На выходные из райцентра приехала погостить к бабушке в небольшой кубанский совхоз Женюша. Последнее беззаботное лето у ребёнка, ведь 1 сентября – первый раз в первый класс.
Бабушка привела её на полевой стан, или в простонародье табор, а сама отправилась на работу. Хрупкая Женюша начала обследовать территорию. Перед самыми воротами прямо ей под ноги бросился примерно с месяц от роду, но уже с торчащими ушами, чёрно-серый щенок с четырьмя беленькими «носочками» на лапках. Похоже, не очень далёкий потомок немецкой овчарки. Он молча преграждал дорогу девочке, не издавая ни звука, и не вступая с ней в контакт.
– Котька, пропусти! Свои, – сказал сторож, пенсионер, добрейший души человек, чей образ не вязался с садовыми сторожами из моего детства, которые гоняли нас, когда мы забирались в колхозные сады.
– ДИнкин? – спросил я.
– Нет. Прибился два дня назад, я его подкармливаю. Котькой назвал – ласковый, как котёнок. Но дело своё знает; может, вырастет хорошей сторожевой собакой, как Байкал с Диной.
В это время подошла ему смена. И мы уже продолжали разговоры с его напарником.
– И Байкала, и Дину тоже подкинули. Лет пять назад, практически одновременно. Пока их не поставили на довольствие совхозные повара – отъедались семечками, чавкали, как поросята. А потом и зерном, и кукурузой. И раньше подбрасывали щенков, да как-то не приживались. Исчезали по разным причинам. А эти прижились, установили единовластие. Жестоко расправляются с другими подкидышами: и кутятами, и котятами, прямо рвут, навсегда отбивая охоту новым пришлым появляться здесь. Щенки их нарасхват, по записи. А этого не трогают, - сказал сторож, показывая на Котьку, который из-под лавочки, где мы сидели, периодически выскакивал и проверял, все ли в порядке «на границе», в смысле у ворот.
В это время появились «хозяева» табора. Внушительных размеров, с блестящей на солнце, как смоль, черной шерстью, с темно-коричневой грудью и такими же лапами, вислоухий, дальний родственник кавказской овчарки – Байкал и троюродная сестра немецкой овчарки, со стоячими ушами, выше «хозяина» – Дина. Котька ткнулся мордочкой в Динкины соски. Та незлобно отмахнулась от него, как от мухи, а Байкал прошествовал важно мимо всех, не удостоив никого даже взглядом.
– И этот отъестся осенью на семечках. Может, тоже хорошей собакой вырастет, как эти, охранником урожая, - сказал наш собеседник, потрепав Котьку.
Наш разговор перешёл к событию, случившемуся накануне, которое больно отозвалось в душе каждого труженика совхоза. Новое страшное испытание приготовила природа крестьянам. На сад обрушился невиданной силы ливень. За 20 минут выпало 40(!) мм осадков, со шквалистым ветром, градом. Через час – еще 10 мм, и третий «удар», послабее.
Аж ангары ходуном ходили, но выдержали. Потоки из сада, где, наверное, по колено было воды, хлынули на крытый ток, забитый зерном – порядка 130 т (седьмая часть урожая хозяйства), неся с собою и яблоки. Все, кто был на таборе, бросились рыть отводящие каналы, долбить асфальт, спасая с таким трудом выращенный и, казалось бы, надежно спрятанный от дождя на крытом токе, тем более, в ангарах, хлеб! Но вода перехлестывала даже 15-сантиметровые отмостки. Было перерыто вручную, наверное, около полукилометра земли, трактор глох, мотор заливало.
У конторы – вода выще щиколотки, уже прошла с горочки из сада через склады. Лопатами отбрасывали зерно в крытом токе на безопасные от воды места.
– Пойдем, посмотрим зерно, – сказала Женюша. И мы с ней направились туда, где двое суток назад бушевала стихия. Котька вприпрыжку увязался за нами. На всякий случай. Мало ли зачем мы пошли. Он ведь сторож все-таки.
Еще кругом была грязь, но в ангарах золотыми горками с соответствующими табличками (культура, сорт, номер поля, площадь посева, вес, процент клейковины для пшеницы) лежало зерно. Мы с трудом, отыскивая относительно сухое место (несмотря на то, что уже двое суток палило солнце), устремились к крытому току, в центре которого и по краям 10-сантиметровым изумрудным ковром стояла…пшеница.
- Что это? – спросила девочка.
- Это беда, Женюша. Зернышки проросли. Хлеб погиб.
Она вырвала пучок молодой пшеницы и посмотрела на зернышки, из которых росли листочки. У Женюши дрогнули губки и заблестели глаза. Котька, как будто, поняв в чем дело, перестал беззаботно скакать и притих. Я ее попытался успокоить, объяснив, что люди, проявив мужество, истинно крестьянскую заботу о хлебе, в основном, спасли его. И Женюша стала заходить в каждое помещение, осматривая зерноочистительные машины, подбегала к буртам (кучам зерна), что-то «колдовала» там и, если видела небольшой «непорядок», самостоятельно брала метелку и выравнивала бурт, удивляясь обилию хлеба. Ее радость повизгиванием разделял и Котька. Женюшино лицо расплывалось в улыбке.
– Иди сюда.
Я подошел к ней. Она взяла пригоршню пшеницы, понюхала и протянула ее мне:
– Понюхай, как хорошо пахнет! И лицо ее засветилось неописуемым счастьем.
Теперь у меня навернулись слезы. Мне никогда в жизни не приходила в голову мысль понюхать пшеницу…
И напрасно…