Время летело, однако ничего не менялось, кроме настроений учителей, которые каждый день пытались внедрить в уже заполненные солнцем и летом головы учеников материал к грядущим контрольным работам. Его понимали все: парты, стулья, стены, доска, но только не те, для которых он предназначался. Это порядком надоедало и раздражало наставников. В этой ситуации Давид, конечно, исключение, ведь он был единственным, кто хоть что-то пытался делать. Преподаватели хвалили и ставили его в пример, но ему было всё равно. Этим он всего лишь пытался спастись от мрачной действительности, которая особенно сильно давила на него в последнее время. Одиночество, позор от Лены и безответная любовь к ней, произвол Вульфа и невозможность повлиять на ситуацию, давний уход бабушки, непонимание целей и места в жизни, а, соответственно, отсутствие картины будущего — всё это стало невыносимым. Ежедневная рутина способствовала этому. Его комната в общежитии, с которой связано столько плохих воспоминаний, стала для Броненберга настоящим адом. Заходя в неё, он иногда даже ощущал рвотный рефлекс и поэтому старался как можно меньше проводить там времени, однако оставить здесь свои мысли нельзя, ведь они всегда остаются с человеком, где бы тот ни был.
А мысли были самыми ужасными для любого человека: мысли о самоубийстве. Раньше Давид отгонял их прочь, как бы не было тяжело, но сейчас они приходили к нему всё чаще, и он даже поменял своё отношение к самоубийцам, однако делать этого он пока не планировал, вспоминая о том, что бабушка воспитывала его именно для жизни, а не для смерти.
Хоть эти мысли и не привели к суициду, свою деструктивную лепту они всё же вносили. Давид совсем перестал беречь себя: раньше, когда он собирался перейти дорогу, то обязательно дожидался разрешающего знака светофора, даже если нет ни единой машины, а когда этот знак загорался, Давид ещё три раза перепроверял, есть ли кто-нибудь на трассе, и только потом пересекал улицу. Сейчас всё по-другому: он переходил дорогу почти с закрытыми глазами. На лестнице Давид раньше также был аккуратным, но сейчас он просто бежал по ней, однако волею судьбы с Броненбергом ничего не произошло.
Однажды после уроков и работы Давид лежал на кровати всё в том же подавленном состоянии и с полным нежеланием вставать и что-то делать. В этом момент в комнату влетел Макс.
— Привет! — сказал он, прошёл дальше и начал собирать вещи. — Всё! Можешь поздравить меня! Теперь я живу в квартире, пусть и съёмной.
— Поздравляю, — без энтузиазма сказал Давид.
— Ты чего такой кислый? Собирайся, поехали.
— Куда? — недовольно спросил Давид.
— В паб. Будем отмечать мой переезд.
Давиду было тяжело просто встать, а тут его ещё куда-то тащат, причём отказаться было невозможно: Макс поднимет даже мёртвого. В связи с этим Броненберг пытался найти хоть какие-то плюсы от посещения данного мероприятия и нашёл один очень весомый: может, так он сможет развеяться, отвлечься и, может, даже пообщаться с кем-то.
Они вызвали такси и приехали к зданию с очень красивым фасадом. Далее они вошли внутрь: звучала рок-музыка, разговоры посетителей и звук стаканов. Дизайн данного заведения был также очень интересным: большие окна с широкими подоконниками, ковролин на полу, а повсюду ретро вещи — в общем, создавалась картина старого английского заведения. Было очень необычно.
Братья подошли к столу, где их уже ждала компания друзей Макса. Последний поздоровался со всеми, поцеловал свою девушку и представил Давида:
— Знакомьтесь, мой брат Давид. Будьте с ним милы.
— Привет, — застенчиво произнёс Давид.
Каждый из компании поздоровался с Давидом. В этот момент он ощущал себя не в своей тарелке и не на своём месте. Ему хотелось уйти, но пришлось сесть за стол, где ему сразу же предложили выпить, но он наотрез отказался, так как плохо относился к алкоголю. В его адрес посыпались вопросы:
— Почему? Чуть-чуть то можно.
— Да ладно тебе, выпей, расслабься.
— А почему ты не пьёшь?
На последний вопрос Броненберг не мог дать однозначного ответа. Во-первых, он просто растерялся и не знал, что говорить, во-вторых, разве это место и этот момент можно назвать подходящими для лекции о вреде алкоголя? По этим причинам Давид ответил кратко:
— Не хочу, это вредно.
— Ну и правильно, здоровее будет, — отметил один парень. — Я тоже не пью.
— Ага, а что это у тебя там стоит? — сказала девушка, показывая на кружку пива.
— Вот сейчас допью и брошу.
Давиду не нравилось находиться здесь: ему было некомфортно, неудобно, и ему казалось, что всё внимание обращено на него, и не прогадал:
— А ты чего молчишь? — спросил его кто-то из парней.
Давид понятия не имел, что на это отвечать, и решил не врать:
— В смысле?
— Ну, все мы разговариваем, общаемся между собой, а ты молчишь. Расскажи нам что-нибудь интересное.
Давид хотел провалиться сквозь землю. «О чём рассказывать? Не о чёрных же дырах».
— Что рассказывать? — искренне спросил Давид.
— Ну, что хочешь.
Это убило Давида. Он решительно не знал о чём говорить.
— Я не знаю, о чём говорить, — подавленно сказал Давид.
— Как это? Мне твой брат сказал, что ты очень умный.
— Он всё врёт. Я просто хорошо учусь.
— Да отстань ты от парня, не напрягай его, — сказала подвыпившая девушка, сидевшая рядом.
Парень отвлёкся на друзей. «Спасибо тебе!» — мысленно поблагодарил девушку Давид, однако благодарность длилась недолго, так как уже она начала его напрягать:
— Ну чего ты такой? На, выпей, расслабишься…
— Я же сказал, не буду.
—Ой, да ладно тебе…
Давида начало это раздражать. «Как бы мне дожить до конца? Когда же это кончится? Я хочу домой!» — думал он. Ребята смеялись, и Давиду всё время казалось, что смеются именно над ним, хотя это было не так.
Всем, в том числе Броненбергу, принесли блюда, которое он с большой охотой начал уплетать. Не смотря на это, девушка всё не унималась:
— Вон, у тебя брат такой молодец. И спортсмен, и учится, и работает, и душа компании, и квартиру себе снимает… Ты должен брать с него пример.
От этих слов Давид совсем поник. За сегодняшний вечер он понял, что при всём желании не сможет стать похожим на брата. «Макс — молодец, а я — нет. Просто оставьте меня в покое!»
— К сожалению, я не смогу стать таким, как он.
— Да, он действительно хорош, — мечтательно заявила девушка. — И почему он выбрал её? Чем я хуже? А, Давид? Всё при мне, и фигура и лицо. Разве не так? — и девушка показала себя.
Давид сравнил девушку Макса и соседку. Первая ему понравилась намного больше, но он решил немного слукавить:
— Вы обе прекрасны. Дело не только во внешности.
— Да? А в чём же ещё? Что вам, мужикам, надо? Чтобы лицо, попа, грудь были в порядке. Так? Так! Чтобы готовить умела. Так? Так! Ещё чтобы в постели хороша была. У меня всё это есть, чего им ещё не хватает?
— Ну, мужчине не только это нужно.
— А что же ещё нужно?
Давиду становилось противно общаться с этой девушкой, так как степень опьянения уже была приличная, но из вежливости он решил продолжить:
— Ну не знаю. Душевные качества хорошие.
— Ага, а у вас ничего не слипнется? Слишком многого хотите. Вам надо чтобы баба и такая и сякая была, а вы сами-то какие? Бабники…
— Я не такой, — со скрытым раздражением сказал Давид.
— Хо! Ты просто слишком скромный, а станешь немного поувереннее, то будешь таким, как твой брат, бабником.
— Ты же сказала, что он молодец?
— Нет, ну он молодец, только всё равно козёл и бабник, как все вы. Нет, ну то, что он — бабник, ему простить можно, только…
Давид закрыл лицо руками. Он больше не мог слушать пьяный бред этой женщины.
— Хватит грузить его своей пьяной болтовнёй. Давид, иди к нам, — сказал парень, сидящий напротив.
Давид пересел.
— Ну, куда вы его уводите? Это единственный человек, который меня понимает, — возразила девушка.
— Он — твоя жертва. Ты ему присела на уши, вот он и слушает… Не обращай на неё внимание. Она побитая жизнью женщина, — сказал парень.
— Да? А что с ней случилось? — с жалостью спросил Давид.
— Да, ничего. Гулящая она, вот и всё. Напивается и мозги всем морочит.
— Ясно, — сказал поникший Давид.
Вечер продолжался, все выпивали, ели, смеялись и почти не обращали внимания на Давида, что немного облегчило его нахождение здесь, однако он всё равно испытывал дискомфорт, скуку и желание поскорее уйти отсюда. Он посмотрел на время: «Только одиннадцать! А когда они собираются уходить?»
Внезапно ди-джей прибавил музыку и объявил начало танцам. Для Давида музыка была настолько громкой, что ему было практически невыносимо находиться здесь. Он был удивлён, почему для остальных это было нормально.
— О, пошли танцы! Быстро все танцевать, все, все, все пошли! Встаём, встаём! — поднимал всех Макс.
Встали все, кроме недавней собеседницы Давида, которая была просто не в состоянии это сделать.
Все отжигали по полной программе, всем было весело. Давид тоже какое-то время потанцевал, попрыгал, подвигался, но потом устал не столько физически, сколько от этой оглушающей музыки. В данный момент он мечтал послушать бред пьяной женщины, нежели этот шум. Давид снова сел за стол, чтобы отдохнуть от всего этого. «Когда же мы уйдём отсюда?» — подумал он. Давид закрыл уши; ему хотелось спать, ведь он не привык бодрствовать в это время. Чуть позже он догадался выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Оказавшись снаружи, он отошёл чуть подальше от входа, чтобы не дышать сигаретным дымом. Здесь он мог вдохнуть полной грудью, но слышать что-либо он не мог, так как его перепонки, кажется, ещё надолго останутся нечувствительны к тихим звукам благодаря оглушающей музыке. «И зачем люди ходят в такие заведения? Толпятся в тесном помещении под грохочущую музыку и мелькающий свет, портящий зрение, напиваются, а потом в состоянии моржа пытаются попасть домой. Здесь же даже нельзя нормально пообщаться из-за музыки. И разве возможно отдохнуть здесь после работы? Не лучше ли пойти в тихое и просторное место? Мне никогда не понять этого».
Давиду не хотелось возвращаться обратно, однако пришлось это сделать, ведь Макс мог начать волноваться. Внутри он немного потанцевал и пошёл к столу, где кроме пьяной девушки сидели ещё двое друзей. Они что-то сказал Давиду, но тот жестом показал, что ничего не слышит. Так продолжалось ещё некоторое время, пока друзья во главе с Максом не подошли к столу и не начали собираться. Давид понял, что пора уходить, и обрадовался, однако радость длилась всего несколько секунд, пока Макс не объявил:
— Все ко мне на хату!
Все обрадовались. Давид же планировал лишь посмотреть квартиру и уехать.
Пьяные и весёлые, все набились в две машины такси, которых катастрофически не хватило для большой компании. Давид чуть не задохнулся, когда на заднем сидении сбоку его прижал парень, а сверху села девушка. «Макс, ты решил на такси сэкономить, да?» — подумал Давид.
Наконец, они приехали. Абсолютно обессиленный и оглохший из-за хорового пения ребят, Давид еле-еле поднялся в квартиру. Она была однокомнатной, ещё пустой и необжитой, но с хорошим ремонтом и с некоторой новой мебелью.
Практически вся компания продолжила выпивать, Давид кругами ходил по квартире, а его недавняя собеседница спала на диване. На n-ом кругу Давид решил сообщить Максу, что уходит домой, но тот возразил:
— Да ладно тебе, останься!
Давид повиновался и продолжил ходить по квартире, сидеть на диване, слушая разговоры, или смотреть в окно.
Внезапно, все куда-то сорвались. Давид пошёл тоже. Оказалось, что кто-то из друзей перепил и заснул возле унитаза. Все смеялись, хохотали, а кто-то даже снимал на телефон, кроме Давида, которому хотелось плакать. Он не понимал, почему люди смеются над опустившимся человеком: «Мне никогда этого не понять».
Немного погодя все разошлись, кроме Давида и ещё одного парня. Они посмотрели друг на друга и без слов поняли, что неплохо было бы оттащить парня на диван. Они принесли его в комнату и положили рядом с девушкой. Максу это не понравилось:
— Ну, и зачем вы его приволокли? А если его снова рвать начнёт, и он загадит мне весь диван? Вы мне его очищать будете?
— С такой логикой надо было её тоже около унитаза положить, — показывая на спящую девушку, недовольно сказал парень.
Макс ничего не ответил.
«Что может быть ещё хуже?» — спросил себя Давид. Оказалось, вот что. Макс взял пустую бутылку шампанского и предложил сыграть в бутылочку. Его девушка начала возражать, и Давид решил спросить условия игры у парня, с которым он тащил друга на диван. Тот объяснил ему, и Давид понял, что этого он уже точно не выдержит и решил сбежать.
— Вообще, да, лучше бы тебе уйти, а то и до разврата может дойти, — сказал парень.
Давид испуганно посмотрел на него. Парень посмеялся и сказал:
— Нет, ну не так буквально, конечно. Тебе же не захочется смотреть на то, как пьяные люди суют языки друг другу в рот.
— Нет, совсем нет, — брезгливо ответил Давид.
— Так оно примерно и будет. Я сам в этом участвовать не хочу. Я трезвый.
Они улыбнулись и попрощались.
Давиду понравился этот парень из-за того, что он был добродушным, адекватным и трезвым. Броненберг мысленно благодарил его за всё.
Броненберг вышел на улицу. Там уже рассвело, но людей и машин практически не было, так как была суббота.
«Как хорошо, что всё закончилось!» — подумал он и решил пока не вызывать такси, а немного прогуляться в сторону дома.
Давид чувствовал свободу после того, что с ним только что произошло, но это чувство очень быстро покинуло его, ведь вся его остальная жизнь не изменилась никак, а мысли в голове даже ухудшились. По дороге домой он анализировал ситуацию: «Неужели абсолютно все так проводят свободное время? Неужели для того, чтобы иметь друзей и не быть одиноким требуется посещать такие вот мероприятия?» Давиду становилось горько от таких мыслей. Этот случай показал ему, что он не умеет общаться с людьми, и что ему не место в любой компании. «Но я же когда-то дружил с Крисом… Впрочем, это было давно, и кажется, что уже неправда. Теперь всё изменилось».
Давид думал, что это событие сможет помочь ему наладить хоть какой-нибудь контакт с людьми, но вместо этого оно лишь ещё больше добило его морально. В его голове всю дорогу кружились одни и те же неутешительные мысли по поводу становления себя в обществе и в самом себе. Из-за этого он не заметил, как добрёл до общежития, после чего вошёл в свою комнату и, утомлённый бессонной ночью и мыслями, забылся сном.
Режим был сбит, поэтому всю ночь с субботы на воскресенье Давид ворочался с одного бока на другой в попытке уснуть. Для него это стало настоящим адом, ведь до этого он никогда не испытывал бессонницы. В связи с этим всё воскресенье Давид был словно зомби или робот, который все действия выполнял на автомате, ни о чём не думая. Ему было необходимо сделать домашнее задание, ведь на носу всевозможные годовые контрольные работы, однако он не смог заставить себя сделать это. Давид удивился самому себе, ведь до этого момента он своевременно делал уроки, а во второй половине дня он и вовсе не смог заставить себя сделать хоть что-то и даже просто выйти из комнаты. Его захватила апатия и безразличие. Раньше, несмотря на все испытания, что выпали на его долю, Давид не сдавался и цеплялся за жизнь, стараясь изменить её, но сейчас случился какой-то перелом. «А зачем я вообще живу? Разве что-то изменится со временем? Разве я научусь общаться с людьми и заведу друзей? Разве я буду успешен в жизни? Разве я обрету цель? Нет, ничего не будет…» Давид пролежал так до вечера. Он ничего не ел, не пил и в какой-то момент то ли по этой причине, то ли из-за невыносимости своего бытия, то ли из-за духоты в комнате начал чувствовать рвотные позывы. Он вынужден был встать, но пошёл не в туалет, а к окну, чтобы открыть его. Давиду стало легче; вечера уже были по-летнему тёплыми, поэтому в комнате с закрытым окном было действительно душно.
Тошнота отступила, Давид разобрал кровать и лёг спать.