Алжирский пленник - часть 25

Арсений Милованов
Идти оказалось недалеко. Вскоре нам открылся вид на гору, к скалистой вершине которой, как ласточкины гнезда прилепились древние глинобитные стены домов с крохотными оконцами. Все они слепились в один коричнево - охристый массив и представляли собой единое сооружение, название которому я не смог бы подобрать лучше, чем - городище. Как мне разъяснили,  это было старое поселение, сейчас здесь уже никто не живет. Все перебрались в новый бетонный поселок неподалеку, который мы проезжали.
Несколько полуразрушенных домов стояло под горой на другой стороне сухого русла, по берегам которого, словно изогнутые шеи динозавров росли пальмы. Зино настойчиво звал меня идти за ними в гору. Я заартачился. Опять куда-то карабкаться! Время вечернее, пока мы туда заберемся, уже и рисовать будет некогда, хотя конечно, посмотреть было бы любопытно. Может мы сюда еще приедем?
Я всем своим поведением дал понять, что ищу место для этюда. Мой план был - потянуть время, чтобы меня оставили наконец в покое и одного. Зино с проводником и вправду махнули на меня рукой, но на всякий случай приставили ко мне Ханджа. Сами же полезли по крутому склону, постоянно разговаривая и оживляя своими голосами этот затерянный мир. Я, наконец, остался один. Спокойный и рассудительный Хандж - был не помеха. Сбросив с навьюченных плеч этюдник и планшет, спустился к сухому руслу.  Походил, побродил по нему, чтобы ощутить и понять место. Потом осмотрел старые постройки. Хотелось найти такую точку, чтобы вместить в этюд все:  гору с древним городищем, сухое русло с пальмовыми зарослями, стену глинобитного дома. Задача была непростой. Поэтому я ходил взад - вперед, то спускался к песочной реке, то поднимался обратно к полуразрушенным постройкам.  Хандж, поначалу, ходил за мной по пятам, но поняв, что я никуда не собираюсь уходить, сел в тенёк у стены глинобитного забора  и я забыл про него.
Если бы не быстро садящееся солнце, то, могло показаться, что время здесь остановилось. Не шелестели листья, не текла вода по сухому руслу. Солнце окрашивало золотистым светом и без того теплые тона горы с турецкой шапкой башен и стен на макушке. Оно покрывало золотом пыльные пальмовые листья острым веером торчащие из макушек коренастых, ощетиненных чешуйчатой броней стволов. Стена из слипшихся от времени и ветра необожженных кирпичей, казалось, тоже была сложена из золотых слитков. И высохшее русло в прохладной тени, напоминало, что здесь в свой золотой век бурлила жизнь.
Стоило чуть-чуть прикрыть глаза и прищуриться, чтобы увидеть, как по песку подхватив подолы длинных халатов, по дну сухого русла проносилась с визгом и гомоном черномазая ребятня. Ладно кивали в такт своим шагам улыбающиеся верблюды. В солнечном мареве,  из-за стоящих как изваяния скал, выплывали силуэты женщин с закрытыми до глаз лицами, неся на головах родниковую воду в длинных кувшинах с узкими горлышками-талиями  и округлыми боками-бедрами. На пригорке возле своих низеньких бараков сидели старцы в белых одеждах с кофейного цвета лицами, наблюдая как наверху, на горе, на крышах домов, посверкивая саблями, несут дозор суровые воины. Я приоткрыл глаза: это был Зино со своим попутчиком, они махали нам.
Хандж, принес сухих веток и разжёг костер. Я обрадовался, что скоро будет чай, хотелось пить. Вскоре, забурлил кипяток, забрякали стеклянные стопки. «Водочки бы счас!» - подумал мечтательно я: «так клево!» Видимо подслушав мои мысли Хандж протянул мне пятидесяти граммовый  стаканчик зеленого чая. Оценив заботу, я пригубил и похвалил, его: «Чай, Во!» Но распивать чаи было некогда, солнце уже почти село и я, держа в одной руке стопочку, другой продолжал работать пастелью. Допив одну, попросил другую, но уже без сахара. Без сахара оказалось еще хуже, и я пожалел, что его не было. Терпкий и горький напиток сводил скулы. Я вспомнил про оливки. Как же здесь все непросто!
Зино со своим новым знакомым пришел затемно. Я уже стал беспокоился, что они заблудились или их кто-нибудь съел. Но они бодрые и веселые появились внезапно из темноты, подошли к костру, который продолжал жечь Хандж, поджидая их с уже заваренным чаем. Я спросил, нельзя ли тут заночевать? Зино, как обычно засмеялся: «Нет, нет, Арсени, это непринято!» Но когда он со смехом перевел мою просьбу остальным, те стали что-то дружно и с горящими глазами обсуждать. Даже я, с моим плохим алжирским, угадывал, что они обсуждают детали предстоящего мероприятия.  Обрадованный таким поворотом сюжета, я начал строить планы: шашлычок, то-се, а спать-мол можно и в домах. Меня вежливо выслушали, но сказали, что в домах спать не нужно, есть палатки, и на счет шашлыка – у них другие местные изыски. И мы договорились приехать сюда с ночевкой завтра.
Уже почти в полной темноте мы вышли к машине и потом долго петляли между страшных чудишь, в которые превратились корявые пальмы то тут, то там перегораживавшие нам дорогу. Еще раз, я представил себе эти места столетие назад. Ночных всадников на верблюдах, с горящими факелами и глазами.
В Игли мы вернулись уже совсем поздно. Зино пошел ставить во двор машину, а я сел скидывать в ноутбук фотографии. В это время мне почудилось, где-то вдали застучали барабаны, заиграла музыка и какой-то певец поет песни. Сначала я не придал этому значения. Но музыка становилась все сильнее и сильнее, барабаны звучали все более задорно, а голоса все громче. Я вышел на балкон. Оказалось, что это не слуховые галлюцинации.  В Игли что-то происходило. Какой-то местный певец под барабаны и гитару пел достаточно непривычные, для моего слуха, ритмичные и зажигательные песни. Слышались одобрительные крики. Было ощущение, что где-то идет концерт местной группы. Я предложил Зино пойти прогуляться по вечернему Игли и послушать концерт. Но Зино сказал, что нам идти нельзя, потому что уже стоят патрули. Что он имел ввиду, я так и не понял. Может просто не хочет идти пешком, ведь машина уже стоит во дворе нашей гостиницы, и ворота заперты. А где-то идет большое веселье! Потом я узнал, что это была свадьба, а на свадьбу и у нас чужим ходить «не принято».
Так закончился мой первый день в пустыне.