«Господи Иисусе Христе, напиши мя, рабу Твою в книзе животней…». Не по молитвам ли крёстной матери бортовой УАЗик покачивался, повиснув задним мостом на выступающем настиле? Почти – сон, когда сознаёшь неотвратимость ужасного, но скован по рукам и ногам чем-то, что не даёт тебе возможности пошевелиться.
Не сон. Проехали участок, где дорога – серпантином… не привыкнуть, голову в плечи втянуть … с зажмуренными глазами, чтобы не видеть одинаково приятные пейзажи обеих сторон дороги. По одну - сверху нависают скалы, по другую – обрыв в пропасть. Опасное - не всегда фатальное.
Загогулистая лента серпантина распрямилась - открылась долина, усыпанная цветущими жарками. Лепота взгляду. И покой, когда душа, замерев на мгновение, вслушивается в пение мотора, чтобы уловить нужный такт и подстроиться, начинает творить внутри человека невообразимое - концерт для голоса души с оркестром. Погрузиться без остатка и… ни малейшим движением, ни сбившимся дыханием не испугать состояние очарования музыкой внутри тебя. Иначе, всё исчезнет в долю мгновения.
Въехали на мост через ущелье, где внизу - белой пеной по камням, Уба. Взглядом выхватила встречный лесовоз – просто встречный, просто лесовоз, она была погружена в музыку внутри себя и не уловила, когда машина стала сдавать назад. Музыку оборвал на полутакте скрежет и треск. Водитель выскочил, а Юля ощутила качку. Выглянула в открытое окно боковой дверцы – машина висела над пропастью, зацепившись мостом за выступающий настил. Не испуг – радость: «Хорошо, что не взяли с собой детей».
-Юль, спокойно, спокойно, без рывков вылезай из машины,- слышала, но мягонько так, словно уши были заложены. Что нужно выбираться, понимала, как - не представляла. На коленях коробка с чайным сервизом, на капоте мотора – со столовым. После сдачи отчёта заехали в поселковый магазин - глаза повело в разные стороны. Полки заставлены посудой, и не абы какой. Антон, обычно равнодушный к покупкам, выбирал вместе с ней. Столовый – со сценами охоты, чайный – тонкий фарфор белого цвета. Была бы Уба рада такому подарку, решись Юлия сделать его, выбросив посуду в окно кабины? Не решилась. Коробку с колен поставила на ту, что - на капоте. Ужом пробралась между мотором и рычагами на водительское сидение и в руки, готовые выхватить её из кабины, стала передавать коробки.
Из кузова выпрыгнули все - таксаторы, рабочие. Прибежали водитель и стропальщик встречного лесовоза и, к счастью для зависшего УАЗика, водитель газона, что шёл следом. Пока Юлия не выпрыгнула из кабины, стояла тишина - мужики забыли слова.
Антон оторвался от борта машины, когда увидел припадочно-хохочущую Юлю. Она заходилась в смехе от вида мужа, намертво вцепившегося в борт, от суеты людей, цеплявших к УАЗику сзади и спереди тросы, на которых его и вытащили из шаткого положения. Всё вокруг, а особенно белое, как фарфор спасённого сервиза, лицо Антона, вызывало приступы истеричного смеха. Ноги не держали. Антон говорил, успокаивал, тряс за плечи. Пощёчина отрезвила и слёзы - ручьём. Мысль, что надо переходить на осёдлую, без полевых, жизнь, пополнила ручей солёной слезинкой.