День четвертый.
Утром состоялась первая репетиция наших интернациональных оркестров. Поскольку я находилась в составе А, про него и пойдет в дальнейшем мой рассказ. Мы почитали с листа сложную вещь мексиканца Бласа Галиндо «Sones de mariachi», сложную по ритму, особенно для тех из нас, кто был «белым» - то есть нас-с-Урала, и тех, кто, так уж получилось, родился китайцем. Весьма эмоциональный мексиканский дирижер с черной бородкой отчаянно не понимал, почему же оркестр плюхается, и сдался через полторы страницы, уступив место удивительно спокойному дирижеру из Хереса, который принес Увертюру к «Оберону» Вебера. Далее были молодой испанский дирижер с Увертюрой к «Набукко» и помпезная штуковина Элгара, которую привез китайский дирижер. Вся репетиция, кроме части с Элгаром, шла на испанском, и я, имея за плечами полтора года занятий испанским языком, понимала почти все, а также выучила несколько сугубо музыкальных понятий.
После обеда мы отправились на свой следующий концерт в город Ангулем. Это самый красивый из всех городов, что мы видели. Его старинная часть, где мы находились, спиралью шла в гору: как нам объяснили, оттого, что раньше город находился внутри крепостных стен и мог расти только вверх. У гигантского шершавого ангела, откуда мы и обозревали эту прекрасную панораму, нас встретил Жак – наш сегодняшний гид, а в дальнейшем и ведущий концерта, который возглавил наш отправляющийся на экскурсию отряд.
Я шла, открыв рот, и боролась с искушением фотографировать каждый метр улиц. Меня изумляло, что столь старинные здания выглядят столь крепко и бодро. Казалось, что и прошедшие 4-5 веков для них – не возраст, и дальнейшие века их вовсе не пугают. Даже не знаю, что здесь важнее: талант средневековых строителей, которые строили на совесть, или неустанная забота жителей. Каменные двухэтажные дома были так же светлы и прекрасны, как и в Жонзаке, и в Поне, но здесь чувствовался какой-то особый шарм, какая-то элегантность. На стенах вверху все так же покачивались большие фонари, а внизу все еще ждали фигурные крючья для привязывания лошадей.
Мы вышли в тыл великолепнейшему собору святого Петра, основная часть которого была построена в 12 веке. Он похож на крепость (как и многие соборы того времени, он выполнял и эту функцию), украшен удивительной резьбой и сотнями скульптур по главному фасаду, а с боковых фасадов смотрят разные головки, принадлежность которых я не смогла определить: то ли шаловливые ангелята, корчившие гримасы, то ли какие-то маленькие хитрые горгульи, то ли герои неведомых нам легенд и сказаний. Собор недавно прошел реставрацию, из пористого камня вычистили всю копоть и грязь, и теперь и внутри, и снаружи он сверкал первозданной белизной. Не знаю, почему, но мне сверкающий собор нравится меньше: я отношусь к тем людям, которые считают грязь неотъемлемой частью истории и развития. Зачем же уничтожать историческую грязь 12 века, копоть от норманнских костров, отпечатки пальцев гугенотов и католиков, пыль и паутину, на которые взирали очи короля Франциска I? Это варварство…
После собора мы посетили закрытую на каникулы консерваторию имени Г. Форе, перед которой Жак и наш дирижер торжественно исполнили «Libera me Domine de morte aeterna», а затем вышли к еще одной маленькой церкви – святого Андрея. Интересно, что в каждом католическом соборе, который мы посетили, находится одна православная икона: в соборе св. Петра, как нам сказал Жак, есть даже чудотворная, а здесь, в маленькой квартальной церкви, стояла Владимирская икона Богородицы. Мне понравился рассказ Жака про то, что раньше названий у улиц не было, и адреса определяли по статуям святых в нишах на углу домов - скажем, третий дом по улице святой Женевьевы. В нишах до сих пор стоят эти статуи, но, не зная канонов изображения, очень сложно сказать, что именно это за святой или святая.
По маршруту дальнейшего следования находился удивительный магазин шоколада, где я купила коробку шоколадных маргариток, которую перевязали коричневой лентой тоже с маргаритками. Этот цветок здесь в почете потому, что здесь в почете Маргарита Ангулемская, та самая, которая писательница и бабушка Генриха Наваррского. Именно в ее замке мы и должны были играть вечерний концерт. Замок потрясает: обновленный талантливым архитектором, построен он тем не менее в 16 веке, но, как и жилые дома Ангулема, производит вид могучий и вечный, выглядит с иголочки: сверкающие витражи, удивительно крепкие стены, шикарные горгульи – длинношеие, важные, совсем не злые, а скорее гордые своим положением.
Перед концертом нас опять накормили словно на убой. Все бы ничего, но с выбором еды я по-прежнему не согласна: кто сказал, что кускус – это здоровая пища, если есть ее жирной и холодной? И этот камамбер!..
В оставшееся время мы устроили пиратскую фотосессию нашего оркестра, проникнув в зал для бракосочетаний (а замок – это по совместительству еще и ратуша). К сожалению, старинный паркет иногда очень громко скрипит…
Концерт, как выяснилось, планировался не в зале, а на открытом воздухе, прямо во дворе замка. Вот зачем, подумали мы, наш водитель привез рюкзак, полный прищепок (каждый музыкант знает, что на свежем воздухе нужно фиксировать ноты прищепками. Наш контрабасист однажды лишился разом всей программы ко Дню победы - налетел нежный майский ветерок и унес пачку бумаги "Снегурочка" с пюпитра). Народ шел и шел, все со своими стульями. Нам даже стало как-то тоскливо. Но принимали нас великолепно, Жак, очевидно, очень непосредственно вел концерт. Было только два неловких момента: башенные часы, решившие пробить на самом «божественном piano» в нашем Шостаковиче, и маленькие щекотные мошки, которые появились, как только стемнело, и стали липнуть к нашим лицам и рукам. Когда мы исполняли на бис Баркаролу Оффенбаха, кто-то в зале даже запел (как выяснилось потом, это была певица Парижской оперы)
После концерта – ну разумеется! – был "стаканчик дружбы". На этот раз мне даже понравилось. Жак познакомил нас с певицей из Парижской оперы – той самой, которая подпевала Оффенбаху. Расстались очень тепло, пообнимавшись и с Жаком, как давеча с мэром Сен-Эгулена.
Потом мы медленно ехали на нашем гигантском автобусе по спящим средневековым улочкам из романов Дюма или дю Террайля, а расходящиеся по домам зрители махали нам руками. Водитель, похожий на Ричарда Гира, дал нам поспать, выключив весь свет, но мне не спалось. Я была в восторге от Ангулема, а еще ждала моего любимого места дороги: отворота на городское кладбище недалеко от Пона. Там на углу стояло большое скульптурное распятие, и каждый раз, когда лучи фар выхватывали из темноты белое человеческое тело на кресте, я вздрагивала, и вместе с тем это было так прекрасно…