Глава 20. Неравный среди равных

Рута Неле
         Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2017/02/12/2097 


          «Ты смешал на углях горелых
          Явь со снами,
          Веру с любовью;
          Ты не черный – ты и не белый,
          Ты не с нами. Мы – не с тобою».

          Канцлер Ги – «Брат мой».

          Музыка вдохновения: Peter Gundry – «A Nostalgic Dream».


          Дни сменялись днями, тусклыми, пустыми, принося с каждым рассветом новую порцию тоски и боли. В последнее время Локи постоянно мучила бессонница или ночные кошмары, не отпускавшие из своей цепкой хватки ни на одну минуту, не позволяя окунуться в мирное забытьё. Эти сны пропитывали мучительными иллюзиями каждый предрассветный час, доводя до яростного исступления и бессилия. Царевич не понимал, что хуже: не спать вовсе или видеть эти мучительные, дразняще-лживые сны.
          В один из таких мрачных, серых дней, когда измученный бессонницей царевич, наконец-то, уснул с первыми лучами солнца, в двери его покоев раздался громкий стук. Открыв один глаз и недовольно пробурчав: «Пошли все к ётуновой бабке», Локи перевернулся на другой бок и засунул голову под подушку. Однако нежданный посетитель был очень настойчив и продолжал громко и упрямо стучать.

          Со стоном юноша сел в постели, растирая ладонями лицо. Зевнув с подвыванием, которому бы позавидовал сам Фенрир, он схватил двумя руками подушку и, громко выругавшись, со всей силы швырнул её в сторону дверей, откуда продолжал раздаваться назойливый стук.

          – Кого ещё там Хель принесла в такую рань?!

          До слуха Локи донёсся приглушённый женский голос:

          – Ваше Высочество, откройте, пожалуйста, у меня для вас послание.

          Нехотя поднявшись с кровати, что-то недовольно бормоча себе под нос, юноша, обмотавшись простынёй, босой поплёлся открывать, сопровождаемый сердитым ворчанием Фенрира, который тоже был не прочь поспать ещё минут по сорок на каждый глаз. Стоявшая на пороге девушка не прибавила принцу хорошего настроения. Это была Гна – посланница матери, которую Локи терпеть не мог из-за её бесконечной одержимости Тором. Нацепив на лицо одну из самых свирепых улыбочек, юноша склонился в шутовском поклоне, приглашая неожиданную гостью в свои покои. Гна была девица не из робких, к тому же недолюбливала младшего брата наследника, поэтому она смело шагнула за порог, даже не пытаясь скрыть кислого выражения на своём лице. Обычно она более тщательно маскировала свою неприязнь к Локи, но сегодня, перед тем как постучать в двери его покоев, Гна заглянула к Тору. Приятные воспоминания об этом визите, алыми пятнами горевшие на шее и щеках девушки, были напрочь перечеркнуты мрачным выражением на лице младшего царевича.

          – Так что у тебя за послание? – не слишком вежливо спросил принц, недовольно глядя на служанку.

          – Ваша матушка желает, чтобы Вы навестили её в Фенсалире сегодня после полудня, – не обращая внимания на раздражённый тон принца, ответила посланница.

          Локи тяжело вздохнул. Это было неизбежно. На самом деле он был даже удивлен, что после драки с Тором этот вызов не последовал ранее.

          – Хорошо, я тебя услышал. Можешь идти, – ответил он, делая рукой пренебрежительный жест в сторону дверей.

          – Пресветлая царица настояла, чтобы я сопровождала Вас в Фенсалир, – упрямо покачала головой Гна.

          Стиснув зубы так, что на скулах заходили желваки, и едва сдерживаясь, чтобы не послать служанку матери к демонам, Локи процедил:

          – Хорошо. Но прежде мне нужно одеться и привести себя в порядок.

          – Но Вы можете сделать это очень быстро при помощи своей магии, – хитро ответила девушка, надеясь собственными глазами увидеть интересное зрелище.

          Среди асов ходили легенды о доходящей до щепетильности аккуратности и буквально маниакальной любви к чистоте у младшего из принцев. Редко кто мог увидеть его растрёпанным или неопрятно одетым, в отличие от вечно неряшливого Тора.

          Локи сощурился. Он мог, конечно, просто материализовать на себе одежду в одно мгновение, по щелчку пальцев. Но сейчас в нём заговорило желание проучить нахалку. На мгновение он задержал свой взгляд на ничего не подозревающей посланнице, а потом пожал плечами и протянул с показным равнодушием:

          – Хорошо. Если ты так хочешь – оставайся.

          Это было произнесено таким невинным тоном, что Гна сразу же почувствовала подвох. Локи небрежным жестом скинул простыню и, перешагнув через неё, в чём мать родила, направился к своей гардеробной. Гна сдавленно ахнула и словно приросла к полу. Её лицо, усыпанное веснушками, приобрело цвет, способный соперничать в яркости с красным плащом Тора, глаза растеряно метались по комнате, но каждый раз невольно возвращались к белой, как мрамор, обнажённой мужской фигуре. Его высочество, как ни в чём не бывало, не спеша перебирал рубашки у себя в шкафу, сверкая голым задом.

          Фенрир наблюдал за происходящим, выпрямив острые уши и положив лохматую голову на передние лапы. Обнажив белоснежные клыки в широкой ухмылке, он смешно морщил нос и порыкивал, глядя на застывшую, как соляной столб, девушку. Наконец, опомнившись, она сердито схватилась за ручку двери и, пробормотав, что будет ждать принца в гостиной, пулей вылетела из комнаты.

          – Ну что, убралась? – обернулся Локи к волку, услышав, как захлопнулась дверь. – Я знал, что она не вынесет моей божественной красоты.

          Фенрир лежал на кровати, стыдливо прикрыв лапой глаза и тихонько подвывая себе под нос. Шерсть между его ушами забавно топорщилась. Царевич мог чем угодно поклясться, что этот хитрый волчий сын смеялся от всей души.


          *   *   *

          Спустя час, в течение которого Локи одевался, спускался в обеденный зал, заказывал себе завтрак и не спеша ел, а Гна со всё нарастающим раздражением ждала его в гостиной, Локи предстал перед своей матерью. Тор уже прибыл ранее и теперь, не стесняясь, вовсю заигрывал с фрейлинами Фригг, которые беззастенчиво шептались, хихикали и перемигивались с наследником.

          Царица проницательно смотрела на младшего сына. По цвету и выражению лица своей посланницы она могла понять, что Локи в очередной раз поиздевался над несчастной. Её догадка подкреплялась самодовольно-торжествующей физиономией самого виновника. Фригг едва сдержала улыбку, глядя на этих двоих. В прошлый раз Гна прибежала к ней от Локи в подпаленной юбке – молодой маг практиковался метать файерболы, за что получил от матери строгий разнос. Царица знала, что запрещать Локи устраивать мелкие пакости её служанкам – всё равно, что пытаться сдержать прилив.

          Для женской половины Асгарда её старший сын – сильный, красивый наследник и любимчик Одина, к тому же – не женатый, был самым желанным из богов. Девушки вились вокруг него, как пчёлы вокруг мёда, напропалую заигрывая и кокетничая. Тор не пропускал ни одной юбки, и его неизменная одержимость женским полом была для Локи источником постоянного раздражения. Он не упускал случая, чтобы не устроить каверзу очередной пассии брата, доведя до слёз какую-нибудь служанку или богиню. В этом не было ничего необычного: все знали, что бог обмана часто был груб и мог быть злобным и мстительным, когда не в настроении. Но никогда ещё он не излучал столько необузданной и беспорядочной негативной энергии, как сейчас. Не важно, кто попадался на его пути – все были вынуждены испытать на себе силу его злости. Будучи хорошо осведомлённым о слабых сторонах каждого из обитателей Гладсхейма, Локи безжалостно жалил всех своим язвительным языком именно туда, где было всего больнее. Вот и теперь, глядя, как Тор с идиотской ухмылкой на лице незаметно тискает служанок, Локи демонстративно закатил глаза. По его лицу было видно, что только присутствие матери сдерживает его от очередной едкой насмешки в адрес брата.

          Фригг была наслышана об изменениях в поведении младшего царевича, и это очень беспокоило её. Она понимала, что одной из основных причин, по которой Локи вёл себя подобным образом, был отъезд Сигюн и отсутствие каких бы то ни было новостей из Ванахейма. Принц боролся со своим одиночеством как умел. Конфронтация с отцом и братом могла послужить только ухудшению ситуации и рано или поздно привести к открытому конфликту. Мудрая царица понимала, что слова, произнесённые сыном в гневе, могут причинить наибольший ущерб его отношениям с близкими людьми, даже если их единственная цель – причинить мимолетную боль, и неважно, насколько искренне он потом будет раскаиваться – сказанного однажды уже не вернуть.

          Строго посмотрев на Тора, Фригг громко кашлянула. Громовержец вздрогнул и, смутившись, оставил в покое служанок, смиренно уставившись на мать. Фрейлины, застукано подскочившие на месте, смущённо одергивали юбки, стыдливо пряча испуганные взгляды.

          – Оставьте нас, – сказала царица, повелительным жестом указывая младшим богиням на дверь.

          После того, как последняя из них скрылась за дверью, царица, нахмурившись, обратилась к сыновьям.

          – Что случилось на этот раз? – строго спросила она. – Судя по тому, что я слышала, вы устроили в Гладсхейме такой хаос и беспредел, что многие подумали, что Рагнарёк пришёл к нам раньше срока.

          Лицо Тора слегка потемнело, и на мгновение солнечная комната погрузилась в тень, словно туча набежала и закрыла солнце. Он так и не вспомнил, что же послужило причиной их драки или, как утверждал Локи, тренировочного боя, устроенного посреди жилых покоев Гладсхейма. Смутное ощущение неправильности происшедшего не оставляло бога грома, и каждый раз, думая об этом, он хмурился, морщил лоб, но так как он вообще не привык долго задумываться над чем-либо, то решил не напрягать мозги и оставить всё, как есть.

          – Ничего страшного не произошло, – спокойно пожал плечами наследник. – Локи, как всегда, спровоцировал меня своими магическими приёмчиками, ну, я и разозлился – приложил его Мьёльниром. Жаль, не попал. Верно, брат?

          Тор добродушно хлопнул по спине обалдевшего мага с силой, способной снести небольшой дом. Правда, ему пришлось тут же перехватить его за воротник рубашки, чтобы предотвратить полёт младшенького через весь зал в стену.

          Лицо Локи покраснело и исказилось от гнева, на виске бешено запульсировала вена, гнев забурлил в нём, ломая броню обычного хладнокровия. Но Тор ничего не заметил и продолжал простодушно улыбаться, глядя, как брат, стиснув зубы, приводит в порядок свой костюм.

          – Зато у мелкого появился хороший повод, чтобы сделать ремонт в своих покоях и заменить мебель! Видела бы ты, какие у него новые драпировки на стенах и меха на полу! – весело закончил наследник свои оправдания.

          Локи сердито фыркнул. Он уже успел взять себя в руки. Раздражённо глянув на громовержца, он, впервые за время их визита, открыл рот, обращаясь к Фригг:

          – Прошу прощения, матушка. Тор прав, это моя вина. Я не должен был забывать о запрете на использование магии в Гладсхейме. В наши намерения вовсе не входило причинить такие разрушения, ущерб и беспокойство. Но я уже всё исправил.

          – Ну, что я говорил? – широко улыбаясь, добродушно произнес Тор.

          Фригг поняла, что правды ей не добиться и, глубоко вздохнув, обратилась к обоим юношам:

          – Смею надеяться, что в моё отсутствие мои сыновья не разрушат дворец своего отца до основания, и мне будет куда вернуться. Тор, ты можешь быть свободен, а тебя, Локи, я попрошу ещё ненадолго задержаться.

          Старший тут же с удовольствием воспользовался разрешением матери и, круто развернувшись на каблуках, быстро покинул залу. Локи, в свою очередь, тяжело, словно с усилием, вздохнул и, закрыв глаза, остался стоять на месте. Ему хотелось любой ценой избежать расспросов матери. Он не имел намерения давать каких бы то ни было объяснений своего поведения, считая, что мать в любом случае не поймет его, несмотря на всю её доброжелательность.

          Сама же царица с тревогой отмечала те изменения, которые произошли во внешнем облике юноши за то время, что они не виделись. Локи выглядел из рук вон плохо. Он ещё больше похудел, отчего казался выше, и его обычная одежда болталась на нём, как на вешалке. Тонкая и сухая кожа нездорового бледного оттенка туго обтягивала острые скулы, подчеркивая худобу. Глаза, горевшие тревожным, лихорадочным огнём глубоко запали и были окружены тёмными кругами. На лбу залегли глубокие мимические морщины. Придворные доносили ей, что Локи почти перестал спускаться к общему столу в обеденную залу, предпочитая заказывать еду в свою комнату. И все, кто сидел ближе всего к нему, вздохнули с облегчением, поскольку устали постоянно быть на взводе, ожидая очередных язвительных замечаний принца, пропитанных острой, ядовитой иронией и неприкрытым сарказмом. Его всегда хитрая ухмылка теперь больше напоминала злобный оскал. Окружающие шарахались и прятались по углам, если слышали настигающий их звук быстрых шагов младшего царевича. Нервы у всех были на пределе – никому не доставляло удовольствия лицезреть мага, прожигающего всех вокруг мрачным, злорадным взглядом. И только Один как будто даже не замечал перемен в поведении сына. Он словно вообще его не замечал.

          Фригг никогда не видела Локи в таком состоянии, и ей не хотелось думать о том, сколько ещё он будет продолжать вести себя подобным образом. Бог он или нет, но его внутренние органы, смертные они или бессмертные, не могут существовать без таких вещей, как сон и еда.

          – Подойди ко мне, мой мальчик, – ласково обратилась она к сыну, указывая на невысокое кресло рядом с собой.

          Локи сделал шаг и молча уселся, опустив глаза и сжав губы в тонкую линию.

          – Я не узнаю тебя, сынок: ты выглядишь, как тень. Ты обижен на брата и на отца, не так ли? – спросила Фригг, стараясь заглянуть сыну в глаза, которые он упорно не отрывал от пола.

          Принц упрямо молчал, только ещё ниже опустил подбородок на грудь. Фригг поёжилась в своём лёгком платье – ей показалось, что тень сумрака окутала фигуру сына, словно дождевое облако, и в комнате заметно похолодало. Повисла гнетущая тишина. В конце концов, терпение царицы лопнуло, она резко наклонилась к Локи и, взяв за подбородок, подняла его лицо, заставляя взглянуть на себя. Принц дёрнулся, и, перехватив руку матери, уставился на неё злыми зелёными глазами.

          – Ну вот, теперь передо мною прежний Локи, – улыбнулась Фригг. – А то застыл, словно ледяная статуя.

          Сын, словно неохотно, улыбнулся, став намного моложе и беззаботнее на несколько драгоценных мгновений. Однако через секунду он снова стал мрачным и угрюмым.

          – Это не из-за Тора, – начал он, вцепившись в подлокотники кресла с такой силой, что дерево протестующе заскрипело. Обида против воли прорывалась в его словах. – Как же всё это надоело! Вечные недомолвки, резкие смены тем разговоров, стоит только мне появиться, эти бегающие взгляды! Как будто на мне какое-то клеймо – на лбу, по-видимому, ежели все его могут лицезреть, а я – нет! А отец!? Он просто не замечает меня, перестал общаться. Я знаю, что виноват, но я всё исправил, выполнил все условия. Отстроил заново свои комнаты, отремонтировал жилое крыло, пригласил лучших мастеров Асгарда. А он ни разу так и не пришёл, чтобы посмотреть. Когда я захожу в обеденный зал, отец даже не поворачивает голову в мою сторону. Он всегда беседует с Тором, словно ничего не случилось, хотя брат виноват не меньше меня и даже пальца о палец не ударил, чтобы помочь мне хоть в чём-то. Скажи, мама, почему Тор никогда не поступает неправильно, в отличие от меня? Почему я не могу сделать ничего такого в глазах отца, чтобы он мною гордился, как Тором? Даже когда я вкладываю в это всего себя? Почему даже когда причиной неприятностей становятся дурацкие идеи Тора, виноватым всё равно называют меня, а этому болвану всегда удаётся выйти сухим из воды, и он оказывается даже в лучшем положении, чем раньше?

          Локи язвительно выплюнул эти слова, и на мгновение вспышка боли исказила его тонкие черты. Подлокотники кресла жалобно скрипнули под безжалостно стиснувшими их пальцами. Фригг вздохнула, тщательно обдумывая свой ответ. Богиня знала, что истоки неизменной неприязни Одина к младшему сыну коренятся в тайне, которую они скрывали от принца на протяжении всей его жизни. Но глядя на то, как чувство ревности, вины, обиды к отцу и брату и ненависти к самому себе буквально съедают царевича изнутри, постепенно превращая здорового молодого юношу в скелет ходячий, царица утратила желание оправдывать своего царственного супруга в глазах любимого сына. Она не могла простить Одину, что не было в его сердце любви к Локи, и поэтому слова её прозвучали холодно и жёстко.

          – Твой отец – царь богов. Но это не значит, что он без недостатков и предрассудков, – Фригг замолчала, чтобы перевести дух и дать себе несколько секунд собраться с мыслями. – Он не ценит тебя, потому что не знает. Один не видит твою ценность, потому что это – за пределами его понимания. Тор очень прост и также вспыльчив и заносчив, как и Один в молодости. Они оба вылеплены из одного теста. А ты абсолютно иной. Тебя словно вылили в другой форме. Отец не предпринимает никаких усилий, чтобы понять тебя, потому что ему так легче – просто однажды решить для себя, кто ты есть – и судить тебя, исходя из этого. Это несправедливо и неправильно, но именно так обстоят дела.

          Фригг наклонилась и положила руку на плечо сына, который всё это время сидел, опустив голову и глядя на свои пальцы, сжатые в кулаки. Она снова наклонилась к нему:

          – Посмотри на меня, Локи.

          Что-то было в её тоне, что заставило принца поднять на неё глаза.

          – Никто не совершенен. То, что думает о тебе твой отец или кто-либо другой, не определяет того, кем ты являешься на самом деле. В действительности, ты гораздо лучше, чем ему бы хотелось. Запомни это.
   
          Фригг ещё некоторое время пристально смотрела в затуманенные гневом глаза сына, пока он не моргнул, и только тогда разорвала зрительный контакт.

          – Я хочу, чтобы ты отдохнул, – царица протянула руку и отвела прядь волос, упавшую на его осунувшееся лицо. – Когда ты нормально спал в последний раз?

          – Сон бежит от меня, – горько усмехнулся Локи. – Ночи стали моим проклятием.

          Царица грустно улыбнулась, вспомнив, как в детстве он всегда засыпал, склонив голову на её плечо, слушая колыбельную, которую она напевала ему. Ей очень хотелось вернуть то безвозвратно ушедшее время, вернуть то дитя, которым он был когда-то, когда она думала, что боль обойдёт его стороной, если она всегда будет рядом с ним. Ей так хотелось сейчас обнять сына, но вместо этого она опустилась рядом с ним на колени, обхватив лицо сына прохладными ладонями.

           – Запомни раз и навсегда, – произнесла она, настойчиво заглядывая в его глаза. — В то время как Тору будет даваться всё без усилий, тебе придётся бороться и драться. И это сделает тебя гораздо сильнее, чем твой брат со всеми его мышцами. Мускулы – это ещё не всё, и Тору предстоит многому научиться. И даже если тебе будет казаться, что ты не достиг никаких результатов, никогда не забывай, что всё, через что тебе пришлось пройти, принесёт тебе пользу в итоге, даже если это не видно и неощутимо. Тебе есть за что бороться.
      
          Тихо вздохнув, Фригг встала и, на прощание легко коснувшись губами лба Локи, вышла из зала, оставив юношу одного. Прошлый опыт подсказывал ей, что бесполезно говорить с ним о чём-либо, когда он так смотрит.


Следующая глава: http://www.proza.ru/2017/03/11/2332