Наталья смотрела застывшим взглядом на монитор компьютера, где был источник разочарования и пустоты, нестерпимой печали и недоумения... Она читала и перечитывала лаконичное сообщение своей дочери. Набор слов, полученный электронным путём, был очень знаком, почти заучен наизусть ею за целое десятилетие их проживания в разных странах. Но она, не отрывая своего взгляда от умной вездесущей машины..., читала и читала такую холодную и уничтожающую строку в мессенджере Фейсбука ... И ей было не по себе!
Мысли беспомощно барахтались от некой безысходности, а может, просто от какой-то процветающей безнадёжности найти общий язык со своей единственной дочерью. А в мыслях, как ураган, проносился свой личностный монолог:
– А я со своей дочерью ни на каких языках не могу найти общего языка!
О чём бы я ей ни написала! – то ли рассказываю о том, что у нас происходит и что я чувствую, то ли это просто размышления и презентация своего видения мира, или просто выражаю пожелания (И тогда, когда это объёмное повествование, и когда это только пара строк, чтобы поприветствовать...), а у неё одно и то же всегда в мой адрес:
– Тебе надо научиться любить себя, тогда ты научишься любить и своих детей …
или:
– Тебе надо освободиться от своих страхов...
Пропитанная насквозь нелюбовью к матери, проросшей их зёрен глубокой обиды, Елена стреляла в неё своим уничижительным упрёком, и этот укор помогал ей себя почувствовать свою правоту и защищённость. Ей даже не приходило в голову, что мать страдает от несложившихся в добром ключе отношений. А может, она и хотела, чтобы её мать пострадала, и таким образом, прочувствовала все её былые и нынешние страдания. Неизвестно, ЧТО было движителем её действиями и направленностью мыслей!
В глазах Елены Наталья не находила счастливых искорок ощущения счастья и удовлетворённости происходящим, потому что в них был некий отблеск какой-то израненной саги о стремлении к совершенству, как своего телесного, так и бытийного, но по дороге с шипами... Во взгляде была какая-то глубочайшая усталость и в то же самое время – неистовый укор всем тем, кто реально не дал ей воображаемых благ и стойкого ощущения себя на счастливой волне. Поэтому каждый, кто был к этому причастен в её сформированном сознании, представлялся преступником, достойным только казни – ежедневной и многолетней... А это, в первую очередь, имело самое первое отношение к её родителям, особенно, матери..
Наталья, понимая состояние дочери и переживая за неё, каждый раз уговаривала себя не обращать внимания на выпады дочери, любЯ и жалЕя её... Хотя никаких нервов не хватало уже на то, чтобы принимать в лицо постоянные укоры со стороны дочери, и критику в свой адрес, в таких формах, которые режут по живому и выражаются в явной озлобленности и желания унизить.
Понятно всем, что счастливый человек никогда не обрушит своего гнева и не будет пытать кого-то своим страстным желанием заставить его страдать, и конечно же, у разумного, удовлетворённого жизнью человека, не возникнет намерения развенчать свою мать по всем параметрам. Счастливый человек, купаясь в лучах своего счастья, реального или придуманного, огромного или в ключе малых радостей, просто не имеет такого безжалостно резкого критического потенциала, да ещё и в отношении человека, родившего его …
От невысказанности наболевшего, Наталья не переживала. Всё всегда можно высказать бумаге... и сказать тем самым, и себе, и всем, даже если они и не узнают об этом. Она же давно жила... БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ, того жуткого сталинисткого “know-how”..., убивающего забвением и убийством надежды...
Даже если она отправляла гору писем, никогда не было обратной связи с её адресатами!
Никогда не было отклика ни на события, ни на размышления, ни на чувства!
Но интересно, что даже стоя у глобокого колодца и сказав в его недра что-то, всегда получишь отголосок …
Это она ни раз делала, стоя у артезианского колодца в далёкой жаркой Алматы в усадьбе дедушки и бабушки. Вода в том колодце была очень вкусной и чистой, и колодец по-доброму дарил её людям, а уж ответить на слово, прозвучавшему в его адрес, – это было ему, неодушевлённому, очень просто сделать…
От дочери такого адекватного эха не дождаться! Это Наталья прекрасно понимала. И вывод тут же проносился в её ЦНС (как она всегда называла центральную нервную систему):
– Она отдаляется и полностью отделяется от меня! И страной, и языком! И даже внучкой!
Наталья, конечно же, уже могла бы привыкнуть и к этому, потому что такой вывод ни раз ею был сделан, и посещал её не однократно, перестрАивая её полностью, чтобы не дать ей распасться на атомы ...!
Но ей становилось невыносимо грустно и обжигающие слёзы обволакивали не только её глаза, но и сердце, и разум. Да, её организм плакал, а потом приспосабливался к жизни без слёз. Но больно вонзался беспощадный вывод, как неотвратимый приговор:
– Нет меня – так нет! Нет меня – для моей единственной дочери…!
Но, конечно, всё проходит, и это пройдёт! – в этом каждый убеждается рано или поздно…, на себе проверяя древнюю мудрость...
И Наталья дальше продолжала жить, возможно, надеясь на что-то лучшее, как и все в этом мире наивно и благообразно надеятся, при условии, если не потеряли рассудок, и если их индивидуальная биохимия не завела в тупик …
Рассчитывать на простое потепление отношений – она совсем не рассчитывала! Доверие было уже давное потеряно, но некий симбиоз, на добрых человеческих позициях, был, разумеется, возможен. А почему нет?!
Её дочь Елена - очень красивая, стройная и гибкая, талантливая (в музыке, танце, языках), творчески импульсивная, но вместе с тем, очень рассудительная и деятельная, целеустремлённая молодая женщина. От природы и от работы над собой - просто само Совершенство! Всегда хотелось смотреть и смотреть в это биопроизведение искусства! Но почему-то, как теперь говорит молодой слой, Елена "забила" на родителей... Об этом, конечно, Наталья не трубила ... Это могло быть заметно, но оставалось лично с ней.
В общении в круге приятельниц и друзей Наталья часто желала всем быть им со своими дочерями в самых добрых отношениях, а они, наверное, недоумевали, потому все и были именно в таких прекрасных отношениях, кроме неё…
И Наталья со своей доченью Еленой до её шестнадцатилетия были, как ей тогда мыслилось и ощущалось, в таких же хороших отношениях, когда не обозначались ни пренебрежение, ни отсутствие понимания... Но потОм резко всё изменилось. Вероятно, что эти изменения произрастали и зрели уже давно.
Можно согласиться, что на пустом месте ничего не бывает. И их размолвка зарождалась в далёкие времена безмятежного детства, и как горный селевой поток, усиливалась год от года, собираясь в мощный разрушительный грязевой поток..., и не без оснований!
Но теперь, с высоты своего возраста, каждая из них, и мать, и дочь, могли бы подняться на ступеньку взамопонимания, обоюдного желания не вводить друг друга ни в страдания, ни в разочарования, а просто по-человечески общаться, стараясь порадовать и поддержать друг друга. Как замечательно было бы, покинув ненужную баржу упрёков и обид, с грузом неистово разрушительной критики, окрылиться совершенно другими моментами, и плыть вместе на великолепной яхте с красиво взлетающими парусами к новым красотам Жизни…
А это – возможно! В это верила Наталья.