ПРО УРОКИ.
Уроки в школе я часто пропускал. Ну, казалось бы, что в этом необычного? Периодически с занятий удирают все дети. Но у меня был несколько странный повод. Я не был непослушным или болезненным мальчиком. А не посещал уроки я потому, что меня об этом очень просили учителя, так что пропускал занятия я целыми предметами.
Первой сдалась учительница пения. Не знаю, чем её не устраивало то, что я стою позади всех и молча разеваю рот. Старательная учительница устроила мне индивидуальное прослушивание. Она взяла аккордеон, и попросила меня повторять за инструментом ноту. Почему-то она решила, что раз мальчик с такой фамилией, то у него дома непременно есть пианино, на котором по вечерам музицируют всей семьей. Откуда учительнице пения было знать, что наше домашнее пианино давно увезла к себе моя тетя Лия, и я в принципе не имел понятия о том, что такое тональность звука, а ориентировался только на продолжительность звучания. В результате на устроенном учительницей эксперименте я честно тянул букву «А-а» пока аккордеон звучал, и прекращал выть, когда умолкал инструмент. Какую бы ноту не брала учительница, моё «А-а-а-а-а» звучало одинаково. Отчаявшись, добрая женщина сказала: «Знаешь, Марик, ты на мои уроки больше не ходи».
Вторым капитулировал физрук. Вообще-то физруки традиционно покрепче учительниц музыки, поэтому сдался он не сразу. Учитель физкультуры относительно легко перенес тот факт, что на занятиях по прыжкам у меня обе ноги оказались не толчковыми. Наблюдение за моими печальными попытками лазить по канату заставили его лишь скрипеть зубами, и подложить мат (физкультурный) под канат, чтобы мне было мягче падать. Почти сломили физрука мои попытки прыгать через спортивного «козла» с подкидной доски. Первый раз через «козла» я с горем пополам перелетел, но каким-то образом не попал на лежащие сразу за ним маты. Вторая попытка была хуже – я врезался в «козла» животом и упал на пол перед ним, а матов там не было (их шепотом произнес только физрук, но это были не те маты). Тогда физрук пошел на сделку со своей совестью – он велел мне на уроки физкультуры ходить, но тихо сидеть у стены на скамеечке. Оттуда вскоре меня сшибли баскетбольным мячом, и физрук наконец сказал мне: «Уйди. Совсем».
Математику у нас в классе преподавал замечательный учитель Клевакин Евгений Яковлевич. Он уже тогда был немолод (участник Великой Отечественной войны). Прекрасный педагог, влюбленный в свой предмет. Порывистый, резкий, склонный к обидным эпитетам в адрес нерадивых подопечных, он все равно всегда был любим учениками. У меня же оказался некий талант к математике (конкретно – к арифметике и алгебре). Я легко совершал в уме любые арифметические действия с двухзначными, а иногда и трехзначными числами, решал самые сложные школьные уравнения, поэтому на уроках математики скучал. Я быстро делал всё, что задано, затем решал упражнения и задачи с нескольких следующих страниц, и начинал грустить. Честное слово, я не хулиганил специально, всё получалось как-то само собой. Я грыз уголки пионерского галстука, шумно продувал стержни от шариковых ручек для улучшения поступления пасты, рылся в портфеле, шуршал бумагами и так далее. Евгений Яковлевич поначалу пытался бороться с этим безобразием. Он ядовито комментировал мои действия, и пару раз даже ставил меня «в угол». Получалось только хуже – шуршать и отвлекаться на стоящего у стеночки меня начинал уже весь класс. Тогда Евгений Яковлевич оставил меня после уроков и предложил решить несколько задач. В результате он разрешил мне не ходить на его занятия, а вместо этого посещать после уроков кружок по математике, где мы под руководством Евгения Яковлевича разбирали интересные задачки в духе популярных книг любимого мной Якова Исидоровича Перельмана.
С английским языком дело у меня сразу не заладилось. У моей памяти оказалось очень интересное свойство. Я легко запоминал с первого раза услышанные или прочитанные тексты, причем практически дословно. Это касалось песен, стихов, небольших произведений в прозе, эстрадных миниатюр и т.д. Главным условием было то, чтобы текст был осмысленным. Английские же слова в моем понимании смысла не имели – и в памяти моей не откладывались. Совсем. Моя мама запаниковала, и устроила меня к репетитору английского языка. Агния Алексеевна, худенькая дама средних лет, жила в соседнем доме, и учила у себя на квартире большинство окрестных детей. У нее занимались мои старшие троюродные сестры, учился я, а гораздо позже к ней ходил и мой сын. Прекрасный педагог и очень терпеливая женщина, Агния Алексеевна смогла закрепить в моей голове первую сотню английских слов, а дальше дело пошло. За два года мы закончили всю школьную программу английского языка, а вскоре и первые два-три курса институтских учебников. Поэтому в школе на уроках английского я начал, по обыкновению, шумно скучать. На замечания учительницы я оправдывался - на английском. В результате она попросила меня приходить на её занятия только в те дни, когда она давала новый материал. Убедившись вскоре, что этот самый «новый материал» для меня большой новостью не является, учительница английского с облегчением со мной распрощалась. Полученных у Агнии Алексеевны знаний мне хватило еще и на учебу в институте, где первые два года нужно было сдавать так называемые «тысячи» - определенный объем печатных знаков на английском языке, чаще всего – передовицы из газеты «Moscow News». Я прямо перед началом занятий успевал перевести задание не только для себя, но и для нескольких одногруппников.
Биология была моей первой любовью (именно наука биология, а не пожилая учительница биологии). С раннего детства моим любимым чтением был папино толстенное трехтомное издание «Энциклопедия ветеринарного врача» - в основном, из-за цветных вкладок с разными породами домашних копытных и пернатых. Принесенный папой из библиотеки том «Жизни животных» Альфреда Брема надолго отключал меня от реальности. А найденные в школьной библиотечке книги Джеральда Даррелла повергли меня в шок. Оказалось, вот кем я хотел стать всю жизнь – Джеральдом Дарреллом, но какой-то англичанин это место уже занял… Я даже сфотографировал обложки книг Даррелла и несколько особенно полюбившихся мне страниц. Когда в школе начались уроки зоологии, учительница сразу поняла, что лучше мне занять место не ученика, а научного консультанта. Хорошо помню, что в основном я проводил время в маленькой подсобке биологического класса, где читал методички для педагогов по этой теме, кормил рыбок в аквариуме, а иногда – проверял контрольные работы по зоологии, написанные моими одноклассниками. Ляпов в них было полным-полно. Запомнилась чья-то фраза: «Верблюд мозоленогий, потому что он жирафа»; а также целый трактат: «У птиц под кожей имеются воздушные мешки, и когда птица машет крыльями, воздух выходит – и птица летит». Видимо, писал какой-то поклонник ракетной техники, а может быть, человек просто прикалывался.
Вот так и прошла моя учеба в школе – без уроков пения, физкультуры, английского, математики и биологии. Их я помню хорошо, а вот те уроки, на которые ходил – не помню совсем.
МОЙ ШКОЛЬНЫЙ ДРУГ.
Вот и тут у меня было не всё как у большинства людей. Так называемый «школьный друг» у меня был всего один, и тот не учился со мной в одном классе. Более того, он даже в параллельном классе не учился. Мальчик из соседнего подъезда Саша Л. был моложе меня всего на полтора месяца, но я пошел в школу в шесть лет, а Саша – в семь с половиной, и учился он на год позже. В нашем с ним общении были все признаки мальчишеской дружбы – мы много общались, ходили друг к другу на дни рождения и так далее, но всё же я считаю Сашу не другом, а приятелем, потому что общение с ним приносило мне много огорчений и убытков (как моральных, так и материальных). Саша всегда был предприимчивее, хитрее и настырнее. Возможно, потому, что я был тихим мальчиком из хорошей еврейской семьи, и моя жизненная стезя была заранее определена, а у Саши еврейкой была только бабушка, и ему надо было стараться.
Надо сказать, что в нашем «Доме специалистов» иметь в семье лицо определенной национальности было как бы хорошим тоном, а кому по какой-то причине не досталось – довольствовались соседями в неограниченном количестве.
Зимой мы обычно играли у Саши дома, потому что на улице нас обижали хулиганы (так называли наши с Сашей бабушки остальных детей). Тут сразу хочу сделать отступление. Так сказать, прыжок в будущее. В старших классах и в период учебы в институте Саша стал куда больше бывать зимой на свежем воздухе, и сделал большое и полезное дело. Будучи комсомольским вожаком, он организовал сначала в нашем дворе, а потом и в соседних, хоккейные коробки. Машин во дворах тогда почти не было, и в середине можно было выделить пространство размером с баскетбольную площадку. Бортики делались из снега, сгребаемого от центра импровизированной хоккейной коробки. Играли в валенках на утоптанном снегу, вместо шайбы использовали теннисный мяч или мячик от хоккея на траве. Клюшки были самые разные, он фанерных до настоящих, которые выпрашивали у взрослых хоккеистов на стадионе «Динамо» (а чаще подбирали там сломанные клюшки и укрепляли слоями изоленты). Саша организовал чемпионат района среди старшеклассников. В одной из команд (так называемой «команде ветеранов») пару раз, будучи уже студентом, играл даже я, но оказалось, что силовая борьба у борта вредна для моего организма. Поэтому мы с остальными ветеранами предпочитали пить портвейн на «трибуне» - в соседнем подъезде, это гораздо полезнее.
Так вот, о более раннем школьном детстве. У Саши дома была большая комната с эркером, в которой он, несмотря на протесты его мамы и бабушки, организовал постоянно действующий «город». Для создания «города» использовались все наши игрушки – машинки, солдатики, кубики и зверушки. В городе была железная дорога (директор РЖД – Саша Л.), пожарная часть (старший пожарный – Саша Л.), милиция и армия (генерал – Александр Л.), транспорт (начальник ПАТП – Саша Л.). На окраине находился зоопарк (директор зоопарка – Марик К.). Перед началом трудового дня из нарезанной бумаги делались игровые деньги (глава Центробанка – Саша Л.), и игра начиналась. Свою деятельность зоопарк начинал с расходов. Надо было оплатить транспортникам и железнодорожникам доставку животных, а потом регулярно оплачивать привоз кормов для них. Еще дороже обходилась военизированная охрана зоопарка. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что я платил также за аренду территории, доставку теплоносителей и водоотвод. Доходы зоопарка были крайне незначительны – милиционеры и железнодорожники иногда его посещали трудовыми коллективами, но билеты им продавались с корпоративной скидкой. Кроме того, посетители жаловались на скудность зоологической коллекции – три собачки и лошадка. Очень быстро зоопарк прогорал, Центробанк в кредитах отказывал, и на этом игра заканчивалась.
В «город» мы играли исключительно зимой. Для весенне-летнего периода у Саши было огромное количество других дел.
Нужно было встать на рассвете, примерно в 5 утра, спуститься к Омке на уровне Юбилейного моста, и идти по берегу вдоль уреза воды – до впадения Омки в Иртыш и далее, до стадиона «Динамо». Смысл похода – сбор монет и прочих ценностей, которые неутомимые волны выбрасывали на берег. Мы оба в то время были заядлыми нумизматами. Монетки были самые разные, чаще всего – так называемые «дореформенные» - то есть выпущенные до 1961 года. Если вы думаете, что денежки лежали себе на белом песочке, сверкая на солнце – то вы таки да ошиблись. Побывавшие долгое время в воде любые монеты – медные, серебряные, никелевые – становились черно-бурого цвета. Они практически всегда оказывались почти полностью закопанными в песок, так что виден был небольшой краешек, и почему-то часто были буквально вколочены в берег, так что виднелось только «ребро» монеты (так называемый гурт). Да и сам песок был разноцветным, с большим количеством камушков, веточек, листьев и всяческих железок. Нужен был очень большой опыт, чтобы разглядеть в этом натюрморте добычу. Технология поиска была такая – юные кладоискатели шли по берегу колонной. Как только идущий первым находил монету – вне зависимости от того, была ли это современная копейка или ценная екатерининская полушка – он перемещался в конец процессии. Если же «первопроходец» не заметил монету, а идущий следом её поднял – то это проблемы разини. Таким образом, я мог шагать впереди битый час, не найдя почти ничего, а идущий вторым Саша, имевший куда больший опыт подобных походов, набивал полные карманы монетами, свинцовыми печатями с царским гербом и прочими ценностями (ему попадались даже серебряные ложки и обрывки золотых цепочек). Чаще тренировать наблюдательность я не мог, так как каждый ранний мой подъем вызывал активное сопротивление родителей. В принципе, река трудилась постоянно и, закончив маршрут, можно было идти еще раз тем же путем – и снова найти что-то новенькое. Но в том-то и была необходимость раннего выхода на поиски сокровищ: позже просыпались мучимые похмельем более взрослые старатели, и вместо монет можно было получить «люлей».
Закончив прогулку вдоль реки, мы шли собирать грибы. В те годы газонов с грибницей возле нашего дома было гораздо больше. Сейчас почти все хорошие грибные места заняты зданиями, автостоянками и асфальтированными дорогами. Саша знал огромное количество «урожайных» мест. В этом промысле конкурентов было меньше, пара-тройка старушек, но все равно надо было поспешать. Надо сказать, что городской шампиньон, поднявшийся над поверхностью земли, практически всегда уже оказывается червивым. Стало быть, надо искать гриб, который еще находится под землей. Прямо как ученые свинки на сборе трюфелей. Земля и трава над тем местом, где в глубине растет гриб, выглядит особым образом. Тайну я вам раскрывать не буду, потому что уже скоро мне светит пенсия, и увеличивать число конкурентов на бесплатную еду я не собираюсь. Еще на подходе к грибнице Саша издали примечал перспективные места и кричал: «Вон тот, тот и тот гриб – мои!». И начинал раскопки. Если же я пытался заранее застолбить участок, каждый раз Саша говорил, что и эти грибы он тоже увидел раньше, чем я. Но шампиньонов было много, минут за сорок мы набирали по паре целлофановых пакетов молодых грибов, и с гордостью несли их домой, мамам. Обходить грибницы можно было через день, шампиньоны успевали подрасти.
После похода за грибами мы шли к областной прокуратуре. Дело в том, что мы с Сашей собирали еще и марки, а на заднем дворе прокуратуры стояли большие ящики, куда выбрасывались пустые конверты от приходящих в это учреждение писем. Мы быстро перелезали через деревянный забор, кидались к ящикам и начинали выбирать среди бумажного мусора конверты с наклеенными марками. Надо было спешить, потому что вскоре над нами начинали со свистом пролетать пули охраны. (Ну, пули - не пули, а матюки летели точно). Дома марки надо было отпаривать от конвертов над чайником, а потом аккуратно сушить. Саша говорил, что он это сделает лучше, и забирал всю нашу добычу домой. Потом все же что-то мне доставалось, из ненужного.
И только два раза мне удалось одержать над Сашей моральную победу, и оба эти раза, естественно, связаны с животными.
Как-то раз мы пошли ловить жуков-плавунцов. Жуков этих ловят в фонтанах, лежа животом на бортике и быстро погружая руку в воду. Иногда вместо взрослого жука попадется его личинка, и она довольно больно кусается. Дело было в конце лета, и плавунцы были уже крупными, размером почти со сливу, с красивыми ворсинчатыми лапками (ну, как красивыми… на любителя). Я поймал штуки три, а Саша, по обыкновению, старался, и наловил пару десятков. Своих жуков я, как истинный любитель природы, отпустил обратно в фонтан, а Саша понес их домой, и поселил их в большом тазу с водой. Так, на всякий случай. К сожалению, он пропустил мимо ушей мою интересную и, безусловно, полезную лекцию о том, что жуки-плавунцы относятся к семейству Плавунцовых отряда Жесткокрылых, из чего следует, что крылья у них всё же есть. Поплавав немного в скучном тазу, жуки дружно встали на крыло и принялись летать по квартире, натыкаясь на предметы мебели и домочадцев. Часть из них выбрала местом последнего упокоения кипящую на плите кастрюлю с супом, к ужасу Сашиной бабушки. В дальнейшем плавунцов ловил я один, без Саши.
Как-то раз зимой мне позвонил взволнованный Саша и сказал, что к ним в комнату залетела с улицы какая-то птичка. Я взял с собой птичью клетку и пошел спасать семью Л. от дикой птицы (у нашей семьи в подвале всегда было несколько пустых клеток и аквариумов, которые периодически заполнялись всякой живностью). Птичка оказалась обыкновенной у нас синичкой – большой московкой. Налетавшись вволю, она сидела, вцепившись лапками в ковер на стене, и часто дышала, широко разинув клюв. Я легко поймал её с помощью газеты, и посадил в клетку. (У меня был большой опыт ловли синиц в закрытых помещениях. Зимой мой папа иногда ездил проведать дачный домик, и привозил оттуда забравшихся на веранду замерзающих воробьев и синичек. Воробьи честно отогревались в клетке, принимали хлебушка «на посошок» и потом отпускались на волю. Синицы же всегда умудрялись выбраться из клетки и начинали безобразничать, поэтому отправлялись на свободу голодными).
Пойманную у Саши синичку я хотел отнести к себе, но тут Саша понял, что из дома выносят что-то ценное, и велел оставить клетку с птичкой у него. Он будет, так сказать, приобщаться к миру животных. Я коварно поставил клетку на подоконник возле открытой форточки, сославшись на то, что вольной и гордой птице нужен свежий воздух. Вскоре окрестные синички обнаружили, что одна из них, наглая такая, сидит в тепле, трескает семечки, и ни с кем не делится. Синицы стали проникать в квартиру через форточку, а когда кто-то входил в комнату – птичка взлетала вверх, и всё, попалась. Ловить первых незваных гостей вызывали меня с газетой, потом Саша справлялся сам. За два дня в клетку попали одиннадцать синиц. Им было тесно, синицы орали, дрались и много гадили. Устав от общения с природой, Саша синиц выпустил, а клетку вернул мне.
Не могу не признать, что Саша научил меня многому. Мир сейчас меняется, деньги в виде монеток уже не столь важны, а вскоре могут вообще стать виртуальными и электронными. Но вдруг время вернется, а вы не готовы?!
Знаете ли вы, что если рано утром прийти на городской пляж с самодельным большим ситом и начать просеивать песок, то можно обогатиться? Начинать надо под пляжными грибочками, особенно если там стоят скамеечки, где люди складывали одежду. За час, старательно просеивая песок, можно добыть два-три рубля мелочью, а иногда попадается золотое кольцо или сережка.
А если где-то сносят старый частный дом, то надо дождаться, пока там снимут доски пола, и утром, до прихода рабочих, порыться в мелком мусоре. Там обязательно найдутся монетки, которые за долгие годы провалились в щели между досками.
Известно ли вам, что по бульвару, вдоль которого стоят скамейки, надо идти не по самой дорожке, а как раз позади этих самых скамеек? Когда мужчины сидят на скамейке, из карманов у них часто вываливается мелочь, проскакивает через брусья скамейки и бесшумно падает на землю. С дорожки денежку не увидишь, поэтому под скамью надо заглядывать с другой стороны. «Ерунда эта ваша мелочь!» - скажете вы. Ну хорошо, а если это не монетки, а банковская карта или айфон? То-то же. Но найдете их не вы, и даже не я, а Саша Л,!
Наши друзья, слушая про эти особенности жизни в условиях города, смотрели на нас с Сашей так, как, должно быть, глупые бледнолицые таращились на опытных следопытов-индейцев.
Относительно недавно соседний магазин высыпал на газон целую коробку ненужных им одно- и пятикопеечных монет. Подросший за эти годы Александр целый час собирал и рассматривал монетки, и нашел среди них несколько редких разновидностей, цена которых равнялась месячной выручке магазина.
На всю жизнь я запомнил Сашино поучение, что, идя по улице, надо не крутить головой по сторонам, а внимательно смотреть под ноги. До сих пор случается, что в ворохе разноцветных осенних листьев, которые шаловливый ветер несет по тротуару, обвивая вокруг ног случайных прохожих, я нахожу купюру в пятьдесят, а то и сто рублей. И становлюсь богаче не только духовно, но и материально.
Кстати, известно ли вам, что найденную на улице денежку надо поднимать не просто так, а произнося потихоньку фразу «Деньги ко мне, а зло от меня»? Дело в том, что, по слухам, злонамеренные цыганки переносят всяческие беды на денежную купюру, а потом подло выбрасывают её, чтобы зло перешло на неосторожного прохожего. (По-моему, ерунда это всё. Ни одна цыганка не выбросит деньги, сколько бы бед на них не налипло. Но ведь пароль не сложный, прошептать не трудно).
Александр Л. так и живет в соседнем подъезде. Он всегда вежливо раскланивается со мной, когда садится в свой джип, чтобы поехать в один из своих домов. Александр сообщает, что он очень завидует мне, потому что я продолжаю собирать марки, а у него не хватает времени. Поэтому пришедшие в относительную негодность пустые альбомы для марок я не выбрасываю на помойку, а складываю на скамейку возле Сашиного подъезда. И он всегда забирает их к себе домой. Так, на всякий случай.
КАК МЫ НАВЕЩАЛИ ИРУ.
В классе так в 9-10-м я сдружился с двумя одноклассниками – Борей М. и Лешей Я. Общаться мы стали несколько вынужденно, ибо отличались от остальных веселых однокашников, жизненные интересы которых были просты и понятны. Ну, там, покурить во дворе за теплицей, или подраться, или походя дать подзатыльник какому-нибудь тихоне. После того, как мы с Борькой и Лёшей стали держаться на переменах вместе, количество отловленных нами «лещей» заметно уменьшилось. Видимо, сработал тот способ, которым мелкие шпроты защищаются от хищной трески – они плавают тесной стайкой, и озадаченная рыбина не может сообразить, кого, собственно, надо огорчить в первую очередь. А вообще-то мы с упомянутыми выше Борей и Лёшей были мальчиками очень разными.
Я увлекался биологией. Из практических навыков это дало мне возможность определять породы всех встречных собак и легко отличать грача от галки. До сих пор коллеги по работе, увидев в окно на елке чижика или стайку клестов, бегут за мной и просят сказать, что за птичка сидит там на ветке. Особенно почему-то впечатлил моих коллег чиж. Как-то не так они чижа себе представляли. Видимо, по их мнению, Чижик должен жить на Фонтанке, быть слегка выпимши и носить фамилию Пыжик. А одна дама сделала на свой телефон штук 20 фото дрозда и предъявила мне для опознания, не в силах определить сама, что там за тощий голубь ходит по газону.
Борька был помешан на взрывчатых веществах. Мы ходили на стадион «Динамо» в дальний угол, где находилось какое-то импровизированное стрельбище, и искали среди россыпи гильз от «мелкашки» неиспользованные патроны. Боря добывал из них порох, и, смешивая его с разными веществами, пытался создать нечто типа пластиковой взрывчатки. В общем, его талант, можно сказать, опередил время. Сейчас бы ему в определенных кругах цены не было.
Лёша был очень начитанным мальчиком. Книги он читал самые разные, а потом на переменах устраивал в нашей компании что-то типа игры «Что? Где? Когда?», избегая, впрочем, вопросов по биологии и взрывному делу. Кроме того, Лёша разработал теорию, не лишенную формальной логики: ведь если лекарства помогают больному человеку стать здоровым, то здорового они легко и просто сделают суперменом. Он стал таскать у бабушки таблетки и ставить острые опыты – по счастью, на себе. О своих ощущениях Лёха подробно рассказывал нам, и, как я понимаю теперь, безбожно врал. Так продолжалось до тех пор, пока Лёше не попался нитроглицерин. Головную боль примерно через сутки ему сняли, но желание стать суперменом прошло.
Так вот, собственно про Иру. Ира была очень спокойной девочкой, ходила всегда опустив взор в пол, и говорила тихим голосом. Подруг в классе она не имела (впрочем, класс у нас всегда был не очень дружным). И вот в 10-м классе Ира заболела. Причем не каким-то там ОРЗ, а чем-то серьезным. Ира не ходила в школу уже месяц, и было похоже, что к занятиям она приступит не скоро. Тогда наша классная руководительница, воспитанная в профсоюзных традициях, решила организовать посещение больной на дому. Выбор пал на нашу троицу.
Трудно сказать, чем руководствовалась наша классная дама в выборе посетителей для Иры. Возможно, села она, подперев щеку рукой, и задумалась: «А вот если бы я, не дай бог, заболела, кого бы я хотела увидеть у себя дома? Физичку с химичкой? Нет. Биологичку? Сразу нет, лучше помереть. Военрук? Вот, это уже лучше. Военрук, трудовик и физрук? Да, это самое то!» Помечтав еще немного, классная руководительница стала выбирать персоналии для посещения Иры. «Витя, Дима и Андрюша? Это перебор. Взыграют у девочки гормоны и феромоны всякие, и нежный организм может не выдержать. Пусть лучше потом эти мальчики меня навещают. Тогда Боря, Марик и Алёша? Вот, это нормальный, бюджетный вариант».
Свой приговор классная руководительница огласила на большой перемене. Казнь была назначена на следующий день.
Узнав о том, что я иду навещать девочку, моя мама как-то нехорошо оживилась. Мне был прочитан ускоренный курс лекций о том, как ведут себя хорошие мальчики в гостях вообще и за столом в частности. За ужином я попробовал держать вилку в левой руке, и сильно загрустил.
На следующий день после уроков мы собрались возле школы. Судя по отглаженным костюмам Бори и Лёши, а также по озадаченному выражению их лиц, они тоже получили информацию о Правилах Поведения для Хороших Мальчиков. Оставалась слабая надежда на то, что родители у Иры люди разумные и в дом нас не пустят.
В общем, нашей троице был выдан адрес Иры (жила она где-то за кафе «Лотос»), и мы, вооружившись несколькими яблоками в подарок, пошли навещать девочку, внешний вид которой помнили весьма смутно. Ирина мама была, к сожалению, предупреждена о нашем визите заранее, потому что в дом нас всё же пустили. Принаряженная Ира пряталась за маминой спиной, не понимая сакральной сущности нашего визита. «Ну как ты, Ира?» - спросили мы куда-то в район живота Ириной мамы. Ира безмолвствовала. После долгой паузы мама ответила – «Хорошо!». «Ну ладно, тогда мы пошли домой» - радостно прошептали мы и двинулись к двери. Но Ирина мама, гораздо лучше нас знавшая правила действа под названием «Представители трудового коллектива посещают больного товарища», не дала нам уйти. Нам велели снять пальто и пройти к столу, где стояла вазочка с печеньем. «А сейчас мы будем пить кофе с лимоном!» гордо сказала Ирина мама, и перед нами поставили кофейные чашечки, в каждой из которых сверху плавал золотистый кружок лимона. Накрыв на стол, хозяйка квартиры тактично удалилась на кухню, оставив «детей общаться». В конце концов, мы ей были совершенно незнакомы, и наша судьба ее не волновала, но хоть дочку-то могла она пожалеть!
Возникла долгая пауза. Ира привычно смотрела в столешницу и молчала. Мы вести светские беседы тоже не умели (более того, я полагаю, что те светские беседы, которым мы обучены в настоящее время, называются по-другому – сплетни). Кроме того, мы встали перед неразрешимой проблемой. Лимон занимал всю поверхность маленькой кофейной чашки, и пить кофе, не сопроводив это действо громкими сосущими звуками (несколько напоминавшими неумелый подростковый поцелуй), не удавалось. Компрометировать Иру мы не могли – значит, надо было что-то делать с лимоном. Ждать помощи от Иры не приходилось. Вариантов было несколько: 1. Выловить лимон ложкой и положить на стол (блюдце было занято чашкой). 2. Выловить лимон и съесть, стараясь не морщиться. 3. Утопить лимон ложечкой и пить кофе, придерживая ложку ухом. Все пришедшие нам в голову способы нашими мамами среди правил хорошего тона не упоминались и представлялись одинаково неприемлемыми. Мы с Борей уставились на начитанного Лёшу, но оказалось, что книги по этикету ему не попадались, или же там была коварно вырвана страница про кофе с лимоном. Поэтому мы просто позорно сбежали, пожелав Ире скорейшего выздоровления. Поле боя осталось за лимоном.
Вот уж не знаю, наше ли посещение помогло, или что еще, но вскоре Ира вышла на занятия. В нашу сторону, впрочем, она ни разу не посмотрела.
Январь 2017 .