Заболела баба Фрося. Пришла медицинская сестра домой и говорит, что нет у нее таблеток от старости. Не придумали таких таблеток, развернулась и ушла.
- Видно моя смертушка пришла, - подумала баба Фрося. – Да и не удивительно, девятый десяток разменяла. Ноги уже побегали по этой земле.
В груди сильно болело. Решила она проститься с дочерью, зятем и внуками. Попросила, чтобы дали телеграмму - надо проститься.
Телеграмма летит быстро. Так, что на следующий день приехали дочь, зять и внучата. Внуки уже не маленькие. Внучка Елена уже заневестилась, а Иван, наверное, девчат уже щупал ни один раз.
- Не дождалась я правнуков, а ведь совсем немного осталось, - горько подумала баба Фрося.
В комнате запахло лекарствами. Дочь прямо с порога начала выкладывать лекарства, а названия такие, что и выговорить невозможно.
- Это, мама, от простуды, это от сердечной боли. Это лекарство хорошо вылечивает суставы, это от общего недомогания. Это от поноса, это от запора. Это лекарство хорошо лечит горло, а это снимает головную боль. А вот эта улучшает работу желудка, это от склероза, а это витамины – они укрепляют организм.
Глянула баба Фрося на стол, где горой лежали таблетки от жизни и перепугалась. Ведь после такого количества лекарств и умереть можно. Где это видано, чтобы в таблетку можно было запихнуть средство от простуды? Еще ее мать лечила простуду в баньке. Если хорошо натопить баньку, да чтобы веник погулял по спине и плечам, то никакая простуда там не усидит. А это таблетка.
И так ей грустно стало. Так не захотелось умирать! Ну, как она там без ярких лучей солнышка, без чириканья воробьев? Как они без нее? Вон кот Васька с самого утра об ее ногу трется, молока просит. Уйдет она и что с ним будет? Некому будет налить ему молока. И куры останутся без хозяйки. Им, что всем под нож идти? И так ей грустно стало, что слезы сами покатились по щекам.
- Не плачь, мама, – говорит дочь, – поднимем мы тебя на ноги. Простуда это еще не приговор.
- Знаешь, доченька. Не надо меня спасать, видно пора мне. Натопи баньку. Ели уж уходить с этого мира так чистой, косточки попарю, на том свете баньки нет. Так напоследок душу отведу.
Как ни спорила с матерью дочь, а она ни в какую. Растопи баньку и все.
Делать нечего. Затопили баньку. Жарко внутри. Горячий воздух охватил все тело. Она распласталась по лавке, и просит дочь, чтобы с веничком. Короче все, как положено.
Рассердилась дочь, но ослушаться не смогла. Взяла веник и он заплясал по старой спине, ягодицам, ногам. Острая боль пронзила все тело. Казалось, что сейчас остановится сердце и замрет вместе с дыханием.
Лежит бабка на лавке. Кости захрустели под веником, но вот через некоторое время стали мягкие, как пластилин. Прогибались под веничком, и вспомнила баба Фрося, как в молодости с мужем первый раз в бане парились. Как веник гулял по ее спине, а потом по его спине. Как в перерывах крепкие губы целовали ее. Как ее тело плавилось в его сильных руках, а потом был опять веник и смех. Вспомнила, как было им хорошо.
Вспомнила, как после бани они лежали на сеновале. Сено пахло цветами и солнцем. Как ласкал он ее волосы и как приятны были его объятия. Как звезды подсматривали за этими ласками, а ветер шептал слова любви. Да все это было давно! А вот сейчас вместо всего этого огромное количество таблеток не то от смерти, не то от жизни. Не вернуть всего этого. Так может лучше уйти и дать место другим?
А веник пел другую песню. Его распаренные стебельки пахли сеном и еще чем-то.
После баньки легла баба Фрося в кровать. Постель пахла стиральным порошком, а не сеном, но тело ныло, как когда-то после объятий мужа. Она приготовилась к смерти.
- Теперь и умереть можно, - подумала баба Фрося и уснула.
Когда утром все проснулись, то бабы Фроси не было в кровати. Нашли ее в сарае, рядом с котом и пятью курочками.
- Спасибо, родные. Не берет меня смерть. Сказала, что от моих таблеток ей стало хуже. Банька русская – это вам не таблетка. Так, что поживу я еще. А то, как же кот и курочки? Да и правнуков я еще не увидела. А вы поторопитесь, а то в следующий раз она отступную не даст, а я хочу увидеть правнуков. Смерть ведь тоже женщина. Как же было ей не понять бабу Фросю.