Майское дерево

Даниэля Букова
Старый кобольд* коротал время в погребе, посапывая в пивном бочонке. Много лет в доме жили усердные, богобоязненные люди, и нечистому для пакостей не находилось  места.

Случилось так, что хозяин умер, не оставив после себя сыновей, и дом вместе с подвалом и мельницей отошел единственной дочери Анне, ее мужу Якобу и их дочке Марийке.
Муж Анны был человеком жадным, неумеренным в пище и вине, к тому же заядлым сквернословом. Тут бы и проучить кобольду грубияна, но, на беду, стал старый глух, и все ругательства и проклятия, которыми новый мельник щедро осыпал семью и работников, пролетели мимо его седых ушей. Но, как говорят старые люди, сколько веревочке ни виться, концу все же быть. Без заботы прогнила мельница, обнищал дом. Как ни трудились Анна и подросшая Марийка, крепкое прежде хозяйство приходило в упадок. Настала пора девицу замуж отдавать, а дать за ней нечего.

Тут родила Анна снова, да не сына, а вторую дочь. Осерчал мельник и пошел в погреб за вином, которым, по своему обыкновению, запивал и радость, и горе. Был он уже порядком захмелевшим, когда, треснув кулаком по старому пивному бочонку, в сердцах воскликнул: "На что мне девчонка? Давать за ней приданое – убыток в семью! Чтоб ее черти утащили!"
От удара кобольд проснулся, услыхал злые слова, и, выскочив из своего укрытия, метнулся к колыбели. А непутевый отец, проклявший родное дитя, продолжал браниться, покуда его не сморил крепкий сон.
Улучив момент, кобольд схватил спящего младенца, выскочил в окно и сиганул в колодец. И часу не прошло, как мохнатый снова был в комнате, в его руках пищало и барахталось что-то мокрое, скользкое. Быстро сунув существо в колыбельку, он прыгнул в печь, стал огненно-красным и заплясал по уголькам, напевая:

Там-пам-пам, тара-рам,
На весь свет и стыд, и срам!
Вместо милого ребенка
Мать находит русальчонка!
Будет морок и беда,
Отворяйте ворота!

«Как громко трещат дрова в печке», подумала, проснувшись, Анна. «Как бы треск не разбудил мою маленькую Катарину». Прикрыв дверцу печи, она подошла к колыбельке полюбоваться на дочь. С ужасом и изумлением увидела она, во что превратился младенец: до пояса это была премиленькая девочка, но ее ножки были покрыты чешуей и ужасно напоминали рыбий хвост.  «Видно, потому и разгневался муж, что увидел уродца», подумала женщина, и сердце ее исполнилось жалости к ребенку.
«Постараюсь реже попадаться ему на глаза с малышкой, а то быть беде», решила Анна.

Напрасно таилась женщина – отец и сам не заходил в детскую комнату, а когда подросшая девочка не научилась ходить, вовсе потерял к ней интерес. Так и жила Катарина в своей горнице, одетая в длинный сарафан, в окружении книжек, кукол, обласканная матушкой, в дружбе с сестрицей. А уж какой она оказалась певуньей! Как запоет, всяк не то в доме, - у соседей замолкает и прислушивается.
Сядет, бывало, за веретено, или станет вышивать покрывало у высокого окошка – прохожие на нее смотрят, – хороша девчонка, загляденье! Хороша-то хороша, да что с ее красоты толку? Разве посадить ее, как куклу, на полку? К тому же прошел дурной слух по деревне, что неспроста девчонка у мельника не ходит, мол, нечистый приложил к этому лапу. Стали люди обходить стороной ветшающую мельницу, совсем разладилось без заказчиков хозяйство.

Наступила весна, разлились воды, затопили поля. Вздулась, раздалась вширь от вод Великая река, подошла к человеческому жилью, обняла деревню. Выйдешь из дома – ни грядок, ни клумб не видать, все скрыто под водой, а рыба так и плещется в огородах, хоть  руками лови.
Стала мать подмечать: с младшей дочерью неладно. Песен она не поет, за вышиванием засыпает, а то и вовсе уставится в окошко и тоскливо глядит на реку. Спрашивает – та отмалчивается, словно в рот воды набрала.
Подговорила тогда женщина старшую дочь выведать, что тревожит Катарину. Напекла девушка любимого печенья сестрицы, подсела к ней на скамейку и давай ластиться: скажи да скажи!
«Ах, милая», отвечает та, - «вижу я каждую ночь один и тот же сон: будто под нашим окошком кто-то кличет меня жалобно, и все вздыхает, да так тяжко, будто мельничий жернов ему на грудь повесили. И так больно мне делается от этого, что хочется пойти на заднее крылечко и прямо в воду броситься».
«Не бойся, это всего лишь сон!» - говорит ей Мария. «Хочешь, поставим твою кроватку у меня в комнате? Вместе будет веселее».
Катарина согласилась, заигралась с сестрицей и про печаль свою забыла. 

Вскоре спала вода, расцвели поля, степь покрылась пестрыми тюльпанами, весело глазу, радостно душе – скоро Троица.
Одной Марии не весело: нет приданого, нет и жениха. Год  за годом видит она из окошка, как бегут гонцы от женихов по улицам, созывают народ на свадьбу, как стыдливо краснеют нарядные невесты, как гордо  улыбаются женихи. Уж и подружки замужем, уж и первые детки у ровесниц пошли, а бедная девушка все одна.
«Не грусти, доченька», утешает девушку Анна. «Замуж не напасть, как бы замужем не пропасть. Может, оно и к лучшему, скрасите с сестрой мою старость, не будете горя мыкать по чужим людям».
Отвечает ей Мария: «Ах милая матушка, я и замуж-то не хочу, но  горько мне, что снова мне одной на нашей улице никто Майбаум** не поставит, видно, никому я не глянулась».

Тотчас пошла Анна во двор, нарядила шест, подошла к мужу и говорит: «Вот я нарядила майбаум для нашей дочери, не забудь, поставь перед воротами ночью, чтобы перед людьми ей стыдно не было».
«Как же, поставлю», отвечает мельник.
Слышит ночью Анна – захрапел муж. Она – толк его под бок: «Якоб! Ты Майбаум поставил?» «Сейчас», - говорит, «поставлю». И вышел из дома. Успокоилась Анна и уснула. А мельник, вместо того, чтобы установить наряженный шест, пошел прямиком в погреб, набрался вина и уснул.

Едва забрезжил рассвет, выглянули сестры из окошка и видят: вся улица зеленым-зелена, стоят перед воротами шесты, украшенные ветвями, разноцветные ленты по ветру вьются. А возле их дома пусто, скамейка да колодец под окном.
Побледнела старшая, огорчилась, но виду не подала, легла на свою кровать и лежит тихонько, словно спит.

Жалко стало Катарине сестрицу! Села она на окошко, плачет и приговаривает: «Кабы были у меня ножки, я бы поставила любимой сестрице деревце! На что ж я такая бестолковая уродилась!» И так уж горько она плакала, что платочек, которым утирала слезы, насквозь промок. Тут скрипнула кровать – знать, встала Мария. Чтобы скрыть от сестры слезы, бросила девочка мокрый платок в окошко, а он возьми и упади прямо в колодец. В тот же миг взволновалась вода и поднялась из колодца русалка: глаза горящие, зеленые, коса ниже пояса, собою прекрасна, как весенняя гроза. Схватила свою дочку и унесла на дно. Только и успела заметить Марийка, как блеснул русалочий хвост. Выскочила она следом, стала сестрицу кликать, наклонилась над колодцем, тут ей русалка в глаза водой плеснула, и девушка забыла все, что видела.

Говорит тем временем Анна мужу: «Только бы тебе пить да браниться, а до печали родного дитяти и дела нет! Почто майбаум до зари не поставил?»
«Не суй нос не в свое дело!» - закричал на жену мельник. «С каких это пор жена мужу указ?», - и замахнулся, чтобы ее ударить.
Тут поднялся сам собою полный ковш студеной воды из кадки, и опрокинулся мельнику прямо на голову!
«Кто?  Что?» – не поймут ни мельник, ни Анна.
Размахнулся было он снова, как тут вся кадка сама собою поднялся и окатила водой негодника с головы до ног!
Испугался мельник, на жену с опаской поглядывает – что за чудеса? «Nicht mit rechten Dingen zugehen ***», думает. Анна же и говорит: «Пока мы с тобой ссорились, рассвело, выйдут люди на улицу и увидят, что опять возле нашего дома пусто. Пойдем, поставим для дочки «май».
«Пойдем», соглашается мокрый мельник.

Только вышли они на улицу, глядят и глазам своим не верят: вырос  рядом с колодцем шест, не то камыш, не то рогоз, высокий, едва ль не выше дома. А из колодца к шесту тянутся стебли, у них на глазах оплетают его, поднимаются все выше и расцветают белоснежными  речными кувшинками. «Что за диво?» - говорят они промеж собой и идут к колодцу, поглядеть, откуда кувшинки тянутся. Только наклонились они над колодцем, как поднялась оттуда рука и плеснула им в глаза водою. Тут и позабыли они свое прошлое, и что жили неладно, и свою младшую дочку, и показалось им, будто они снова молодые и лишь недавно поженились. Обнялись они, подивились - кто же из парней такой смышленый да рукастый оказался, что смастерил для их дочки невиданный «май», и пошли будить Марийку.

***

Ну а как же настоящая дочка Анны и мельника, спросите вы? Меня тоже волновала эта история, и я часто думала – что же натворил старый проказник кобольд, разве он не знает, что человеческое дитя не может жить под водой?

Будучи прошлой весной в тех краях, я разыскала фундамент мельницы и сам дом, который, на удивление, и по сию пору находится в сносном состоянии. Старожили рассказали, что мельница многие годы процветала, у мельника и Анны один за другим родилось четверо сыновей, а к Марийке засылали сватов той весной сразу трое женихов, но замуж вышла она нескоро, за доброго и работящего вдовца.
Много позже, во время войны местным жителям пришлось покинуть деревню, а пришлые городские люди разобрали все мельницы и многие дома частью для отопления, частью увезли материал для восстановления разрушенного города. Дом же остался нетронутым. «А подвал?» - спросила я. «И подвал на месте».

Новые хозяева дозволили мне спуститься в подвал и сделать зарисовки в блокноте. И что вы думаете? Старый негодник-кобольд до сих пор дрыхнет там, под бочкой. Да-да, вы не ослышались! Мы, сказочники, иногда видим то, что недоступно человеческим глазам. Мохнатый шепнул мне по секрету, что подкинул тогда младенца Анны в сети к старому рыбаку из соседней деревни и долго хохотал, глядя на изумленного старика, вытащившего вместо рыбы крошечную девочку. Позже я справлялась об этом в соседних деревнях, и мне сказали, что, была, де, у стариков на воспитании сиротка Луиза, и приходилась она двоюродной тетушкой чьему-то внучатому племяннику, вот у этого-то племянника и следует все подробно разузнать. А про русалок ничего не сказали.



ПРИМЕЧАНИЯ
*Кобольды - в германской мифологии особый вид эльфов. Кобольдами называются  … духи домашнего очага, приблизительно соответствующие русским домовым… Название Кобольд означает «владыку помещения» (Kobe, откуда нововерхненемецкое Kofen = помещение, комната, хижина). (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.)
**Майбаум (Maibaum) «Майское дерево», «Мai». «В ночь под Троицу холостая молодежь устраивала соревнования по постановке у ворот девиц, которые им нравились,  Майского дерева… девушке, которая не имела возлюбленного, Майское дерево ставил отец, так как считалось позорным если у девушки в возрасте невесты нет «мая».
***«Nicht mit rechten Dingen zugehen», либо «Das geht net mit rechta Dinga zu». Что-то нечисто (нем) – выражение, бытующее у поволжских немцев.