В 1979 году я учился в техникуме. УХТТ (Усольский Химико Технологический Техникум). На четвёртом курсе нас отправили на преддипломную производственную практику. На Усольский Хим. Пром в цех 94, на производство силанов. Мой дипломный проект начинался так: “Газ Силан сильный нервный яд. При сгорании образуется газ фосген…”
С практики Усольского Химпрома нас отрядили в колхоз. В советское время это было обычным делом отправлять работников предприятий, студентов, школьников в колхозы и совхозы в помощь сбора урожая.
Нас послали в деревню Тыреть, это в сторону города Зима. До станции Тыреть нужно добираться на двух электричках. А после уже на автобусе до колхоза.
По прибытии в колхоз мы быстро усекли, что местные люто не любили городских, особенно - городских комбайнёров и шоферов. Поэтому, поселковая шпана постоянно провоцировала драки. Причём драки, порой, заканчивались смертельным исходом.
Комбайнёры и шофера жили отдельно. Они считались привилегированными работниками. Жили они в отдельном хорошем бараке – общаге, с туалетом.
И хорошей кормёжкой.
А наш барак представлял собой деревенский дом на 5 комнат, где по 5-6 кроватей в каждой комнате, а удобства во дворе…
Как то, в один из вечеров в деревенском клубе случились танцы. В посёлке это такое ритуальное действо, когда шуршание нейлоновых курток, пожалуй, громче музыки из магнитофона. Но тем не менее девчата закатывали глаза под музыку.
И вот каким-то образом шофера из города поскандалили с местной молодёжью. А надо заметить, что аборигены на половину были сплошь судимые. Так же как многие в Усолье.
Началось как обычно: слово за слово, Крики, кто-то из местных вспомнил зоновские распальцовки.
Тут, с боку выбегает шоферюга и бьёт местного распальцовщика монтировкой по башке, так, что мозги вылетают на стену. Танцы с визгом разбегаются в темень переулков. А по деревне зашарахались тени возбуждённых убийством людей.
Понимаю, что возвращаться в наше общежитие – барак смерти подобно, как и другим городским, я придумал путь к спасению.
Мы с товарищем бежали к трассе – дороге, ведущей к железнодорожной станции.
Бежим по темноте в слепую. По полям по лесам. Дорога еле угадывается в слабом лунном свете. Инстинктивно чувствуем и слышим за нами погоня. По этому, я предложил отлежаться в поле. Мы отбежали от дороги метров 20 и схоронились. Через пять минут на дороге появились мотоциклы и мопеды. Преследовали нас человек двадцать, которые промчались в сторону станции, а мы вышли на дорогу и пошли уже на стороже.
В ту ночь мы не рискнули появляться на станции, так как было понятно, что там засада. Забрались в стог сена где и заночевали. А утром на подходе к станции, поменялись одеждой и скривили рожи, что бы нас не узнали. Но деревенских там не было, видимо преследователи вернулись в деревню.
По приезду в Усолье, я пошел на Хим. комбинат в свой 94 цех и заявил, что в колхоз больше не поеду, “потому что там убивают”.
В то же время до работы добрались ещё несколько практикантов, рассказали про криминогенную обстановку в колхозе.
Но нам ответили, “Знать ничего не знаем и денег вы не получите”. К тому же, вы обязаны привезти закрытый табель за те дни, которые отработали в колхозе.
Денег было жалко, а это примерно 100 рублей.
Я начал готовиться к поездке за табелем…
Паша Ветров мой друг, с которым прошли огонь, и медные трубы. Была у нас мечта искупаться в море. И по весне в 1978 году мы вскрывали кладовки, где хранились велосипеды и снимали с них запчасти (колёса, педали, и другое). В надежде продать запчасти, получить деньги и отправится на море.
У Паши всегда водились самодельные ножи, кастеты, обрезы и даже самодельный пистолет, который я у него его выпросил. Конструкция его очень простая… Вырезается деревянная основа с рукояткой, к ней прикрепляется стальная трубка проволокой или эпоксидной смолой. В конце трубки впаивается боёк. Далее в первую трубку вставляется другая, диаметром с мелкокалиберный патрон от “тозовки”. На эту трубку изолентой приматывается резина от противогазной маски и делается стопор для курка. При нажатии, которого внутренняя трубка с патроном, под воздействием резины ударяется о боёк во внешней трубке. Патрон выстреливал, пуля вылетала.
Главное не промазать. Перед поездкой мы тренировались, стреляя в забор. Пуля из “мелкашки” пробивала двух сантиметровую деревянную доску.
И вот прихватив кастет в виде барашка от водопроводного крана, взяв пистолет и пять патронов мы с товарищем с которым бежали из колхоза, возвращаемся назад, сев в электричку до Черемхова.
Доехали без приключений. От Черемхово пересели на электричку до станции Зима. На часах было восемь вечера, уже темно.
Минут через 30 в электричке началась какое-то оживление. Народ оглядывался, и кто-то перебегал из вагона в вагон.
К нам подошли четыре борзых пацана и спросили куда мы едим. Я повёл себя нагловато, чувствуя за пазухой заряженный пистолет. А эти очевидно грабили людей. Кто-то боялся и готов был отдать всё, лишь бы его не трогали.
И вот они нас выпытывали, кто что и где. А я им намёками вешал лапшу про Усолье и лагерные зоны. Те решили, что у нас есть какая-то защита и пошли дальше по электричке, пообещав - “ещё свидимся”.
В вагоне уже почти никого не осталось. А эти подсели к двум девчонкам.
Приближалась Тыреть. Электричка остановилась, и мы спрыгнули со ступеней, чувствуя себя победителями.
В те времена в электричках не было автоматических дверей. Перед нами стоял товорняк с цистернами. Электричка медленно двинулась, и нам нужно было пролезать под вагонами. Вдруг сзади я получил страшный удар, так как один из гопников встал на ступеньки электрички и пнул мня в спину. В глазах потемнело, я упал и не мог вздохнуть. Электричка ушла, и я еле поднялся. Мы поплелись в сторону трассы к деревне. Идти пришлось очень медленно, прихрамывая, жутко болело что-то в спине.
Решили опять заночевать в сене. Закопались в стог и стало тепло. Но внутри ползали мыши. Мой напарник вытащил большой тесак, (тоже подготовился к поездке) и стал тыкать в сено, стараясь попасть в кого-то из грызунов. Так и переночевали.
Утром мы выползли из стога и обомлели. Все было усыпано снегом и искрилось на солнце. Как будто, вернулись в другой мир. Да ещё желтые и красные листья лесных островков, контрастно светились на фоне белого поля.
Моя боль утихла, и мы резво зашагали по дороге.
В колхозе шла привычная жизнь, народ трудился в полях. Первым делом мы пошли в контору и стали требовать, чтобы дали справку об отработанных трудоднях. Но такую справку никто не хотел давать, объясняя, что мы должны ещё неделю отработать.
Что делать...? Пошли на распределение работы. Меня определили на брюкву, а товарища на комбайны. Вечером возвратились в барак – общагу, где вокруг крутились девчонки с города Зима.
Тут же объявились и местные. Среди которых я сразу же увидел грозу Усольских комбайнёров и шоферов. Сейчас уже не помню, какое у него погоняло.
А меня он давно невзлюбил, за мои длинные чёрные волосы, и что я резко выделялся среди городских. Дождался, когда мы зашли в барак, и с тремя малолетками подвалил ко мне:
- Ты сука сбежавшая, пойдём отработаешь за всех.
Он меня ударил, но я отскочил и кулак прошел скользом по плечу.
Моё дыхание сбилось и сердце колотилось как сумасшедшее. Кровь хлынула к лицу.
Я демонстративно вытащил пистолет и предложил:
- Пойдём.
Вышел из барака и спустился в силосное хранилище.
Это такой вход, как в подземный погреб.
Прошел несколько ступенек вниз и выставил руку с пистолетом готовый стрелять.
Ждал, что он войдёт. Секунды стучали в висках.
А в голове пронеслась такая картина - целая жизнь – вот попал в голову, он упал.
Пришлось ударится в бега. Поехал в Центра. Так в СССР назывались вся территория за Уралом. Бичевал по городам. Ночевал в подвалах, подъездах и на чердаках.
Жил в лесу в шалаше, скитался по просторам Родины.
Но он так и не вошел. Видно почуял сука и не решился.