Дипломную работу у нас в ВУЗе писали год, то есть два семестра. Когда я вернулась из Глазго, все мои сокурсники уже месяц вплотную работали над своими идеями, а я пыталась осознать и переварить то, чему научилась в Шотландии.
Я не люблю вспоминать этот год своей профессиональной жизни. С одной стороны, написание диплома было для меня одним большим подъемом на некую необычайную высоту мысли, а с другой - полнейшим бредом, который я упорно продвигала на каждом кафедральном просмотре (это такая промежуточная презентация того, что было сделано). У меня получался не архитектурный диплом, а социологически-философский. И если социолог в ВУЗе имелся, то из архитекторов, систематически интересующихся философскими основами своей деятельности был только Д, (мы на его занятиях искали пересечения в глобальной энергосети). Д, как я уже говорила в предыдущей части, дал мне очень многое, но за два года я успела выучить все его теории и проповеди, и оставаться с ним (наедине!) еще на год я была не в состоянии.
Глазго изменил меня раз и навсегда. Тогда это было сложно осознать, но именно эта поездка подкрутила мои внутренние часы на скорость, которая не совпадала больше с часами моего родного города. После этой встряски я искала покоя в знакомых вещах, а находила только лень и инерцию…
Но саму Тему Диплома я придумала раньше. Помню, по философии я писала на третьем, что ли, курсе реферат про ускорение исторического времени. Думаю, это он поставил для меня вопрос о том, как архитектура связана с обществом, и как оба этих явления сосуществуют во времени. К счастью, я не первая, кто задавался этим вопросом, мне удалось найти несколько людей, у которых был столь же глобальный подход к жизни общества, что и у меня. И даже не особенно далеко - в Екатеринбурге. Где-то в 2009 году я нашла статью, где товарищ писал про применение фракталов в анализе “системы коммуникации в архитектуре”. И началось! Эта схема мне показалось идеальной основой для моей идеи - свести разные явления и понятия в одну глобальную систему. Мной двигала уверенность в том, что я без пяти минут гений и совершаю некий переворот в философии и теории архитектуры. Причем, ни того, ни другого, я в достаточной мере не изучала, а руководствовалась исключительно интуицией.
Когда я думаю об этом годе сейчас - с осени 2009 года до конца лета 2010 года, мне становится не по себе. Я плохо помню, что происходило в личной жизни членов моей семьи и друзей, которые не проходили такое же испытание вместе со мной. Эта концентрированность на себе и на своей Идее, как можно догадаться, разрушила те отношения, в которых я на тот момент находилась. От всех, кто был хоть как-то близок ко мне, я неосознанно требовала повышенного внимания к тем глобальным вопросам, на которые, как мне тогда казалось, я вот-вот могла ответить. Ну или, по-крайней мере, собиралась систематизировать.
А писала я о том, как архитектура связана с общественными процессами, которые происходят в тот момент, когда эта архитектура создается. О том, как все характерные черты тех или иных преобладавших в обществе архитектурных стилей, неотрывно связаны с общественным настроением. Это самое настроение, естественно, передавалось каждому индивидуальному архитектору, который, в свою очередь, производил на свет тот или иной проект. Если следовать моей тогдашней логике, то можно было определить по готовому зданию, или, скажем, по нескольким похожим зданиям, какими “болезнями” страдает общество, которое это здание взрастило: как доктор определяет диагноз больного по его жалобам. Сама идея, в общем-то не нова и не сказать чтобы так уж плоха, но решение этой задачи, как и изобретение одной схемы, которая бы служила инструментом и моделью общественного развития - это звучит как дело жизни, а не как бакалавриатский диплом…
Но я не сдавалась, и как мне не пытались на кафедре доказать эту простую истину, описанную в предыдущем предложении, я ее упорно игнорировала. Я стою на пороге великого открытия, и кто они такие, чтобы препятствовать моей работе! Это было как в горячечном бреду, или словно я какие-то психотропные средства постоянно принимала… Помню, как мне тогда понравился фильм Игры разума, где главный герой Джон Нэш тоже выдумывает себе людей, которые дают ему важные правительственные задания.
Больше всего меня захватывали так называемые “кризисные моменты”, в которых, как мне казалось тогда очевидным, и происходило это самое развитие архитектурной мысли. То есть, стоило стихийному бедствию разрушить весь город, как вдруг все факторы, которые до этого постепенно собирались вокруг, скажем, появления небоскребов и первых многоэтажных стальных конструкций, наконец-то получали выход в виде новой архитектуры. (Так случилось с Чикаго.) Преподаватель по социологии подсказала мне подходящую классификацию - кризисы разного масштаба, в рамках разного размера социальных групп. Появление Чикагской школы архитектуры в одном взятом городе после пожара, возникновение советского авангарда после основания новой советской страны, которая срочно нуждалась в новой религии взамен отнятой, чем и стала вера в научный прогресс и компартию… Я накладывала здания сталинской и гитлеровской архитектуры на изображения готических соборов и торжественно усмехалась - и здесь, и там заказчик в лице правительства искал способы демонстрации своего величия. И получал в виде мега-проектов.
Защита всего этого бреда, кое-как прилаженного к проекту по разработке концепции градостроительного узла состоялась летом 2010 года. Эскизный проект выглядел так, словно его собирались строить не люди, а улитки, которые населят Землю в каком-нибудь трехтысячном году. Я была совершенно измотана своими идиотскими попытками решить за один год идеологическую проблему трех смежных дисциплин, и была рада, что кафедра приняла мою работу, и даже некоторые преподаватели говорили о том, как им понравился мой подход.
В итоге у меня образовался страх к научным исследованиям. Мне до сих пор кажется, что я не смогу толком ничего открыть или найти, потому что постоянно буду пытаться кому-то что-то доказывать. Верю, что однажды я все таки смогу продолжить это исследование, потому что мой личный интерес к нему так и не угас. Но для этого мне понадобиться хорошая команда людей, которых я уважаю и которым доверяю, чтобы они помогли мне направить свои мысли в более организованное русло… А, быть может, это и вовсе не мое, и я, как и Д, больше способна на создание культа, вместо жизнеспособной теории… Он-то легко нашел бы ответы на все мои вопросы, объяснив мой сумасшедший год тем, что у меня “повысился уровень вибраций”...
Мне казалось, что я нашла единомышленников в Екатеринбурге, где тот студент писал про фрактальные схемы в коммуникации. Поэтому когда я получила место на практику в другой европейской фирме, у меня уже был готов план поступления на теорию архитектуры в Екатеринбург. Но об этом в следующей части.
Пока я делала диплом, мне удалось получить свой первый в жизни опыт общения со “строителями” - людьми, которые возводят то, что мы проектируем. Для архитектора это всегда целый букет разного рода эмоций. В моем случае, правда, это были рабочие, которые изготавливали по моим чертежам гипсовые изделия. С одной стороны, у этих людей совершенно иное понятие прекрасного, которое претит большинству молодых архитекторов. Из-за того, что последние постоянно вращаются среди себе подобных, они ожидают, что другие люди видят замысел так же, как и они. Ан нет. Но тем неопытный архитектор и отличается от опытного. Если не закрывать притворно глаза на то, как рабочие “изуродовали твой чудесный замысел”, можно попробовать поговорить с ними. И тогда выясниться, что они знают куда больше твоего о поведении материала, его жизнеспособности и гибкости. А чертежи нужно делать грамотные, и ориентировать их на того, кто будет их читать - то есть прорабы и так называемые “смежники” (участники проекта из смежных дисциплин: инженеры-конструкторы, те, кто делает технологию процессов, электросети и водоснабжение). И, конечно же, строители.
Так я уяснила, что чертеж - это прежде всего документ. Архитектор как правило видит чертеж иначе. Для него/нее это произведение искусства, за которым стоит объем и процессы, которые будут в будущем здании происходить...
***
В 2012 году в Вене я случайно попала на курс кафедры теории архитектуры Венского технического, к Кари Йормакка. До этого он работал в Баухаусе, Веймар. В Вене я училась на инженера по строительной физике - специальность, которую я освоила для того, чтобы легче обосноваться в новом городе. После защиты безумного диплома прошло то ли два, то ли два с половиной года. Кари обладал всеми качествами наставника, которого я искала, пока пыталась оформить свою мега-теорию. Я ходила на его семинары, следила за каждым его словом, и планировала поделиться с ним моими наработками - каждый студент, говорил он, должен был подойти к нему и обсудить зачетную работу, которую мы должны были написать в конце курса.
К сожалению, я так и не успела с ним поговорить, потому что ближе к концу семестра Кари внезапно умер. Во сне. Сердечный приступ. У меня до сих пор никто из близких не умирал, и я все никак не могла этого осознать. Прошел, примерно, месяц (или неделя? я тогда несколько во времени потерялась), и он мне приснился. Как будто мы разговариваем. Он уставший такой, и просит его отпустить. Я и отпустила. Но с тех пор за эту тему не бралась, а как только слышала нечто похожее, старалась не брать в голову.
Читать предыдущую часть:
http://www.proza.ru/2016/08/13/2070
читать начало: http://www.proza.ru/2016/08/05/1872