Прогулки по городу

Прогулки по городу.

1.

Его бархатные ресницы трепетали. Глаза, словно глаза раненого оленя, полные страха и слез вопрошали кого-то. Мгновенный взгляд, оторванный от нее, остановился на мне. Я не мог шелохнуться. А она, сидя на его руках, обхватив его за шею, пристально смотрела в пространство поверх меня, видя свои миражи и совершенно отсутствуя в реальном мире. Крупные редкие снежинки, как бы не достигали ее, тая на руках, плечах. И этот эффект контраста между его темным пальто, усыпанным белыми снежинками и ее розовым телом, делал все нереальным…

Июнь пролился свежим молодым дождем, прибившим белый пух тополей и принесшим, наконец, лето. Москва отдышалась от душной жары, сменившей прохладность мая. Кругом все повеселело, и узкие столичные улочки по соседству с Тверской стали полны народа. Пройдя Мамоновский переулок и выйдя по Малому Козихинскому через Трехпрудный на Малую Бронную, я, с грустью посмотрев на притихшее строительство Патриарших исчезнувших прудов, повернул налево и направился в сторону Тверского бульвара. Многочисленные ресторанчики, кафе, пивные, магазинчики “из Парижу” и просто торгующие цветами, призывно приглашали в гости. Уже спустившись к Большой Бронной, и пройдя ее, я увидел этот необычный магазин-студию “Брюссельские штучки”. “Однако, любопытно”, подумал я и решительно толкнул стеклянную дверь. Веселый колокольчик приветствовал меня мелодичным звоном.
- Милости просим! Рады будем показать вам все! – Она была прекрасна! Та, кто так естественно и свободно, с радушием к дорогому гостю, улыбаясь, ждала моей реакции.
- Спасибо! Очень мило! А что это за “брюссельские штучки”? – отреагировал я, улыбаясь.
- О! Мы когда-то торговали брюссельскими кружевами, а сейчас, - она умолкла и рукой показала вокруг. Вокруг, на полках, столах, диванах, полу теснились действительно “штучки”. Только штучный товар! И какой! Фантазии не было предела. Глаза разбегались, руки тянулись к вещам, ноги словно скользили по мягкому ковру через анфиладу маленьких залов.
- Просто удивительно! – вырвалось у меня.
- Да! Вы правы. Так приятно удивлять! Боже, как радостно видеть отклик в душе, умеющей оценить талант художника.
- И это все принадлежит вам? – удивлялся я.
- Ну, не совсем все, но многое. А вам действительно нравится?
- Да! И очень!
- У вас хороший вкус, простите, как вас зовут?
- Борис Витальевич, - спонтанно ответил я, - можно просто Борис.
- Диана. Очень приятно, Борис! – и она протянула мне руку.
Я пожал ее, задержав в своей немного дольше. Она не отнимала руки, только пристально взглянула мне в глаза. Взгляд был необычен, тем более, что на меня смотрели разные глаза: один серый, другой зеленый. Отпустив, наконец, руку Дианы, я улыбнулся.
- Что, необычно, да?
- Да-а-а.
- И мне так кажется.
Она снова посмотрела на меня и предложила:
- Оставайтесь наедине со своими впечатлениями, не буду вам мешать, - повернулась и скрылась в глубине анфилады. Время шло, а она не появлялась. Я был совершенно один среди этого великолепия. Что-то постоянно волновало меня все больше и больше.
- Ну что? Остановились на чем-то? – приятный баритон вывел меня из состояния преддверия нирваны. Я повернулся на голос. Высокий статный человек с чисто выбритыми щеками, черной шевелюрой пышных волос и с глазами божественной коровы, улыбался мне.
- Простите, а где…
- Диана сейчас вернется. Я Оскар, к вашим услугам, - улыбался он. Я автоматически подал руку и мы пожали друг другу руки. Прошло еще минут десять и я понял, что пора уходить. Показал на маленькую затейливую клетку для… свечки и попросил завернуть. Оскар выполнил это тотчас и, пробив чек, протянул мне.
- Благодарю за покупку, - принял он оплату, - Заходите к нам. Будем всегда рады. – И снова улыбка заиграла на его губах. Диана так и не вышла.
Очнулся я уже на улице, подходя с Тверскому бульвару. Что-то случилось? Или мне показалось? Нет, что-то все же произошло. Но что? Пока не понимал. У Никитских Ворот впрыгнул в подошедший троллейбус и по Никитскому бульвару, затем Гоголевскому, добрался к Пречистинским Воротам.
Я опаздывал. Мой, как сейчас принято говорить, спонсор, хозяин галереи “Тайкиґ”, весьма решительная и деловая женщина, пригласила меня на открытие музыкального сезона молодых исполнителей в Московских боярских палатах. Эти молодые люди, студенты музыкальных училищ, выбранных ею и отмеченные несомненно талантом, получили возможность выступить на публике в престижном месте. Понятно, они волновались. Но и я сейчас волновался не меньше.
- Борис! Куда вы подевались? Вот-вот начинаем, а вас нет.
- Простите, Оксана Анатольевна! Простите!
- Не спрашиваю. Видно снова что-то удивило вас? Ну да, вы все художники таковы. Знаю, по собственному опыту. Но… Ценю талант! Это – главное в жизни. Хотя, точность – вежливость королей! Да, да! Понимаю. На то они и короли.
- Простите, - повторил я.
Представив участников концерта и оформителя, разумеется меня, Оксана Анатольевна открыла вечер серьезной скрипичной музыкой. Молодежь волновалась, но старания, а главное, любовь к музыке примирила всех. Вечер прошел замечательно. Прощаясь с новоиспеченным меценатом, я вдруг увидел за ней, в глубине фойе Диану. Нет, мне это не показалось, это была она. Но когда я подошел в это место, там уже никого не было. Выйдя на улицу и снова вернувшись в фойе зала, я искал глазами Диану.
- Борис! Вы потеряли свою даму? – задала мне ироничный вопрос подошедшая Оксана Анатольевна.
- Нет! Увидел знакомую, но, видно, ошибся.
- Бывает, Борис. Сегодня Вы несколько рассеяны. Видимо, есть причина?
- Устал, просто устал, - ушел я от ответа. – Оксана Анатольевна понимающе улыбнулась.
- Шерше ля фам, - заметила она с улыбкой и скрылась за дверью.

Как прекрасна ночная Москва. Собор Христа Спасителя возвышался над всем, сияя в огнях прожекторов. Прохожу по Волхонке и у остановки напротив Храма снова любуюсь этим ожившим гимном Любви и Веры. Ночной троллейбус катит мимо Боровицкого холма, где величественные стены русской твердыни, украшенные остроконечными башнями, торжественно парили в темном звездном небе. А там, на Большом Каменном мосту, просто сказка – Кремль, высоко вознесший свои золотые купола, острые башни и рубиновые звезды! Большая Полянка передает меня Большой Якиманке и за Колужской площадью - широкому чистому Проспекту – Ленинскому проспекту. Летний воздух легок, а дома приветливы. Веселые яркие окна зданий нескончаемы.
“Неплохой выдался день”, думал я, и что-то приятное отзывалось в моей душе.

2.

Центральный Дом художника на Крымском валу отдал большую часть своих залов ретроспективе художественных галерей Москвы, Санкт-Петербурга и большим художественным центрам России. С утра я уже здесь. Помогаю навести последний лоск в галерее “Тайкиґ”, где властвует неподражаемая Оксана Анатольевна. Мои несколько пейзажей тоже экспонируются здесь.
- Борис, как вам кажется, успех будет? – Оксана Анатольевна ждет с интересом и озабоченностью.
- Разумеется будет, Оксана Анатольевна, - успокаиваю ее, хотя и сам волнуюсь. “Такое “нашествие” художественных произведений на двух этажах, двадцати залах не могут не волновать”, думаю я.
- Ну, дай Бог! – воскликнула Оксана Анатольевна. – По-моему, все готово, Борис.
- Да, думаю все, можно открывать экспозицию, - отвечаю я.
- А вот и народ пошел, - взволнованно воскликнула Оксана Анатольевна, увидев первых нетерпеливых посетителей. А там, потоки публики просто захлестнули пространство залов! “Будет жарко”, подумал я и скромно отошел вглубь прохода. Наша экспозиция выглядела внушительно. Суматошный день был нескончаем.
 - Борис! Ну что вы мучаетесь, уходите, я теперь справлюсь сама – Оксана Анатольевна помахала мне рукой. - До завтра, мой друг, до завтра.
Я, послушавшись, пошел к выходу из секции. Оглянулся и… увидел Диану, идущую из глубины зала к нашему стенду. “Черт дернул меня оглянуться”, подумал я, и было уже хотел вернуться, но “это уже становится навязчивой идеей”, сказал я себе и решительно покинул выставочное пространство. Думать о Диане я не перестал. Медленно прошел к Калужской площади, постоял у памятника, вернулся к часовне у начала Житной и затем поплелся к Серпуховке. Диана не выходила из моих дум. Вспомнил, что с утра не ел еще ничего и решительно направился к вызывающему зданию “Макдональдса”. “И обед, и ужин”, подумал я уплетывая большой мак, маленький чизбургер, запивая колой и вкушая пирожок с яблочной начинкой. Стало гораздо веселей, и я забыл тревоги прошедшего дня и Диану и тихо наслаждался городской суетой через витраж заведения.
Поздним вечером вернулся домой. Не успел еще переодеться в домашний наряд – спортивные брюки и футболку, звонок телефона.
- Боренька! Я довольна первым днем! Волнительно, но я довольна, - Оксана Анатольевна сделала паузу.
- Я рад, - воспользовался я паузой, - ваши волнения напрасны, Оксана Анатольевна, все хорошо. Стенд на уровне.
- На уровне Боря! На уровне. Поздравляю вас. Ушел ваш пейзаж, тот, в розовых тонах раннего утра.
- Да-а-а!, - удивился я от неожиданности, - это неплохо, Оксана Анатольевна, совсем неплохо. Мой бюджет требует пополнения.
- Само собой, Боря! Но я звоню по иному случаю, – снова пауза.
- По какому? Надеюсь хорошему?
- Да! Записывайте. – Снова пауза.
- Что записывать, Оксана Анатольевна? Зачем? Сумму гонорара я обычно держу в голове.
- Номер рабочего телефона, по которому ждут вашего звонка.
- Звонка? – “какого звонка”, думаю я. “Что-то не пойму”.
- Боря, диктую, - и Оксана Анатольевна продиктовала мне номер телефона, который я записал корявым карандашом на лежащей у телефона газете.
- А чей это телефон, - спросил я.
- Дианы, конспиратор вы неудачливый, вот чей! Желаю успеха, - и Оксана Анатольевна положила трубку.

- Вы напрасно вините Оксану Анатольевну. Это я была настойчивой, вероятно чрезмерно. Мы ведь старые подруги, еще с Брюсселя.
- Нет, нет, Диана, - все хорошо! Я даже рад. - “Они старые подруги”, думаю я . “Еще с Брюсселя…”
- А я думала, что вы позвоните еще вчера. Признаться, весь вечер ждала вашего звонка.
- А я гулял по Москве. Люблю это. Вернулся поздно.
- Да! Вот как здорово! Я тоже люблю гулять по Москве. Мне кажется я знаю ее давно, лет триста, не меньше.
- Так хорошо? – спрашиваю я Диану.
- Хорошо и давно, - отвечает она. “Надо же, триста лет, удачная гипербола”, думаю я.
- Покажите мне свою Москву?
- С удовольствием, Борис! Если Вам этого хочется, обязательно покажу. Увидите много необычного, узнаете многие подробности истинной Москвы…
- Хорошо бы, Диана. А когда?
- А вот приходите в магазин, договоримся о времени.
- Хорошо, завтра с утра я у вас.
- Жду… - Диана пропала также неожиданно, как и появилась.

- Рад вас видеть, Борис, - Оскар широко улыбался мне, как старому знакомому. - Диана задерживается, но она меня предупредила, что у вас с ней деловая встреча.
- Да-а-а, Оскар, мы договорились…
- Ну и чудесно! Дела требуют каждодневного продвижения, иначе все заглохнет.
- Вы правы, Оскар. - Волоокий взгляд из под пушистых ресниц, немой вопрос и бархатный баритон:
- Диана сейчас будет.
- У вас прелестная жена, Оскар!
- Увы, Борис, Диана мне не жена, - снова настороженный взгляд бездонных глаз.
- А я подумал, что вы семейная пара. Знаете, как это бывает. Магазин, семейное предприятие. Очень часто.
- Да! Вы правы. Но есть причины не позволяющие этому.
- Вот как? И какие? – произнес я и тотчас осекся. Глаза Оскара стали тоскливыми, улыбка исчезла, губы сложились. - Простите, простите, ради Бога, Оскар. Сказал глупость. Не подумал. Еще раз простите.
- Ничего, ничего, Борис. Бывает, - горько вздохнул Оскар. Он помолчал, затем посмотрел мне в глаза и медленно произнес: - Причина в Диане, простите. Больше не могу сказать. О, как бы я был счастлив, если бы не это… - Наступила томительная пауза. Я прошел к витринам и стал разглядывать “штучки”. Так прошло минут сорок. Оскар пытался разрядить атмосферу, обращая мое внимание на отдельные экземпляры, но неловкость ситуации не проходила. Я, видимо, вторгнулся в слишком интимную область его жизни, где была какая-то тайна. “Какая”, думал я, понимая всю серьезность обстановки.
- Борис, простите, я несколько задержалась, но уверяю Вас, по очень важному вопросу, касающегося нашего общего дела – Диана сияла и была великолепна.
- Здравствуйте, Диана, - здороваюсь с ней. – Вот, Оскар, показал мне несколько отличных экземпляров…
- Хорошо, хорошо! Оскар, мы пошли, - и, взяв мою руку, Диана потянула меня к выходу.
- Всего хорошего, Оскар, - успел я сказать, и мы очутились на улице.
- Я возьму вас под руку, можно? Так будет удобней.
- Разумеется, Диана, - смеясь почему-то, отвечаю я Диане, и мы направляемся к Никитским Воротам.

3.

Храм «Большое Вознесение» доминирует на ровном пяточке, врезающимся в водоворот городского движения на площади. Идет ремонт здания и восстановление звонницы.
- Вот, Борис, смотрите, - Диана останавливается и показывает на леса, где кипит работа мастеровых. – Замаливают наш общий грех! Сначала бездумно рушили, сейчас бездумно, в спешке восстанавливают. Грехи человеческие! А Храмы страдают.
- Почему бездумно, Диана? Восстанавливают ведь!
- Нет эстетического фундамента, Борис. Посмотрите на композицию впереди храма. Какая непропорциональность! И вся красота исчезла! Напрочь! А я помню это венчание… Пушкин был очень взволнован, Наталья более спокойна, наконец, устраивалось ее будущее. А он нервничал. Даже кольцо упало. Ах! Божий знак! И он оправдался так скоро…
- Да, да, я что-то слышал об этом происшествии, - воскликнул я.
- Вы слышали, а я была свидетельницей. Помню, меня сопровождал граф Толчанов, чье имение соседствовало с имением Гончаровых.
- Вот как! Вы были свидетельницей всего этого? – Я ждал ответа, понимая, что Диана шутит.
- Разумеется! – произнесла она твердо. И даже поздравляла молодоженов. Пушкин был необычен. Наташа скована общественным интересом, но все прошло хорошо.
- А вы как же оказались там, ведь это первая треть девятнадцатого века?!
- Ну, я ведь сказала, что знаю Москву давно, более триста лет. – Диана улыбнулась. Глаза ее возбужденно сияли. Я молчал, принимая все за интересную шутку. Мы прошли через Вознесенский проезд на Большую Никитскую.
- Когда я была еще ребенком, мой отец, князь Озерский, отправил мою маму в монастырь. Этот монастырь находился недалеко от этого места, там, если пройти по улице еще дальше. Правда, в те времена ни улиц, ни площади, ничего не было. Болота, заросшие травой и морошкой и женский монастырь, Никитский. С десяток хором разбросанных за высоким тыном. А вокруг выпас коз. Помню почему-то козы и забитые молчаливые люди перегоняющие их с места на место.
- Постойте, Диана! Не может быть. Болото! – Я недоумевал. - Какой монастырь? Какая мать? Что за князь?
- Так я говорю вам, Борис, князь Озерский. Приближенный царской семьи. Преданный слуга царя Алексея Михайловича, и затем Петра Алексеевича.
- А почему вашу маму в монастырь? – не сдавался я.
- О! Это грустная история, Борис. Уж больно она любила свободу. А по тем временам – жена раба мужа! Вот за это и получила монастырь, тюрьму. Бедная мама. Я тайком бывала у нее. Какие это были радостные минуты для нас. Она просто святая! До сих пор помню ее глаза и улыбку, - Диана умолкла и задумалась. - Хотите посмотреть особняк Собакиных, посмотреть внутри. Какое было там убранство, какие зеркала, голландские печи израсцовые! Хотите?
- Хочу, - отвечаю я Диане и недоумеваю. Незаметно щипаю себя за нос. Больно! Значит не снится мне все это.
- Быстрее, быстрее, пока зеленый, - торопит меня Диана, и мы уже по Ножевому переулку попадаем в Хлебный. А там, в глубине маленького сада – особняк. Сморю и понимаю, что это совсем другая территория, другая страна! Но Диана как будто не замечает всего этого.
- Йорген! – обращается она к садовнику, ухаживающему за кустом пионов.
- А, мадам Диана! Проходите, я сейчас открою калитку.
Интерьеры особняка хранили еще былую роскошь. Диана свободно двигалась по анфиладе комнат, четко зная куда идти. Печи были роскошны, изразцы дышали тем, прошлым временем. Остановились в большой зале.
- Здесь я познакомилась с Андрю Гертельс, Борис. Молодой секретарь посла, только-только приехавший из Брюсселя. Боже! Какая это была любовь. - Диана была в эту минуту там, в том времени, в той зале, где очередной танец сменял окончившийся. Партнер не отходит от нее.
- А что ваш отец?
- Он, конечно, был против, но я убежала в Брюссель. Андрю подал в отставку и мы счастливо жили в Европе. Но все, все кончается, увы, Борис.
- А что же… - начал я.
- Да! Князь послал за мной людей и бумагу, подписанную царем. Зачем Бельгии дипломатические осложнения! Я всю дорогу в Россию рыдала. Но, судьба жестока.
В это время мелодичный звон наполнил залу. Диана спохватилась.
- О! Уже два часа, пора возвращаться. Оскар уже волнуется.
- Хорошо, Диана, пойдемте – поспешно ответил я. – Было весьма интересно увидеть и услышать это. Вы просто кладезь знаний о Москве, том времени и…
- Пустое. У меня хорошая память, Борис. Да и времена были насыщены событиями. И какими!

Наше возвращение, отмеченное звоном колокольчика, приветствовал Оскар:
- Наконец, Диана! Тебе пора. Поспеши, пожалуйста.
-Да, да, Оскар! Простите, Борис, - и Диана скрылась в анфиладе залов.
- Не хотите составить мне компанию и отобедать? – обратился Оскар с вопросом ко мне.
- Пожалуй…
- Вот и ладненько. Я знаю хорошее место. Поспешим, - он закрыл стеклянную дверь и мы через двор вышли на улицу.
“Версаль”, куда пошли мы обедать, был милым заведением с тихими и приятными укромными столиками. Один из них понравился нам. Сели.
- Будем пить?
- Пожалуй вино, - предложил я.
- Отлично! Хотите южноафриканское? Очень рекомендую.
- Хорошо, просите его, - ответил я Оскару и он быстро оформил заказ подошедшему официанту. Обстановка располагала к доверительной беседе. Первым начал Оскар.
- Борис, как вам понравилась экскурсия и не только географического измерения? – Я взглянул на Оскара и понял, что он все знает.
- Очень интересно, - тянул я время, обдумывая положение в которое я попал. “Это надо же. Что бы это могло быть. Игра? Но какая? Интересно, что за этим кроется?
- Не стоит усложнять ситуацию. Просто это характерно для Дианы. Это, если хотите, ее характер. Я знаю это давно.
- Как давно, Оскар? – нашелся я.
- Давно, Борис. Еще со студенческих лет.
- Вот как! И что же?
- А ничего, Борис. Диана с блеском окончила исторический факультет МГУ, где и я учился. Специализировалась по России семнадцатого - двадцатого веков. Писала даже диссертацию. Сделала ее. Но…
- А что но? – промолвил я.
- А ничего, мой друг. Искусство, любовь к нему, взяли свое. Она сейчас лучший специалист по западной прикладной культуре. Ремесленные вещи, ручная работа, штучные изделия времен после Фаберже.
- И что? – не сдавался я.
- У нее много фантазии и полета и не только мысли. Но она быстро утомляется. Тонкая организация организма. Напряженная работа мысли. Психологическая нагрузка без меры. Вы понимаете меня?
- Не совсем, - отвечал я, совершенно не понимая, что хочет мне поведать Оскар.
- Несколько раз в году ей необходим строгий режим с целым комплексом восстановительных процедур.
- А-а-а… Творческие натуры склонны к этому, - поддерживаю я направление мысли Оскара.
- Но у ней более сложный случай Борис. Так что, прошу вас, имейте ввиду это. Надо беречь ее нервы.
- Разумеется, Оскар. Я все понял, - говорю Оскару, но пока ничего не понимаю.
- Ее фантазия безгранична, Борис! Особенно там, где дело касается прошлых веков… - Оскар умолкает, подождав, пока официант менял посуду перед десертом, - принимайте ее естественно, а поведение за игру. Ладно?
- Хорошо, Оскар, спасибо за информацию. Я постараюсь, - уверяю я Оскара, а сам понимаю, что он не верит в мою корректность. Подзываю официанта и прошу счет.
- О, нет, нет, - Оскар встает. – Вы мой гость, Борис.
- Оскар, позвольте расплатиться, это мелочи, в другой раз будет ваша очередь – говорю я Оскару.
- А, так! Тогда хорошо, коль это станет традиционным. Люблю, знаете ли, хорошую компанию. А сегодня было недурно.
Мы расстаемся на углу Гранатного переулка и Спиридоновки, и в глазах Оскара я впервые вижу игривые огоньки.
- До встречи, Борис!
- До встречи, Оскар!

4.

Была среда, день, когда я, оставив свое уединение среди работ в моей мастерской, маленькой пристройке в арбатских переулках, спешил в галерею “Тайкиґ”.
- Борис! Наконец, я вижу вас! Простите, что прервала ваше творческое уединение, надеюсь работалось плодотворно?
- Почти, Оксана Анатольевна.
- А что волновало сердце? Что за причина неудовлетворенности?
- Разные причины, - отвечаю я и смотрю на прелестную штучку на столе Оксаны Анатольевны. Та, перехватив мой взгляд, улыбается.
- Да! Прелестная вещичка! Почти раритет. Диана все же талант, скажу вам. Природное чутье к старине, многовековой, не засоренной сиюминутными ассоциациями и модными течениями. Какая пропорция красоты и утилитарности. Чудо! - молчание, пристальный взгляд на меня. – А как вам она? Вы ведь в друзьях у нее, как я знаю?
- Приятная, своеобразная собеседница, - отвечаю я и все более чувствую, что этот разговор неспроста.
- О! Редкая, изумительная и совершенно непредсказуемая личность.
- Вы о чем, Оксана Анатольевна?
- О вас, Борис Витальевич. О вас!
- Попонятнее. Что-то я после моих уединений плохо соображаю. Так о чем?
Оксана Анатольевна повернулась к предмету нашего внимания, помолчала, гладя его яркую поверхность и, посмотрев мне в глаза, чуть заикаясь, видимо от внутреннего волнения, произнесла:
- Мне как-то не очень ловко, но я хочу сказать вам, Борис, Диана увлечена вами. – она замолчала, ожидая мою реакцию.
- И она мне понравилась сразу, - признался я, - Очень контактный и коммуникабельный человек.
- Да бросьте Вы, Борис, эти дежурные фразы. Диана очень увлечена вами. Поверьте. Я то ее хорошо знаю. Еще с Брюсселя, где мы познакомились. Если она кем то увлечена, то это очень серьезно. Впрочем! Молчу. Вы и сами, должно быть, почувствовали это?
- По-моему, она больше увлечена историческими экскурсиями в московскую старину.
- Вот, вот! Это наипервейший признак ее интереса к вам.
- Да! Весьма своеобразно, - удивился я.
- А, главное - искренне, - подхватила Оксана Анатольевна. И, поверьте, все о чем она так своеобразно поведала вам - правда.
- Не сомневаюсь в исторической достоверности фактов. Но ее присутствие при этих событиях мне несколько сомнительно.
- И напрасно! – Тут я с удивлением посмотрел на Оксану Анатольевну. “и она тоже в плену чар Дианы”, подумал я. “Интересно!”.
- Вы шутите, да? – промолвил я.
- Ничуть, Борис, впрочем решайте сами. Пора перейти к нашим делам, - она решительно направилась в смежное помещение.
– Пройдите за мной, хочу показать вам новые поступления и посоветоваться о их экспозиции.
Два новых полотна стояли у стены. Оксана Анатольевна с интересом ждала моего мнения о этих работах. Я что-то говорил о манере письма, цветовой гамме, исторической ценности и о многом другом, но думал только о Диане.

- Поймите! Город живое существо. Он растет, изменяется, порою до неузнаваемости. Возьмите двадцатые-сороковые. Четкий рисунок этих лет лежит на всех постройках и пространстве вокруг них. А пятидесятые – символ помпезности, величия и доминизма над личностью.
- Диана! Я согласен. Но представить это место лет этак за двести не могу.
- И напрасно! Патриархальная, неспешная жизнь с ее разными заботами. Кругом серость и однообразие. И только отдельные очаги во владениях князей, бояр, по их прихоти цветут. Да так, что и осколки, которые порою нам попадаются, восторгают!
Мы сидели в тихом дворовом скверике на углу Трехпрудного и Палашевского переулков. Пышные кусты сирени уже отцвели. Двухэтажный домик смотрел дворовым фасадом подслеповато и странно. Несколько угловых окон откровенно и вызывающе гордились современной столяркой, белизна которой, обрамляла зеркальные стекла.
- Вот, посмотрите! - я показал на дом. Налицо все несоответствие текущего момента. Архитектура разрушена, празднуют бал коммерция и богатство. Видимо в этой квартире новый офис крутой фирмы а рядом…
- Вы правы, Борис. Вакханалия. Вы правы. А знаете, что тут было раньше, задолго до этого неприличия?
- Что, Диана?
- Здесь были земли думского дьяка Иванчина. Необыкновенного человека, самородка выбившегося из низов, но обладавшего не только коммерческой хваткой, но и отличным вкусом, а главное желанием украсить город.
- И что же, - продолжил я.
- Он решил сделать и сделал каскад прудов. Три пруда, сообщающиеся между собой специальными устройствами. И это посреди унылого пейзажа болотистой равнины. А за этим пошел строительный бум. Появились усадьбы, дома, улицы и переулки.  А все по воле одного человека. Кстати, я его хорошо знала. И любила. И он тоже отвечал мне взаимностью. Какие шутихи устраивал он на воде! Было жарко. И весело. И прекрасно!
Диана посмотрела на меня.
- Что-то душновато! – Она сняла белый жакет, положила рядом, на скамейку, затем начала расстегивать многочисленные пуговицы красной блузки. Я недоумевал.
- Что-то жарко, Борис, - промолвила она и сняла блузку. Я совершенно обалдел: Диана сидела рядом со мной, улыбалась мне и ее обнаженная грудь дышала порывисто рядом со мной. Груди, как созревшие плоды, соблазняли спелостью желания. Но она не замечала как бы всего этого.
- Как свободно, - вскинула она руки вверх, - ничего не сковывает. – Ее взгляд обратился поверх меня в невидимую даль.
- Диана, - воскликнул я пытаясь набросить на нее жакет.
- Нет! Не сковывайте меня этим одеянием. Я хочу воздуха, - повторяла и повторяла она. Я был в растерянности и не знал что делать. Наконец, победив в этой борьбе, набросив на нее жакет, я обнял за плечи,
- Борис, какой вы предупредительный. Мне это нравится, - она прижалась ко мне всем телом и наши губы встретились. “Как приятно”, подумал я, “Боже, как приятно”! время потекло стремительно и незаметно.
Мои мысли полностью завладели этой необычной женщиной.

- Ну, я надеюсь, что вы позволите ответить вам, Борис, отобедаем?
- А Диана не выйдет?
- Уже нет, поздно. Ей надо отдыхать. Так что предлагаю свою компанию. Понимаю, понимаю… Но прошу вас, соглашайтесь. Заглянем в “Балаганчик”. Обсудим некоторые проблемы Борис. – Я сдался.
- Как скажите, Оскар! Правьте!
- О, ваш жаргон весьма динамичен, - Оскар направился к выходу через служебную дверь.
“Балаганчик”, что в Мамоновском переулке, мирно дремал, ожидая время пик. Нас обслуживал предупредительный официант и все происходило как бы вскользь, незаметно. Основной интерес был в беседе, в ее назревшей теме.
- Борис Витальевич! – Оскар был официален. “Это предвещает что-то серьезное”, подумал я. – Ваши прогулки с Дианой весьма далеко зашли…
- Да, да Оскар, восемнадцатый век, - подхватил я! Весьма далеко вглубь веков.
- Я не об этом, мой друг. Я о настоящем, которое без будущего. Вы меня понимаете, Борис…
- Пока нет, Оскар. Но буду стараться и, возможно, мы придем к консенсусу.
- Вы зря так иронизируете. Я в хорошем смысле, Борис. Господи! Я не хочу вмешиваться в вашу дружбу, как оценивает ваши взаимоотношения сама Диана. Но она увлечена вами. Вы это понимаете? Или вам надо объяснять?
- Догадываюсь, Оскар, но пока еще не до конца.
- Не будет конца, Борис! Не будет.
- Это почему же, - я отпил немного вина и предложил сделать это Оскару.
- После, потом! Ее состояние весьма неуравновешенно, могут быть срывы, эксцессы. Вы то понимаете о чем я.
- Да, догадываюсь. Резкое повышение давления, температура и желание освежиться, и …
- Вот-вот! Она на грани срыва. Вы должны сделать паузу, на месяц, два. Это ее добьет. Господи! Прошу вас, Борис, сделайте. А я буду информировать о ее состоянии. Хорошо?
- Ну, если вы настаиваете, Оскар, хорошо. Только мне бы хотелось до этого увидеть Диану, на пару минут и пару слов.
- Я подумаю как это сделать поделикатнее, Борис, - Оскар переменился, стал более спокоен и залпом выпил свой бокал вина. Мы посидели еще минут десять, и после десерта, вышли на улицу.
- Всего хорошего, Оскар!
- Всего хорошего, Борис!

5.

Купец Филантин с большой партией товаров пришвартовывался у пристани Санкт-Петербурга. Среди прочих заморских диковин, были и кружева из Брюсселя. И очаровательная кружевница, так бойко говорившая по-русски.
- Ферапонт Пантелеевич, свет мой! Я рада, что мы уже в России. Как давно я отсутствовала. Боже, Боже! Какой воздух, какой простор.
- Да уж, милая моя, это тебе не басурманские узенькие улочки, да узенькие домики в одно оконце на улицу. Смотри! Какая столица! Град Петра! Ширь, простор, полет!
- Жарко, как то, - ответила кружевница и снимала с себя верхние одежды.
- Ты, милая моя, не шуткуй, ветрило, однако, - заметил купец, но одежды все слетали и слетали.
- Побойся Бога! Срамота какая! Ты что, очнись, милая! – но все напрасно. Купец остолбенел, схватил себя двумя руками за бороду, качнулся, сложившись пополам, и попятился к корме. А она, разметав руки, легкой походкой, почти не касаясь палубы, не видя ничего и никого неслась к корме… Портовики, грузчики, матросы, все, все замерли при виде этого стройного тела и высокой груди.
- Ну и баба, - утирая усы, промолвил старый шкипер.
Остальные просто молчали, не веря в увиденное.
Происшествие надолго осталось у них в памяти. И многие через десятки лет вспоминали об этом, ведая неверующим это диво.
- Не может быть! – в один голос твердили эти неверующие.
- Да! Было! Это было со мной, - Диана победоносно подняла глаза. - Люблю легкость, простор, отсутствие пут и одежды, столь условные в этом мире. Душа требует полета! А Ферапонт Пантелеевич был хорошим человеком. Вспоминаю его с радостью и любовью.
Я молчал. Те несколько минут, полученных мною, давно истекли, но о главном ничего не сказано.
- Диана, - начал было я, - послушайте! Тогда на скамейке, было правдой?
- Вы о чем, Борис? Какая скамейка? – Я умолк. – Поспешим, хочу показать Вам ремесленную слободу…
И уже быстрые тройки уносили купца и мастерицу в белокаменную, первопрестольную, скорее, скорее. Скатертная Слобода ждала. Ферапонт Пантелеевич пребывал в раздумье, а кружевница восторженно встречала широкие русские просторы, раскинувшиеся вокруг. Коней меняли быстро и уже на третий день показались многочисленные купола Москвы. Остановились. Ферапонт Пантелеевич вышел из кареты, остановил кучера, спешившего помочь ему, и, сняв шапку, осенил себя крестом.
- Боже! Рад, очень рад видеть тебя, матушка Москва! Снова поклонился и, поднявшись в кузов, громко крикнул:
- Гони!
Тройка весело помчалась к городским воротам…
- А вот и Скатертный! – Диана взяла меня за руку.
- Борис! Вот это место! Сколько связано с ним. Сколько радости и восторга! Добрый, добрый, Ферапонт Пантелеевич…
- Филантин? Это ты? Вижу, вижу.
- Добро здоровица, князь. Уж помилуйте буйную головушку, не поспел к сроку. Но, однако, чудо привез, так что можете не казнить, велите, миловать!
- Хитрец ты, хитрец! Ну показывай что у тебя. Удиви! Филантин раскрыл принесенный слугой сундучок и медленным жестом руки, глядя на князя, вынул кружевную скатерть. Та затрепетала на легком ветру и словно тополиный пух понесся к князю.
- Удивил, Ферапонт Пантелеевич! – Князь назвал купца полным именем, что выдавало его изумление. – польщен, польщен. Чудесный подарок! - Ферапонт Пантелеевич низко, в пояс поклонился князю.
- А вот и мастерица, - показал он на притихшую кружевницу.
- Да! Мила! И очень! Подойди к руке, - князь улыбался…
- Вот этот дом. Правда, уже много раз перестроенный, но подвалы те же. Хорошо помню. – Диана решительно вошла в открытый подъезд.
- Борис, подержите мою сумочку, - передала она мне сумочку, которая была странно тяжела.
- Диана! Что в ней? Железо? Тяжела, - воскликнул я от неожиданности.
- Вы правы, там ключи, - ответила Диана и стала опускаться в подвал.
Тяжелый замок был открыт принесенным ключом, и мы вступили в полную темноту. Подождали. Стали проявляться стены, проходы, арки.
- Пойдем? – спросила Диана.
- Пойдем… - нерешительно промолвил я.
Диана взяла мою руку и уверенно повела меня по лабиринту каменных арок, тоннелей и ниш. Стены распахивали свои двери ржавым звуком запоров, петель, где ключи из сумки Дианы творили чудеса…
Мастера из скатертной слободы, что лежала у Поварской, широкой и знатной уже много-много лет, поставляли добротные полотна к царскому двору. Но подобного кружевного дела не ведали. Заморское чудо вызвало восторг и зависть, и желание любопытных освоить, немедленно освоить ремесло. Кружевница была центром всеобщего внимания.
- Ты, матушка моя родненькая, посвяти в тайны, не скрой ничего, - гнусавый кривой горбун Сивка.
- Отстань, дурень! Разве не ведаешь, что князь не велел.
- Ведаю, но краса-то добра и не откажет в милости, и нам православным, мастеровым, поведает заморский секрет.
- Отстань, - Филантин махнул рукой на лукавого…
- Так вот я и осталась в доме купца. Он был добр ко мне. Хороший человек, - Диана остановилась и, осмотревшись в темноте подземелья, подошла к массивной металлической двери. Звякнул ключ и из проема, открывшегося перед нами, хлынул яркий, солнечный свет. Я обомлел и потерял совершенно зрение.
- Борис, смотрите, вот это сад свободы! Боже! Сколько радостных минут я провела здесь.
Сад цвел. Розовые лепестки горели на солнце. Маленькая беседка примостилась на луговой поляне. Мы вошли в нее.
- Хорошо здесь! Правда?
- Да, хорошо, но где мы?
- Помолчите, Борис. Воспоминания теснят меня. Тот же воздух свободы, среди пут, условностей, предрассудков, разнузданности желаний и вседозволенности именитых. Но! Красота, умение, опыт, а главное талант всегда побеждают. Всегда, Борис.
Я оглянулся. Тихий уголок в центре шумного города удивлял своей независимостью. Там, где-то вдали жил большой город, а здесь царила тишина и покой.
- Так где же мы сейчас, Диана?
- В садах любви, - лукаво ответила она.
Я привлек ее к себе. Наш поцелуй был нескончаем…
Как мы очутились на Малой Бронной, уже не помню. Только ее горячее податливое тело, сладкие губы и очарование неизвестного будущего волновали меня.
Все понимающие глаза Оскара грустно смотрели на меня, и безмолвный вопрос в них вернул меня в реальный мир.

6.

- Борис Витальевич! - голос Оксаны Анатольевны был необычно взволнованным.
- Слушаю вас, - ответил я на ее телефонный звонок.
- Ваша помощь будет неоценимой, друг мой! Выставка устраивается в трех городах. Без вас я просто пропаду.
- Поздравляю вас, Оксана Анатольевна! Добились, наконец задуманного.
- Да! Но без вас пропаду, - продолжала она.
- Знаете, - я тянул время, раздумывая, как отказать повежливее.
- Знаю! Знаю! Вы увлечены Дианой!
-……
- Не молчите. Я знаю наверняка.
- В некотором роде вы правы, однако, это слишком личное и деликатное…
- Борис! Спасайте! Вы добрый, хороший. Ну, только месяц. Один месяц!
- Не знаю… Как все сделать… Подумаю.
- Ну, и хорошо. Жду вашего положительного ответа.
Уже к полудню я был на Малой Бронной.
- Борис! Диана не может выйти. Очередной психологический кризис. Врач рекомендовал стационар на три недели.
- Могу ли я чем-либо помочь, - ждал я ответа.
- Увы, там колдуют эскулапы, Борис.
- А можно ли ее увидеть? Хоть коротко, на пять минут?
Ответ Оскара был безмолвен и окончателен. Затем он оживился.
- Поезжайте с Оксаной Анатольевной, помогите в ее благородном деле.
- А откуда вы знаете о выставке?
- Очень просто! В экспозиции есть и работы Дианы. Заметьте, лучшие работы. Старинные интерпретации кружевных задумок, поковок, плетения и многое другое. Итак, ваши пейзажи в хорошем окружении. – Он помолчал и продолжил. – А я тотчас сообщу вам, как только все пройдет, и Диана будет в обычном состоянии духа. Хорошо?
- Идет, Оскар, - обречено ответил я и попрощался.
Ноги сами привели меня в горбатый Скатертный переулок. Пытался найти вчерашний дом, но все было напрасно. Не получалось. Прошел до Мерзляковского, вернулся снова к Скатертному, но все тщетно. “Наваждение и только”, думал я. “Так кто же Диана? Кто? И что это за аура вокруг нее, влекущая к себе неимоверно и фантастично? Ее парящая душа, чувство свободы и полное отрешение от действительности. Естественное состояние полета души и тела…”
Поездка по городам, принимавшим выставку, немного отвлекла меня от моих необычных мыслей, вопросов без ответов и несколько притупила остроту разлуки с Дианой. Не скрою, ждал ежедневно сообщение от Оскара. Так прошел месяц. События развивались бурно и выставка продолжила свою работу уже в других провинциальных центрах культуры. Оскар молчал, я оставался в ожидании. Октябрь отшумел листопадом, дождями, подули холодные ветра.
- Пора домой, - как-то призналась Оксана Анатольевна.
- Да, да, - обрадовался я.
- Понимаю вас, Борис! Через три дня сворачиваем экспозиции и домой! В Москву, в Москву! – пропела Оксана Анатольевна начало знаменитого чеховского монолога.
Москва встретила октябрьской слякотью, холодом и дождями. Телефон на Малой Бронной не отвечал. На следующий день бросился в магазин. Увы! Магазин был заперт. Маленькое объявление на дверях говорило о переучете и скором открытии новой экспозиции. Растерялся, поняв, что потерял Диану вообще.
- Ну это просто, Борис. Я вам обязана, вы просто прелесть! Записывайте. – и Оксана Анатольевна продиктовала адрес Дианы. – Желаю успеха и предавайте мой пламенный привет! – весело проворковала она в трубку телефона.
Новинский бульвар стремительно катил полчища авто. Их поток был нескончаем. Повернув на Поварскую в районе Кудринской площади, ищу номер дома, оглядывая высокие сталинской эпохи здания. Холодно, под ногами хлипкая жижа из дождя и мокрого снега, тучи так и бушуют в низком небе. Среди кутающихся в шарфы и поднятые воротники пальто и плащей вдруг, вдали, как в немом фильме, вижу…Диану.
По мокрому тротуару, не обращая внимание на остановившихся прохожих, совершенно нагая, легкой походкой, грациозно, она движется в пространстве, таком враждебном сейчас для нее. Ее высокая грудь, гордо поднятая голова и вся она, в каком-то порыве духа, где нет места никому из окружающих ее. Розовое тело божественно! Я замираю, не веря своим глазам. Кто-то толкнул меня в плечо, но я не замечаю этого. Из открывшейся двери подъезда дома выскакивает мужчина. В нем я узнаю Оскара. Полы его пальто разлетаются по ветру и кажется, что он летит, летит к Диане. Он подхватывает молчаливую Диану на руки и тотчас спешит к подъезду дома.

…Его бархатные ресницы трепетали. Глаза, словно глаза раненого оленя, полные страха и слез вопрошали кого-то. Мгновенный взгляд, оторванный от нее остановился на мне. Я не мог шелохнуться. А она, сидя на его руках, обхватив его за шею, не мигающе смотрела в пространство поверх меня, видя свои миражи и совершенно отсутствуя в реальном мире. Крупные редкие снежинки, как бы не достигали ее, тая на руках, плечах. И этот эффект контраста между его темным пальто, усыпанным белыми снежинками, и ее розовым телом делал все нереальным…

17.06.03