тоже  ничего  не  знал.
     Обдумав  все,  Икрам  успокоился. 
     Для  сохранения  дееспособности  Системы  требовалось  подобрать  нового  курьера  и  поменять  способ  передачи  наркотика. 
    Задержание  курьера  было  чистой  случайностью,  как  всегда   бывает,  вмешался  "Господин  Случай". На  этот  счет  были  предусмотрены  другие  варианты. Больше всего Икрама  беспокоила своя судьба, которая зависела от реакции на случившиеся  его боссов – владельцев  наркобизнеса.  Партия пропавших  наркотиков,  стоимостью  в несколько миллионов, могла  стоить ему жизни или полного возмещения материального ущерба.
     Нового  курьера  долго  не  удавалось  подобрать.  Икраму  не  так  много  встречалось   людей,  кто  хотел  бы  выполнять  эту  роль:  потребителей  наркотиков  было  много,  но  это   были  люди  не  надежные,  вербовке  не  подлежали. Между  тем,  в  Нальчике  уже  была  готова  новая  партия  для  отправки.
     От  безысходности   Икрам  вынужден  был  обратиться  к  племяннику  Вахе,  сыну   женщины  по  имени  Айна,  которая  однажды спасла русского  бойца  спецназа.  Выбор  на  роль  курьера   человека  кавказкой  национальности,  даже  одноразово,  было  нарушением  установленных  правил.  Но  положение  было  безвыходным.
    Для  встречи  с  племянником  Вахой  Икраму  пришлось  срочно  вылететь  в  Грозный,  где  тот  проживал  с  семьей.  Разговор  с  ним  был  короткий,  обо  всем  быстро  договорились  и  отправились  в  Нальчик. 
     Согласие  на  привлечение  Вахи  в  качестве  курьера,  Икрам  получил  после  долгих  уговоров  и  своего  поручительства. Вопрос о наказании пока был отложен.
    По  строжайшим  правилам  на  роль  курьеров  подбирались  только  люди  со  славянской  внешностью.  В  отличие  от  Икрама,  Ваха  был  типичным  представителем  Кавказа.   Икрам,  безусловно,  рисковал,  но  этот  риск  был  вынужденным.
    Для  большей  безопасности  с  Вахой  отправили  одинокого  старика,  совсем  не  знающего   русского  языка.  Ему  не объясняли  истинной  цели  поездки в  другой  город, просто сказали,   что  везут  его для  консультаций  с  врачами. 
    На  самом  деле  присутствие  старика  должно  было  отвлекать  внимание  полиции.  Расчет  был  верен:  кто  заподозрит,  молодого  человека,  внука,   сопровождающего  пожилого  деда  на  лечение  в  город.
    Отправились  они,  как  всегда,  автобусами дальнего следования с  пересадками   до  Нижнего  Новгорода,  где  должен   был  встретить   их  Икрам,  вылетевший   раньше  самолетом.  Все в этот раз было организовано не по правилам: пришлось устраивать курьера на съемной квартире, самому передавать "товар" дилерам для реализации. Успокаивало  только  то,  что  такой  вариант  его участия  больше не будет повторяться.
 
     Вся  информация  поступала   к  Степану  Михайловичу.  Постепенно  становилась  яснее  структура  организации,  вместе  с  тем,  все  отчетливей  проявлялись  слабо  изученные  места. Было организовано наблюдение за дворником  в музее, о котором сообщил сотрудник, внедренный охранником. Внимание привлекали приезжавшие к нему родственники, привозившие какие-то гостинцы от родственников из Таджикистана. Об этом стало известно от гардеробщицы, с которой  иногда общался Алим. Пока наблюдение ни чего не давало. 
    Время  поджимало,  требовалось  скорее  готовить  музей – как  основное  место  действия  для  перехвата   " товара"  и  задержания  преступников. 
    При  разработке  плана  ликвидации  всей  Системы  прорабатывалась  возможность  внедрения  своего  человека  на  место  курьера.  Это  позволило  бы  действительно   проследить  все,  от  начала  до  конца.  Необходимо  было  подобрать  человека  физически  подготовленного,  умеющего  быстро  ориентироваться  в  обстановке,  обладающего  опытом  общения с  наркодельцами.  Но  самое  главное,  этого  человека  Системе  кто-то  должен  рекомендовать, поручиться  за  него.
    Решением  проблемы  подбора  кандидатуры  на  роль   "подсадной  утки"  поручено  было  Степану  Михайловичу.   
     Вся  технология  поступления  и  реализации  наркотиков  в наркобизнесе  была  продумана  и  организована   со  знанием  дела.    Каждое  звено  Системы  было  защищено,  подстраховано.   На  каждом  этапе   перемещения  "груза" надежные  люди  обеспечивали  контроль  и  прикрытие  курьеров. 
    Особое  внимание  уделялось   подбору  кадров.  Так,  курьерами  почти  во  все  пункты  назначения  подбирались  люди  только  славянского   типа.  Авиа  и  железнодорожным  транспортом  курьеры   не  пользовались  по  понятным  причинам. 
    Самым  надежным   способом  транспортировки  "груза"  считался    автобусный,  в  том  числе,  дальнего  следования.  Пересаживаясь  по  пути  движения с автобуса на автобус,  курьеры   почти  не  рисковали.  Стараясь  не  выделяться,  они по  пути  движения  нигде  не   останавливались  на  ночлег,  вплоть  до  конечного  пункта  назначения.
    На  каждом  маршруте   работали  одни  и  те  же  проверенные  люди,  поэтому  исключалась  утечка  информации.  Наиболее  опасным  во  всей  цепи  считался  конечный  пункт.
     По  установленным  правилам  курьер  по  прибытии  оставлял  в  условленном  месте  "товар"  и   сразу  отправлялся  обратно. Как  правило,  это  были  камеры  хранения  на  вокзалах.   
     За  действием  курьеров   негласно,  наблюдали  в  каждом  городе  особо  доверенные  люди,  которым,  в  целях  конспирации - категорически   запрещалось  вступать  в  контакты.
     Организаторы  Системы  знали,  что  на  этапе  передачи  товара   распространителям  почти  всегда  требовалась  дополнительная  проверка,  так  как  доверенные  сами  часто  становились  наркоманами,  а  с такими  безжалостно  расправлялись.
     После  нескольких   случаев   срочной  замены  дилеров  организаторы  вынуждены  были  ввести  еще  одно  звено – временное  хранение.  Камеры  хранения  на вокзалах  после задержания курьера необходимо было исключить.
    Как  и  все  звенья  Системы,  новое  потребовало  особого  внимания,  так  как  поиск  надежного  хранилища  был  не  простым  делом.         
     На  роль  доверенных  за  временное  хранение  мог   быть  назначен  только   проверенный  человек,  не  вызывающий  подозрение,   имеющий  управленческий  опыт.  Последнее  условие  было  очень  важным,  так  как  хранители  должны  были   не  только  принимать  товар,  но  и  контролировать  следующее  звено. 
     Решить  эту  задачу,  было  поручено  Икраму  Хамкоеву.      
       Хамкоев   был  выбран  не  случайно.  Чеченец  по  национальности,  активный  участник  борьбы  с  федералами  за  независимость  Ичкерии.  Все  мужчины  большой  семьи  были  и  оставались  сторонниками  чистоты  нации  и  независимости  своей  маленькой  республики.
       С  окончанием  военных  действий,  многие  рассредоточились  по  городам  России,  но  не  прекращали  общаться.  Почти  все  бывшие  моджахеды,  входившие  в  бандформирования,  так  или  иначе,  были  связаны  с  наркомафией.
    Икрам   Хамкоев   поселился  в  Нижнем Новгороде,  удачно,  не  без  помощи,  устроился  в одну  международную  фирму,  получил  возможность  часто  выезжать  по  делам  службы  в  различные  регионы  России  и  ближнего  зарубежья.
     В  созданной  организации  наркомафии  он  был  одним  из  особо  доверенных  лиц.  Но  главная  причина  столь  важного  поручения  была  в  том,  что  он,  пользуясь  служебным   положением,  поддерживал  широкий  круг  знакомств  и  имел  возможность  привлекать  к  сотрудничеству  новых  членов. 
     Учитывая   его  особую  значимость,  максимальную  осведомленность,   Хамкоев   был  избавлен, кроме исключительных случаев,  от  прямых  контактов  с  исполнителями  на  местах.  Кроме  руководителей   Системы  его  никто  не  знал.  Новое  поручение  было  исключением.
    Все  складывалось  замечательно  и  с  выполнением  нового  задания;  надежный  человек  Икрамом   был  найден. Он  вспомнил,  что  когда-то  в  Чечне  помог  одному  бойцу  спецназа   избежать  плена,  а  точнее гибели.
    Это  было  давно,  еще  жива  была  его тетя,  которая  и  стала  защитницей  того  бойца,  вопреки  возражениям  моджахедов.  Икрам  тогда  вынужденно  помогал  ей,  не  смея  отказать. 
    С  тех  пор  прошло  почти  пятнадцать  лет.  Икрам  не  выпускал  из  вида  того  бойца,  но  встречаться  не  спешил.  И  в  те,  военные  годы,  Икрам  обладал  звериной  осторожностью  и  чутьем.  Он  и  сам  не  знал,  зачем  постоянно  узнавал  все  о спасенном бойце,  но  делал  это,  как  будто  предчувствовал  дальнейшее  развитие  событий.
    Теперь,  получив  задание  поиска  подходящего  человека,  обладающего  необходимыми  служебными  возможностями,  Икрам  решил  напомнить  о  себе  и  возобновить  знакомство.
    Звали  того  бойца  Тимофей Корицин,  который  работал  теперь   в  должности  заместителя  директора   в  музее.  Лучшей  кандидатуры,  не только для организации перевалочного пункта  для  "товара", но и для расширения торговли – быть  не  могло. Удачным совпадением было, что музей уже использовался, теперь  предстояло его сделать своеобразным центром. Икрам  это  сразу  сообразил.  Как  заставить  Тимофея  сотрудничать,  предстояло  хорошо  подумать. 
 
     На  автобусной  станции,  как  всегда  по  воскресным  дням,   царило  оживление.  Ежечасно  прибывали  и  отправлялись  рейсовые  автобусы  дальнего  следования  по  различным  направлениям.
     Пассажиры,  суетились,  перетаскивали  с  места  на  место   свои  баулы  и  чемоданы,  какие-то узлы  и  коробки.  Все  напоминало  и  за  кем  не  наблюдает, все  заняты  только  своими  проблемами.
    На  привокзальную  площадь   подошел  еще  один  автобус   рейса  "Арзамас -  Нижний  Новгород".  Усталые  пассажиры  с  трудом  спускались  со  ступенек,  волоча  за  собой  свои  вещи.  Последними   вышли  двое  мужчин:  один  молодой  лет  тридцати  пяти,  другой  очень  пожилой,  почти  старичок.  Потому,  как заботливо  молодой  помогал  старичку  выходить  из  автобуса,  можно  было  предположить,  что  это  дед  с  внуком. По  одежде  они  ни  чем  не  отличались  от  множества  пассажиров,  но  смуглая  кожа  и  какая-то  особая  стать,  гордо  поднятая  голова  молодого   выдавали  их  принадлежность  к  лицам  кавказкой  национальности. Подхватив  одной  рукой  объемную  сумку,  другой  поддерживая  старика,  опиравшегося  на  узловатую   палку,  пара   направилась  к  стоянке  машин.    
    Вдоль  очереди  на  такси  прохаживались  водители  частного  извоза,  выборочно  подходили  к  пассажирам,  что-то  шептали  и  уводили  к  своим  машинам. 
     Молодой,  усадив  старика  на  сумку  в  стороне  от  очереди,  сам  направился  к  частнику,  стоявшему  около  серых  Жигулей  модели девятка,  который  внимательно  наблюдал  за  прибывшими  пассажирами.  Увидев,  идущего  к  нему  мужчину,  он  слегка   кивнул  головой,  сел  в  машину  и  завел  мотор,  подготовившись  к  скорому  выезду  со  стоянки.
       Погрузка  пассажиров   и  багажа  действительно  была  поспешной,  "девятка"  без  задержки  выехала с привокзальной  площади,  растворившись  в  потоке  машин  на  проспекте.   
    Соблюдая  все  правила   движения,  она  время  от  времени  сворачивала  на  боковые  улицы,  потом  опять  выезжала  на  проспект,  стараясь  затеряться   среди  движущегося  транспорта.   
    Наконец,  "девятка"  въехала  во  двор  жилого  многоэтажного  комплекса.   Прежде  чем  высадить  пассажиров,  водитель,  неуклюже  поворачиваясь  в  разные  стороны, осмотрел двор, особенно  стоявшие  там  машины. Только  после этого открыл  дверцу  заднего сидения, выпустил   пассажиров и спешно  уехал.    
     На  протяжении  всего  пути,  начиная  с  привокзальной  площади,  за  "девяткой"  следовал  джип  марки КIА.  Время  от  времени  он  пропускал  вперед   одну  или  две  машины  для  конспирации,  не  выпуская  "девятку"   из  поля  зрения  вплоть  до  въезда  ее  во  двор.  Куда  пойдут  пассажиры – следящим  было  уже  известно.  Наблюдение  за  Икрамом  установило,  где  он  арендует  запасные  квартиры. 

       Ваху  со стариком  Икрам  привез  на  одну  из   съемных квартир,  где  им  предстояло  пожить  несколько  дней. Вопреки  установленным  правилам,  Ваха,  выполнив  миссию  курьера, не  отравился  обратно.  Ему  предстояло  на  самом  деле  задержаться в городе. Кроме  того,  требовалось  передать  "товар",  но  где  и  кому,  об  этом  Икрам  должен  был  дополнительно  сообщить.
    Между  тем,  Икраму   все  труднее   стало  передавать  "товар"  на  хранение  в  музей;  Тимофей,  в  последнее  время,  стал  проявлять  недовольство,  даже  раздражение  при  встречах;  использовать  камеры  хранения  было  рискованно.  Все,  ранее  используемые  способы,  после  провала  курьера  использовать  было  нельзя.  Новых – пока  не  было  найдено.
     Вообще  у  Икрама  в  последнее  время   пошли  сплошные  сбои  в  делах;  кроме  задержания  курьера,  на  связь  не  вышел  доверенный  по  распространению.  Выяснить  причину  пока  не  удавалось.  В  музее   на  хранении  все еще  была   предыдущая  партия  порошка,  которую   некому  было  пока  передать.  Новую партию  "товара"   нужно  было  срочно  забирать  у  Вахи  и   передать  ее  тоже  на  хранение  в  музей.
    Икрам  вынужден  был  совершать  одно  нарушение  за  другим из установленных правил,  подвергая  себя  опасности.  Обстоятельства вынуждали,  наконец,  решиться  на  откровенный  разговор  с  Тимофеем.
    По  расчетам  Икрама,  Тимофей  уже  должен  был  догадаться  о  причинах  ежемесячных  приездов,  привыкнуть  к  его  появлениям  в  музее.   Едва  скрываемое  раздражение  Тимофея,    говорило  о  том,  что  он  уже  нервничает, понимая  свою  сопричастность, - можно  приступать  к  его  вербовке.
    В  случае  не  сговорчивости,  на  бывшего  офицера  спецназа  был  сфабрикован  документ – рапорт,  якобы,  одного  из  сослуживцев  Тимофея,  в  котором  подтверждалось  давнее  сотрудничество  его  с  эмиром  одного  бандформирования.
    Эта  фальшивка  на  бланке  была  изготовлена  за  большие  деньги   одним  штабистом.  Фамилию  сослуживца,   для  большей  достоверности,  использовали  реальную,  давно  ушедшего  из  жизни  сослуживца  Тимофея. Обширные  связи   мафии  и  продажность  некоторых  федеральных  офицеров  позволяли  делать  любые  подлости.

     Разговор  с  Тимофеем  Икрам  запланировал  провести  дома,  заявившись  к  нему,   в  очередной  раз  со  знакомой  сумкой.
     Все  получилось не  так,  как  планировал  Икрам.  К его удивлению,  Тимофей  ни когда  не  заглядывал   в  сумку  и  не  знал  ее  содержимое.  Такого  Икрам  предположить  не  мог.  Это  означало,  что  косвенного  участия  и  привыкания  к  риску  у  Тимофея – не  было. Вместо  рассудительного  конкретного  разговора  о сотрудничестве,  Икраму  предстоял   не простой   разговор. Расчет на  быструю  вербовку,  становился  проблематичным.   Он  понимал,  что  придется  менять   тактику,  вводить  жесткие  методы:  угрозы  и  шантаж. Такой  поворот  событий  не  пугал  Икрама,  он  хорошо  подготовился.   Разговор  состоялся…
    Уходя,  Икрам  оставил  уже  вторую   партию   наркотика   на  сохранение  до  следующей  встречи.  Он,  не  то,  чтобы  полностью  поверил,  уверенность  ему  внушала  безвыходность  положения  Тимофея.
    Теперь  Икрам  мог  сосредоточиться  на  решении  проблем  со  сбытом  "товара".  По  наведенным  справкам,  пропавший   доверенный   дилер,  оказался в  больнице. Решить  проблему  с заменой  не  удавалось. Вопреки  правилам безопасности  и  в этом  вопросе  требовалось  выходить  на  прямой  контакт  с  заболевшим.  Икрам  рассчитывал,  что  приемника   может  назвать  вышедший  из  строя  дилер.  Пришлось  навестить  заболевшего   в  больнице.
    Икрам  отправился  туда  в  часы  приема  посетителей,  чтобы  не  выделяться.  Проблема   состояла  еще  в  том,  что  он  лично  не  был  знаком  с  дилером,  хотя  знал  о  нем  все,  в  том  числе  и  мобильный  телефон. Накануне  визита  Икрам  предупредил  его  о  своем  приходе. 
     Осторожно  заглянув  в  палату,  он  увидел,  что  все   больные  общаются  с  посетителями.  Кто  из  них  искомый – определить  не  представлялось  возможным.  Как  всегда  помог  случай: в  палату  вошла  медсестра  с капельницей  для  того  самого  дилера,  назвав  его  по  фамилии. Его  посетитель  продолжал  сидеть  рядом,  явно  не собираясь  заканчивать  визит.  Пришлось  Икраму  к  нему  присоединиться.
    - Я Вам звонил,-  многозначительно,  но  тихим  голосом   обратился  Икрам  к больному.
    - Да, да, я  Вас  жду. Познакомьтесь  с  моим  коллегой. Мы  с  ним  давно  знаем  друг  друга.  Ближе  него  у  меня  никого  нет,- заметно  волнуясь,  приветствовал  он  Икрама, Посетитель,  с  готовностью  пожал  протянутую  руку. 
    Какое-то  тревожное  сомнение  промелькнуло  в  сознании  Икрама,  но  доброжелательность  обоих  быстро  усыпила  его  бдительность. Разговор  продолжился не прямым  текстом,  но вполне  понятным для  собеседников.  Не  двусмысленно  дилер  рекомендовал   своего  приятеля  в  дело,  ручаясь  за  его  надежность.  Место  новой  встречи  условно  было  назначено,  и  Икрам  быстро  ушел.      
    Теперь  можно  было  подумать  об  организации  передачи  "товара",  но  уже  с  участием  Тимофея. Икрама  совсем  не  волновало  то,  что   давно  не  объявлялся  в  музее, он  был  уверен, что  "товар" сохранен, а  Тимофей,  после  не  простого  разговора   с  угрозами, - не  сорвется.   
   
     Степан  Михайлович  ждал  развитие  событий.  Не  просто  ждал,  он всеми способами  торопил  их.  Обнаружение  следов  пребывания  наркотиков  в  музее  по  мере  расследования  обрастало  все  новыми  подробностями.  Круг  задействованных  участников  поставки  и  сбыта  кокаина по мере расследования  непрерывно  расширялся. Следы  уводили  в Ингушетию  в  город Нальчик,  а  оттуда  еще  в  несколько  городов  России.  Постепенно  вырисовывалась  многосекторная,  хорошо  отлаженная  Система,  охватывающая  большие  территории  страны. 
    Чем  больше  следователи  узнавали  о  взаимодействии  звеньев  Системы,  тем  больше  удивлялись  продуманности  и,  одновременно,  простоте  организационных  решений.   
     Организаторы  этой  Системы  явно  рассчитывали  на  долгие  годы   функционирования.  Как  в  хорошем  механизме,  было  предусмотрено   безопасное   выпадение  и  легкая  замена   любого  звена.  Казалось,  что  случайностей  быть  не  может. Но  именно  случайность  всегда  бывает   причиной  разрушения  чего-то,  казавшегося  надежным. 

    Едва  Степан  Михайлович  вернулся  в  отдел  после  встречи  с  Ольгой  Матвеевной,  его   вызвал  к  себе  полковник   Смирнов  Павел  Львович.  Срочный  вызов  мог  означать  только  одно: появилась  новая  информация  по  делу  о  наркотиках.  Все  другие  вопросы   были  обсуждены   и  согласованы  на  утреннем  совещании.
     Павел  Львович  стоял  около  окна,  нервно  курил.  Привычки  полковника  Степан  Михайлович  знал  давно. Он  не просто  знал,  но  и  понимал,  что  нужно  молча  ждать,  когда  полковник  справиться  с  раздражением  и  озвучит   причину  срочного  вызова.  Ничего  хорошего  ситуация  не  предвещала.  Наконец  полковник  потушил  сигарету  и  повернулся  к  следователю.
     - Что,  до сих  пор  не  прояснилось,  кто  в  музее  является  резидентом?-  произнес   он  раздраженным  шепотом. 
    - Кто  главный  подозреваемый,  заместитель  или  может  быть  сама  Литвинова?  Что  докладывают  внедренные  туда  наши  сотрудники?
     Степан  Михайлович,  по-прежнему  молча,  ждал  окончания  тирады.  По опыту  зная,  что серьезное обсуждение  начнется после  "выпуска  пара".  Так  и  произошло  в  очередной  раз.  Полковник  сел  на  свое  место   и  жестом  показал  Степану  Михайловичу  на  стул. 
     - До  конца  выяснить  кто  из  сотрудников  музея  причастен  к  хранению  наркотиков - пока  не  удалось?!  По-прежнему,  главными  подозреваемыми  являются  Корицин и дворник,  но  подтверждающих  данных   нет.
    - Все  наблюдения   пока   позволяют   только предполагать, что  кто-то из них и обеспечивает  хранение  наркотиков, - доложил  Степан  Михайлович. –
    - Ведется  наблюдение  за  всеми  контактами  Корицина, наружное наблюдение ведется за дворником и его гостями. В  поле  зрения  по-прежнему   один  его  знакомый Хамкоев,  часто  приходящий  к  Корицину  в  музей  и  домой. За  ним  тоже  установлено  наблюдение.  Телефонные  разговоры – прослушиваются. Подготовлена  встреча  в  больнице  с  предполагаемой  заменой – нашим  сотрудником.
    - Нам  удалось  получить  довольно  подробные  сведения  о  жизни  Корицина  до  работы  в  музее.   Связались  с  некоторыми  сослуживцами  по  периодам  службы в  войсках спецназа  ГРУ. Отзывы только  положительные.  Дополнительно  выяснилось,  что  Корицин,  получив  ранение,  был  захвачен  в  плен  чеченскими  боевиками.  Об  этом  в  официальных  документах  ничего  не  было  сказано. 
     - Возможно,  стоит  уже  встретиться  с  Корициным  и  задать  ему  все  интересующие  нас  вопросы?
    - Это  может  нарушить    планы   проведения  операции, – продолжал  докладывать  Степан  Михайлович.
    - Нет. Выходить  на  подозреваемого   пока  не  надо,  мы  действительно   можем  сорвать  всю  операцию.   
    - Курьеров  уже  "ведут"  от  самого  Нальчика.  Если  мы  не  перехватим  контакты  "курьер – хранитель – распространитель"  операция  будет  считаться  сорванной,  точнее  не  завершенной.  Этого  нельзя  допустить,  поэтому  выходить  на  Корицина  пока  не  будем.  Подождем. 
    - За  ним  следят,  телефоны  прослушиваются,  так  что  он  у  нас  под  контролем. 
    - Попробуйте  узнать  подробности  его  плена:  как  его  взяли  и, главное,  как  он  опять  оказался  на  свободе?  Возможно,  подробности   прояснят  ситуацию? - вслух  рассуждал  полковник. 
     - Пока  у  нас  нет  стройной  версии,  только  абстрактные  предположения,  не  подтвержденные  фактами.  Версия  строится  по  двум  компонентам:  первый  -  мотивы,  второй  -  наличие  фактического  материала.   Когда  две  составляющие  становятся  неделимыми  и  версию  можно  считать   жизнеспособной,- продолжал  вслух  рассуждать  полковник, - и, помолчав,  добавил, -  хотя  и  необязательно  верной.
  - А  как  поживает  Икрам  Хамкоев,  главный  объект  нашего  наблюдения?  Как  часто  он  посещает  музей?
    - Встретил  он  нового  курьера,  своего  племянника  со  стариком?-
  с  некоторой  иронией  продолжал  задавать  вопросы  полковник.
     - Хамкоев  тоже  находится  под  постоянным  наблюдением. Он  передал  уже  вторую  партию  наркотиков  Корицину. Обе  Тимофей  Яковлевич  хранит пока  дома. Ваху  со  стариком  он  встретил  и  отвез  на  съемную  квартиру. 

       Получив  новое  задание,  Степан  Михайлович  старался  подытожить  все  имеющиеся  сведения.   Главным  звеном  готовящейся  операции  был  музей,  но  именно  там  оставалось  много  неясных  вопросов.
       Прежде  всего,  в  музее  были  только  подозреваемые,  в  первую  очередь  заместитель  директора  Корицин  Тимофей  Яковлевич,  имеющий  свободный  доступ ко  всем  помещениям. Но полученные,   на  первом  этапе,  косвенные  подтверждения  его  причастности,  не  убеждали  старшего  следователя.
       Наблюдение  за  Корициным,  прослушивание  его  телефонных  разговоров – ничего  не  давали.  Не  объяснимым  оставалось  его  поникшее  состояние,  раздражительность  и  потеря   интереса   к  своим  обязанностям.
       Описание  состояния  Корицина  не  соответствовало  характеристике,  ранее   данной  Ольгой  Матвеевной.  В  последующих  беседах  она  тоже  говорила  о  странном   поведении  заместителя.
       Внедренный  сотрудник  в  службу  охраны  в  своих  отчетах  не  раз  высказывал  предположения, что  Корицин,  как  будто специально  старается  вызвать  к  себе  подозрения.  Версия  охранника  была  созвучна   мнению  следователя.
    С  самого  начала  следователи  заинтересовались  послужным  списком   Корицина,  все  казалось  безупречным:  артиллерийское  училище,  срочная  служба  в  армии,  затем  по  контракту   в  нескольких  горячих  точках,  в  том  числе  участие  в  первых  военных  событиях   в  Чечне,  ранение  и  последнее  место  армейского  периода - канцелярская  работа  в  штабе  дивизии.  Все, что  становилось  известным,  вызывало  только заслуженное  уважение. 
    После  увольнения  в  запас  Корицин  устроился  на  работу  в  музей  на  должность  заместителя  директора.  Именно  это  последнее  место  работы  вызывало  у  старшего  следователя  некоторое  недоумение,  сигнал  недоверия  посылала  интуиция.  Не верилось  в  случайность.  Так сразу  боевой  офицер  не  мог  согласиться  на  работу  в  "тихой  заводи".
    Степан  Михайлович  по  себе  знал,  как  трудно  смирится  бойцу,  боевому  офицеру,  прошедшему  горячие  точки,  с  тихой  размеренной  жизнью  на  гражданке.  Пытаясь  понять  причину  желания   Корицина  затеряться  в  спокойной,  далекой  от  прежней  жизни,  сфере  деятельности,  Степан  Михайлович  невольно  стал  предполагать,  что  у  бывшего  военного  есть   что-то  такое,  что  он  хотел  бы  забыть,  сменить  обстановку,  спрятаться  от  прошлого.
    - Прав  полковник, давая  задание  покопаться  в  том  периоде  жизни  Корицина.  Что-то  там  не  выяснено,- размышлял  Степан  Михайлович,  намечая  следующие  действия  по  уточнению  личности  Корицина.
       Интуиция  упорно  возвращала   старшего  следователя   к  пробелам  в  его  биографии.   Имея  свое  беспокойное  боевое  прошлое,  Степан  Михайлович  не  верил  в  случайность.  Еще  раз  перечитал  сообщение   внедренного  в  музей  охранника   о  том,  что Корицин  все  последнее  время  находится  в  подавленном  состоянии,   замкнут,  невпопад  отвечает  на  вопросы.
     -Что-то  его  угнетает,  но  что?               
 
     Степану  Михайловичу  дежурный  принес  новую  партию поступивших  документов.   Среди  прочих   оказалась,  полученная  по  запросу  из  архива,   копия   рапорта  Т.Я. Корицина периода   службы   в  спецназе ГРУ  с  подробным  рассказом  о  попадании  в  плен  и   освобождении  из  плена.   
     Все,  что  в  рапорте   было  написано,  не  вызывало  сомнений.  Такие  случаи  в  военный  период  случались,  не  так  часто,  но  были.  Мирные  жители,  в  захваченных  боевиками   селениях,  рискуя,  помогали  нашим  ребятам  выбираться  из  плена,  прятали  раненых,  подкармливали.
    Следователь,  читая  документы,  невольно  погрузился  в  воспоминания  того,  боевого  периода  своей  жизни,  который  не  отпускал,  заставлял  все  последующее  соизмерять  с  ним. Из  задумчивости  вывел  звонок  внутреннего  телефона.    Дежурный  из  проходной  сообщил,  что  некий  Корицин   просит срочно  проводить  его  к  следователю  Головину. 
     Приход  Корицина  был  полной  неожиданностью.  В  самых  оптимистических  версиях  раскрытия  этого  дела  он  не  предполагал  такого.  Нужно  было  собраться  с  мыслями,  подготовиться  к  встрече  с  главным  подозреваемым.
    Пока  не  спеша  выписывал  пропуск,  медленно,  без  лифта  спускался   по  лестнице,  он восстановил  в  памяти  все,  что уже было  известно  о  нем,  продумал,  что  необходимо  еще  узнать.  Главное,  требовалось  настроить  себя  на  доброжелательную  встречу  и  беседу,  никоим  образом  не  показывая,  что  собеседник  находится  под  подозрением. 
     На  удивление,  Тимофей  Яковлевич    внешне   был  абсолютно  спокоен. Такое  бывает  только  в  двух  случаях:  когда   собеседник   безукоризненно  владеет  собой,  или   когда   находится   в  состоянии  крайней  подавленности. 
    В  кабинете   Степан  Михайлович,  получив  согласие,  включил  диктофон. Чувствовалось,  что   Тимофей  Яковлевич  все  продумал  и  этот  разговор  ему   нужен, как  освобождение  от  тяжелых  переживаний. Он  сел   на  стул,  предложенный  старшим  следователем,  непроизвольно  устремив  взгляд  в  окно.  Очевидно,  так  было  удобно  сосредоточится   на  воспоминаниях.  Не  ожидая  вопросов  и  не  глядя  на  следователя,  Корицин  начал  рассказывать.
    - Все  началось  во  время  службы  в  Чечне.  Я  был  ранен  во  время   проведения  одной  боевой  операции. Ребята  устремились  дальше  преследовать  боевиков  тейпа.  Как  я  упал - никто  не  видел,  иначе  постарались  бы  помочь  мне.  Раненых  никогда  мы  не  бросали.  Сколько  я  был  без сознания -  не  знаю.
Очнулся  от  того,  что  кто-то  тащил  меня. Со  мной  не  разговаривали,  но  я  не  сомневался,  что  это  кто-то  из  наших  ребят. В  очередной  раз  очнулся  уже  в  пещере.  Горел  маленький  костер,  надо  мной  склонилась  женщина  и  молча,  поднимая    голову,  пыталась   меня  напоить  чем-то  ужасно  горьким.
Я  спал,  что-то  опять  пил,  снова  спал. Сквозь  сон  мне  казалось,  что  в  пещере  был  мужчина,  на  чеченском  языке  о  чем-то  спорил  с  женщиной.  Я  не  понимал  их.   Когда  в  очередной  раз  очнулся,  было  темно. Прислушался  к  себе,  боль  в  груди  была  терпимой.  Рядом  кто-то  спал.  Я  попытался  сесть,  наверно  застонал,  потому  что  около  меня  сразу  оказалась  опять  эта  женщина. Я  не  мог  разглядеть  ее  в  темноте,  но  чувствовал,  что  она в  возрасте.  Опять  я  что-то  пил. Попробовал  поговорить  с  ней,  но  мы  не  понимали  друг  друга.
Когда  рассвело,  попробовал  подползти  к  краю  пещеры,  что  бы  осмотреться.  Растущие  кусты  у  входа  мешали  определить  местонахождение.  Женщина,  которая  за  мной  ухаживала,  была  действительно  далеко  не  молодая,  определить  ее  возраст точнее  не  мог.     Попробовал  опять  поговорить  с  ней,  но  с  тем  же  успехом.  Жестами  попытался  спросить,  где  русские,  она  уверенно  показала  рукой  направление. 
Спустя  какое-то  время  она  ушла  и  надолго. Я  выполз  из  пещеры,  попробовал  подняться – получилось.  Медленно,  цепляясь  за  кусты,  двинулся  в  сторону,  показанную  спасительницей.  Несколько  раз  падал,  вынужден  был    отдыхать  и  опять  двигался  дальше,  прислушиваясь  к  малейшим  звукам.
    
     Следователь  не  прерывал  и  не  останавливал  слишком подробное  повествование,  понимая,  что  Корицину  необходимо  выговориться.  Он  как  будто  погрузился   в  свои  воспоминания. Говорил  четкими  короткими  фразами.
  - Не  буду  останавливаться  на  подробностях,  скажу  только,  что  я  спешил  передвигаться,  как  только  мог,  боялся  на  ночь  остаться  без  укрытия.  Пещер  в  горах  Чечни  много,  но  они,  как  правило,  расположены  выше,  куда  я  бы  не  смог  подняться. Забыл  сказать,  что  очнувшись,  я  обнаружил  рядом свой  пистолет,  очевидно  женщина,  уходя,  его  положила.  Раньше,  просыпаясь,  я  пытался  его  нащупать,  но  не  находил.  Проверил - осталось  всего  два  патрона.
Ближе  к  вечеру  я  не  услышал,  нет, - почувствовал  присутствие  рядом  людей.  Разговоров  не  было  слышно.  Я  был  почти  уверен,  что  это  свои.  Так  бесшумно  передвигаться  могли  только спецназовцы,   прошедшие  специальное  обучение.  На  всякий  случай  приготовился  к  встрече.  После  непродолжительной  паузы  из-за  кустов  выскочили  мои  сослуживцы:   
    - Тимоха,  вот  ты  где,  чертяга!  Мы  уже  и  пещере  побывали,   бинты  нашли, потом  по  следу  твоему  шли.  Далеко  же  ты  ушел  в  сторону.  Догадались,  что  будешь  искать  пристанище  на  ночь, -  перебивали  друг  друга  ребята.
    Потом  я  узнал,  что  эта  женщина,  приблизительно  зная,  где  могли  быть  русские,  пошла  туда,  наткнулась  на  нашу  разведгруппу.  Что-то  лопотала  по  своему,  показывала  жестами,  что  нужно  идти  с  ней. Старшина,  служивший  не  первый  год  в  Чечне,  сумел  понять, что  она  говорит  о  раненом,  и  что  его  скоро  убьют.  Догадаться  было  не  сложно,  пропал  после  боя  только  я. Трое  моих  товарищей  были  отправлены  с  женщиной  за  мной.  Они  потом  подтвердили  в  рапортах  эту  историю.
    В  моем  рапорте  отсутствовало  только  упоминание  о  мужчине,  голос  которого  я  слышал в  бреду. Умысла  в  сокрытии  этого  не  было,  мне  тогда  казалось,  что  все  это  было  бредом.  Если  бы  я  знал,  что  это   не  бред… .  Потом  меня  отправили  в  госпиталь  и  надолго.  В  армию  я  вернулся,  но  годным  только  для  канцелярской  работы.  Совсем  недолго  смог  выдержать  эту  службу,  уволился.
     Тимофей  Яковлевич  недолго   помолчал, потом  таким  же  бесстрастным,  каким-то  потухшим  голосом  продолжил  свое  повествование:
    - Проходило  время,  я  не  работал. Жены  уже  не  было.  - Он  немного  помолчал, слегка  тряхнул  головой,  стараясь  отойти  от  тяжелых  мыслей.
    -  Сын  с  семьей  служил   под  Хабаровском.  Мы  часто  созванивались,  но  видеться  приходилось  редко, -  продолжил  свое  повествование  Тимофей  Яковлевич.
    - Назначенной  пенсии,  даже  одному,  катастрофически   не  хватало,  зато  было  много  времени  для  воспоминаний  и  размышлений. Пробовал,  чем  ни  будь  занять  себя, - все  было  бесполезно.  Мысли  все  время  возвращали  в  тот  боевой  отрезок  жизни,  наполненный  смыслом,  в  ту  боевую  операцию,  после  которой  оказался  выброшенным,  как  рыба  из  воды.
Не  шла  из  головы  та  женщина,  спасшая  меня. Мучила  совесть,  что  не  пришлось  ее  отыскать,  узнать  имя  своей  спасительницы. Все  чаще  задумывался,  пытался  вспомнить  был  ли  там,  в  пещере  мужчина.  Уже  не  так  уверенно  мог  утверждать,  что  его  там  не  было. Может  быть,  он  даже  помогал  пожилой  женщине  перетаскивать  меня  в  пещеру?   
Сомнения  не  давали  покоя,  почему-то  беспокоили. Чем  больше  я  думал  обо  всем, тем  скорее  хотелось  забыть. Стал  искать  работу, ни  как  не  напоминающую  о  прежних  делах.  Обращался  даже  в  библиотеку,  надеясь  устроиться,  но тщетно.  По  рекомендации  друзей   устроился   в  музей,  где  и осел  на  долгие  годы.
Поначалу  скучно  не  было:  женский  коллектив  и  директор  женщина.  Многое  по  хозяйству  сразу  взял  на  себя:  ремонтные,  охранные   дела, столярные  работы  и  прочее.  Дел  хватало,  особенно  при  подготовке  выставок.  Стал  привыкать.
Однажды  меня  попросили  подойти  к  входу,  там  кто-то  ждал.  В  вестибюле  действительно  поджидал  меня  незнакомый  мужчина,  моих  лет,  не  очень  выраженной   кавказкой  национальности.  Он  улыбался,  тряс  мою  руку  и  все  причитал:
    - Наконец-то  мы  встретились!  Как  бы  хотела  тетя  еще  раз  увидеть  Вас,  уже  здорового!  Сколько  лет  прошло,  а  не  забывается  та  встреча.   Я  ничего  не  мог  понять  из  его  причитаний. Память  ничего  не  подсказывала.  Мужчина  сам  пришел  мне  на  помощь.
    - Помните  Чечню,  бой,  ваше  ранение,  пещеру,  горькие  целебные  отвары,  которые  варила  моя  тетя.  В  пещеру  это  я  ей  помог  Вас  дотащить.  Куда  ей  одной?  Как  курица  беспомощно   кудахтала  вокруг.  Она  была  уверена,  что если   спасет   кого-то,  то  и  ее  сына  Аллах  спасет. Каюсь,  уговаривал  ее  уйти,  бросить  Вас,   даже  ссорились,  но  она  не  послушалась  меня.  В  село  нельзя  было  переправить,  там  боевики  расселились  по  домам,  так  она  решила  выхаживать  в  пещере.
     Все  вставало  на  свои  места,  прошлое нашло  меня.
    - А  что,  она  еще  жива?  Скажи  мне  хоть,  как  ее  зовут,-  стал  спрашивать  я  то,  что  так  давно  беспокоило.
    Звали  ее  Айна,  по  значению  имени – источник.  Она  и  правда  была  источником  добра  и  мудрости.  Все  ее  звали   Апа -  мама.  Уже  год,  как  похоронили.  А  сын  ее  Ваха  жив.  Он    знает  о  поступке  матери. Может  и  правда  своими  добрыми  делами  она  его  спасла,  не  сгинул  он  в  военное  лихолетье.
    - Чем  больше  я  вслушивался  в  голос  нежданного  гостя,  тем  больше,  казалось,  вспоминал  тот,  в  пещере,  только  там  была чеченская  речь.  Сейчас -  разговор,  произношение  слов  -  все  говорило  о  полученном  образовании  и  жизни его   среди  русских. Не  могу  сказать,  что  радость  встречи  переполняла  меня,  но  ситуация  обязывала  проявить  гостеприимство  и  радушие.
  В  кабинете  я  организовал  чай,  он  достал  какие-то  национальные  сладости  и  беседа  возобновилась.  Моего  нового  знакомого  звали  Икрам,  что  значило – почет,  уважение,  почтение.  Расшифровки  имен  он  вставлял  в  разговор  к  месту  и  не  к  месту,  как  будто  старался  подчеркнуть  значение  каждого  человека.  Еще  в  начале  встречи  он  глубокомысленно  просветил  меня,  что  предки  подбирали  имена  детям,  опираясь  на  значение  имени,  выбирая  их  судьбу.
Мне  было  не  понятно,  зачем  он  это  делает:  использовал  как  способ  внушения,  или  старался  придать  большую  значимость  прошедшим  событиям. Эффект  от  его  стараний  был  совсем  противоположный,  у  меня  все  больше  нарастало  чувство  настороженности  и  недоверия. 
Хотелось  скорее  закончить  эту  встречу.  Икрам  напротив, всем  своим  видом  старался  показать  готовность  долго  общаться,  дружить.  Наконец  мы  собрались  уходить,  как  вдруг  он  вспомнил  о  сумке,  которую  принес  с  собой.
    - Пусть  она  останется  пока  у  тебя  в  кабинете,  не  хочется  таскаться  с  ней. Это  я  должен  передать  знакомым.  Завтра  возьму,  когда  пойду  к  ним. Ничего  не  подозревая,  я  согласился.
Этот  приезд  Икрама  закончился  быстро,  чему  я  был  несказанно  рад  и  скоро  перестал  об  этом  думать.  Но, через  месяц  он  снова  появился  в  музее  и  опять  с  этой  сумкой. Все  повторилось.
  На  вопрос,  зачем  он  постоянно  возит  передачи,  ответил,  что  много  родственников,  которым  он  не  может  отказать.  Национальные  традиции. Еще  раньше  я  узнал,  что  он  работает  в  какой-то  фирме,  по  должности  постоянно  вынужден  ездить  в  командировки.
Приезды  Икрама  стали  повторяться,  раз  или  два  в  месяц.  Он  с  завидным  постоянством  оказывался  в  музее  или  у  меня   дома.  Изменить  ситуацию – не  получалось.  Каждый  раз  одна  и  та  же  наполненная  сумка  хранилась   в  музее  или  дома  по  несколько  дней.      
    Однажды,  пересилив   себя,  открыл  ее.  Сверху,  накрывая  содержимое,  лежала  тряпка,  под  ней  были  аккуратно  уложены  пакеты,  наполненные  каким-то  порошком. Не  пришлось  долго  думать,  что  это  такое.  Оказывается  Икрам,  прикрываясь возникшей  дружбой,  постоянно  использовал  музей  и  квартиру  как  хранилище  наркотика,  как  перевалочный  пункт.
  Первое  желание  было  немедленно  спустить  в  унитаз  все  содержимое  пакетов.  Подумав,  решил  дождаться  Икрама  и  все  выяснить,  положив  конец  приездам  и  хранению  наркотиков.      Помня  его  заслугу  в  моем  спасении,  я  не  хотел  вызывать  полицию:  во-первых -  не  смог  бы  доказать,  что  это  не  мое,  во-вторых – все  содержимое  сумки  наверно  оценено  в  сумасшедшую  сумму,  за  которую  отвечает  Икрам.
Казалось,  что  самым  правильным  решением  может  быть  откровенный  разговор  и  совместное  решение  о  способе  ликвидации  этого  порошка.  Мне  в  голову  не  приходило,  что  Икрам  знает  о  содержимом  сумки.
Все  последнее  время,  начиная  с  первого  появления  Икрама,  меня  не  покидало  чувство  беспокойства,  я  не  находил  себе  места.  С  каждым  его  приездом    ощущение  какой-то  опасности  увеличивалось. Старался  убедить  себя,  что  не  должен  так  относится  к  нему,  но  что-то  подсказывало  о  необходимой  осторожности.
Волей - неволей  вспоминал  законы  торсионного  поля.  В  чем  заключалась  опасность - я  не  понимал,  но  и  избавиться  от  тревожных  мыслей  не  получалось.  Только  потом,  когда   все  закончилось,  стало  понятно,  о  чем  торсионная  память  посылала   мне  импульсы.
Разговор  с  Икрамом  поначалу  проходил  в  спокойных  тонах.  На  вопрос  знал  ли о   наркотиках,  он  с  усмешкой   и  утверждающе  кивал  головой. 
    - Более  того, -  убежденно  сообщил  мне, -  что  и  я  об  этом  давно  знаю. 
    Ему,  очевидно,  не  приходило  в  голову,  что  я  не  заглядывал  в  злосчастную  сумку. Дальше  разговор  повел  он  абсолютно  другим  тоном,  тоном  вожака,  руководителя,  не  терпящего  возражений:
    -То,  что  не  знал,  никто  тебе  не  поверит. Мы  с  тобой  отлично  сработались:  я  привожу,  ты  хранишь. Партии  небольшие - риска  мало. Кому  придет  в  голову  подозревать  тебя,  работника  какого-то  музея.
    - Все  продумано.  И  дальше  так  будет  продолжаться. Не  советую  дергаться,  ты  под  контролем.  Думаю,  не  захочешь,  чтобы  пострадала  семья  твоего  сына. Как  видишь,  я  ждал  этого  разговора  и  подготовился. Кроме  того,  у  тебя  не  все  чисто  в  биографии.  В  своем  рапорте,  описывая,  как   попал  в  плен,  ты  умышленно  не  указал,  что  мы  тогда  познакомились.  А  это  уже  попахивает  кое-чем…
 Вот,  можешь  познакомиться  с  копией  рапорта  твоего  сослуживца,  в  котором  он  утверждает  о  сотрудничестве  Корицина  Тимофея  Яковлевича  с  одним  эмиром  моджахедов. Я  даже  в  руки  брать  этот  пасквиль  отказался,  зная,  что  ни  кто  из  наших  ребят  не  мог  пойти  на  подлость. 
    Он  наблюдал,  как,  менялось  мое  состояние,  улавливал  все  нюансы  моего  отношения  к  его  словам.  Особенно   порадовала моя   реакция  на  упоминание о  семье  сына.  Психологически,  он  действовал  грамотно:  напористо  и убедительно. После  недолгой  паузы,  сменив  тон  на    дружеский,  он  стал  убеждать,  что  не  совершает  ничего  особенного,  что  его  роль  и  моя - ничтожны.  Он,  оказывается,  давно  собирался  поговорить  о  расширении  нашей  совместной  деятельности.   
    - Пора, -  говорил, -  взять  еще  контрольные  функции  по  движению  финансовых  потоков – самой  выгодной  части  в  цепи  других  звеньев  Системы.
    Я  уже  начинал  приходить  в  себя  после  первого  шока,-  понимал,  что  сейчас  не  смогу  что-либо  изменить. Мысли  лихорадочно  метались  в  голове,  выбирая  верное  решение. Былые  навыки  боевого  разведчика  подсказывали  единственно  правильное  поведение, - нужно  оттягивать  время,  сопротивляться  уговорам  о  сотрудничестве,  находить  отговорки,  наконец,  торговаться,  но  тянуть  с  согласием.
Встречными  вопросами  старался  узнать  как  можно  больше  о  цепочке  связей,  об  исходной  точке  и  руководстве  Системы.  Многое  узнать  не  удавалось,  он  темнил,  уверял,  что  сам  не во  все  посвящен. Все-таки   удалось  выяснить,  что  музей  является  временным  хранилищем,  перевалочной  базой,  после  которого  наркотик  поступает  на   реализацию.  Как  происходит  передача  товара,  оставалось  не  ясным. Внешне  я  старался  сохранять  видимость  трусливого, но податливого  исполнителя,  хотя  внутри  все  кипело  от  злости  на  него  и  на  себя. Расстались мы  вполне  мирно, договорившись,  что  все  будет  происходить  только  в  музее,  где  проще  спрятать  пакеты  с  наркотиками. 
Удалось - ли  мне  усыпить  настороженность  Икрама – не  знаю,  но,  по-моему,  он,  находился  в  безвыходном  положении,  поэтому  желаемое  с готовностью   принимал  за  действительное.  Скорее  всего,  было  именно  так, -  не  верил  я  в  свои  "актерские"  способности.  В  спорах  удалось  убедить  Икрама,  что  дома   ему  больше  появляться  не  стоит.  Зачем  я  добивался  этого – не  знаю. Я  не  боялся  его,  нет.  Просто -  в  музее  его  сдерживала  обстановка,  присутствие  людей.  Кроме  того,  не  совсем  четко,  но  в  голове  прорисовывался  план  задержания  Икрама  и  его  сообщников,  а  для  этого  целесообразнее  было  встречи  с  ним  сосредоточить  в  музее.
В  тот  же  вечер  Икрам,   довольный  своей  победой,    удалился,  оставив  на  мое  попечение  ту  самую  сумку  с  "товаром".  Я  в  полной  мере  осознавал,  что  ответственность  за  хранение  сумки  с  наркотиками  полностью  лежит  на  мне. На  следующей  встрече  он  должен  был  познакомить  меня  с  доверенным   человеком,  с  дилером,  которому   будет  передан   "товар". Не  очень-то  верилось,  что  Икрам  так  быстро  начнет  меня  знакомить  с  людьми,  задействованными  в  Системе,  но    казалось,  что  у  него  не  все  хорошо  в  делах,  поэтому  он торопился. Кроме  того,  я  чувствовал, появившуюся  в  последнее  время,  его  нервозность.  На  следующий   день  я  долго  не  уходил  с  работы,  не  давала   покоя  сумка  в  углу  кабинета,  которую  пришлось  перетащить  в  музей.  Теперь  в  ней  было  уже  две  партии  наркотиков.  Нельзя  было  допустить,  чтобы  кто-то,  зайдя  в  кабинет,  стал  ею  интересоваться. Мысли  путались,  никак  не  мог  придумать,  где  безопасней  всего хранить  пакеты.  Все варианты  казались  не  надежными.     Решение   логическое  пришло  само  собой: - единственно  надежным  местом  в  музее - может  быть  только  храненилище.
Я  перегрузил  пакеты  в  стандартную  коробку   для  хранения  экспонатов,  положил  туда  пакетик  с  тимолом  для  перебивки  запаха   и,  открыв  хранилище,  поставил  свою  коробку  на  верхний   ярус  дальнего  стеллажа. Предусмотрел  даже  восстановление  печати  на  дверях  хранения,  попросив  охранника  опечатать  своей  печатью. 
Состояние  мое  было  близко  к помешательству.  В  течение  дня  под  разными  предлогами  спускался  в  хранилище  проверять  коробки.  Уже  не  был  уверен,  что  принял  верное  решение.  Внезапно  я  осознал,  что  в  случае  обнаружения  порошка,  пострадают  сотрудники,  а  главное - Ольга  Матвеевна,  на  музей  ляжет  пятно  позора.  О  себе я  не  думал. Нужно  было  срочно  выносить  эту  гадость,  но  куда?  Опять  побежал  в  хранилище,  перетащил  коробки  в  кабинет,  уложил  в  ненавистную  сумку  и  быстро  ушел  из  музея.  Домой – не  несли  ноги.  В  голове  проносились мысли  одна  другой  безумней.  Долго  сидел  на  скамейке  в  сквере.
Не  скрою,  мне  было  не  по  себе  от  незнания  верного  решения.  Пожалуй,  впервые  я  растерялся. Постепенно  успокоился,  отнес   сумку  домой  и  направился  к  вам.  Решил  прежде  все  рассказать,  а  уж  потом  вместе  решим,  что  делать  дальше.      
    Так  я  оказался  у  Вас.  Все,  что  я  рассказал,  правда. Проверить  достоверность   событий,  произошедших  со  мной – еще  у  вас  будет  время. Сейчас  нужно  продумать  наши  действия  по  задержанию  Икрама  и  его  сообщников. Нам  необходимо  серьезно  подготовиться.  Думаю,  времени  у  нас    мало.
    Степан  Михайлович  в  течение  всего,  довольно  длинного,  рассказа  не  прерывал  Тимофея  Яковлевича  и  не  задавал  вопросов.  Внимательно  слушал  и  смотрел  на  него.  Все  говорило  о  правдивости  рассказа,  искренности  говорившего.
По  давней  привычке  Степан  Михайлович  наблюдал  за  выражением  глаз,  пытаясь  уловить  сужение  зрачков,  что  говорило  бы  о  тайных,  не  высказанных  мыслях,  внутреннем  напряжении  и  скрытности. Но  наблюдение  за  выражением  глаз  и  состоянием  зрачков   показывало,  наоборот, о возбуждении, готовности  раскрыть  себя  и  свои  мысли. Этот  опыт  тоже  был  приобретен  на  службе  в  армии,  как  и  многое  другое.      
     Молодых  офицеров  обучали  психологическим  приемам  при  проведении  допросов,  главное – умению  наблюдать,   ловить  выражение  глаз,  которые   позволяли  понять  гораздо  больше,  чем  много  сказанных  слов.  На  практике  во  время  допросов  пленных  боевиков  это  всегда  помогало,  удавалось  быстрее  получить  достоверную  информацию.
     Все,  о  чем  рассказал  Тимофей  Яковлевич,  существенно  сокращало  пробелы  в  расследовании.  Требовалось  срочно  дорабатывать  план  готовящейся  операции. Полученная  информация  о  предстоящей  передаче  наркотиков  из  музея  следующему  звену при непосредственном  участии  Корицина,  требовала  принятия  срочных  мер,  тем  более,  что  неизвестно  было  время  появления  Икрама.
    - Я  успел  хорошо  продумать,  как  могут  развиваться  события,-
продолжил  разговор  Тимофей  Яковлевич. Икрам  может  позвонить  неожиданно  и  назначить  мне  встречу  в  любом  месте  и  в  любой  день  и  час.  Времени  у  вас  может  не  быть,  чтобы  подстраховать  меня. Я  понимаю,  что  главное – это  не  захватить  Икрама  с  подельником  в  момент  передачи  сумки,  а  проследить  цепочку  дальше.  Он  может  вообще  не  присутствовать  при  передаче,  может организовать  бесконтактную  передачу:  мне  скажет -  где  оставить,  а  кому-то – где  взять. В  любом  случае,  я  должен  успеть,   срочно  сообщить  о  месте  предполагаемой  встречи.  Надо,  что  бы  кто-то  от  вас  постоянно  находился  в  музее,  но  не  знаю,  как  это  организовать. Икрам  уверен,  что  порошок  находится  в  музее,  поэтому  из  дома  вызывать  не  будет.  Кто-то  должен  находиться  поблизости,  наблюдать  и  проследить,  как  и  кем  будет  взята  сумка. По-моему,  слежку  необходимо  вести  и  дальше,  до самого  пристанища  в  городе,  а  может  быть  и  дальше.  При  любом  варианте  на  встречу  должен  идти  я,  прошу  мне  доверить  эту  операцию.
     Степан  Михайлович,  попросив  Тимофея  Яковлевича  подождать,  направился   к  полковнику  Смирнову,  информировать  о  беседе  с   Корициным  и  о  необходимости  изменении  плана  операции  захвата  наркодельцов.
     На  срочное  совещание  собрались  представители  всех  задействованных служб  Следственного  Комитета.  Предложенный  план,  в  основной  части,  был  согласован,  а  дальше  стали  высказываться  различные  соображения  по  захвату  всех  участников  наркосети  в  городе. Неожиданно,  полковник  заговорил  о  необходимости  раскрытия   не  одной   сети,  зафиксированной  в  музее  Нижнего  Новгорода.   Оказывается,  по  данным  следственных   мероприятий  из  Нальчика  в  город   были  протянуты  несколько   сетей,  действующих  почти  самостоятельно.  Были  также  установлены  еще  несколько  городов,  куда  уже  протянулись  щупальца  Системы.  Полного  масштаба  ее  деятельности  -  пока  не  удавалось  установить. 
     Полковник  Смирнов  стал  кратко  вводить  в  курс  дела   всех  собравшихся:    
    - На  основании  собранной  информации,  уже  известны  несколько  городов,  куда  тянутся  связи  от  Нальчика.  Нижний  Новгород – это  один  из  них. Связь  с  городами -  уже  налажена.  Если  мы  проследим  путь  поставки  наркотиков  до  нашего  города  и  реализацию  по  городу, - это  будет  лишь  частичное  раскрытие.  Нам  поставлена  задача  осторожно  отследить  все  связующие  нити  одной  сети  и,  через  нее,  выйти  на  другие  в  нашем  городе,  а  затем  и  на   организаторов. Важно  проследить   обратный  путь - от  нас  к  Нальчику,  к  самому  гнезду  наркомафии.  Это  создаст  условия   для  раскрытия  во  всех  направлениях  действий  наркомафии.
     Все  участники  совещания,  молча,  обдумывали  предложение  полковника.  Каждый  из  присутствующих   не  только  понимал,  но  и  просчитывал   свои   возможности   в  предлагаемой  масштабной  операции,  но  и  связанные  с  ней сложности.  Неожиданно  полковник  хитро  посмотрел  на  Степана  Михайловича.  Этот  взгляд   был  хорошо  известен.  Так,  обычно,  он  начинал  давать  новые  задания. 
     - Степан  Михайлович,  присмотритесь  к  вашему  подопечному  Корицину,  мне  кажется,  он  нам  может  существенно  помочь. Главное  не  спугнуть   этого  Икрама  Хамкоева.  Он  должен  быть  уверен,  что  Корицин  действительно  покорился  обстоятельствам,  реально  собирается  сотрудничать  с  мафией. Возможно,  ему  стоит  принять  на  себя  хранение  и  других  партий  наркотиков,   поступающих  по  другим  каналам. Пока  все  наши  усилия  направлены  на  раскрытие  только  одного, а  нужно  отследить  все  каналы.   Но  это  уж  совсем   был  бы  идеальный  вариант. 
     Затихшее   совещание  опять  оживилось.  Все  стали  высказывать  "за"  и  "против"  привлечения   на  основную  роль  постороннего  человека.  Большинство  склонялось  к  минимальному  участию  Корицина,  только  на  передаче  информации   о  встрече,  а  дальше  слежение  и  захват – выполнят  подготовленные  бойцы  спецназа.
    Ни  кто  не  вспоминал  о  внедренных   в  музей  сотрудников  Комитета.    Степан  Михайлович  молчал. Ему  не  нравилось,  что  так  просто  отвергли  участие  Корицина,  тем  самым  высказывая  ему  недоверие.  Все  предложения  по  раскрытию  сети -   пока  не  складывались  в  четкий  план. Полковник  поднялся  из - за  стола,  отошел  к  окну.  Все  замолчали,   зная,  что  так  он  обдумывает  все  сказанное  для  принятия  окончательного  решения. Не  поворачиваясь,  разрешил  всем  удалиться,  кроме  Степана  Михайловича.
    - Я  склонен  верить  вашему  Корицину.  Попросите  его  сейчас  зайти  ко  мне,  давайте  с  ним  обсудим  план.
    По-моему,  Вы,  Степан  Михайлович,  со  мной  согласны,  что  лучшей  кандидатуры  для  выполнения  такой  операции – быть  не  может. Ваш  протеже,- бывший  боевой  офицер - разведчик,  полученные  навыки  - не  забываются.  А  чтобы  избежать  случайностей,  Вы,  Степан  Михайлович,  будете  с  ним  всегда  рядом.  Как это  сделать,  продумайте  с  ним  вместе.      Думаю,  двум  спецназовцам  легче  понять  друг  друга, - закончил  полковник.
       Степан  Михайлович  мог  ожидать  чего  угодно,  только  не  такого  решения.  Он  ждал  этого  решения,  в  чем  себе  не  признавался.     Мысленно,  вся  операция  просматривалась,  становились  очевидными   проблемные  ситуации,  которые  неизбежно  должны  быть. Согласие,  точнее  желание - Тимофей  Яковлевич  уже  высказывал.  Каждый  спецназовец, служивший  в  ГРУ,  выйдя  в  отставку,  мечтает  хоть  один  раз  еще  принять  участие  в опасной,  почти  боевой  операции,  вновь  ощутить  прилив  энергии,  предельное  напряжение  мысли  и  нервов.
    Как  выследить  подельников  Икрама,  как  войти  в  доверие  к  нему,  Степан  Михайлович  был  уверен,  что  былой опыт  двух  спецназовцев  подскажет. Пока  он  шел  к  своему  кабинету,  мысли  о  совместной  работе  приобрели  вполне  законченный  вид,  но  говорить  об  этом  до  разговора   Корицина  с  полковником – было  нельзя.
    Разговор  с  полковником  получился  коротким.  Тимофей  Яковлевич,  войдя  в  кабинет,  по – военному  представился  и  сразу  стал  излагать  план  раскрытия   сети  наркомафии.   О  первом   этапе – музей -  наркодилер – почти  не  говорил.  Большую  часть  своего  изложения  посвятил  плану  проведения  мероприятий  по  раскрытию  всей  сети. В  конце,  глядя  в  глаза  полковнику,  убедительно  произнес,  что  лучше  него  с  поставленной  задачей  не  справиться  ни кто. 
    Полковник и Степан Михайлович,  переглянувшись,  расхохотались.  Только  потом  объяснили  Корицину  причину  смеха. Дальнейшая  беседа  была  посвящена  обсуждению  деталей  предстоящей  операции.

    Задержание  курьера  и  потерю  партии  наркотиков - Икраму  не  простили.  Его  жизнь  и,  уж  тем  более  эта  работа,  висели  на  волоске.  Он  боялся  быть  выброшенным  из  Системы, уничтоженным.  Ему,  как  ни  кому  другому,  было  известно,  как  поступают  с  теми,  кто  много  знал.  Необходимо  было  выправлять  ситуацию. Время  шло,  а  Икрам  ни  как  не  мог  решиться  назначить  день  знакомства  Тимофея  с дилером  для   передачи  наркотиков.  Боязнь  совершить  новую  ошибку,   сдерживала  его,  пугала,  но  тянуть  дольше  было  невозможно;  наркотик  должен  непрерывно  сбываться, а  в  Нальчик  ритмично -  переправляться  деньги  от  его  реализации.   Длительная  задержка  с  поставкой   порошка  дилерам  для  Икрама    могла   обернуться  катастрофой.
Наконец  он  решился - позвонил  Тимофею. Бодрым  голосом  сообщил   о своем   "якобы"  приезде,  хотя  Тимофей  уже  знал,  что  он  живет  в  этом  же городе.  Не  обсуждая,  он  назначил  место  встречи   вечером  в  сквере,  недалеко  от  музея. 
       С точки  зрения  безопасности – место  было  выбрано  идеально,  но  для  слежения  за  действующими  лицами  этой  встречи – было  провальным.  Вдоль  сквера   росли  березы  вперемежку  с  тополями.  Между  деревьями  редко   стояли  скамейки  для  отдыха  и  ни  одного  кустика  во  всем  сквере.  Спорить  не  приходилось.  Тимофея  интересовало  только  одно,  это  будет  только  знакомство  или  уже  передача  "товара",  ответ  был – «да». Это  означало,  что  сумку  нужно  брать  с  собой.

    Как  ни  странно,  Степана  Михайловича  место  встречи  не  удивило  и  не  огорчило.
    - Наши  спецы  найдут  способ,  как   отследить  встречу. Твоя  задача  передать  сумку  с  кокаином  и  договориться  о  контактах  на  будущее. Постарайся  не  допустить,  чтобы  дилер стал смотреть  содержимое  сумки.  Там,  как  ты  понимаешь,  уже  не  кокаин…   -Думаю,  что  с  дилером  вы  расстанетесь  очень  быстро,  а  вот  Икрам  захочет  с  тобой  еще  поговорить.  Постарайся  не  спугнуть  его.  Твое  спокойствие  хорошо  подействует  на  него.  Сам  разговор  о  перспективах  не  начинай,  пусть  он  заговорит.  Если  промолчит,  попрощайся  до  следующей  встречи. Но,  я  думаю,  что  он  обязательно  заговорит.  По  нашим  данным - у  него  большие  проблемы  с  курьерами.  Очень  может  быть,  что  предложит  вам  вместе  слетать  в  Нальчик.  Это  было  бы  замечательно. Самое  главное – не  спугнуть.   Можно  и  нужно  поговорить  с  ним  об  осторожности  разговоров  по  телефону,  о  прекращении  приходов  в  музей  без  особой  необходимости.  Он  должен  поверить,  видя  твою  осторожность  и  предусмотрительность.  Посмотрим,  как  будут  развиваться  события.
    Проговорив  все,  Степан  Михайлович,  виновато  улыбнулся.
    - Думаю,  ты  и  сам  все  понимаешь,  я  дал  тебе  советы   на  всякий  случай,  не  обижайся.
    На  самом  деле,  Тимофей  Яковлевич  был  благодарен  не  за  то, -  ЧТО  сказал,  а  за  то - КАК  сказал  ему  Степан  Михайлович.  Это  были  доверительные  напутственные  слова   друга,  ответственного  за  него  и  за   дело. 
    Ближе  к  вечеру  Тимофей  Яковлевич  поспешил  домой,  так  как  подготовленная  к передаче,  сумка  хранилась  давно  не в  музее. Тянулось  время, до  восьми  часов  еще  было  почти  два  часа. Тимофей  Яковлевич  боялся,  что  Икрам   назначит  другое  место  встречи. Звонка  не  было.  В  нужное  время  Тимофей  Яковлевич  отправился  на  встречу,  думая,  что  окажется  на  условленном  месте  первым.  К  его  удивлению  там  уже  прогуливался  Икрам.  Очевидно,  пришел,  пораньше,  чтобы  осмотреться.  Он  внешне  был  абсолютно  спокоен.
    Деревья  мешали  проникать в  сквер  лучам  заходящего  солнца.  Редкие  фонари еще не  горели. Сквер   быстро  погружался  в  темноту.  Время  было  выбрано  самое  подходящее  для  такой  встречи:  рабочий  день  давно  кончился,  люди  разбрелись  по  домам,  а  выгул  собак   наступал    позже.  Пустой  сквер  отдыхал  перед  приемом  собачников и влюбленных  парочек.
    Икрам,  сохраняя   внешне   спокойствие,  уже  поглядывал  на  часы,  хотя  время  встречи  еще  не  наступило. Вскоре,  к  ним,  слегка  сутулясь,  подошел  среднего  роста  круглолицый  человек  неопределенного  возраста  с  ежиком  густых  седых  волос.  Взгляд – вопрошающий  и,  одновременно,  испуганный.  Он  представлял  тот  тип  людей,  о  которых  невозможно  было  сказать  что-то  определенное:  все  на  нем  было  не  новым,  но  чистым  и  отутюженным.  Было  похоже,  что  он  донашивал  чью-то  одежду,  а  может  быть  свою  носил  уже  много   лет.   И  совсем  уж  не  возможно  было  определить  род  его  деятельности.  В  руках  держал  явно  тяжелую  сумку,  похожую  на  портфель.  Что  сумка   тяжелая   было  видно  по  тому,  как  он  ее  поставил  на  скамейку.
 Мужчина   тихо  поздоровался   и,  посмотрев  на  Икрама, быстро  опустил  глаза.   
    Тимофей  Яковлевич  сам,  не  ожидая,  когда  их  представят  друг  другу,  протянул   ему  руку  и  назвал  себя.  Звали  нового  знакомого  Сергей  Игоревич,  фамилию  он  не  назвал.  Коротко,  по-деловому  договорились  о  контактах  и  он,  подхватив  свою  и  нашу  сумки,  быстро  удалился.  Он  явно  тяготился  этой  встречей.
     Потом  Икрам  рассказал,  что  этот  человек  работает  бухгалтером  в  какой-то  заштатной  организации,  хватается  за  любую  подработку,  чтобы  прокормить  большую  семью.  На  его  попечении  родители  и  многочисленные  родственники.  Пока  не  заболел  прежний  дилер,  этот  человек – Сергей Игоревич – помогал  разносить  упакованные  дозы  наркотика  по  другим  распространителям.
    Рассказывая  о  новом  участнике,  Икрам  брезгливо  ухмылялся,  всем  своим  видом  показывая  насколько  неприятен  ему  этот  человек.
    - Он – не  от  мира  сего,  чудной,  но  такие  нужны в  нашем  деле.  Не  удивлюсь,  если  окажется,  что  он  не  догадывается  о  том,  что  разносит. Ему  дают  упакованные  свертки,-  такими  и  передает  их  по  назначению.
    - Как  же  ты  доверяешь  ему?  Он  может  все  завалить!  Теперь  рискую  я,  и  мне  не  все  равно  кто  со  мной  будет  контактировать, -
 возмутился  Тимофей  Яковлевич.
    - Успокойся,  такие  люди  самые  надежные. Они  всегда  вне  подозрений.
    Возникла  пауза.  Тимофею  Яковлевичу  показалось,  что  в  роли  дилера  на  встречу  пришел  подставной  человек,   совсем  неплохо  сыгравший  свою  роль.  Уж  очень  не  вязался  он с  образом  участника  наркобизнеса. 
    Оба   задумались:  Тимофей  Яковлевич  мысленно  упрекал  себя  за  то,  что  не  поинтересовался  раньше  новым  партнером,  Икрам -  довольный  тем,  что  удачно  провел  встречу.  Его,  в  отличие  от  Корицина,  совсем  не  смущал   новый   участник. Теперь  прием  привозимого  "товара"  и  передачу  дилерам  он  полностью  переложит  на  Тимофея,  встречаться  больше  не  придется  ему  ни  с  кем  из  участников.  Его  миссия  опять  будет  состоять  только  в  слежении,  как  и  было  прежде.
     Икрам  почти  не  сомневался,  что  кандидатуру  Корицина  одобрят    руководители  наркобизнеса,  доверят  ему  функции  хранения  наркотиков  и  контактов  с  дилерами.  Всю  информацию  о  Корицине  Икрам  уже  отправил    в  Нальчик.  Теперь  он  ждал  срочного  вызова  вместе  с  Тимофеем.
    По  скверу  какое-то  время  Икрам  и  Тимофей  шли  молча.  Каждый   напряженно  думал  о  своем:  один  о  состоявшейся,  наконец,   передаче  наркотика,  другой   о  дальнейшем  внедрении  в  дела  мафии.  Это  требовало  от  Корицина  действий,  но  каких?   Самому  начинать  разговор, - считал  неверным  шагом,  это   могло  насторожить  Икрама.  Нужно  было  ждать  инициативы   от  него.
     Ждать  долго  не  пришлось.  Очевидно,  его  молчание  было  связано  с  взвешиванием  "за"  и  "против"  расширения  осведомленности   Тимофея   в  делах. Он,  наконец,  решился.
    - Ну,  Тимофей,  подумал  о  моем  предложении?
    - Сегодня  ты  молодцом  держался,  я  думал,  будешь  нервничать,-
начал  беседу  Икрам.
     -Чего  дергаться.  Я  все  взвесил  и  принял  решение.  Мне  скоро  отправляться  на  пенсию,  надоело  все.  А  как  жить  на  пенсионные  копейки?  Надо  подзаработать  деньжат. 
     - А  рисковать – мне  не  привыкать.  Я  еще  не  забыл  армейскую  закалку.  Даже  интересно  снова  испытать  прежний  драйв. 
    - Давай  говори,  что  дальше  будем  делать?
 Икрам,  довольный  ответом,  остановился,  заглядывал  в  лицо  Тимофея,  боясь  ошибиться.
    - Ну  что  же,  давай  обсудим,  только  не  здесь.  Пойдем,  посидим  где-нибудь,  есть  что  отметить.
     Разговор  продолжили  в  ближайшем  кафе.  Без  лишних  слов,  Икрам  предложил  освободиться  на  неделю  с  работы  и  слетать  с  ним  в  Нальчик.  Что  там  делать – объяснять  не  стал,  сказал  лишь,  что  об  этом  подумают  другие.
     На  самом  деле  Икрам  волновался.  Последние  неудачи    требовали  от  него  активных  действий.  Удачное  решение  с  подключением  музея  к  хранению  наркотиков  и  вербовка   сотрудника  в  нужной  для  дела   должности,  могло  реабилитировать  его,  вернуть  доверие  к  нему  бонз  от  наркомафии.  Все  зависело  от  того,  одобрят  или  не  одобрят  кандидатуру  Тимофея,  доверят  или  не  доверят  ему функции  хранителя  "товара",  пребывающего  и  по  другим  каналам.  Но,  тревожные  мысли  Икрам  отбрасывал,  был  уверен,  что  все  пройдет  благополучно.
    Вылет  в  Нальчик  наметили  через  два  дня.  Тимофею  эти  дни   требовались  для  оформления  недельного  отпуска,  а  также  для  согласования   со  Степаном  Михайловичем порядка  действий.
    Неожиданная  задержка  произошла  из-за   странного  поведения    Ольги  Матвеевны.   Она не то, чтобы  возражала  против  недельного  отпуска  своего  заместителя,  сослалась  на  то,  что  ей  надо  подумать  подписывать  его  заявление  или  нет. На  следующий  день  она,  ни  слова  не  говоря,  подписала  и  даже  пожелала  ему  хорошо  отдохнуть.
    
     В  Нальчике  Корицина  разместили,  скорее  всего,  на  съемной  квартире,  запретив  пользоваться  городским  телефоном.  Его  мобильник  заменили  другим,  предупредив,  что там  записан  только  один  номер,  которым  можно  воспользоваться,  в  крайнем  случае.  Других  запретов  не  высказывалось,  можно  было  спокойно  знакомиться  с  городом. 
    Это  и  начал  делать  Тимофей  Яковлевич:  с  путеводителем  в  руках  отыскивал  самые  интересные  достопримечательности,  с любопытством  и  знанием  дела  познакомился  с несколькими  музеями,  отмечая  для  себя,  не  столько  экспонаты,  сколько  оборудование,  сигнализацию  и  организацию  хранения  экспонатов.  Он  ждал  обещанного  звонка,  но  проходили  день  за  днем,  а  его не вызывали.  То, что  за  ним  наблюдали,  он  не  сомневался.
    Наконец  позвонил  Икрам,  коротко,  сообщил  место  встречи.
    В  указанное  время   и  в  назначенном  месте  к  нему  подошел  незнакомый  человек,  на  ходу,  почти  шепотом,  просил  следовать  за  ним.  Так,  следуя  на  расстоянии,  подошли  к  огороженному  особняку.  Металлическая  калитка  сразу  открылась,  пропустив  Тимофея  Яковлевича  во  двор,  сопровождающий  остался  снаружи.  На  крыльце,  наблюдая  за  ним,  стоял  крепкого  телосложения,  скорее  всего   охранник. Почему-то  Корицину  он  напомнил  монумент,  один  из  тех,  лишенных  эстетической  ценности,  что  устанавливали  в  парках  и  скверах.   
    Тимофей  Яковлевич  спокойно  поднялся  по  ступенькам  и,  не  глядя  на  "монумент",  прошел  в  вестибюль,  уверенный,  что  его  там  ждут.  Действительно  его  встретил  еще  один,  такого  же  вида   охранник.  Рукой,  показывая  дорогу,  он  повел  в  небольшую  гостиную,  где,  кроме  Икрама,  в  креслах  вальяжно   восседали   трое  мужчин  кавказкой  национальности.  Гордо  вскинутые  седые  головы  «хозяев  жизни»,  устремленные  взгляды,   и  еще,  что-то  неуловимо-напряженное  говорило,  что  его  удостоили  встречей   главные   мафиози  Системы. 
     Такой  встречи  Тимофей  Яковлевич  не  ожидал.  Все  предвещало   не  простой  разговор.  Серьезность  положения  подтверждал  блуждающий  взгляд  Икрама,  который,  стараясь  улыбаться,  лишь  кривил  губы.     Хозяев  встречи  Икрам  не  представил.  Мысленно  Корицин  решил  называть  их  старцами;  определиться  с  этим  было  необходимо,  чтобы  потом  не  мешало  четко  реагировать  в разговоре.
    Какое-то  время  Тимофею  Яковлевичу  не предлагали  садиться. Старцы  в  упор,  серьезно  рассматривали  вошедшего.  Сопровождающий  его  охранник  продолжал  стоять  сзади.
    Корицин,  призвав  всю  свою  выдержку,  сохранял  на  лице  спокойное  заинтересованное  выражение,  и  тоже  рассматривал    сидящих  напротив.     Казалось,  прошло  несколько  минут,  прежде  чем  один  из  хозяев  гостиной  предложил  сесть  в  кресло  напротив. После  этого  страж,  стоящий  сзади,  быстро  удалился.  Молчание  продолжалось  еще  какое-то  время,  напряжение  нарастало.
    - Я  так  понимаю,  что  я  у  вас вызываю  сомнения.  Хотелось  бы  знать -  чем?   По  рекомендации  Икрама  я  прилетел  сюда,  рассчитывая   на  деловой  разговор,  а получается,  что  попал  на  "смотрины", -
прерывая  затянувшееся  напряжение,  начал  первым  разговор Тимофей  Яковлевич.
     Он  увидел,  как  побледнел Икрам,  испуганно  заерзал  в  кресле.  Ему  в  голову  не  могло  прийти  первым  заговорить  со  старшими.  Со  стороны  Тимофея – это  было  дерзостью,  которая  могла  вызвать  самую  непредсказуемую  реакцию  старцев.
     Уверенное,  смелое   поведение   Корицина,  удивило    старцев.  Они  переглянулись  с  ухмылками,  но  он  во  взглядах  уловил  положительную  реакцию  на  свою  смелость. Трясущихся  от  страха  при  знакомстве  они  многих  видели,  которые   на  самом   деле  оказывались  слабыми, продажными    даже в  не  очень  сложных  ситуациях. Решение  познакомиться  с  новым  человеком,  рекомендованным  Икрамом,  было  вызвано  его  военной  биографией  и  тем,  что  ему   предстояло,  в  случае  одобрения   старцами,  курировать  очень  важное   звено  Системы:  хранения  и  организации  сбыта  наркотиков.   
     В   этой  должности  они  хотели  видеть  человека,  привыкшего  к  риску,  сознательно  принявшего  на  себя  непростые  условия. 
    - Теперь  можно  ждать  вопросов,- контролируя  себя  и  наблюдая  за  реакцией  старцев,  думал  Тимофей  Яковлевич.
    Так  и  случилось,  один  за  другим  его  стали  засыпать  вопросами,  неожиданными,  но,  очевидно,  для  них  очень  важными.  За  градусом  беседы  можно  было  следить  по  выражению  лица  Икрама:  он,  то  замирал,  ожидая  отрицательной  реакции   старцев  на    ответы,  то  чуть  довольно  улыбался.  Умению  вытягивать  нужную  информацию не  задавая  прямых  вопросов – можно  было  только  поражаться. Как  разведчик  в  прошлом,  которому  приходилось  допросы  пленных,  Тимофей  Яковлевич  оценил  в  полной  мере.  Косвенно,  как  бы  ни  принуждая  к  откровенности,  старцы  узнали  все,  что  их  интересовало. Доверительность  беседы  сменялась  угрозами,  задаваемые  вопросы  переходили  в  рассказы  одного  из  старцев  о  различных  "неприятных"  случаях. По  очереди  они,  так  или  иначе,  пытались  выяснить  истинные  причины  желания  Корицина  войти  в  дела  Системы.  Корыстные  мотивы  их  явно  не  устраивали.
    Понимая  это,  Корицину  пришлось  самому  перевести  разговор  на  тему  потребности,  сохраненной  со  времен  службы  в  армии,  в  острых  ощущениях,  адреналине,  постоянном  риске. Боец,  прошедший  боевую  мясорубку,-  до  конца  дней  своих  остается  бойцом. Пришлось  объяснить  старцам,  что  тихая  музейная  жизнь  не  может  устроить  бывшего  воина.  Требуется  добавить  в  эту  тихую  заводь  "острых"  ощущений.  Предложение  Икрама – это  как  раз  то,  что  требовалось.  В  течение  всего  этого  эмоционального  питча  Корицина  старцы  напряженно  буравили  его  глазами,  казалось,  что  стремились  проникнуть  в  глубинную  суть  сказанного,  желая  убедится  в  искренности. Как  только  Корицин  замолчал,  возникла  пауза:  старцы  обменивались  многозначительными  взглядами,  кивали  головами,  показывая  друг  другу  удовлетворение   от  сказанного.
    Беседа  длилась  долго,  может  быть,  так  только  казалось.  Постепенно  разговор  перешел  на  обсуждение  вопросов  устойчивости  организационной  структуры  всей  мафиозной  Системы.  Старцев  интересовало, каким  образом и  более  безопасно  использовать  возможности  музея  для  временного  хранения  "товара"  и  как  лучше  контролировать  следующий  этап,  избегая  личных  знакомств  и  контактов.  Они  в  разговоре  много  раз  возвращались  к  этой  проблеме,  правомерно  считая,  что  поиск  путей  бесконтактной   работы  всех  звеньев  является  главным  условием  устойчивости  Системы.
       Заинтересованные  вопросы  следовали  один  за  другим,  вызывали  споры,  но  разговор,  явно,  перешел  в  беседу  партнеров.  Это  было  видно  и  по  реакции  Икрама.  Несколько  раз,  сознательно,  Корицин  критически  отозвался  о  его  действиях,  предлагая  свои,  более  безопасные  варианты.  Кивание  головой  старцев  и  испуганные  взгляды  Икрама  подтверждали  успешность  поведения  Корицина. 
    По  знаку  одного  из  старцев  в  гостиную  принесли  чай  и  знакомые  чеченские  сладости.  Разговор  приобретал  все  более  непринужденный  характер,  даже  доверительный.  Икрам  успокоился.
     Со  словами – "Да  поможет  нам  Аллах!" -  беседа  закончилась.  Корицину  поручалось  курировать  весь  участок,  о  котором  много  говорили.  Это  было  даже  больше  того,  что  нужно  было  Тимофею  Яковлевичу.  Теперь,  действительно,  все  нити  поставок  должны  были  оказаться  в  руках  Корицина.  Он  не  сомневался,  что  предстоит  пройти  еще  не  одну  проверку,  прежде  чем  с  него  будут сняты  все подозрения.
    
     На  следующий  день  Икрам  позвонил  и  назначил   встречу.  Обратно   возвращаться   Корицину  предстояло  одному  с  "товаром"  и  не  самолетом,  а  автобусами.  Маршрут  и  пересадки   были  оговорены  заранее.  Тимофей  Яковлевич  не  сомневался,  что  это  была   первая  проверка,  но  не  последняя.
    По  дороге  Икрам  рассказал,  какое  впечатление   Тимофей  произвел  на  членов   правления  наркомафии,  как  заинтересованно  обсуждали  старцы  предложения  Корицина.  Он  безоговорочно  понравился  старцам,  а  Икрам  восстановил  доверие  к  себе. 
    Корицин  был  доволен  результатами.  За  всеми  его   передвижениями    по  Нальчику  следили  люди  не  только  от  мафии,  но  и  по  заданию  следователей,  которым  удалось  установить  все:   какими  путями  и  от  куда  поступают  наркотики,  адреса   участников,  курьеров  и  маршруты  отправки  партий  "товара".  Эта  часть  запланированной  операции,  можно  сказать,  прошла  успешно.
    Вернувшись  обратно,  Корицин  первым  делом  позвонил  Степану  Михайловичу.  Хотелось  как  можно  скорее  обсудить  результаты  поездки  и  обсудить   дальнейшие  действия.  Договорившись  о  встрече,  Тимофей  Яковлевич  поспешил  в  музей.  Там  было  все  по-прежнему:  в  вязкой  тишине  бродили  редкие  посетители,  на  них  сонно  посматривали  дежурные  залов. Ноги  сами  несли  в  боковой  коридор,  где  находился  кабинет  директора.  Навстречу  Тимофею Яковлевичу  вскочила  Ксения - секретарь,  выставив  ладошки,  показывала,  что  Ольга  Матвеевна  занята  и  шепотом   добавила  о  сидящем  там  следователе.
    - А  кто  из  следователей,  как  его  фамилия?-  поинтересовался  Корицин.
    - Кажется,   Головин  Степан  Михайлович.  Он  давно  уже  там.   
    Ксения,  прижимая  худенькие  ручки  к  груди,  продолжала  шептать:
  - Опять  что-то  будут  искать?
  - Успокойся,  ничего  искать  не  будут,  я  точно  знаю.   Доложи  Ольге  Матвеевне  обо  мне.  Возможно,  скажет,  чтобы  я  подождал.
     На  самом  деле  Корицин  хотел  оказаться  в  кабинете,  вместе  с  ними  обсуждать  произошедшие  события  в  музее.  Он  очень  хотел   знать,  о  чем  они   беседуют,  может  быть нужна  помощь   Ольге  Матвеевне.  Тимофей  Яковлевич  не  переставал   чувствовать  угрызения  совести   перед  Ольгой  Матвеевной   за  то беспокойство,  которое,  по  его  вине,  внесли  в  тихую  жизнь  музея   следователи.  Он  догадывался,   что  Ольга  Матвеевна много  претерпела,  защищая  честь  музея.  Наверняка  она  догадывалась  или  даже  знала,  что  тимол  в  хранилище  положил  именно  он. Почему  она  не  спрашивала  его  об  этом, - он  не  знал  и  не  мог  это  себе  объяснить. Теперь  хотелось  все  рассказать,  объяснить  и  извиниться.
    Ксения,  вернувшись,  передала,  что  Ольга  Матвеевна  просит  его  присоединиться  к  ним.
    Войдя  в  кабинет,  Тимофей  Яковлевич  невольно  обратил  внимание  на  то,  что  Ольга  Матвеевна  и  Степан  Михайлович,  глядя  на  него,   загадочно  улыбаются. 
    Вскоре  старший  следователь  рассказал  Тимофею  Яковлевичу,    как  развивались  события,  кто  и  как  в  этом  участвовал.  Теперь  становилось  понятным,  что  его  с  самого  начала  подстраховывали,  и  об  этом  знала  Ольга  Матвеевна.  Рассказали  ему  и  о  новом  охраннике,  и  о  двух  "практикантах",  которые  под  руководством  сына  Ольги  Матвеевны   успешно  осваивали  премудрости  музейного  дела.
     В  беседе  Тимофей Яковлевич  понял,  что  старший следователь  далеко  не  во  все посвящает  Ольгу  Матвеевну,  поэтому  о  дальнейших  планах  предпочел  не  начинать  разговор,  да  и  Степан  Михайлович  начал  прощаться.  Ему  хотелось поскорее  узнать  о  поездке  Корицина,  о  встречах  в  Нальчике  и  о  планах  наркодельцов.  Многое  ему  уже  было  известно  из  донесений,  но  беседа  с  Тимофеем  Яковлевичем  и  его  впечатления – были  необходимы. Подробного  отчета  ждал  и  полковник  Смирнов.  От  результатов  поездки  зависели  все  дальнейшие  действия  по  пресечению  деятельности  всей  Системы  наркомафии.
    Не  успел  Корицин  рассказать  Степану  Михайловичу  и  половины  о  своей  поездке,  как  настойчивый  звонок  полковника  потребовал  срочно  явиться  к  нему  с  докладом. 
  Результатом  поездки  полковник  остался  доволен,  более  того,  он  не  ожидал,  что  Корицин  сумеет  так  убедить  в  своей  лояльности  руководителей  наркобизнеса.  Их  доверие  и наделение  большими  полномочиями  Корицина  значительно  упрощало  выявление   других  каналов   поставки  наркотиков  в  город.   Теперь  к  Корицину  в  музей  будут  стекаться  все  нити от  всех  каналов. 
       Икрам  несколько  раз  наведался  к  Тимофею,  дотошно  интересовался  всем,  что  касалось  его  новых  обязанностей,  озабоченно  пытался  выяснить  настроение,  но  каждый  раз  уходил  вполне  удовлетворенный  увиденным. Безусловно,  он это делал  по  заданию  из  Нальчика. При каждой новой встрече они подробно прорабатывали  все  детали  приема  информации  о  прибытии  курьеров,  условия  хранения  партий  "товара"  в  музее,  порядок  работы  с  дилерами. Казалось, что недоверия к Тимофею не оставалось, тем не менее, он не верил, что вошел полностью в доверие.
    В  охрану  музея  был  введен  второй  "свой"  охранник.  Теперь  оба  были  подключены  к  процедурам  приема  и  хранения.  По-прежнему   нижний  ряд   шкафчиков  для  личных  вещей  оставляли свободными.  Это совершенно  не   бросалось  в  глаза  сотрудникам  и  не  вызывало  вопросов.  Любой  посетитель,  войдя  в  вестибюль  музея,  мог  самостоятельно  разместить  и  снова  забрать  оттуда свои  вещи,  не  обращаясь  за  помощью  к  находящейся  рядом  охране.
    С  Ольгой  Матвеевной   все  вопросы  были  решены,  привычная  работа  музея  не  нарушалась.  Мнимые  практиканты  продолжали  работать  под  руководством  Максима,  которые  по  определенному  сигналу  могли  мгновенно  оказаться  рядом  с  охраной,  где  и  предполагались  главные  события.  Было  продумано  и  предусмотрено  все, казалось, что все.
Время шло, но ничего не происходило. Все также в музей приходили и уходили посетители. Многие пользовались шкафчиками, оставляя там свои портфели, сумки или другие предметы, но никто не вызывал подозрений. 
Степан Михайлович заметно нервничал, росло напряжение у всех задействованных в операции. В сообщениях из музея не просматривалось ничего необычного. Только однажды, как бы, между прочим, охранник  сообщил, что к дворнику опять приходил родственник и через гардеробщицу передал сумку с гостинцами от родных из  Нальчика. Такое бывало и раньше.  Получая ее, дворник, как это часто бывало, достал пакеты с курагой и изюмом и отсыпал доброжелательной гардеробщице, а остальное отнес в подвал. До позднего вечера   дворник  мел, собирал мусор, чистил урны и только с наступлением темноты ушел, прихватив привезенную сумку.

        Как  и  предполагалось,  о  прибытии  курьеров   Тимофею  Яковлевичу  сообщалось условным звонком по отдельному телефону, о котором  договорились  еще  в  Нальчике.  Сомнений в  недоверии  не возникало. 
    Все  происходило  точно  в  соответствии  с  разработанным  планом:  каждый  курьер  приходил  в  музей,  оставлял  привезенный  "товар"  в  определенной   ячейке  шкафов для  хранения  ручной клади, ни с кем  не связываясь,  быстро  уходил. Бесконтактный  способ  передачи  привезенного  "товара" – был  важным  условием  соблюдения  конспирации.  Именно  этот  способ  старцам  предложил  Тимофей  Яковлевич.  Шкафы  для  хранения  вещей,  размещенные  в  неохраняемой зоне вестибюле  музея,  действительно  заинтересовали  старцев.
    В  самом  музее  и  вокруг   все  было  подготовлено:  в  вестибюле,  что-то  делали  "стажеры", постоянно находились организованные группы  "экскурсантов", которым  читались лекции. Казалось,  ни кто не  обращал  внимания  на  одиночных посетителей. На  самом  деле "стажеры" и охранники внимательно  следили  за  каждым  входящим.  Подозрительный посетитель  тотчас  попадал  в  поле  зрения  наблюдателей, особенно   те, кто, не задерживаясь, выходил  из музея. За  каждым из них  сразу  шел  один из группы слушающих лекции. 
Следствие обрастало все новыми эпизодами, в которых обнаруживались  новые  участники. Шел  непрерывный  обмен  информацией не только между всеми  задействованными  службами   города,  но  и  между  городами,  куда  протянулись  нити  наркопоставок. Степан  Михайлович  непрерывно  получал  и  вносил  дополнения  в  план  проведения  операции.  Казалось, что все близится к завершению. Неожиданно к следователю поступило донесение от наружной слежки, что один прибывший курьер не воспользовался шкафчиком музея. Следы курьера были потеряны. К Тимофею Яковлевичу информация тоже не поступала.
Этот случай  заставил следователей  еще и еще раз проанализировать разработанную схему расследования. Уже ни кто не сомневался, что существуют еще не выявленные участники Системы, способы доставки и хранения наркотиков. Очевидно, что наркодельцы, вербуя  в Нальчике Тимофея Яковлевича, не передали ему все каналы. Об этом мог знать Икрам, но он давно не появлялся в музее. Наружное наблюдение за ним ничего не давало. Степан Михайлович еще и еще раз перечитывал все донесения, пытаясь уловить что-то упущенное. Его внимание привлекло сообщение о дворнике и передаче ему гостинцев от родственников. Об этом и раньше сообщалось, но поведение дворника не вызывало подозрений, так как он был
всегда на виду, да и Ольга Матвеевна  снимала с него все подозрения. Следователь понимал, что выяснить  причастность его к участию  к наркоделам  можно только проведением обыска в подвале и у него дома, но оснований  для этого было недостаточно.  Ждать  приезда  еще одного  "родственника" означало  потерять время.  Оставался  только один способ – это ночью, в отсутствие сотрудников и директора музея,  провести досмотр его вещей  в шкафчиках и в повале с собакой, которая может  почувствовать  по запаху  даже временное  хранение наркотиков.  Было решено Тимофея Яковлевича не посвящать в планы операции, к ней готовились только внедренные охранники. Во избежание утечки информации операцию решено было проводить   той же ночью.
  Степан Михайлович, отправляясь на ночную операцию по проверке дворника, интуитивно почувствовал знакомое волнение, был почти уверен, что эта проверка может оказаться решающей. Он смог убедить полковника в возможном развитии событий.
Ночью к музею тихо без мигалок подъехали две  машины. Степан Михайлович, кинолог со знакомой собакой,  прежде всего, обследовали шкафчики, в которых дворник складывал свои вещи.  Осмотр   ничего не дал. Собака спокойно обнюхала и отошла в сторону.  Затем прибывшие отправились  к входу в подвал. Неожиданно обнаружили, что дверь закрыта изнутри.  По уверению охранников,  дворник  давно  ушел  домой, подвал был закрыт на навесной замок.  Постучали. За дверью была абсолютная тишина. Степан Михайлович  принял  решение  вскрыть дверь.  Это оказалось не простым делом. Неожиданно стал слышен скрежет  отодвигаемого  засова,  дверь распахнулась,  раздался выстрел. Все отскочили в сторону. Собака рванулась в проем, вырвав  поводок из рук кинолога. Раздался еще выстрел  и  крик  человека, больше похожий на  рычание.
Темнота в подвале мешала что-либо рассмотреть. Охранник первым рванулся внутрь к выключателю. В глубине подвала дворник отчаянно пытался  освободить руку, зажатую пастью собаки.  Пистолет валялся на полу, к которому  он пытался  дотянуться. 
При  дальнейшем  обследовании   была обнаружена та самая сумка, в которой сверху  лежали пакеты с сухофруктами, а под ними  хорошо упакованные  наркотики.  Дворник явно кого-то ждал.  Он, злобно посматривая  на  всех, на вопросы не отвечал. Необходимо было срочно подготовиться к встрече  подельника.
Срочно дворника увезли, в засаде остались охранники и  сам следователь.  Ждать пришлось долго. Только перед рассветом в дверь  постучали  дробным стуком. В темноте, открыв засов, дежурившие рассредоточились по обе стороны входа. Задержание ничего не подозревавшего  мужчины  прошло без осложнений. Включив свет,  все  обнаружили  удивленного  Икрама,  который  даже не сопротивлялся.
Степан Михайлович  срочно  созвонился с полковником Степановым, доложил обстановку. В Управлении ждали этого звонка; все задействованные специалисты и спецназ были готовы к немедленному выезду на  задержание  преступников.
О начале  операции  по ликвидации  наркодельцов  было немедленно сообщено  всем  следственным группам в городах, где орудовала Система.
  В  короткий  срок  были ликвидированы каналы и задержаны  все   участники  поставки  и  торговли  наркотиками.

Утром в музее, как всегда, начинался обычный день;  охранники были на своих местах, уборщицы  гремели  ведрами, сотрудники  неспешно расходились по кабинетам.  Ольга Матвеевна  в своем кабинете  перебирала   почту, отыскивая очередное послание охранников  о наблюдениях за прошедшие сутки.  В дверь   неожиданно постучали. На пороге, улыбаясь,  стоял  охранник.
-Что случилось,  сегодня нет от Вас информации?
-По поручению Степана Михайловича  я зашел Вам сказать, что все завершилось сегодня ночью. Он просил не волноваться, позвонит Вам, как только сможет.
Больше Ольге Матвеевне узнать ни чего не удалось, Петр Александрович  молчал, повторяя, что следователь сам все расскажет.  Только в конце дня раздался звонок Степана Михайловича.  Договорились, что встретятся в сквере  около музея.
Выслушав  короткий рассказ о ночном происшествии. Ольга  Матвеевна ни как не могла успокоиться, узнав, что дворник, которого она искренне жалела, много лет использовал музей  для хранения наркотиков. Ей было неловко за свою доверчивость. На самом деле она была рада, что все закончилось и, больше всего за то, что сын больше не подвергался опасности.


                ЭПИЛОГ

    В последнее время  Степан  Михайлович  старался  под  любыми  предлогами  бывать  в  музее.   После завершения операции он все чаще стал искать встреч с Ольгой Матвеевной. Ему нравилось беседовать с ней  о делах музея, о Максиме. Все вместе пережитое, сблизило их, общение стало для него необходимым. Он с трудом находил  повод для звонков. Чаще всего просил разрешения встретить ее с работы и проводить до дома, но и это получалось не часто, так как  нередко приходилось задерживаться на службе. В этот вечер Степан Михайлович заранее договорился с ней о встрече.  Он пытался настроить себя на серьезный разговор, но не был  уверен, что сможет это сделать. По  мере  приближения  к музею,  его  все  больше  охватывало, как мальчишку, непривычное чувство волнения.
Ольга  Матвеевна  уже  спокойно  относилась  к  его  частым  приходам.  При  каждой  следующей  встрече,  смеясь,  спрашивала  его:
     - Ну,  что  на  этот  раз  будем  обсуждать?  Какие  еще  возникли  проблемы?
     Она,  конечно, догадывалась, что  приводит  его в  музей ежедневно  обычно  к  концу  рабочего  дня.   Она  и  сама  ловила  себя  на  частом  подглядывании  на  часы,  ожидая  прихода  старшего  следователя.  Все  разговоры  между  ними   сводились  к  произошедшим  событиям  и  предстоящим  действиям,  но  каждый  из  них  мысленно  давно  уже  вел  совсем  другие  беседы.  Они  ждали  этих  встреч,  но  как  школьники  не  решались   вслух  заговорить  о  чем-то  другом.    Даже  Максим  давно  догадался  о  причинах  частых  приходов  Степана  Михайловича,  и  каждый  раз  старался   задержаться  на  работе,   чтобы  не  мешать  им.  Он  очень  хотел,  чтобы  у  них  сложились  отношения   и  боялся,  что  устоявшиеся  привычки  "одиночек"  помешают  этому.
    Однажды,  накупив  много  всяких  вкусностей,  Максим  нетерпеливо  поджидал  в  вестибюле  Степана  Михайловича.  Матери  он  еще  днем  сказал,  что  вечером  они  будут  отмечать  что-то  очень  важное.  Ольга  Матвеевна  даже  не  стала  интересоваться  задумкой  сына,  просто  порадовалась  его  хорошему  настроению. 
     Вопреки  сложившемуся  обычаю,  домой  они  отправились  втроем.  Максим  всю  дорогу  что-то  рассказывал,  смеялся,  стараясь  не  замечать  смущенное  молчание  взрослых.  Дома  он  быстро  разложил  свое  угощение  на  столе,  достал  фужеры  и  бутылку  шампанского.  На  правах  организатора  застолья  поторапливал  мать  и  Степана  Михайловича,  приглашая  к  столу.  Когда,  наконец,  все  уселись  и  были  наполнены  бокалы,  Максим,  вдруг   смущаясь,   тихо  произнес:
  - Ну,  когда  вы  уж  начнете  говорить  о  самых  серьезных  вещах?  Сколько  можно  этого  ждать?
  -  Я  хочу,  чтобы  вы, -  нет – мы  вместе,  были  счастливы!
   Закончив  свой  спич,  Максим  совсем  смутился  и  сел,  боясь  поднять  глаза  на  мать.  Громкий  смех  двух  взрослых,  которые  до  этого,  молча,  слушали  напутствия  взрослого  ребенка,  буквально  подбросил  Максима  на  стуле.  Он  совсем  не  был  уверен,  что  избрал  правильный  способ  помочь  двум  дорогим  людям.  Теперь  все  трое  смеялись,  радуясь  "лопнувшему"  молчанию. Всем  и  все  стало  понятно,  теперь  Максим  мог  надеяться,  что  и  у  него,  пусть  не  родной,  будет  свой  отец.   
     Он  никогда  не  поднимал  тему  родителей,  зная,  что  Ольга  Матвеевна  его  приемная  мать.  Всегда  было  тепло  и  уютно  с  ней,  но,  довольно  часто,  особенно  в  школьные  годы,  не  хватало  отца. 
     Прервав  наступившее  веселье,  поднялся  Степан Михайлович  и,  прикрыв  своей  большой  ладонью  маленькую  ручку  Ольги  Матвеевны,  обратился  к  Максиму:
    - Раз  ты  сегодня  за  старшего –  я  решил  сегодня   просить  у  тебя  руки  твоей  мамы.  Я  не  мог  говорить  об  этом  раньше,  не  знал,  как  это  будет  вами  воспринято.  И  с  Ольгой  Матвеевной  тоже  пока  не  говорил.  Но  сегодня,  Максим,  ты  мне  помог… .
    -Только  не  отвергайте  сразу,  подумайте!  Наше  недавнее  знакомство  пусть  вас  не  смущает,  в  экстремальных   ситуациях  люди  быстро  узнают  друг  друга.  А  я  подожду…
    Ольга  Матвеевна  молчала,  наклонив  голову.  Упрямая  прядь  волос,  вырвавшись  из  под  заколки,  сползла  на   лицо,  скрывая  выражение  глаз.  На  самом  деле  Ольга  Матвеевна  давно  пыталась  объяснить  себе,  почему  стала  ждать  звонков  и  встреч  со  старшим  следователем,  убеждала  себя,  что  это  все  связано  с  событиями  в  музее  и  не более  того.  Она  пугалась    этих  мыслей,  боясь,  что  ее  сложившийся  уклад  жизни  может  быть  нарушен, да  и  Максим  мог  быть  против. 
     Молчание  затягивалось. 
    - Наверно  мне  пора  откланяться?  Уже  поздно, -  вставая  из-за  стола,  тихо  произнес  гость.
    Привычно  вскинув  голову,  отправляя  непослушную  прядь  волос  на  место,  Ольга  Матвеевна  перехватила  руку  Степана  Михайловича,  посадила  его  снова  на  место.
    - Я  услышала  Вас  и  не  отвергаю  предложение.  Это  так  неожиданно…  Мне   нужно  время  подумать.  Мы  потом  поговорим.  Не  обижайтесь, пожалуйста.   
     Мужчины,  понимая  друг  друга,  переглянулись.  Максим  опять  начал  хлопотать,  предлагать  чай  и  угощение,  но неловкость  не  проходила.  Степан  Михайлович  поднялся  опять,  стал  произносить  традиционные  слова  гостеприимным  хозяевам.
     Максим  пошел  проводить  Степана  Михайловича.  Он  давно  хотел  поговорить  о  делах  с  наркотиками.  Совсем  немного  о  событиях  ему  рассказала  мать, когда  поручала  опекать  двух  "стажеров".  Шло  время,  в  музее  было  тихо  и  спокойно. Хотелось  понять,  что  же  происходило на самом деле.
- Степан Михайлович,  расскажите, пожалуйста, что происходило  в музее?  Мама всегда уходит от этого разговора.
    - Ты  наверно  думал,  что  в  музее  будут  происходить  какие-то шумные события?
Степану Михайловичу не хотелось посвящать  Максима во все подробности завершенного дела. Кроме того, он был уверен, что и Ольга Матвеевна  поступила правильно, умолчав о прошедших событиях.
- С нашей  стороны были определенные подозрения, но все оказалось только подозрениями.
    -  А в музее Вы кого-то подозревали?  Почему  мама  просила  быть  осторожным  с  Тимофеем  Яковлевичем?
    - Тимофей  Яковлевич  замечательный  человек.  Он  во  многом  нам  помог  и   сейчас  обеспечивает  порядок  в  музее.   Потом, когда-нибудь, я тебе все расскажу,  обещаю.  Дальше оба шли, молча, каждый  думал  о чем-то своем.
 
 Март-май 2015 г.