Прости прощай

Евгения Подберезина
   
    Я живу в городе, очарование которого в узеньких улочках, где средневековые дома стоят друг против друга так близко, что из их окон можно протянуть руку и коснуться соседа. Впрочем, никто этого не делает, даже если страдает от одиночества как от хронического воспаления аппендикса:  с ним можно прожить еще десяток лет, а можно и умереть в одночасье.
    Одиночества стесняются как дурной болезни.  И я стеснялась, почти всегда оно было со мной, кроме редких минут, часов единения с другой человеческой душой. Замужество по любви, казалось, избавило навсегда от этого острого как изжога чувства, но очень быстро я убедилась, что это иллюзия. Когда остыл первый пыл влюбленности, оказалось, что нам не о чем говорить и тягостно молчать. «Заплатил за квартиру, подогрей обед в микроволновке, у подъезда опять гололед, устала на работе» -- мы заученно обменивались репликами как актеры в плохой пьесе.
    Муж регулярно выносил мусор и  пылесосил квартиру, я покупала продукты и готовила еду, изредка мы ходили в гости или принимали гостей у себя и никогда не говорили о том, что нас по-настоящему волновало.  Мужу не было дела до моей души, его вполне устраивали  мои обеды и супружеские обязанности. А когда на свет появилась наша дочь,  общение с ним сократилось до минимума. «У малышки поднялась температура, я не смогу забрать ребенка из садика, кому нужны эти прививки». Как будто мы шли по тесной средневековой улочке, прижимаясь друг к другу, а потом она раздвоилась и развела нас в разные стороны. Мы мирно существовали на одной территории -- каждый в крепости своего одиночества.
   Я вполне смирилась  и даже приспособилась к такой жизни. Спасала привычка с детства вести дневник, где я изливала душу. Сюда же записывала стихи, которые сочинялись сами собой, как будто кто-то там, наверху, понимающий и милосердный, диктовал их мне. Тогда я ощущала себя не жалкой песчинкой, затерянной во Вселенной, а  крошечной, но светящейся  драгоценной бусинкой. По случайной улыбке прохожего, мгновенному взгляду  человека из толпы я чувствовала, что моя бусинка крепится к нитке, на которую нанизаны их бусинки и что ожерелье это мы плетем вместе.
   Я стояла у стойки кафе, выбирая, что бы заказать, когда затылком почувствовала чей-то взгляд. Оглянулась. Она сидела одна за столиком,  ее яркие желто-карие глаза мягким теплом окутали всю меня, и я вдруг ощутила себя совершенным созданием  природы. Как под гипнозом я села напротив нее за столик, где в пепельнице догорала сигарета. Она была такой же молодой, как я, женщиной с некрасивым лицом и плохой кожей. Необыкновенными были глаза, излучавшие желтый свет и неподдельный интерес к моей персоне. Уж не лесбиянка ли эта незнакомка? – мелькнуло в голове.
   -- Извините, что я так бесцеремонно вас разглядываю, -- сказала она приятным тихим голосом. – Я не лесбиянка, просто любуюсь вами,  как в музее любовалась бы прекрасными  греческими скульптурами. У вас не лицо, а лик. Это так редко встретишь …
   От такого небанального комплимента я смутилась – никогда не считала себя красивой и ни разу не слышала этого от других. О чем мы говорили в тот первый вечер, уже забылось, помню только до дрожи четкое ощущение крылатой радости. Роскошь человеческого общения, о котором писал Сент-Экзюпери, вот что это было. Я встретила человека – неважно мужчину ли, женщину – которому было интересно все, что составляло мою жизнь. Нина умела слушать так, что, казалось, становилась тобой, и ей хотелось рассказать все, что прежде я доверяла только дневнику.
   Чаще всего я приходила к Нине домой. Она жила в Старом городе, и из окна ее квартиры открывался чудный вид на шпили церквей и соборов, а из кафе напротив доносился аромат свежих булочек и крепкого кофе с бальзамом. Квартира Нины с высокими потолками и узкими окнами хранила старинную мебель из мореного дуба и карельской березы, доставшейся ей от бабушки. Мы пили необыкновенно вкусный кофе с корицей, который Нина варила на спиртовке в медной джезве и с наслаждением  курили одну сигарету – длинную, дамскую – заговорщически передавая ее друг другу.
   Читали свои дневники, представляя,  какими смешными и испуганными были в первом классе, в кого влюблялись в пятом, какие обиды  разочарования переживали в девятом и почему убежали с выпускного бала в школе. Чем больше я узнавала Нину, тем больше очаровывалась новой подругой. Чуткая, понимающая меня с полуслова, деликатная и мудрая, она стала мне необходимой. Иногда я чувствовала себя эгоисткой, которая дает гораздо меньше, чем получает.
   Нина была в разводе, но продолжала дружить с бывшим мужем, что было для меня открытием. Я всегда расставалась с мужчинами тяжело, истерично, рвала резко и навсегда. Ко мне Нина пришла только однажды. Я познакомила ее с мужем, накрыла стол, мы выпили хорошего грузинского вина, но разговор не клеился: втроем мы не монтировались. После ухода подруги муж с иронией вынес нам приговор: ох уж эта женская дружба навеки, подожди, твоя Нина еще сделает тебе гадость … 
    Прошло несколько лет. Мы с мужем решили расстаться. У каждого появился кто-то на стороне, а жить чужими людьми во лжи было невыносимо. Впрочем, муж, человек вполне циничный, предлагал оставить все как есть ради дочери. Нина мое решение развестись не одобрила. Семья и любовь не обязательно должны быть в одном флаконе, считала она, а семья – главное, особенно, если есть дети. Муж приносит зарплату,  умеет вбить гвоздь  и дает тебе свободу, этого вполне достаточно. Если автомобиль  исправен и едет, стоит ли требовать от него, чтобы он еще и пирожные пек?... 
   После развода муж куда-то ушел, сказав, что это временно и придется решать квартирный вопрос. С Ниной мы встречались теперь у меня – она затеяла ремонт в своей квартире. И вот однажды муж позвонил и сказал, что нам надо увидеться. Приехал поздно, когда дочка уже спала. Я заварила свежий чай, сели за стол.
   -- Как дела? С Ниной по-прежнему не разлей вода? – с ехидной улыбкой спросил муж.
   -- Почему тебя это волнует?
   -- Видишь ли,  я весьма тесно общаюсь с твоей лучшей подругой. Она мне сама позвонила, заинтриговала, пригласила в гости. Сварила свой знаменитый кофе, сказала, что имеет на тебя влияние и ты можешь еще изменить свое решение. Предложила заключить деловое соглашение: ей нужно переклеить обои, кое-то подремонтировать. Если я соглашусь, то могу пока пожить у нее, благо квартира большая, а  она предложит мне взамен стратегию и тактику, как тебя вернуть в лоно семьи. Бартер, так сказать …
   Я молча слушала мужа и не верила ему. А он продолжал рассказывать, как  Нина предложила устроить мне финансовый  кризис, настроить против меня моих родителей, запугать, что разменяет нашу двушку и мне придется идти с ребенком в коммуналку
   -- Так что я сейчас живу у твоей Нинки. Она баба умная и ушлая. А ты оказалась в дураках со своим глупым романтизмом и верой в женскую дружбу.  Кстати,  «твоя лучшая подруга» попыталась меня соблазнить, но надо литр водки выпить, чтобы с ней в постель лечь. Да, еще  рассказала много интересного о твоем «богатом внутреннем мире», о дневнике дурацком, о стишатах, которые ты пописываешь, пока варится борщ. Ты нас развлекла!
   Муж ушел, а я еще долго сидела за столом, тупо глядя в темное окно. Выпила водки, но легче не стало. Чувствовала себя глупой, некрасивой, бездарной и обманутой. В пространство моей души вломились захватчики, наследили и порушили все, что мне было дорого. Никогда больше я не почувствую себя драгоценной бусинкой,  только серой пылью. Я не могла понять, за что лучшая подруга так меня ненавидела и чем можно оправдать ее предательство.
   Со временем, перебирая прошлое, как кадры кинохроники, я поняла, что при всей незаурядности Нининой натуры, жизнь ее была пуста – ни семьи, ни детей, ни любви. Пустоту она заполняла, проникая, как ласковый вампир, в чужую душу, питаясь и манипулируя ею. Когда она насытилась мной, легко перешла к новой игре – с моим мужем.
   Прошли годы. Я несколько раз встречала Нину – то в кафе, то в электричке. Она пыталась заговорить со мной, объясниться, но я молча и брезгливо уходила. Сама я давно уже попросила прощения у тех,  кого когда-то обидела, но простить Нину не могла. Ее предательство сидело во мне крепко как клещ: черная головка отвалилась, а мерзкое тельце осталось внутри меня.
   Я вышла второй раз замуж повзрослевшей, переболев юношеским максимализмом.  Муж был неглупым, славным человеком, но теперь я уже сама охраняла пространство своей души и не впускала туда никого. Он знал обо мне то, что ему было позволено знать. Теперь я наслаждалась своим одиночеством, черпая в нем силу.  Я снова начала писать стихи, у меня была своя тайная жизнь, и я не серая пыль под ногами прохожих. Может быть,  «моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед …»
   Я построила свою жизнь со вторым мужем так, чтобы «любовная лодка» не разбилась о быт. Колдовала в кухне, пока он работал в архиве или в своем кабинете – писал очередную книгу. Его издавали, он был успешен, нашел свою тему – загадки истории. Закончив домашние дела, я принимала душ, переодевалась, наносила на лицо макияж, душила ложбинку у ключицы, запястья рук и выходила к мужу.  Так называемые платья «на выход» я носила дома, а драгоценности не пылились в шкатулке в ожидании похода в театр, а украшали в будни мои волосы и шею.
   Муж чувствовал, что у меня есть своя жизнь, немного ревновал меня к ней и любил за это еще больше. Я читала его рукописи, предлагала правки, с которыми он нередко соглашался. Мы не говорили о погоде, плате за электричество и негодном правительстве, почти не смотрели телевизор. Вечерами читали вслух книгу в уютном свете настольных ламп, попивая испанское вино или чай с домашним печеньем. Два раза в год ездили за границу, в любимую нами Италию, Грецию или Францию и были вполне счастливы.
   Однажды я встретила Нину в парке, где мы часто гуляли с ней когда-то. Она, в отличие от меня, не красила обильную седину. Уголки рта опущены вниз, что сразу делает человека старым и несчастным, в руке, как обычно, сигарета. Увидев меня, она резко отвернулась и сделала вид, что разглядывает детей, кормивших у пруда уток. Непонятный мне самой  порыв толкнул к ней и заставил ее обернуться.
   -- Может быть, будем здороваться при встрече? Все-таки живем в одном городе …
   Она  молча уставилась на меня.
   -- Прекрасно выглядишь. Я рада тебе. Ты простила меня?
   -- Живи спокойно.
   Нина оживилась,  в глазах появился  знакомый желтый огонек, как будто щелкнули зажигалкой. Предложила зайти в кафе, выпить, поговорить, но я, сославшись на дела, попрощалась и ушла. Нина крикнула мне вслед:
   - У тебя тот же номер телефона? Я позвоню!
   Я шла не оборачиваясь, ничего не сказав о том, что давно отказалась от стационарного телефона – мобильный гораздо удобнее.  Незачем нам с Ниной встречаться, мне не интересны ни ее объяснения, ни оправдания. Все выгорело, от обиды, мучившей меня столько лет, осталась горстка пепла, который я мысленно, уходя из парка, бросила в пруд. Я чувствовала необычайную легкость и упругость походки, какая бывает у молодых, как будто ветерок, влюбленный в юность, отрывает их от земли. Улыбалась прохожим и  думала о том, как много дано каждому из нас. В том числе и счастье прощать.