МОЛОДОЙ СПЕЦИАЛИСТ.
В.Жуков, с отличием закончивший ускоренные курсы по программе модернизации здравоохранения и отданный три месяца тому назад в молодые специалисты при Диагностическом центре, в ночь под Рождество не ложился спать. Дождавшись 18 часов, когда старослужащие доктора ушли по домам, он достал из хозяйского шкапа пузырек с гелем, карандашный датчик со сколом на рабочей поверхности и, разложив перед собой измятый лист дефицитной бумаги, стал писать в неверном свете своего мобильного телефона. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный монитор компьютера, и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на кушетке, а сам он стоял перед кушеткой на коленях.
«Милый декан, Константин Макарыч! — писал он. — И пишу тебе письмо. Поздравляю Вас с Рождеством и желаю всего от господа бога. Нету у меня тута ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался».
В.Жуков перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение светящегося экрана его мобильника, и живо вообразил себе своего бывшего декана Константина Макарыча, служащего в Медицинской академии. Декан завсегда был добр к студентам, и, упреждая их о будущей самостоятельной службе, только всплескивал руками и горестно вздыхал.
А погода за окном была великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю левобережную деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом...
В.Жуков вздохнул, умокнул датчик в гель и продолжал писать:
«А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня до своего кабинету и отчесал за то, что я смотрел ихнего пациента и по нечаянности забыл жалобы написать. А на неделе велели мне описать ЭКГ, а я начал с хвоста, и заведующий отделением смеялся сильно, а хозяйка взяла ту ЭКГ и ейной мордой начала меня в харю тыкать. Подмастерья второго года работы надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у старослужащих сахар из пакетов. А еды нету никакой. Утром приношу хлеба, в обед каши и тоже хлеба, да тока старослужащие всё сами съедают, а чтоб чаю или колбасы с вареньем, то они тоже сами трескают. А спать мне велят в прям в кабинете, а когда пациент какой придет, я вовсе не сплю, а тружусь как проклятый. Милый декан, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, в Академию, нету никакой моей возможности... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру...»
В.Жуков покривил рот, потер своим черным кулаком глаза и всхлипнул.
«Я буду тебе документацию вести, — продолжал он, — да богу молиться. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к ректору сапоги чистить, али заместо Федьки в аспирантуру пойду. Деканушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком до Академии бежать, да сапогов нету, морозу боюсь. А когда вырасту большой, то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а ежели занесет тебя нелегкая в больницу городскую и ты там помрешь, стану за упокой души молить, всё равно как за мамку Пелагею».
«Приезжай, милый декан, — продолжал В.Жуков, — Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все ругают и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу, и Интернету тута нету. А на диване в ординаторской лежать подолгу сил моих нету, да и не дают мне старослужащие там лежать, а кресле мягком дозволяют сидеть только ежели там рядом балкон настежь открыт, да еще балкон тот самому открывать велят. А еще велят эту ординаторскую за замок закрывать непременно, а ключа при том не дают, и хозяин потом ругается сильно.
Правда, недавно меня хозяин очень в должности повысил – назначил главным по Сан.просвет.работе, и выдал красивый журнал. Но старослужащие в нём такой галиматьи понаписали, что читать срамно. Вот теперь ночью сижу, журнал тот за их всех заполняю. Так всё ничего, но устаю очень.
А еще говорят старослужащие, что у нас тута «бригада». Когда еще у Вас, Константин Макарыч, как у Христа за пазухой в Академии учился, «Бригаду» я по телевизору смотрел – так тута ничего похожего, одна бумажка, «Гласность» называется. Про меня в той бумаге тоже прописано, но насупротив одни нули, а старослужащие говорят, что у них тоже нули, но я смотрел – у них перед нулями еще циферки какие-то нарисованы.
А намедни по оплошности я посунулся платного пациента посмотреть, так заведующий так меня клавиатурой по голове ударил, что упал я и насилу очухался. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... Остаюсь твой бывший студент В. Жуков, милый декан приезжай».
Жуков свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне... Подумав немного, он умокнул датчик и написал адрес:
«На Академию декану».
Потом почесался, подумал и прибавил: «@Константину Макарычу». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя шубейки, прямо в медицинском халате выбежал на улицу... Сидельцы из отдела кадров, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами. В.Жуков добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель...
Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал... Ему снилась печка. На печи сидит декан, свесив босые ноги, и читает письмо членам профсоюза... Около печи ходит Дьявол и вертит хвостом...
2011 г.