И этот новый день стал тих, влажен и пасмурен.
Казалось, протяни руку в окно, и она покроется тяжелой неутренней росой, в которой нет ни солнца, ни будущего.
Я взяла томик Ахматовой не из любимых, просто сверху лежал, словно ждал и пасмурного дня, и сумеречной этой минуты, когда надо почитать.
Всё равно, что.
Лишь бы не пускать мысли, которые утянут в омут, а чтобы из него вынырнуть, сейчас нет сил.
Нет сил.
Оказалось – "Седьмая книга"…
Я не любила этот томик из-за полиграфической неряшливости, дурного клея, который не держал страниц, и они временами рассыпались, всегда внезапно и всегда обидно, обрывая то, во что ты уже ушёл...
Но этот рассыпчатый томик был на двух языках – русском и польском.
Другого такого у нас не было.
… Этой ивы листы в 19-м веке увяли,
Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ…
И – напротив:
Listeczki wierzby tej w dzewi;tnastym stuleciu zmarnialy,
Ale w linijece wiersza stocro; ja;nej srebrzy;cie l;ni;…
Или:
…И мы проходили сквозь город чужой,
Сквозь дымную песнь и полуночный зной, –
Одни под созвездием Змея.
Взглянуть друг на друга не смея.
То мог быть Стамбул или даже Багдад
Но увы! Не Варшава и не Ленинград.
И горькое это несходство
Душило, как воздух сиротства.
***
Седьмая книга. 7 августа. День земного рождения Антонио… Иногда мне чудится в случайном совпадении чисел вложенная кем-то неведомым тайна.
И она вдруг раскрывается на твоей ладони, словно нечаянно выпавший из старой книги и оставленный кем-то сто лет назад листик засушенного цветка, чтобы ты посмотрел на него и о чём-то вспомнил.
Санкт-Петербург
2016