Песнь шестая. Фантасмагория

Огнеслава
Улитка – раковина спираль. Двигаться, как улитка слишком пространно. Этот способ передвижения похож на волну, которая собирается преодолеть порог и начинает расти, но всегда останавливается за секунду «до» этой точки невозврата, после которой возрастание неизбежно приведет к пику, а затем к крушению. Мысли растекаются, и время медленно льется, перетекает плавно и размеренно. Сам себе кажусь каким-то бесформенно-мягким, а мир – шершавым. Но от этой вечной охоты покоя нет. Улитка – неподходящая форма, как для того, чтобы идти по следу, так и для того, чтобы скрываться от охотников.

Черненное серебро чешуи, шелестящий шелк мысли, шипящие слова. А речные камни, даже самые острые, кажутся округлыми и гладкими… Такими же прохладными и блестящими, как моё тело. Такими же влажными и неподвижными, как мой немигающий взгляд. Я вижу мир кожей, почти весь и сразу. Только вот нет неба надо мной, есть только вибрирующий от движений и звуков воздух. Змея ощущает поверхности и глубины мира, но не небеса. Я скольжу быстро и практически бесшумно, ощущаю каждый шаг моих преследователей. О, стоит мне изменить фокус сознания, скорректировать «оптику мировоззрения» и эти охотники станут моей жертвой. Но! Я же устал от этой маски хищника и воителя. Я больше не хочу никого убивать! Но небеса пламенеют алым. Серебро чешуи трансформируется в быструю ртуть. У меня вновь есть крылья.

Хищные соколиные крылья рассекают небо. Такой царственный размах, кажется, что его объятия укрывают и защищают. Так ли это? Полет сокола – свист стальных перьев, а голос высок и пронзителен, подобно песне схлестнувшихся в поединке клинков. Мои перья почти также остры, как зрение. Одно лишь желание парить и быть собой возносит выше облаков. Так высоко, что я уверен, солнце в вышине сияет только для того, чтобы венчать мою корону! Впрочем, теперь эта пьянящая эйфория свободы не завладеет моим разумом. Я – старый сокол. Я долго жил и мыслил через эту златокрылую форму. Я знаю, и над императором есть иные, более высокие по градусу посвящения, арканы. Есть и те, кто ниже, глупее, но не слабее. Мой дар не даст кому-то из них покоя. Они захотят покроить или приручить небесный огонь моих крыльев. А я слишком стар и добр, чтобы их уничтожить. Последний закатный луч вспыхнул и погас в сумерках вечернего тумана. Одновременно с моим молниеносным падением из царства светил в мир леса и трав.

Сырая земля, плодородная Матерь. Человек чтит Старых Богов. Лесная чаща – мой храм и первый дом моих предков. Я пойду вдоль узоров древних корней, буду переступать через их узловатые ступени. Стану слушать, о чём поют хвоя и листва. Найду живительный ручей и поблагодарю его хозяев за щедрость – они напоили меня водой, а значит, сказали: «Живи!». Как удивительно – в чаще стоит домик. А рядом с домиком трудится старушка, рыхлит землю бесплодного маленького огорода. Я бы посмеялся над ней – зачем в лесу огород - лес и так кормит. Но над старыми людьми постыдно насмехаться. Я могу и не разуметь того, что она ведает. Если прожила всю жизнь на этой земле, и духи этого места её прочь не гонят, и палисаднику этому не противятся, значит, есть смысл в действиях старухи. Поклонился, поздоровался. Зоркий взгляд у старушки. Полуслепая, кругленькая, как репка, а суть мою видит. Правда, восприняла меня и назвала на свой лад. Решила, что я из Лесных Духов. Вот и славно. Молча накормила меня, и в дальний путь проводила. Я на прощание пожелал процветания её дому и землям. Пожелание сбудется. Мои преследователи долго будут дивиться диковинному саду посреди леса. С опаской постараются расспросить старую женщину обо мне. Но она посмотрит на них угрюмо и прогонит прочь. И тропинки запутает к своему дому, чтобы впредь такие незваные гости, как эти любопытные и беспокойные, к ней не захаживали.

А я затеряюсь в тумане. Полечу теплым и темным ночным ветром к железной дороге и к поезду, мчащему дорогами Империи тех, что жаждут найти меня и запрячь в колесницу собственного тщеславия и могущества. Свет теплящийся в их фонарях – искусственный. Он не согреет. Они строят свой мир, но в лоне всё той же древней Вселенной. Их царство – лишь игрушка. Вселенная живёт долго, очень долго, так долго, что её жизнь кажется вечностью, замкнутой в круговорот трансформаций. Их же мир – лишь искра от её костра.

Каждый и каждое – часть и по сути - это Пламя.

Уставший юноша курит в вагоне. Стук колес кажется ему стуком тысячи сердец новобранцев. А поезд мчится сквозь ночь… Ему бы уйти прочь от этой чужой войны и незнакомых, таких же как он, уставших и одиноких людей. Да, это сознание – идеальная маскировка. В нём легко затеряться, казалось бы… Но кто-то знает меня слишком хорошо, даже лучше, чем я сам. Патруль переворачивал вверх дном поезд, искал меня среди тысяч сверстников, хотя бы отдаленно похожих по описанию. Странно, что нашелся среди их всадников генерал, поверивший в сумбурные речи Чернокнижника. Кажется, это он направляет по следу. И кто-то готов поверить в самые безумные обещания, если эти обещания сулят безграничное могущество и непревзойденную силу.

Ну что же… Вот вам! Ловите!
Привели. В роскошном купе, обитом бархатом, сидел генерал. Нет, не боевой, штабной. Чиновник, не воин. Окинул взглядом юношу, с головы до пят. Смерил и оценил. Фыркнул.

Нет, не гордыня. Просто мне обидно стало за всю эту картину. Им бы мир и жизнь лелеять. И металл, что таким трудом выкован, во благо пускать, а не ради такой вот анти-эстетики, кровопролития. А они лишь друг на друга оглядываются, и идут, как всегда, вслед за безумцем. Ведь впереди всех мастей и арканов всегда стоит Джокер, что смеется, глядя на оскал Бездны.

Разумеется, генерал – не Джокер. Он – так. Какое-то из чисел, что можно посчитать в монетах.

Хватит этой погони. Хватит охоты.
Я смеюсь.

Ноги юноши удлинились, на подобие тонких лапок гигантского богомола.

- Только не позволяйте ему превращаться! – испуганно взвизгнул генерал.
Подчиненные застыли, глядя на невиданное и просто немыслимое зрелище.
Существо начало танцевать.
Оно не меняло форму, форму менял мир. Пассажиры поезда обезумели, и сражались друг с другом, силясь протиснуться сквозь толпу и спрыгнуть с ревущего в ночи поезда. Поезд несся вперед. Металл старел и скрежетал.

Вот и пришел рассвет.
Чистое, ясное солнце.
От этой жутковатой ночи и её обитателей осталась лишь горстка металлической пыли и блестящего стекла.
Чернокнижник сидел на осколках своей грандиозной ловушки. Капкан захлопнулся и поймал зверя. Но не под стать эти силки зверю.

- Я же всё равно тебя найду! Какую форму бы ты не принял!

Где-то в пыли сверкнуло золотое узорное кольцо.
Чернокнижник, шатаясь, наклонился и поднял блестящее украшение. Его руки пылали огнем. Он хотел положить конец охоте. Расплавить метал или расплавиться сам.

Даже у металла есть душа, и металл чувствует боль, когда его плавят с такими тяжелыми мыслями.

Хватит! Это всё сон. Ещё один сон. А мне пора домой.

Кольцо – где конец и где начало? Круг превращений и бесконечного возвращения.
Чернокнижник, осколки воспоминаний… Пусть вспыхнут они ярким пламенем!

Я – звезда.
Свет – это я.
Просто Свет, без «я», без дна эта Сияющая Бездна.