Исповедь homo sovieticus

Иосиф Хейфец
.

 Предисловие.
 Свершилось то, что когда-то случается с каждым человеком, перешагнувшим невидимый горизонт,  разделявший вечную молодость от  неожиданно нагрянувшей  вехи, которую всегда определял для себя, как  период   исповеди.   Для автора, это уже не первая  такая граница, ибо,  поменяв страну проживания на взлете собственной, до неприличия успешной беспартийной карьеры, и заоблачного самомнения о собственном  интеллектуальном потенциале, вынужден был исповедаться перед собой и своей семьей в существенной переоценке и необходимости корректировки собственного самомнения. Более того, чем дальше отдалялся от статуса «оле хадаш» и становился «ватиком», тем реальней ощущал  ту пропасть, которая разделяла  два мировосприятия, и, со временем, границы этой пропасти раздвигались. Именно поэтому  начинаю свое повествование задолго до того, как  оказался в новом мире.

     Перелом
     Конец сентября 1989 года автор провел на пограничном пункте Чоп, провожая семью брата и мать на ПМЖ в США. В начале августа, в этом же направлении я провожал сына, с семьей друга, нашего послевоенного соседа по коммунальной квартире. Проводы второй половины семьи пришлись на время подготовки к предстоящей, очень важной, месячной загранкомандировке, требовавшей много внимания и с  головной болью из-за раздвоения внимания на два значимых для моей судьбы события.
     То, с чем пришлось столкнуться на пограничном пункте,  по сей день, автор связывает с проявлением Холокоста в интерпретации СССР.
  Следует подчеркнуть, что за  несколько месяцев до описываемых событий распространялись слухи, что  29 сентября Америка перестанет принимать советских репатриантов. Этим воспользовались украинские националисты (назовем их так, хотя подобное, возможно, происходило на всех транспортных переходах СССР). Практика выборочной проверки чемоданов и баулов с выгрузкой проверяемых из вагона на таможню, была неприятна, но, как правило, укладывалась в период стоянки состава. То, с чем пришлось столкнутся автору, прибывшему в Чоп ранним утром с билетами на вечерний поезд Москва-Вена, произвело впечатление разорвавшейся рядом бомбы. Во внутреннее помещение вокзала Чоп практически невозможно было зайти. На полу не было свободного места для прохода. Пол шевелился,  забитый  лежащими и сидящими на баулах детьми и пожилыми людьми. Все активные мужчины вынуждены были коротать время на привокзальной площади под осенним дождливым небом.  Оказывается, ожидая  большой приток евреев в дни, предшествующие закрытию шлагбаума в США, антисемиты решили проводить поголовную проверку ручной клади у отъезжающих.  Всех поголовно выводили из поездов и, естественно, за 15-20 минут, пропускали лишь несколько семей. Остальные скапливались на вокзале, а поезда уходили полупустые. В катастрофическом положении оказались одинокие пожилые люди, оказавшиеся без связи с родственниками, без своих советских тугриков, которыми за границей можно было, разве что,  заполнять мусорные баки. Большинство беженцев не имели возможности позвонить по межгороду, купить билет на проходящие поезда, дать взятку носильщикам и таможенникам.   Мои дорогие соплеменники, каждый из которых имел билет на свой поезд, но вынужденные уже несколько суток  дневать и ночевать на полу только потому, что бригады таможенников приступали к своей работе за 10 минут до прибытия очередного поезда на станцию. За оставшиеся до отхода поезда 25 минут эти нелюди пропускали максимум  5-7 семей, издеваясь над беспомощными людьми и доводя их до обморочного состояния. Когда они издевались над моей старой матерью, стремясь задержать ее до отхода поезда и разорвать семью, меня сдерживали два милиционера, выкручивая руки. Не знаю, по чьей инициативе поезд был задержан на 10 минут (возможно, брат сорвал стоп кран?), но когда я смотрел, как грузчик с вещами матери помогал ей, под проливным осенним дождем, преодолеть длительный поход вдоль платформы в хвост поезда, а вокруг меня плакали дети и кряхтели на полу старики, в мозгу звенел набат – в этом фашиствующем государстве жить нельзя. Нельзя своим трудом подпитывать этот мусорный отстойник для всевозможного отребья. Издевательская молчаливая улыбка  таможенников, и обслуживающего персонала,  стали последней точкой в цепи сомнений успешного ученого, посадившего на нефтяную иглу  страну. . Отсюда нужно бежать. Бежать, как можно скорей. И не в какую-то Америку, где не исключено повторение подобного, а к себе ДОМОЙ, в чью сторону все эти годы даже не поворачивал голову.  Мне было совершенно ясно, что только там у меня есть настоящая родина, и никакие басни об угрозе ностальгии по покидаемым местам  уже мне не грозят. Пусть живут в своей уютной мусорной свалке, со своим патриотизмом и преданностью любой дегенеративной власти.
   Так я понимал тогда  свою скоротечную репатриацию в Израиль, вопреки всем усилиям моей американской семьи и ряда коллег по институту и министерству, изменить мой вектор на США.
   Не прошло и года, как автор покинул страну, для которой всегда был балластом.
   По сей день, я вспоминаю наш, с супругой, первый выход на улицу из первого временного жилья,  снятого  для нас друзьями. На лавочке у входа в подъезд дома сидела молодая мама, которая звала свого полуторагодовалого сына: Хайим, бой-на, мотек. Господи, какой кайф!
   Единственное, чего я тогда не понимал, на сколько изуверски расправилась великая держава над моим поколением, превратив всех нас в homo sovieticus.
    
       Свобода. От чего?
   
   Все разговоры свободе, свободном обществе, беспредельных возможностях самореализации, меня никогда не обманывали, ни в СССРке, ни на новом месте. В возрасте 55 лет, о какой то перестройке мог говорить только Горбачов.  И хотя слухи о моих прежних успехах каким-то  чудом докатились до  местных коллег по профессии, и даже до власти, я понимал, что предстоит начинать все с нуля.
    Первый настоящий шок пришлось испытать спустя пару месяцев, при посещении, по договоренности, кафедры гидравлики Техниона. Придя ранее назначенного времени, обратил внимание на вопросник, прикрепленный к доске объявлений. В нем предлагалось посетителям и студентам ответить примерно на 35 вопросов. Из них я смог ответить лишь на два вопроса, касающихся  Горького и Дрейфуса. 
    Впоследствии несколько раз заходил в Технион, только ради того, чтоб познакомиться с очередными вопросниками. Шоковая терапия свидетельствовала, что интеллектуальный уровень среднего репатрианта, к которым я себя относил, оказался, мягко говоря, недостаточным. Радовало только, что  уровень знания английского позволял улавливать смысл вопросов. Но реальная оценка  собственного владения английским пришло только, когда гендиректор одной из компаний Schlumberger в Цюрихе предложил мне представительскую работу в Московском отделении. Вместо меня вынужден был вести переговоры с ним израильский адвокат.
       Так началась переоценка собственного рейтинга, который я впоследствии широко распространил в российском Интернете в качестве теста для расчета собственного рейтинга каждым ученым, прежде чем решится приобретать билеты в эмиграцию (репатриацию).
    Вместе с тем, должен признаться, что собственный рейтинг  в СССР существенно отразился и на продвижении в Израиле.
     Спустя пол года, после репатриации,  автору предложили стать совладельцем  и гендиректором инвестиционной компании по продвижению проектов огромной армии  советских ученых, захлестнувших страну в период 1990-1991 года. Офис компании Toram Advanced Technologies размещался в самом центре Хайфы, на улице Нордау 4. Ожидания оправдались сполна. С утра до вечера приходили коллеги  по научному цеху с великолепными проектами, некоторые из которых были просто гениальными. Но, как только заходил разговор о презентации проекта в соответствии с международными требованиями и их перевода на английский язык, создавалось впечатление, что  галопирующий конь на полном скаку сел на задние ноги, выбрасывая всадника из седла. Кроме неспособности членораздельно представить собственную разработку так, чтоб это было вразумительно для инвестора,  срабатывал чисто советская оговорка об опасности раскрыть ее сущность. Никакие разъяснения, что вполне достаточно изложить, хотя бы на русском языке, целесообразность разработки без раскрытия  секрета, оговорив в плане  необходимость патентования, не помогали.  Создавалось впечатление, что люди недостаточно владели искусством изложения собственных мыслей и идей на русском языке.  Забегая вперед,  должен сообщить, что последующие десятилетия подтвердили, что более 90% из этих претендентов на финансирование, вынуждены были изменить профессию, похоронив привезенные проекты. Лишь единицы сумели адаптироваться к обстановке, подогнать собственное CURRICULUM VITAE  (резюме, жизнеописание) под интересы потенциального инвестора, получить финансирование и реализовать собственные идеи.
   Возникает естественный вопрос, что произошло со славным советским научным потенциалом? Буквально то же, что с великой советской наукой, которая, спустя короткое время, полностью обанкротилась. Полная безинициативность  в  добывании денег, которыми регулярно советское государство снабжало  и академию наук, возглавляемую клубом пенсионеров, и все министерства, оговаривая соответствующий процент на науку. Достаточно было создать видимость работы, липовое сопоставление с мировым уровнем, и коррумпированная схема, в которой финансировался каждый конкретный человек, а ценность разработки оказывалась на десятом месте,  развивала, так называемую, советскую науку. При этом, все мы пользовались полным комплектом льгот, от сравнительно высоких по союзным масштабам окладов, до льготного жилья, спецполиклиник и больниц, баз отдыха, званий, наград и т.п.  Дошло до того, что администрация институтов имела собственный автопарк с мастерской и водителями, чтоб, не дай бог, великие ученые не ранили свои драгоценные руки о руль собственного транспорта. Подобной коррупции не знала ни одна страна мира.  Ни о какой конкурентноспособности не могло быть и речи.
   Вся эта мерзость, в полной мере, передалась каждому из нас, наследовавших пустую болтовню, в качестве альтернативы настоящего научного потенциала. Когда автор брал в руки  резюме, на переднем плане всегда фигурировали ранги, звания награды, разве что о партбилетах не упоминалось. Какого инвестора все это могло заинтересовать?
   Почти год, который автор посвятил этой работе, стал великолепной школой в понимании новой реальности и необходимости, на старости лет, полностью пересмотреть приоритеты.
   
   Осенью 1991 года, по рекомендации директора НПО «Бурение» А.И.Булатова,  автора разыскали коллеги по нефтяной профессии и пригласили  подключиться  к созданию исследовательского центра  при одной из химико-технологических компаний на юге страны – UPS. Вот когда пригодился  опыт работы, накопленный в Хайфе. Этот исследовательский центр стал не только научным центром, но и настоящей школой обучения великовозрастных homo sovieticus в реальную жизнь.  К нам прикомандировали двух переводчиков, одна из которых несла на себе административные обязанности и внешние контакты, а вторая – переводила наши «творения» на английский язык. Группа была пущена в свободное плавание в области формирования своего пакета проектов и продвижения его на научном рынке. Параллельно, в свободное от работы время, продолжалось обучение ивриту.   Чем больше шишек набивали себе, периодически падая и разбивая лбы, тем ясней становилось, как искать жизнеспособные разработки, а главное, как предлагать этот товар.
     Первый главный урок преподали нам заказчики, которые не понимали сути и логики наших научных предложений, переведенных на английский язык. Оказалось, что прежний многолетний опыт закрепления переводчиков технического отдела за каждым научным подразделением и его руководителем, было гениальным по сути, поскольку превращал переводчика в сотрудника подразделения, вникавшего в сущность разработок. Стало понятно, что, в новых условиях, каждый исполнитель вынужден сам заниматься переводом своего творения. Естественно, это приводило к корявому, но вполне понятному переводу. И, во-вторых, для оцифровки текстового материала, необходимо было освоить компьютерные технологии, не теряя время на перепечатку.
   И, наконец, со временем стало понятно, как правильно корректировать резюме авторов проекта, учитывая область интересов потенциального заказчика.

  Спустя год после создания научного центра  в наш лесной академ-городок Сохнут прислал автобус с первой группой  научных туристов из СНГ.  Цель чиновников была бегло познакомить туристов с их местными коллегами, а вышло, что каждый турист из упомянутой группы привез с собой документы, чтоб прозондировать собственный потенциал. Эта группа была составлена из наших ровесников, зрелых ученых, и, естественно, всем им были присущи те же грехи, которые были свойственны нам. Вместо короткого пребывания группа задержалась до конца дня, занимаясь корректировкой собственных документов.
     Этот опыт общения с коллегами по стране исхода показал, что следует срочно создать сайт для того, чтобы коллеги начинали готовить себя к трудовой деятельности задолго до того, как приняли решение о репатриации, или эмиграции. Такой сайт был создан на портале mail.ru и, по информации полученной автором, помог многим новым репатриантам и внутри Израиля, и даже эмигрантам в США. 
     В последующие годы еще дважды пришлось встречаться с группами научных сотрудников из СНГ, но это уже были сравнительно молодые ребята, большинство из которых владело английским и компьютерными технологиями. 
     Более подробно об этой стороне жизни автор рассказал в статье «История одной фотографии» (http://saba6.livejournal.com/12562.html).

    Напутствие генерала Таля.
   
    Тем,  кому часто приходилось пользоваться услугами Аэрофлота в  70-е -90-е годы, должны помнить, что предшествовало старту каждого самолета.  Прежде, чем воздушный корабль покидал стоянку, прильнувшие к иллюминаторам пассажиры наблюдали, как под крылом самолета техник, с длинной алюминиевой трубкой и чистой стеклянной банкой, отбирал из крыла пробу топлива, рассматривал ее на просвет, а затем сливал в ведро. Но, далеко не все понимали, что он там высматривал. Автор, будучи офицером запаса по специальности служба снабжения горючим (ГСМ) понимал, что техник, прежде чем согласовать полет, проверял наличие следов воды в нижней части топливного бака.  Лично меня, при этом, постоянно грызла мысль, до каких пор будет длиться этот анахронизм.
    Естественно, что после репатриации именно эта проблема стала одним из приоритетов автора.
    Примерно через пол года после начала работы в Хайфе инвестиционной компании состоялась встреча автора с командующим танковыми войсками, создателем легендарного танка Меркава, Исраэлем Талем. Интерес, который легендарный генерал проявил к разработке, обнадеживал, что уж эту то возможность снабдить танки и все дизельные двигатели армии и флота водоотталкивающими фильтрами, он не пропустит.
    Какого же было удивление автора, когда генерал, высказав восхищение разработкой, пожелал разработчикам удачу и обещал, что Минобороны станет одним из главных покупателей этого фильтра. Шок, испытанный автором, и полное непонимание логики произошедшего, совершенно не вязался с оптимизмом израильтянина - совладельца  компании, не понимавшим, что меня расстроило.   Лишь спустя несколько лет автор созрел до понимания сущности произошедшего.
    Оказывается, нигде в мире, кроме СССР, а затем и России, государство не финансирует научные разработки, без которых может в настоящий момент обойтись. Главная задача государства собрать деньги, чтоб профинансировать те статьи расходов, которые включены в бюджет.  Все теоретические разработки невоенного характера, и различные гражданские проекты финансируется частными инвесторами, или грантами. Именно поэтому научные разработки лишь на 30-35% финансируются государством (главным образом, секретные оборонные разработки, гораздо реже в области медицины и образования,  охраны природы и др.).
     Для нас, homo sovieticus, это выходит за всякие рамки. Попытайтесь, ради любопытства, уговорить теоретиков всех уровней, чтоб воспользовались научными грантами. Автор неоднократно предлагал возмущенным «теоретикам» воспользоваться  этим источником финансирования. Результат был всегда однозначен, – ненормативной лексикой.
     Напомню, как вольготно жили все академические и  многие прикладные институты. Все мы получали столько денег, сколько просили и добивались при отстаивании представленных смет. При этом, как уже упоминалось выше, лечились в специализированных больницах и поликлиниках АН, отдыхали в санаториях и турбазах АН, получали академическое жилье, все руководство ездило на академическом транспорте с водителем (последнее на столько укоренилось, что по сей день многие руководители относительно мелких административных компаний не могут себе отказать в персональном водителе). Обо всем этом автор неоднократно писал в статьях накануне реформирования Академии, что всегда с возмущением отвергалось. (http://samlib.ru/editors/h/hejfec_i_b/mif.shtml).
     Несколько лет тому трое членов ассоциации «Ученые Юга» докладывали о своих новых проектах в израильской дорожной компании. К их числу присоединился еще один докладчик из Нацерет  Иллит. Когда первая тройка доложилась и слово было представлено четвертому, он поднялся и сообщил, что, прослушав три предыдущих доклада, отказывается от своего доклада и считает, что правительство страны должно прибыть в этот зал, встать на колени и  извиняться перед докладчиками, что не финансировало до сих пор их разработки. После конца заседания автор в течение часа пытался объяснить  разгоряченному коллеге, почему правительство никакого отношения  не имеет к финансированию разработок. Что только после того, как разработка внедрена, правительство обкладывает новую разработку налогом, чтоб финансироваться за ее счет.
    Даже те репатрианты, которые прожили в стране более 35 лет, но учились в СССР, подчас не понимаю этого и выступают с обвинениями властей в их неспособности рационально использовать новые разработки ученых.
    Очень многие видные ученые в своих воспоминаниях апеллируют к властям, что они не прислушивались к их рекомендациям и, тем самым, загубили великолепную идею: не там искали, не там применили, не тех привлекали. Единственное, что они забывают, это обвинить себя любимого в безинициативности, неумении раздобыть финансирование, страх пойти на риск и создать собственную компанию по изготовлению  и внедрению разработки. Те, кто преодолел этот страх,  взял ссуду, сформировал компанию и включился сам в разработку,  добились успеха. Других путей нет.
 И, наконец, каждый разработчик должен понимать, что тот уникальный проект, автором которого ты являешься и  готов продать его без собственного участи, заведомо обречен на неудачу по следующим причинам:
1. Лучше автора никто не знает, для чего проект нужен.
2. Лучше автора никто не знает, как его реализовать.
3. Лучше автора никто не знает, какие осложнения могут появиться при его реализации.
4. Лучше автора никто не знает, как его довести до ума и продать.
Поэтому маловероятно, что кто-то украдет идею, в надежде ее продать и заработать «на халяву».

      
 
     Верю / не верю.

     Вышеизложенная судьба моего поколения, вынужденного в зрелом возрасте пройти стадию ломки собственного самомнения, без чего невозможно не только самому прожить, но и понять своих ближайших соседей по дому, стране и даже странам, стала сюрпризом для автора, требующей обобщения и осмысления. После многих лет обобщения, автору, кажется, удалось выявить причину уникальности себе подобных homo sovieticus..
     На каком-то этапе автор обратил внимание, что, по всему миру, он легко, а главное безошибочно, выделяет бывших своих соотечественников  даже не прислушиваясь к языку общения. Просто, по первому взгляду. 
      Наряду с удовлетворенностью собственной наблюдательностью, каждый раз ставил себе вопрос, что же эта за неуловимая изюминка бывшего советского человека, которая неуловимо преследует каждого из нас?  Что же в нас такого, общего, что выделяет на общем фоне? Интеллигентнось, интеллектуальность,  некий нимб святости и одаренности, изящество форм, а может быть – запах? Так на большом расстоянии ничего этого не ощутишь. Есть нечто невидимое, осязаемое неким шестым чувством, способное изменить походку, жесты, способ одеваться, или нечто иное?
     Ответ проявился совершенно случайно во время работы над моей тематической еврейской энциклопедией. В ходе подготовки раздела «Еврейские диаспоры мира» дошла очередь до  Кореи. Вместо того, чтоб разделять Северную и Южную часть полуострова, решил воссоединить их, как было в года моей молодости, Впервые обратил внимание, что  обе части Кореи - мононациональное государство, а евреи составляли лишь часть военного контингента войск США, расквартированных на Юге.  Объединил карту и приступил к заполнению таблицы общих данных: площадь, население, язык, религия. С религией произошел казус. В северной Корее недоставало одной строчки. Оказалось, что на Юге нет атеистов, а на Севере атеисты составляют 16% населения, а нерелигиозные – 56% (на Юге – 2%).   Было над чем задуматься. Тут же возник вопрос, а где еще можно столкнуться с подобной аномалией?
 
  Та же энциклопедия Enkarta, 1991-1995 на CD, позволила сопоставит Корею с другими странами мира
   Читатель уже, по видимому,  догадался  с каким сюрпризом пришлось столкнуться. Во всех странах мира численность атеистов была ниже статистического уровня, кроме стран, входивших в зону влияния СССР.   В последующие годы в статистических отчетах начали появляться атеисты, а затем, в ряде стран Западной Европы, их численность резко возросла.
   Но вирус недоверия и лицемерия уже был посеян. С того момента абсолютно вся информация из официальных источников СНГ   подвергались тщательной проверке, а после появления в Интернете Wikipedia, русскоязычная версия регулярно сопоставлялась с англоязычной, немецкой и французской.  Ложь выплывала на поверхность столь же регулярно и в самых неожиданных областях жизни и истории. Стало понятно, почему внедрилось в нашу жизнь это, совершенно не стыкующееся с религией слово «верить». Не верить в Бога, верить в коммунизм, социализм, материализм, верить партии, правительству. Не верить кибернетике, генетике,  идеализму и т.п.  Все это автор обсудил с главным теоретиком атеизма, академиком Виталием Лазоревичем Гинзбургом и нашли с ним полное взаимопонимание, хотя оба  на столько  были пропитаны ложью, что не способны были изменить в себе ни отношение к религии, ни ко всему остальному. Обо всем этом автор подробно писал во многих своих статьях и в книге «В тени троянского коня», Сдерот, Израиль, 1916. 
    Несколько слов, почему человек, как существо мыслящее, не должен верить.  Он должен знать (особенно ученый)/не знать, предполагать и допускать. Даже доверять недостойно уважающему себя человеку. Более того, перевести на любой язык словосочетание «верить в Бога» невозможно, ибо нигде за рубежами СНГ никто не поймет о чем идет речь. Тому, что мы называем верой, каждый язык предлагает совершенно другое, присущее ему слово.  (Предлагаю каждому желающему проверить это на практике.).
    А как же люди религиозные? Они не верят, они  ЗНАЮТ, что Бог во всем сущем и идеальная составляющая нашего существа являет  его проявлением (душа, мысли, знания, эмоции и все, что не поддается, в полной мере, материализации).
          В конце концов, каждый из нас должен задаться элементарным вопросом, смогут ли достижения мировой науки в этом, или  в следующем веке, оживить фантастически поумневший компьютер, способный самообучаться, сам себя ремонтировать и воссоздавать, если в него не внесет  Некто ту кроху, которую величают ДУШОЙ? Всего лишь один вопрос самому себе, а не болтать о материализме и собственной приверженности традициям и принципам с верой и недоверием.

    Весьма любопытную историю рассказал автору один религиозный авторитет.
    Атеист, в беседе с раввином, заявил ему: …раби, я не верю в Бога. На что  раввин ответил: - я тоже не верю!
     Но как же так? Вы ведь служитель Бога.- удивился атеист.
     В того бога, в которого вы не верите, я тоже не верю, - ответил мудрый раввин.

    Признание «веры» во что либо, допустимой в отношениях между людьми и обществом, в целом, недостойно цивилизованного человека.  А именно этому, с пеленок,   обучали, как минимум, три поколения советских людей. Подчас это делали незаметно, что-то недоговаривая, как бы из добрых побуждений. Как это ни странно, но именно психологи были у разработки этой, изуверской системы «воспитания» общества. Она действовала  незаметно и безупречно. Сам автор понял это, когда в марте 1953 года, случайно подслушав разговор родителей об упокоившемся диктаторе, загипнотизировавшим народ, понял, что является  сыном врагов народа и начал на себя примерять это опасное звание. С тех пор ничего не принимал на веру, и изводил педагогов собственным недоверием.      
    Помню, как читал сыну сказки Пушкина. И, в какой то момент понял, что он ничего не понимает, хотя и не способен этому противостоять. А как он, в принципе, мог понять язык Пушкина? Для крошек должна быть адаптированная литература, а не классическая. И, с тех пор, приучил всех членов семьи объяснять все непонятные места, типа «…ветхая землянка» и тому подобное.
     Но в детском саду, а затем в школе и на каждом шагу в быту, шла  систематическая накачка  лапшой. Каждый из нас прошел по этому бесконечному коридору вранья и психологического оболванивания.  Результат превзошел все ожидания и благополучно продолжает действовать в новом столетии.  Ложь на каждом шагу и по любому поводу считается признаком  достоинства, патриотизма и  преданности.
      Еще одна особенность оболванивания, сохранившаяся по сей день и являющейся   непременной спутницей  лжи, которой регулярно накачивается равнодушное общество, - это обязательная героизация, и перевод  легенд в общенародное празднование. В тот момент, когда обращаешь внимание на особую пышность оформления, следует пересилить себя и приступать к проверке. Сегодня нет никаких проблем проверить достоверность преподносимой лжи, в какой бы приятной и сладкой упаковке она не предлагалась. Но для этого необходимо приучить себя прекратить верить, что весьма непросто, а подчас,  неприятно и не безопасно.
   К сожалению, мое поколение просто выжило из ума, и привезло этот маразм доверия с собой во все страны мира.  Совершенно естественно, что НАШИХ узнаешь во всех странах, лишь мельком взглянув в их сторону.

     Есть ли надежда, что в следующих поколениях это родимое пятно будет изжито. В детях и внуках – нет. В последующих поколениях, - безусловно. Главным образом потому, что на родине этого позорного явления начали уже понимать, до какого низа скатились, и начали извлекать правду на поверхность, ошарашивая доверчивое общество.

  Постскриптум.

   В конце прошедшего года автор решил проверить, как далеко ушла вперед наука в России за период нашего отсутствия. Просмотрел, по своей узкой специальности,  информацию ВАК о диссертационных работах за последние 16 лет,  и, …выпал в осадок. Абсолютно ничего нового. Перемывают наши же косточки, подчас не вспоминая об авторах первопроходцах. При этом, никто не стреляется, когда  позор выливается на поверхность. Более того, заезжанная фраза «а вы докажите», становится главным аргументом даже на международном дипломатическом уровне.