Ты, моряк, красивый сам собою,
Тебе от роду двадцать лет.
(песня «По морям, по волнам», слова В. Межевича)
Когда нас привезли на корабль, выяснилось, что один из нас является мастером по ремонту швейных машинок. Старослужащие как услышали об этом, схватили его и потащили в шхеру, где их швейная машинка стояла.
В воинской части без машинки никак, всегда найдётся кто-то, на ком форма мешком сидит, её следует подогнать по фигуре, ушить или подшить там. А дембеля вообще над своей формой молятся, каждому хочется домой бравым матросом появиться и прилаженная по фигуре форма тут не последнее дело. На швейной машинке шились клеша матросские, рубахи-голландки, на которых гюйс крепится, ну и прочее.
Ну вот, привели они мастера по швейным машинкам и говорят ему:
- Садись сюда. Вот наша машинка. Посмотри, отремонтируй её. А то мы устали на ней втроём шить. Один ручку крутит, другой колесо вертит, а третий шьёт!
Покопался мастер в механизме и отвечает:
- Да она у вас совсем конченая. Немного отлажу, но всё равно надо новую покупать. Совсем износился механизм у неё.
Отладил немного, а мысль о новой швейной машинке крепко засела в головах будущих дембелей, мучились то они по-прежнему, втроём ушивая и подшивая форму.
Прошло месяца два или три и собирается у нас какое-то собрание. Я уж и не помню по какому вопросу, может комсомольское, а может и другое. Собрался весь наш дивизион живучести, почти все 60 человек. Выступают наши годочки и предлагают с зарплаты (а зарплата тогдашнего матроса составляла 4 рубля 70 копеек) сброситься всем по рублику и купить новую машинку. Они мол, когда были на берегу в увольнении, видели в магазине такую, за 58 рублей продаётся. И готовы сами её на такси привезти и на корабль доставить. Мы все предложение это одобрили, с зарплаты по рублю сбросились, годочки машинку купили, поставили у себя, подпускают к ней лишь надёжных ребят.
Прошёл где-то год моей службы, обмундирование моё начинает расползаться, обтрёпываться, срочно нужно к машиночке подобраться. Прошу старослужащих:
- Дайте, пожалуйста, пошить немного. У меня мама швея, я шить умею, буду бережно с нею обращаться, не поломаю.
Разрешили мне присесть к машинке. Я раз пришёл, два пришёл, они видят, что у меня неплохо получается и говорят:
- Володя, нам надо дембельские альбомы рисовать. А ты теперь, флота российского командир отделения машинистов трюмных, крейсера управления Адмирал Сенявин, хороший матрос – ответственное лицо, поэтому ты уж машинку бери под свою опеку, храни её, пользуйся и другим попользоваться давай.
Поставил я швейную машинку в свой предбанник и на ключ закрыл. Уже меня ребята начали просить: "Володя, подшей брючки, застрочи то-то или то-то". А у меня всё лучше и лучше шить получалось, я уже и лекалы смастерил, по ним стал шить. За переделкой никто не приходил. Я всем шил. Даже с других боевых частей ребята приходили: артиллеристы, сигнальщики, торпедисты. Машинок то на корабле было всего две, а служащих около полутора тысяч и всем хотелось не в форме, которая мешком на тебе висит, в увольнение сходить, а выглядеть на отлично. Все просили, и тут передо мной встал вопрос: «А когда это мне всё делать?»
Делали так. Когда матрос становится на ночную вахту, я беру машинку и иду к нему. Он там раздевается до пояса, я его обмеряю, и пока четырёхчасовая вахта идёт, мы с ним и сделаем своё дело, шьём что надо.
Но часто я так не могу, у меня и своя вахта имеется, да и выспаться тоже должен, в 6-00 подъём. Стала образовываться письменная очередь, записывались ко мне как к модному портному. Уставать стал и свою вахту стоять и на чужой работать, на машинке шить.
Выход нашёлся сам собою. Когда я отслужил два года к нам, в дивизион живучести, пришёл Низами, матрос из Узбекистана. Новый матрос был худощавый, небольшого роста, а форма на нём большая для крупного матроса и сидела на нём совсем мешком. Прошло совсем немного времени и узнал он, что я заведую швейной машинкой и ребята ко мне обращаются, чтобы форму подогнать по фигуре. Пришёл ко мне он и попросил:
- Володя, вот смотри, я сам маленький 46-й размер одежды ношу, а форму мне выдали 50-й размер. Ушей меня, пожалуйста.
Как не помочь своему товарищу,тем более чужих ушиваю, а уж своего и сам Бог велел. Помог я ему, обшил его. Вот с этого случая Низами стал помогать мне с шитьём, научился на машинке строчку ровную делать, лекалами пользоваться. И с ребятами он всегда уважительно разговаривал, конфликтов не было.
В общем, стал он моим первейшим помощником не только в шитье, а и в том, что я матросов стригу. В первый раз он постриг меня, я руками ему показывал, где надо что стричь. Потом уже и других стал стричь, я ему всё больше и больше доверял. А когда я уже уходил на дембель, машинку передал под его ответственность. Отныне Низами начал ребят обшивать.
Был как-то случай. Через месяц или полтора после того, как мы с ним ему форму подгоняли, подходит он ко мне и говорит:
- Володя, у меня в Ташкенте сестра учится, в общежитии живёт. Её подружка-студентка просит с кем-нибудь познакомиться. Таней зовут. Сестра просит, чтобы я кого нашёл, для переписки. Я бы тебя хотел ей рекомендовать.
Письмо от девушки всегда приятно, тем более меня никакая девушка дома не ждала. Я согласился, завязалась переписка. Писали о самом простом, просто так переписывались. Как-то раз Таня в письме спросила: «Володя, если тебе что нужно, ты напиши, я вышлю». А я в это время никак не мог себе дембельский альбом купить. Как ни приду в магазин, а их уже нет – опять их все матросы расхватали. Написал об этом Тане, она и прислала. Этот альбом я оформил, с ним и демобилизовался, всю жизнь хранится он в моей семье как память о службе на корабле и о Тане.
А шью и обшиваю себя до сих пор я сам. Нравится мне это дело. Могу ровный шовчик проложить. Даже как-то жене брюки сшил, она долго их носила. Шью на старой швейной машинке, которая моей жене досталась от её бабушки. Умели тогда делать добрые вещи.
Старпом наш любил гонять моряков за шибко ушитую форму одежды. Некоторые выходили в увольнение с клешами до 40 сантиметров, а сверху ноги совсем в обтяжку зашивали. Старпом такие брюки самолично бритвочкой подпарывал и заставлял перешивать. При этом присказка была у него:
- Ушиваться нельзя, чтоб не выглядеть стилягой. А форму одежды под себя подогнать надо. Но ушивать нельзя!