Суета рабочих процессов теплой и безветренной осени начала ноября неожиданно ввело некоторые коррективы в нашу жизнь, флот старался как можно больше заработать средств на свое дальнейшее существование, будущие ремонты и модернизацию, которая в короткие межнавигационные периоды шла полным ходом. На судах устанавливали сплит-системы и кондиционеры, меняли старые отопительные системы на современные, экономичные и компактные. Флот начинал преобразовываться и, даже, старое судно солнечным весенним днем, выйдя в рейс с ремонта, выглядело прилично, на нем приятно было работать в невыносимо жаркие летние дни, тепло и уютно в холодные осенние и весенние, относительное переоборудование сорокалетних металлических «коней» проходило на «ура»...
Неутешительные прогнозы на последние дни серого унылого ноября и еще не зачерствевшие в памяти события прошлогоднего затянувшегося окончания навигации из-за поломки Константиновского гидроузла, заставили наше руководство немного иначе посмотреть на сложившуюся осеннюю погодную ситуацию. Холодные продолжительные ветра и понижение температуры воздуха повлияли на их решение немного раньше закрыть шлюза и проход по каналу, а, следовательно, и раньше обычного на несколько суток собрать на водохранилище плавучую обстановку. Дешевле для предприятия, а, впрочем, даже, и доходнее, предоставлять «транзитникам» лоцманов для проводки, а не собирать потом по льду побитые буи или вовсе считать убытки после их затопления или вморожения, и вследствие этого неминуемой потери дорогостоящих государственных основных средств.
Раз уж мы с напарником договорились по целой навигации «кататься» на головном путейце, то, как и весной, мне пришлось идти на сбор обстановки. Погода переменчивым своим характером поздней осени, плавно переходящей в начало противной серой мокрой зимы, то и дело меняла наши планы, мы, собирая обстановку, еще до железнодорожного моста испытывали дефицит тихого безветренного светлого дня. Урывками двигаясь по судовому ходу, прячась под высокими берегами во время сильных его порывов, мы понимали, что легкой эта поездка не будет точно. Дни уменьшались с каждой минутой, груженые и порожние корабли спешили уйти из вод нашего канала, зарегулированного шлюзами, мы мало по малу собирали обстановку, спустя целых шесть суток после выхода из затона только дойдя до части Цимлы с осевыми буями…
Стоя в убежище, мы перегружали на баржу кромочные буи, когда по радиосвязи услышали, что начальство управления каналом срочно отправило в Волгодонск свой разъездной теплоход «ДТ».
- Что-то серьезное, видимо, случилось, если его в такую погоду погнали, да еще и в ночь, - удивленно, а больше недоуменно произнес я, стоя в рубке со сменным капитаном теплохода.
- Да уж, могли бы и нас послать, все безопаснее, - ответил он.
- Вряд ли, Николаич, у нас другая задача, нам бы буи все собрать поскорее.
- Это тоже правильно, что-то погодка нам жару поддает…
Толкач уже по темноте убежал с груженой буями баржей домой, мы же решили ночь перестоять в убежище, а с рассветом выходить на осевую трассу. Ветер «убился» практически полностью, на воде можно было видеть яркие отблески наших бортовых стояночных огней, темнота вокруг, хоть «глаз выколи», наступила красивая осенняя прохладная тишина. Мы обрадовались приятным изменениям погоды, может, хотя бы, завтра нам повезет и мы сумеем собрать обстановку поскорее…
Чуть рассвело, мы вышли из убежища на трассу, с удвоенной силой и сноровкой приступив к сбору самых больших и тяжелых знаков, желая поскорее убраться из широких разгульных для ветра мест. Наступивший ноябрьский день решил усыпить нашу бдительность и из-за грозных серых тучек показался яркий солнечный свет, осветив бесконечное водное пространство вокруг нас, ни одного берега не наблюдалось в обозримом радиусе теплохода. За полтора суток мы добрались до конечного пункта, под завязку нагрузив буевницу разноцветными плавучими знаками озерной судоходной обстановки.
Как только мы вошли в аванпорт города атомщиков, на вечернем сеансе радиосвязи узнали прогноз погоды на ближайшие сутки и он нас очень огорчил, в такую погоду, которая должна была покрыть гладь водохранилища с ближайшего вечернего заката, нам с груженой знаками баржей на водохранилище делать нечего. Ожидался сильный северо-западный ветер до семнадцати метров в секунду и высотой волны до полутора метров.
- Приехали, - вздохнув с сожалением, произнес капитан, услышав запрет на выход домой, - ладно, хоть, обстановку собрали, пол дела позади.
- Да, теперь суток торе будем безветрия ждать? – спросил я старожила водных путей.
- Да, возможно так, а возможно будем кратковременные прогнозы брать и вдоль берега пойдем от убежища к убежищу, по любому, надо домой пробираться, а то, не ровен час, морозы подгребут, тогда амба, - ответил он на мой вопрос, еще раз вздохнув всей своей молодецкой флотской грудью.
- Слушай, а где «ДТшка»? – спросил снова я, не видя при шлюзе и у стенки порта разъездного судна начальников.
- А он после обеда нам встретился, побежал правым берегом домой, когда ты, Леонидыч, в каюту уходил на часок.
- Понятно, хоть бы, он успел Цимлу проскочить до ветра?
- Должен успеть, он хорошо бегает.
Знали бы мы, ведя непринужденный разговор в рубке, что в данный момент случилось с теплоходом руководства, вряд ли так спокойно вели себя. А случилось следующее…
Не дойдя километров пятнадцать до кромочной обстановки, которой уже не стояло на штатных местах, у теплохода начал барахлить главный двигатель, видимо, что-то попало в топливную систему и он периодически сбрасывал обороты, иногда совсем глох. Сначала капитан пытался на ходу, на плаву, так сказать, в свободном «полете», прокачать систему, пустить топливо полным ходом, что ему удавалось раза два. Затем Влад понял, что это не устраняет проблемы в полном объеме, когда уже густая темная осенняя ночь повисла над поверхностью воды, он решил капитально заняться топливной системой, позабыв, однако, бросить якорь и посчитав, что ветер в корму и будет подгонять его к дому, спустился с мотористом «по быстрому» промыть систему. Не оглядевшись ночью по сторонам судовым прожектором, он и не смог заметить, что находится совсем рядом с пологим песчаным берегом. Эта неосмотрительность и погубила теплоход.
Они с мотористом сидели в машинном отделении и разбирали топливную систему, волна билась больше не в корму, а в борт, причем подталкивая судно все ближе к берегу, и в один прекрасный момент они оба почувствовали сильный толчок корпуса о грунт и шуршание песка по днищу. От толчка оба упали на стлани машинного отделении, а корабль сильно накренился на один борт, практически лег «на бок», на камбузе загремела падающая на пол посуда. Пытаясь выскочить на палубу, капитан и моторист с трудом взобрались по трапу на палубу, а там кромешная тьма резала по глазам своей чернотой. Тогда они от света бортовых огней и поняли, что лежат на сухом грунте.
- Вот, блин, ветер выкинул нас на берег! – в ужасе закричал Влад.
Он попытался добраться до рубки, где в рундуке лежал судовой фонарик и посветил им за бортом, тут же еще громче, перекрикивая бьющие о корпус и стелящиеся по песку волны, крикнул:
- Хана нам, на берегу лежим, как тюлень!
Ни запустить вспомогательный двигатель, ни сделать попытку запустить главный ему не удалось. Что им удалось сделать, то спокойно прочистить и собрать топливную систему, одновременно кумекая, как выбираться из создавшегося положения. А ветер тем временем начал затихать, волны поуменьшились в своих ужасающих размерах, вода начала свое движение от берега, как бы уходя восвояси…
Рассвело где-то в седьмом часу утра, и Влад сумел оценить окружающую обстановку, на утреннем радиосеансе следовало доложить диспетчеру о случившемся «выбрасывании» на берег…
В восемь часов утра мы и услышали из радиостанции, что наше путейское судно лежит на борту в районе таком-то, лежит на сухом берегу и до воды уже метров пять. Мы тут же получили команду без баржи, легкачем, следовать на место происшествия, которое находилось на расстоянии около трех-четырех километров от оси судового хода и километрах в ста от нас.
- Вот так закрытие навигации, Влад учудил, - спокойно произнес капитан, давая экипажу команду ставить к шлюзу баржу и отправляться в водохранилище.
В районе городе все еще гулял сильный ветер и переход даже легкачем предстоял не из легких, через несколько минут мы вышли из аванпорта на выручку путейскому судну, а начальство уже подтягивало из Калача все тот же «Перекат», числившийся на водохранилище аварийно-спасательным судном…
Еще до наступления темноты мы появились в районе бедствия путейца, сумев по ходу дела оценить обстановку и констатировали факт лежания судна на борту в том самом районе, о котором Влад говорил утром. Только с наступлением темноты мы смогли приступить к спасательным действиям, регулируя действия экипажа терпящего бедствие судна по носимой радиостанции. Промеряв все глубины вдоль берега, мастер пути «Четыреста третьего» определил для своего судна место постановки на якорь, развернулся кормой к берегу и отдал команду. Якорь с грохотом железа об железо, оповещая своим гулом всю неживую округу, подняв шлейф холодных брызгов, улетел в воду, а теплоход на «малом заднем» стал спускаться как можно ближе к берегу. На корме стоял сменный капитан и с фонариком в руке наблюдал в темноте, когда из-под кормы поднимется густой слой воды с песком. Увидев ожидаемое, он скользнул условным знаком желтого огня по рубке, и вахтенный бросил кормовой якорь, а экипаж стал вытаскивать длинный капроновый конец из кормового трюма. Морской Бог Нептун, видимо, услышав молитвы экипажей о спасении своих товарищей, совсем прекратил волнение и наступила тишина, да такая, что все услышали плеск воды из-под весел лодки, доставлявшей буксирный конец до лежащего на борту судна. Спустя минут тридцать совместными усилиями двух экипажей трос закрепили на носовом шпиле судна, пропустив его через якорный клюз. Только потом мы поняли, что напрасно пытались самостоятельно сделать непосильное, часа два обстановочник «елозил» вдоль берега, пытался и рывками сдвинуть с места лежащий теплоход, но мощей у нас для этого было маловато и тридцатитонная «железяка» не приблизилась ни на сантиметр к урезу воды, даже, не развернувшись к нам носовой частью. Мы приняли решение оставить спасательные работы до рассвета, когда должен был подойти «Перекат» и отправились отдыхать…
Спасательное судно появилось на нашем горизонте ближе к обеду, там тоже существовали кое-какие заминки и его пришлось срывать со срочной работы на канале. Последние одинокие теплоходы и караваны вот-вот должны были пройти мимо нас по судовому ходу, и на наше счастье, как потом выяснилось, по каналу вниз, на юг, с ними сопровождающим судном легкачем шел мощный толкач «Пал»…
«Перекат» взялся впереди нас толстым мощным тросом за наш нос и, выстроившись в кильватер, мы продолжили «елозить» вдоль берега, поднимая густую желтую воду с песком. На протяжении двух часов два судна пускали клубы черного едкого дыма из своих выхлопных труб, то ослабляя троса, то выравнивая их рывками в тонкую и звонкую струнку, но все тщетно, теплоход только слегка повернулся носом к воде, чуть-чуть развернувшись.
Однажды, ослабив буксир, вахтенный «Четыреста третьего» слегка «зевнул» и белый капроновый конец намотался судну на правую насадку, застопорив ход. Всевозможными путями «моряки» старались размотать его, из машинного отделения вручную проворачивали гребной вал, дергали канат с палубы, с лодки багром цепляли его возле насадки, никто не хотел накануне зимы лезть в холоднющую воду. Но, все-таки, без этого не обошлось и самый смелый из экипажа, сменный капитан, спускался в воду и неимоверными усилиями освободил винт и насадку от каната. Замерзнуть после этого и заболеть ему не дали, своевременно произведя все необходимые обтирания снаружи и вливания вовнутрь.
- Усилиями двух наших судов ничего предпринять не получается, нужен более мощный помощник, - докладывал я на исходе вторых суток спасательной операции руководству на дополнительном сеансе радиосвязи в восемь вечера, когда снова черная темень опустилась на воду и вокруг были видны только «города» в наших стояночных бортовых огнях.
- Километрах в десяти от вас по судовому ходу вниз бежит «Пал», мы связались с их хозяином, и он дал команду капитану помочь нам, думаем, его мощности вам хватит, - ответил мне главный диспетчер канала Вячеслав Иванович.
- Хорошо, ждем его, мы стоим в кильватер на тросах, нас далеко видно ночью…
Осадка подошедшего двухтысячесильного толкача не позволила ему близко подойти к нашему каравану, и капитан встал на якорь до утра чуть дальше нас от берега.
Как только рассвело, все опять пришло в свое движение, и суда спасателей, и ветер, и волна, каждый занял свои позиции. Ветер с волной мешали нашим действиям, не желая мириться с тем, что мы хотим увести у стихии ее добычу в виде лежащего на «боку» теплохода, а сильный толкач пытался в такой болтанке пристроиться к борту «Переката» и отдать ему буксирный трос со своей кормы. Никто не желал бить свои теплоходы, все делалось осторожно, медленно и профессионально, метр за метром сокращая расстояние между корпусами, в течение получаса они сошлись бортами и передали трос. «Пал» начал свой отход на буксир, медленно же набирая скорость, пытаясь никому ничем не навредить. Но рывок все-таки произошел и от «дурачей» силы головного буксировщика капроновый канат путейца лопнул, как та ниточка, крепящая пуговицу на рубашке. Первая попытка не увенчалась успехом и теперь, барахтаясь веслами по волнам, ребята снова завозили канат помощнее на берег, только он был уже стальной.
Вторую попытку хотели сделать чуть быстрее и она не увенчалась успехом, теперь металлическим концом, не имеющим силы инерции, из палубы с корнем вырвали шпиль на носу теплохода, он зацепился только за клюзы в той же палубе. Когда проверили, что все крепление теперь уперлось в главную палубу, необходимо было предпринимать попытку посильнее, что и сделал головной буксир, выкинув клубы черного дыма из обеих выхлопных труб. Буруны из-под всех трех судов одновременно вырвались наружу воды, в общей сложности получилось, что две тысячи двести пятьдесят «лошадок» пытались снять с мели одно маленькое судно и оно общими усилиями поползло по песку, полностью развернувшись носом к воде, поползло медленно, но уверенно. Спустя несколько минут напряженной работы «эскадры» спасателей, и разъездное судно ползло по песку, но уже в воде, а еще через некоторое время оно выровнялось на воде, встав на ровный киль, и свободно поплыло по волнам, ведомое буксиром…
Операция по спасению теплохода нашего доблестного начальства длилась в общей сложности трое суток, точнее, двое с половиной и с наступлением темноты третьего дня мы все, разобравши по своим судам буксировочные концы, пошли по своим делам. «Пал» побежал дальше на юг, догоняя последний караван «наливников», прошедший днем по судовому ходу в районе наших действий. Мы пустились вдогонку ему, нам надо было еще забрать буевницу с буями, оставленную в аванпорту. «ДТшка» подчалил в борту «Переката» и они вместе пошли на базу...
Через некоторое время все растворились в черной ночной мгле, оставив прибрежную тишину слушать легкий плеск о песок снова затухающих Цимлянских сине-серо-зеленых холодных волн. Они, грозные и холодные, успокоились в своем желании не отдавать нам добычу Бога воды, «тюлень», лежавший на берегу, вернулся в свою водную стихию, слегка потрепанным, но вернулся. А осень плавно переходила в зиму, дыхание изо рта все явственней и четче вырисовывалось при разговорах на свежем воздухе, по утрам уже чувствовался неслабый морозец…
Домой мы вернулись второго декабря, когда за окнами мягко падал и укрывал землю первый декабрьский снег, пушистый и легкий, пришли целыми и невредимыми, привезя все плавучие знаки судоходной обстановки, а затон уже жил своей ремонтной жизнью.
На сегодняшний день и для нас навигация завершилась, с приключениями, но завершилась, мы вошли в затон…