МГНОВЕНИЯ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
(цикл рассказов)
Мы с Владимиром вышли из здания Арбитражного суда Краснодарского края. Длительный и сложный процесс утомил нас, но решение, вынесенное в нашу пользу, как бы сбросило напряжение. Аргументы и доводы, приводимые в заседании и занявшие большую долю мыслящей части головного мозга, отхлынули. Мы находились в состоянии легкой прострации. Этому способствовала атмосфера тихого, теплого дня ранней осени.
В парке, напротив здания суда, зеленели деревья, а редкие опавшие желтые листья излучали покой и благодать. Медленно подойдя к скамейке, мы присели, расслабились, чувствуя себя частичкой этой природы. Я подумал, какая все-таки прелесть эта жизнь на нашей бренной старушке Земле.
Очевидно, похожие мысли блуждали и в голове Владимира. Но, через некоторое время, лицо его приняло сосредоточенное выражение, и он сказал:
- А во время войны обстоятельства складывались дважды так, что я мог и не увидеть это чудо под названием «жизнь».
Для моего отца, двенадцатилетнего подростка, война началась в день оккупации города Ессентуки. Этот средний по численности населения городок всегда, на его памяти, жил спокойно и размеренно. В нем не было промышленных предприятий. Все вращалось вокруг живительных минеральных источников. Тысячи отдыхающих круглый год пили целебную водичку, принимали водные и грязевые процедуры, прогуливались по аллеям парка.
10 августа 1942 года обрушилось на город как внезапно сорвавшаяся гремящая лавина. Проснувшись утром, отец услышал взрывы и выстрелы. Подбежав к забору, стоящему вдоль дороги, он увидел бегущих людей. Из-за поворота показалась грузовая автомашина. В этот момент сильный гул резко снизившегося самолета буквально прижал отца к земле. Над его головой просвистели осколки разорвавшейся бомбы. Выглянув через несколько минут, он ужаснулся от представшей перед ним картины. Взрывом разворотило дорогу. Грузовик был весь изрешечен. Из-под сорванного капота машины поднимались клубы пара. У переднего колеса на корточках сидел водитель и обеими руками зажимал внизу живота огромную рану. Он громко кричал и просил о помощи. Через несколько минут крики стихли.
Выбежавший из дома дедушка затащил отца в комнату и строго-настрого приказал не выходить за дверь в светлое время суток.
Однако, никакие меры предосторожности не помогли. Приблизительно через неделю во двор вошли румынские солдаты во главе с немецким офицером и с ними полицай. Да! К сожалению, предателей, готовых служить оккупантам, оказалось больше, чем можно было предположить. Полицай что-то говорил офицеру и показывал на дедушку и на моего отца. Офицер кивал головой и повторял:
- Яволь, красный командир, красный командир…
Действительно, сын дедушки и отец моего отца занимал высокую должность в армии и сражался в то время где-то под Москвой.
Офицер отдал команду, и два солдата, подталкивая отца и дедушку сзади, повели их по улице в сторону железнодорожного вокзала. Когда, миновав вокзал, повернули направо, за город, и к ним присоединились еще несколько жителей Ессентуков, конвоируемых солдатами, дедушка, видимо поняв, что ведут на расстрел, строго приказал отцу:
- Когда подойдем к краю балки, прячься за моей спиной и при первом звуке выстрела прыгай на дно балки, не шевелись, чтобы ни происходило вокруг, а когда стемнеет, вылезай и задними дворами пробирайся к Анне Францевне. Все ей расскажи.
Все произошло так, как и предвидел дедушка. Что пережил мой отец, он не рассказывал, но можно догадаться о состоянии двенадцатилетнего подростка, оказавшегося в такой ужасной ситуации.
Когда стемнело и все стихло, отец выбрался из балки, незаметно дошел до дома, в котором жила Анна Францевна, и постучался в дверь. Долго не открывали. А когда он очутился в комнате, то увидел, что Анна Францевна прячет у себя соседку – Розу Исааковну.
Анна Францевна покормила отца и уложила спать. Утром он проснулся от шума снующих по комнате женщин. Они освобождали от одежды большой платяной шкаф.
- Немецкий патруль идет по улице – сказала Анна Францевна. – Заходят в дома. Роза Исааковна спрячется в шкафу, а ты, сказала она отцу, заползай под кровать, и я поставлю туда обувь, чтобы тебя не было видно. Не подавайте никаких признаков нахождения в комнате, пока я не скажу, что можно выходить.
Буквально через несколько минут раздался громкий стук во входную дверь, ведущую в коридор.
Анна Францевна резко открыла дверь и, отстраняя солдата, на чистом немецком языке сказала:
- Что ты так стучишь? Дверь поломаешь.
И не давая ему опомниться, сразу повернулась к офицеру.
- Хелло, господин офицер! Вы, наверное, хотите спросить, кто здесь живет? Я Вам скажу, в этом и следующем доме никогда не было больших начальников. Здесь у каждой семьи по одной комнате. Как в общежитии.
Офицер, не ожидавший услышать немецкую речь и увидеть типичную немецкую женщину, был удивлен и одновременно озадачен. Это был первый случай, за время нахождения его на территории другой страны, встречи с соплеменницей.
А облик Анны Францевны действительно выдавал в ней иностранку, так как она была сухощавая, стройная, со строгим и несколько надменным выражением лица. Отличие от русских женщин, как правило, полных и добродушных с виду, сразу бросалось в глаза.
На вопросы офицера Анна Францевна кратко рассказала, что ее родители в 1910 году переехали из Германии в Россию, в Ессентуки, так как мать страдала сахарной болезнью и ей необходимо было постоянно принимать водные и грязевые процедуры. После смерти родителей она осталась в России и преподает немецкий язык в местной школе.
Выслушав эту речь, офицер сказал: «Яволь. Ауфидерзейн!» и в сопровождении солдат направился вверх по улице, минуя оба указанные Анной Францевной дома.
Владимир прервал свой рассказ, задумался, и, как бы рассуждая сам с собой, сказал:
- Отец в 74-м году ездил на родину, встречался с постаревшими, но жизнерадостными Анной Францевной и Розой Исааковной. С тех пор ему не дает покоя вопрос, почему и как объяснить, что одни безжалостно предавали своих соотечественников, а другие, рискуя своей жизнью, спасали жизни людей других национальностей?
- Неужели отец так и просидел в комнате более полугода, пока немцы находились в городе? – спросил я Владимира.
- Конечно, нет! В начале ноября к ним зашел одноклассник отца и рассказал, что на чердаке школьной пристройки ребята нашли большое ружье с длинным стволом, похожее на противотанковое.
Желание подростков увидеть и подержать в руках настоящее оружие было столь велико, что они, забыв про наказы старших, отправились к школе.
На первом же перекрестке они натолкнулись на немецкий патруль, который задержал и отвел их в большое деревянное здание на южной окраине города.
В здании находились еще одиннадцать подростков приблизительно такого же возраста. С какой целью их собрали, никто не знал. Но отец, переживший уже кошмар расстрела, сразу понял, что благоприятного исхода в складывающейся ситуации ждать не приходится.
Он осмотрелся. Выход из здания охранялся двумя солдатами. В это время с улицы вошел еще один подросток. Отец узнал у него, что на улице с задней стороны здания находится туалет, и охрана разрешает выходить, но только по очереди, по одному человеку.
Отец тут же попросился в туалет. Выйдя на улицу, он увидел третьего солдата, который охранял подход к зданию со стороны, выходящей к местной речке Бугунте.
В щели между досок туалета за солдатом можно было проследить. Выправка, четкий, размеренный шаг и строго определенное время, через которое он поворачивался и шел в обратную сторону, говорили о том, что это не румынский, а немецкий солдат.
Отец начал считать, сколько шагов он сделает, прежде чем повернуться. Насчитал тридцать пять шагов. Вперед – назад, вперед – назад, ровно тридцать пять. Ни шагу больше, ни шагу меньше. Подумал, можно бежать. Только бы за это время добраться до берега Бугунты. Там отец знал местность, как свои пять пальцев.
Как только солдат повернулся к отцу спиной, он попытался раздвинуть доски задней стенки туалета. Одна доска, видимо подгнившая снизу, легко поддалась.
Отец протиснулся в образовавшуюся щель и со всех ног бросился бежать. Но, понятно, что за 25-30 секунд далеко не убежишь. Повернувшийся солдат увидел убегающего отца, закричал. Из здания выскочил еще один солдат, и они вдвоем погнались за отцом.
Через 600-700 метров они практически догнали его. Но в этом месте Бугунта, вдоль которой они бежали, впадала в Подкумок.
Река Подкумок текла вдоль города и преграждала путь к раскинувшимся за ней холмам, поросшим кустарником и редкими деревьями. Это была горная речка, поэтому течение в ней было быстрое, а вода всегда очень холодная. Однако, глубина ее не превышала, в среднем, полутора метров. Бурной и глубокой она была только во время таяния снегов или проливных дождей.
Отец знал все это, да и выбора у него не было, – он с разбега прыгнул в ледяную воду и, сопротивляясь сбивающему с ног течению, быстро преодолел двадцатиметровое русло и выбрался на противоположный берег.
Оглянувшись, он увидел своих преследователей, которые стоя у воды, жестикулируя руками, разговаривали между собой. Затем они повернулись и пошли обратно в сторону города.
Очевидно, почувствовав леденящий холодок, идущий от нашей реки, они утратили желание продолжать погоню.
Почему они не стреляли? Наверное, рядовые немецкие солдаты понимали, что мальчишка-подросток не представлял для них никакой угрозы. Но, вот зачем их командование собрало подростков? Какова судьба оставшихся в здании ребят – отец так и не узнал. Буквально через несколько месяцев наши войска освободили город, и жизнь потихоньку стала входить в свою привычную колею.
Владимир встал со скамейки, повернулся лицом к солнцу, раскинул руки и сказал:
- Вот так, благодаря обратной стороне строгого порядка, при котором оборачиваться можно только через определенное, указанное в инструкции, время, я купаюсь в лучах этого солнышка, я живу, и это чудо природы – жизнь продолжат мои дети и внуки.
2007 год.