Ингерманландская губерния
Лужский уезд
Имение Боровое
Лето 1725 года
Как князь Федор Переславский наслаждался тишиной! В своем имении Боровое он проводил лето, пользуясь отпуском, еще данным покойным императором Петром Первым. А указы и приказы императора никто отменять не осмеливался. Княгиня Елена, красивая плечистая блондинка, с загорелым, не по-женски смелым лицом, часто сопровождала мужа на верховых прогулках, изящно и лихо сидя боком в седле. Они были красивой парой. Крестьяне даже прекращали работу, любуясь на них. Потом обсуждали барина, а крестьянки в основном барыню.
Соседские помещики повадились в гости. Федор всегда был гостеприимным хозяином, княгиня тоже была. Она здесь одевалась в сарафан, душегрейку, умело заплетала косы, хотя в Петербурге расхаживала в робронах с кринолином, блистая голыми плечами.Соседские помещицы, усиленно следя за европейской модой, слегка недоумевали, что Елену не волновало.
Гостящие помещики поглядывали на усадьбу. Оно и понятно, ею занимался великий архитектор Доменико Трезини, добрый друг Федора. И уже наблюдалось, как старые дома времен царя Алексея Михайловича (или ранее) перестраивались под новый лад. Крестьяне на новую моду только махали рукой. Есть изба, лучше не построишь. Поняла, баба?, пошла за печку!
Охота в тот год у Федора не заладилась. Сам звук выстрела, прочистка, зарядка ружья действовали ему на нервы. Слышался гром Полтавы, Гангута, Гренгама и виделось много трупов. А ведь он сам стрелял. А его разведки?!
На охотах соседские помещики посмеивались:
- Ничего не добыл? Даже не выстрелил. Ай, да боевой полковник. Чего же так неудачно?
А он стрелял в жизни много. И знал по звуку, когда пуля попадает в тело, когда в голову..
Он знал, как бить ножом, чтобы хватило одного удара. Он знал, как бросать врага, чтобы у него при этом ломалась рука или билась голова. Он, опытный воин, знал многое. Как он устал от этого. Федор это вспоминать не любил, но и забывать не хотел. Он добродушно посмеивался на шутки удачливых соседей.
Потом он даже перестал брать ружье. Как-то князь Федор ездил верхом. С двумя целями: во-первых, надо знать свое владение, во вторых, надо гонять своего кабардинца Нальчанина, который привык к лихой и трудной езде.
Помещичье озеро Боровое считалось заповедным, ловить там бреднями, прочими сетями не дозволялось. Для поплавочных или донных удочек иногда делалось исключение.
Самый именитый рыболов здесь был дед Антип. Седобородый старик, с мудрым и спокойным лицом. Федор подъехал к нему верхом, тот только обернулся:
- А, барин, не топочи копытами, рыбу распугаешь.
Федор рассердился. Ишь, хозяин озера нашелся.
- Ты что, не знаешь, чье озеро? Сматывай удочки.
- Ладно, барин, смотаю,- старик Антип был спокоен - только ты неспокоен. Можешь меня, крепостного, продать, хоть запороть на конюшне, а покоя у тебя не будет.
Дед Антип деловито смотал удочку, сказал:
- Давай, барин, лучше рыбку половим. И спокойствие придет. Я тебе удочку снаряжу. В Боровом улов всегда хорош, покажу где. Про меня на селе спроси, лучшего рыбака здесь нет.
В назначенное время Федор прискакал на Нальчанине, спрыгнул с седла. Дед Антип был с двумя удочками. Уже его поджидал.
- Держи, барин, это твоя. Само удилище из орешника, леска плетеная, конский волос, но тонкая. Наплавок гусиное перо, покрасил. Грузило дробина, отвесил. Крючок проверенный. Червей в навозной куче нарыл, не побрезгуй, барин.
Началась тихая охота. Дед Антип сидел чуть в стороне, но недалеко.
- Барин, у тебя поклевка, не спеши.
Поплавок уверенно поплыл в сторонку, затем закивал и углубился.
- Барин, подсекай, туда.
Совместными усилиями вытащили приличного карпа.
Клев пошел хороший. Только и успевали выдергивать карасей да плотву. К вечеру, когда стемнело, дед Антип вдруг забеспокоился.
- Пойдем, барин, здесь в потемках нельзя ловить. Пойдем. Улов бери себе, угости княгиню, красавицу такую. Ершей много, уха хороша будет.
Поскольку основной улов принадлежал деду Антипу, то на уху Федор его пригласил, хоть это не было принято между барами и крепостными.
Улов был таков, что хватило на двойную уху, запеченного леща и карасей в сметане. С подлещиками. Было вкусно.
А еще дед Антип притащил дополнительный улов, многочисленных карасей, плотву, язей, окуней, ершей. Княгиня Елена переполошилась, сбежались кухонные девки, пришел кухонный мужик Игнат, серьезно нахмурился. Затем стал раздавать указания. Девки, включая нашу княгиню, забегали, развевая подолами.
Пир вышел на славу.
За столом сидел сам крепостной Антип, хот это и не полагалось. С седой бородой, мудрой думой на лице. Сказал:
- Удочку оставь себе, я еще сделаю, оснащу. Ты хороший барин. Прошу, не ходи на Боровое затемна. Там мужики молодые пропадают. Русалка там живет испокон века, утаскивает их. Барин, не пропадай, не ходи в темноту. Ее зовут Лана. Сколько мужиков стаскала, не знаю. Я старый, ей такой не нужен, а ты, барин, не ходи.
Федор пошел. Когда стало темнеть, взял удочку и пошел. Сзади раздался крик Елены:
- Ты куда собрался?
- Рыбку половить на вечерней зорьке.
И решительно пошел к озеру Боровому.
На берегу присел, приготовил удочку, наживил червяка, закинул, стал смотреть на воду. Квакали лягушки, плескали рыбы.
Был туман. Он клубился над озером, густел. Колдовал. Туман расползался по берегам, накрывал. Федор вдруг почувствовал его колдовство. Он бросил удочку, откинулся назад. Забылся. Услышал грустную женскую древнюю песню без слов, звучащую неизвестно откуда. Красивую. Печальную.
Нежный голос что-то напевал, от чего-то становилось приятно. Федор забылся.
Вода зашевелилась и вышла обнаженная худая девушка. Круглолицая, красивая. Длинные светло-русые волосы облипли по мокрым плечам.
- Ну что ты так долго по берегу ходил? Сидел тут с удочкой. А я плавала, да на тебя глядела. Зачем тебе эту рыбу ловить? Да я тебе хоть все озеро выловлю. Дурачок милый.
Федор вдруг почувствовал себя неспокойно. Он схватил удочку, взялся за голову, побежал назад. По дороге встретил деда Антипа.
- Чего, барин, так бежишь? С озера, что ли? Лану, поди, повстречал. Погоди, если она на тебя глаз положила, еще и не то будет.
А княгиня Елена была хороша. Вся в сарафане, правда с излишнем вырезом на груди (Петербуржская привычка), на что Федор давно махнул рукой. Мода у них такая теперь.
- Федя, сегодня на ужин пироги. Расстегаи с рыбой и зеленью, запеченный в сметане карп, каши с секретами. Потом самовар, а будут настойки, ароматная медовуха. Но сперва баня. Она готова. Пошли.
Она взяла его за руку и повела к их баньке, которая растопилась, сама как самовар. Жарко. Лена сбросила сарафан, под которым ничего не было, и вся обнаженная, растрепав косы, стала старательно Федора раздевать. Взяла из шайки с горячей водой пару березовых веников и они с Федором прошли в натопленную парную.
Она его сперва не хлестала. Отмокала веники в кипятке, поднимала под потолок, затем горячими прикладывала и массировала. Затем это делала своей грудью. Затем, когда веники размокали, разбухали, хлестала. А Федор, уложив Лену на лавку, всю покрытую листвой и слизью с берез, в свою очередь охаживал веничком, обжимал и массировал ее и гладил. Она счастливо стонала.
Но медовуха, потом самовар с пирогами и остальное было. Лена, с наскоро заплетенными косами, раскрасневшаяся, сидела напротив, влюбленно глядя на Федора. Она была хороша. Подливала чай и настойки, поддувала самовар. Подкладывала пироги, подсказывала, где лакомые куски. Украшала собой горницу (теперь столовую). Чудо, как хороша.
А дед Антип все же увлек Федора рыбалкой. Снарядил ему удилища. Ловля пошла лучше. В основном шли караси, затем плотва, лещи, окуньки. Но рыба была довольно разнообразная. А караси в сметане, ммм... Лена их умела печь.
Рыбалка это тихая охота. Сосед-помещик говорил "Я понимаю охоту с ружьем, с борзыми собаками – там много движения, ловкости, там есть какая-то жизнь, что-то деятельное, даже воинственное. О страсти к картам я уже не говорю; но удить рыбу – признаюсь, этой страсти я не понимаю…"
Нет, все охоты: с ружьем, с собаками, ястребами, соколами, с тенетами за зверьми, с неводами, сетьми и удочкой за рыбою – все имеют одно основание. Даже самая тихая охота, как сбор ягод и грибов, излюбленная у женщин. Все разнородные охотники должны понимать друг друга: ибо охота, сближая их с природою, должна сближать между собою. Но вся добыча должна употребляться в пищу. Иначе это будет вопреки природе, это будет плохое, небожеское.
Нет, кажется, ничего проще, как взять удочку, насадить червячка или кусок хлеба, закинуть в воду и, когда погрузится наплавок, вытащить рыбу на берег. Все это правда, а не менее того и то правда, что существует большое уменье удить рыбу. Для приобретения вполне этого уменья надобно много опытности и даже некоторых особенных способностей. Например, нужны: ловкость в руках и искусство сохранять натуральный вид червяка, рака и насекомых, насаживаемых на крючок; острое зрение для наблюдения за движениями наплавка (поплавка), иногда едва приметными и вовсе непонятными для непосвященного в таинство уженья; нужно неразвлекаемое внимание, ибо клев рыбы, смотря по временам года и по насадке, бесконечно разнообразен; нужны сметливость и догадка. Настоящему рыбаку, как настоящему охотнику, необходимо изучение нравов рыб, а это самое трудное и темное дело, хотя рыбы живут и в прозрачных чертогах. Нравы их должно отгадывать; данных очень немного, и потому надобно иметь и проницательность и соображение, а сколько труда, беспокойства!.. Вечерняя и утренняя заря – наилучшее время для наблюдения нравов рыб, относительно их пищи, а летом, как говорится, заря с зарей сходится… итак, наблюдателю немного часов останется спать.
Главное, не было этого грома выстрелов, от которого Федор так устал на войнах. Не надо стрельбы.
Его позвали соседи-помещики на утиную охоту. Он велел оседлать своего кавказского коня, взял ружье, да так его и не зарядил. Поехал к охотникам, те были с учеными собаками. Все рассыпались цепью, лошадей оставили коноводам, крались, готовя ружья. Утки сорвались с места, огонь, стрельба. Утки, кувыркаясь, разбрасывая перья, падали. Федор не стрелял. Морщился при звуках выстрелов. Настрелялся. Мокрые собаки натащили добычи. Егеря принялись ощипывать, ошкуривать и опаливать уток, затем готовить на костре. Федор, хоть и не добыл ничего, был все-таки владельцем озера и принимающим хозяином. Он любезно произнес тост в честь приезжих, выпили. Затем он удалился прогуляться. Охотники сидели возле костра, ели вареных и печеных уток.
Федор подошел к озеру, присел у берега, наслаждаясь красивым видом. Там что-то заплескалось. Затем вынырнула давешняя худощавая красивая девушка.
- Лана, ты?
- Я, а не признал? Дай тебя поцеловать.
Она обвила его своими руками и целовала. Шептала:
- Не отдам тебя твоей княгине, лучше утоплю, ни волховицам курганным, ни русалкам морским, соленым! Со мной уйдешь!
Ее лицо странно похудело и побледнело, Лана отвернулась и с разбегу бросилась в воду.
Федор после той охоты был задумчив.
Елена, раскрасневшаяся после бани, заботливо на него глядела.
- Ну что ты такой хмурый, добычи не подстрелил, кажется из ружья совсем не стрелял. Ложись, я тебя обниму.
Лег. Она его обнимала. Любила.Чудесное чувство любовь. Оно отдается даром, безвозмездно. Им нельзя управлять, оно приходит непонятно. И сейчас, Федор, медленно ехав верхом, думал о своих русалках. О балтийской Мельде, и этой озерной Лане. Что с ним творится? Стрелять по многочисленным уткам не хотел. Опять увидал старика Антипа с удочкой.
Бородатый, весь седой.
- А, барин, опять топочешь конем, рыбу пугаешь. Сегодня клев хороший. Поглянь-ка.
Действительно, в кошелке было изрядное количество плотвы, окуней да ершей, виднелись хорошие лещики.
- Барин, спасибо тебе, что даешь половить в барском озере. Я же с малолетства к этому приучен, с того и кормлюсь. А дозволь поучить тебя ужению, ты ловишь будто в море чистом, где и поплавок не нужен, вода видна до дна, смотри себе как рыбы подплывают, да поклевку берут. Озерная рыбалка другая. А в речках такие же плотвицы, караси, да и щуки, и по вкусу и по цвету отличны от озерных.
Дед Антип в точку попал. Помнились рыбалки из прошлой жизни, в Эгейском море у Родоса, и в Палестине около Эйлата, с изумительно чистой кристальной зеленовато-голубоватой водой, где хорошо проглядывалось дно и плавали рыбы, охотясь за наживкой.
Здесь было по-другому. Вода в озере Боровом была чистого бурого торфяного цвета. Холодноватая, прозрачная, коричневатая . Само озеро состояло из относительно мелкой части, болотистой и поросшей камышом, переходящий в болото и глубокого материкового ложа, что князь Федор про себя отметил. А дед Антип знал озеро с детства, как и всех рыб, так и русалку, обитающую, так и мужиков, ею утащенных. Впрочем, те сами шли и плыли, ныряли к ней, вполне добровольно.
После очередной вечерней зорьки, когда Федор вопреки настоятельных увещеваний деда Антипа, продолжал ужение, позади услышал девичий крик и смех, такой милый и давно знакомый!
Послышался стук конских копыт. Затем разбойничий посвист и женский визг. Это была княгиня Елена. Она сорвалась с коня и завалила Федора в воду. Лихая баба. Целовались, ласкались, любились. Затем Елена скинула мокрую одежду, бросилась в озеро, плавала, кувыркалась, как настоящая русалка, звонко смеялась. Какая тут рыбалка! Вся рыба, небось сбежала на другой край озера и в ужасе забилась в омуты или под коряги.
Мокрые Федор и Елена верхами поехали домой, ласково беседуя.
Федор зачастил на озеро, к удовольствию деда Антипа. Тот снабжал червями и прикормкой. Показывал лучшие места для ужения, некоторые приемы, на что был мастер. Крестьяне удивлялись (и в тайне завидовали) такой дружбе крепостного с барином. Антип был неграмотен, но умен какой-то народной философией. Антип всерьез утверждал, что рыба слышит ненастье, и Федор убеждался в его правоте. Много раз случалось замечать, что в прекрасную погоду вдруг рыба переставала брать, и почти всегда, через сутки или ближе, наступало упорное ненастье, то есть сильные, продолжительные дожди с холодным ветром. За сутки же до наступления ведра клев восстановлялся прежний.
Речь у Антипа текла плавно и разумно. Антипа уважали, хоть батюшка и полушутя упрекнул его в язычестве.
Федор спросил как-то:
- Антип, эта Лана, русалка, много мужиков перетаскала?
- Ну зачем же перетаскала, сами шли. Где они теперь, никто не ведает.
- А что же вы, зачем такое зло терпеть?
- Это не зло, - усмехнулся Антип, - озеро и без русалки много народу утопило. Так что, озеро зло? Мужик об камень споткнулся, упал и расшибся. Камень зло? Щука мелкого малька съела, щука зло? Нет, барин, в природе зла нет, что в камнях, что в щуках, что в русалках. Только в людях. Природа не зла, не добра, она спокойна душой, даже когда буря.
Но Антип исправно отстаивал церковные службы, даже прерывая рыбалку.
А ведь как волнительно на зорьке!
Покуда рыбак бросит прикормку, разовьет удочку и насадит наживку, уже займется заря, начнут выскакивать пузыри со дна на поверхность воды от идущей со всех сторон рыбы, и клев наступает немедленно. Он не продолжается долго, часов до шести. Как только солнце хорошенько обогреет и лучи его поглотят утреннюю прохладу, Федор, по совету Антипа шел на другое место удить среднюю или мелкую рыбу, или шел с своею добычею домой спать. В дождливую и прохладную погоду не нужно было начинать удить так рано, особенно весной и осенью, даже можно удить почти целый день. А умение подсекать! Антип раскритиковал Федора и принялся его заново обучать. Знать время для подсечки! Это, без сомнения, всего важнее в уменье удить; но сделать общее правило, когда надобно подсекать, невозможно, ибо у всякой рыбы особый клев и особая подсечка, и та изменяется по изменению характера клева и времени года. Антип говорил, даже несколько горячась:
- Потяжка наплавка, то есть время, когда он поедет в сторону, особливо, когда нижний конец чуток наклонится – есть настоящая пора для подсечки. Подсекать должно всегда живо, но не слишком сильно, всегда несколько вверх и в противоположную сторону той, куда рыба тащит наплавок.
Федору нравились заросшие камышом и водорослями заливы. Совершенная тишина. Не колыхнет зеленый, как весенний луг, широкий залив, затканный травами, точно спит в отлогих берегах своих; камыши стоят неподвижно. Материк и чистые от трав протоки блестят, как зеркала, все остальное пространство воды сквозь проросло разновидными водяными растениями. То ярко-зеленые, то темноцветные листья стелятся по воде, но глубоко ушли корни их в тинистое дно; белые и желтые водяные лилии, цвет лопухов, попросту называемые кувшинчиками, и красные цветочки темной травы, торчащие над длинными вырезными листьями, – разнообразят зеленый ковер, покрывающий водную поверхность.
У Федора был определенный опыт рыбной ловли, но до деда Антипа было далеко.
Однажды Антип сказал Федору с таинственным и несколько хитрым видом, что покажет наилучшее место для ужения. Они пошли на берег, где ветви деревьев низко склонялись над водой. Федор расположился в месте, указанном Антипом, а тот пошел в другое, известное ему место.
Действительно, пошел отличный клев, какого давно не было. Федор не мог нарадоваться. Пока не обратил внимание на неприметный колышек в прибрежной траве. От него вела в воду какая-то веревка. Федор потянул, и вытащил холщовый мешочек, в котором было распаренное зерно, перемешанное с пригорелыми корками хлеба, еще с чем-то и с камнем внутри. Прикормка! Ай да дед Антип, места он знает. Прикормил, решил барину угодить. Федор посмеялся в усы, опять забросил мешочек в прикормленное место, решил доброму деду ничего не говорить. Но охотничий азарт был уже не тот.
Как-то на дворе поднялся крик и бабий визг. Федор пришпорил коня, приблизился. Возле самого барского двора была какая-то драка. Мужик Пров, отличавшийся непокорностью и буйным нравом, дрался с двоими. На подмогу к ним вскочил третий. Бабы опять завопили и запричитали. Двое противников уже лежали, Пров схватился с последним, но прибытие барина схватку остановило.
- Эй, Пров, опять за старое? Выпил?
- Выпил, барин, был грех. Только немного, говорю, как на духу. Ну что, вели вести меня на конюшню, пороть. Хоть продай, хоть в солдаты отдай.
Федор недолго подумал. Соскочил с коня, поводья не передал, тот был послушен.
Размял плечи, руки. Ноги и так были готовы после верховой езды. Ну-ка посмотрим, на что ты годишься, боец Пров.
- Эй, Пров, смотри, как ты двоих положил, молодец (эти двое постепенно приходили в себя, бабы их отпаивали). Ну-ка меня попробуй, не бойся. Покажи, какой бы из тебя был солдат.
Скинул кафтан, засучил рукава. Все так и ахнули хором. Кажется, все село столпилось вокруг. Где такое видано? Барин с крепостным.
Пров ничего не боялся. С усмешкой подошел к барину, изготовился.
Схватились. Пров был весьма силен и ловок, не зная боевых приемов, действовал отлично. Федор больше защищался и уходил, изучая привычки противника. Тот ударов не применял, опасаясь повредить лицо барина. Мы тоже не будем бить. Они топтались и толкались. Пров сделал резкий выпад, ухватил Федора. Резко, повернувшись, подкинув бедром, Федор швырнул его через спину, как был учен и опытен. Пров сильно ударился спиной об землю, все охнули. Пров не мог говорить и встать. Люди его унесли.
Афанасий, староста:
- Ох уж силен и ловок ты, барин. С Провом никто не может сладить, когда выпьет. А хороший мужик. Не подведет. Честный, не наказывай его.
Пров быстро пришел в себя, выходил в поле не хуже остальных. Барину кланялся. Остальные кланялись усерднее прежнего.
Потом Федор как-то встретился с Провом на рыбалке на Боровом. Тот вскочил, снял шапку, поклонился, с опаской поглядывая на сильного барина. Федор молча сделал знак рукой. Мол, тихо, лови себе, от одной твоей удочки рыбы не убудет. Пров благодарно еще раз поклонился, уселся и уставился на наплавок.
Но с Провом вышло вот что.
Как-то к Федору в усадьбу пришли староста Афанасий и дед Антип. Вид у них был встревоженный. Афанасий сказал:
- Барин, Пров пропал. Пошел на вечерней зорьке на Боровое с удилищем. А Антип нашел потом его удочку, ведро с карасями. Почему-то лапти, кои тот зачем-то снял.
Антип добавил:
- Его это удочка, Прова, уж я-то знаю. Лана его завлекла, не впервой такое случается. Потому и обувку снял, что в воду пошел. Ведь сами мужики к ней идут, а что дальше с ними бывает, неведомо. Только не возвращаются. Не ходи туда, барин.
Но кто же пойдет, как не он. Федор ближе к вечеру оделся в свой охотничий кафтан и с удочкой отправился на то место, куда приплывала Лана. Забросил удочку, стал ждать. Клев пошел хороший, но внезапно прекратился. Федор что-то почувствовал, насторожился. Это была она. Вышла из воды, глядела на Федора большими зелеными глазами.
- Пришел, миленочек, наконец. А я уж заждалась.
Ее глаза мерцали зеленым светом. Федор чувствовал ее тайную власть:
- Где Пров?
- О Прове не волнуйся, миленочек. Там он, на донышке лежит, ему хорошо. И тебе будет хорошо.
Лана стала бледнеть, хоть и так бледна была. На берегу послышался стук копыт. Федор и Лана обернулись. Это была княгиня Елена верхом. Подскакала, спрыгнула с коня, который попятился от Ланы. Елена не спеша подошла, оглядела русалку.
- Так вот ты какая, Лана. Будь я мужиком, ни за что бы к тебе не пошла. А тебе все неймется, то Прова утащила, теперь за мужем моим приплыла.
Когда Федор взглянул на Лану, поразился. Она вся позеленела, покрывшись пятнами, на лице появился какой-то оскал. Она стала страшна.
Елена, с упрямым выражением красивого, не по-женски смелого лица, расстегнула и сбросила платье, затем сорочку. Растрепала волосы. Шагнула вперед, в воду. Лана вдруг съежилась и стала похожа на ящерицу.
Елена громко и отчетливо сказала:
- Ты, пиявка болотная! Вон видишь те камыши, где болото? Там твое место. Будешь лягушек завлекать. Коли тебя тут увидят, выловим бреднями или остроги отведаешь.
Лана в ответ что-то шипела. Елена грозно нахмурилась.
- На первый раз отпускаем. Греби отсюда!
Они стояли друг против друга, две русалки. Федор, опомнившись, стал подходить ближе. Наконец Лана, сверкнув зелеными глазами, бросилась в воду и исчезла.
А Федор с Еленой, обнявшись, пошли домой, ведя в поводу коня.
Стали жить-поживать, да добра наживать.
Лану больше никто не видел.
Февраль 2017