Рабочие будни в Стерлитамаке
Мои попытки в Главсоде и Министерстве перевестись из Стерлитамака окончились неудачей, и шестого ноября я был на содовом заводе. На сколько месяцев, лет, но пока что в Башкирии. Скромно отпраздновали Великий праздник, после которого я пошёл на приём к директору. После непродолжительного разговора меня направили работать старшим инженером отдела оборудования завода.
Потянулись однообразные рабочие будни. С каждым днём я всё больше входил в жизнь завода, знакомился с работниками, изучал всё то, что считал главным в настоящий момент. И теперь начало подкрепляться то первое впечатление, что возникло у меня по приезду из Германии, а именно: нет должного хозяина всем этим миллионным ценностям на базе оборудования, нет персонала, людей, которые бы болели сердцем за всё это оборудование, которое фактически пропадало. Временами я сомневался. Мне казалось, что я ещё недостаточно вник в существо вопроса, поверхностно и вскользь изучил положение. И, поэтому, я не спешил делать выводы. Время прояснит ситуацию.
В середине января 1948 года я окончательно понял, что всё не так, как должно быть. Руководяще-технический персонал базы особых поставок был очень слабый и бездеятельный. Начальник базы Ребезов – человек без специального образования, должность старшего инженера занимал Васильев, имеющий учительское образование и страдал туберкулёзом, должность инженера по комплектации занимал студент 3-его курса Коллонтай. Без сомнения, такой руководящий состав, не имеющий технического образования, дело запустил до крайности. Сложная работа по учёту, хранению, консервации, комплектации была им явно не по плечу. К удивлению, я выяснил, что до сих пор, несмотря на то, что уже прошёл ровно год с тех пор, как закончилась транспортировка оборудования из Бернбурга, на базе отсутствовал надлежащий учёт прибывшего оборудования. Нет учёта! Разве это не преступление! Отсутствие учёта это лазейки к расхищению ценного оборудования. Можно ли вообще вести, хотя бы малейшую работу по комплектации, когда не учтено оборудование? Имеющийся обрывочный первичный учёт, при просмотре, оказался дефектным.
В начале 1948 года, в связи с началом строительства содового комбината, во весь рост встал вопрос о заказе недостающего оборудования, об установлении реального соотношения количества оборудования, идущего в монтаж за счёт особых поставок, и оборудования, которое необходимо заказать вновь. Перед нашим отделом этот вопрос встал наиболее остро. И когда мы приступили к составлению заявок на изготовление недостающего оборудования на основе данных учёта, то стало ясно, что на этих липовых данных невозможно составить ни одной серьёзной заявки. Всё дело упёрлось в учёт.
Мне казалось странным, ну неужели об этом не знает директор завода тов. Лундин? Ведь дальше терпеть это нельзя! В середине января по всем этим вопросам мы, с Петром Михайловичем Коповым решились войти к директору с пространной, насыщенной фактическими материалами, докладной запиской. Через неделю нам сообщили, что по этим вопросам Лундин созывает совещание. Мы были рады – наконец-то, всё будет решено, как нужно.
Однако, надежды наши оказались напрасными. На совещании директор смотрел на нас, как на врагов, а руководство Базы оборудования при поддержке директора и гл. инженера не хотело и слышать о постановке учёта и контроля оборудования, хранящегося на складе. Начались разговоры о комплектации, но какая может быть комплектация, когда на базе работает один-два трактора, а комплектовать надо 73 тысячи тонн оборудования!
В заключительном слове директор категорически дал нам понять, что мы выступили с больными вопросами, но лечить их, по непонятной для нас причине, никто не хотел. И вот мы с Петром Михайловичем, желая добра для государственного дела, получили лишь неприязнь со стороны дирекции и начальника. базы особых поставок Ребезова. Последний же принял наши старания за личные на него нападки и начал после этого подсиживать нас на мелочах – не давал дров для отопления квартир и пр.
Тем не менее, мы решили продолжать наступление. Как раз, в это время вернулся из Москвы главный механик завода тов. Чумаченко, который отличался трезвым взглядом на вещи, был знатоком производства соды. Пётр Михайлович обратился по этому вопросу к нему и получил полную поддержку. Однако, мы знали, что главный механик всегда был против директора и, конечно, старался использовать любое и любых против него, и сделали соответствующий вывод по дальнейшей линии работы. Мы вошли директору с новой докладной, где выразили наше несогласие с решением совещания по нашей первой докладной. После этой докладной директор не на шутку вскипел, вызвал к себе Петра Михайловича и сильно пробрал. При этом заявил, что это стиль работы Линника.
В разгар этих событий, приехал из Германии главный технолог демонтажных работ содового комбината «Сольвэ» инженер Павел Трофимович Остапенко. Как только я узнал о его прибытии на завод, настроение моё поднялось. Я понимал, что приехал человек, которому придётся на свои плечи взвалить строительстве Стерлитамакского содового комбината, человек, который более других будет заинтересован во всём том, что было с таким трудом было доставлено из Бернбурга и находилось в удручающем состоянии на базе оборудования.
Я предполагал, что Павел Трофимович после посещения директора и главного инженера в первую очередь должен зайти в наш отдел и не ошибся. После обеда инженер Остапенко зашёл в отдел. Я доложил ему реальное положение вещей на Базе оборудования, ознакомил его с содержанием двух наших докладных. На следующий день он осмотрел все площадки хранения оборудования. Трудно сказать, какой осадок остался в душе Павла Трофимовича после этого осмотра, но его фраза: «Наломали хлопцы дров» говорила о многом. По результатам осмотра решили добиваться от руководства проведения инвентаризации оборудования, хранящегося на базе отдела комплектации.
Спустя два дня Павел Трофимович сообщил нам, что директор всё-таки согласился на то, что мы предлагали ещё в начале января 1948 года. Через неделю в отдел принесли инструкцию о проведении полного инвентаризационного учёта. Её разработал Остапенко. Теперь нужен был только приказ директора о начале и проведении инвентаризационной описи. Однако, прошла неделя, а приказ не выходил.
Остапенко уехал в Москву, в Гипрохим и Министерство с замечаниями инженеров содового завода к техническому проекту Гипрохима. После этой командировки, он до 15 апреля уезжал в отпуск. Разговоры о проведении учёта стихли.
* * *
Только в конце мая, наконец, вышел приказ директора о проведении инвентаризации всего оборудования и оформления должного учёт. Это было шагом вперёд, Лундин сдался. К тому же в эти дни пришёл циркуляр коллегии Министерства за подписью Министра, который обязывал провести инвентаризацию оборудования. Наш завод стоял в списке на последнем месте. Приказом была создана комиссия и выделена группа учётчиков в 15 человек. Хотя мы с энтузиазмом встретили этот приказ директора, но видно было о его несерьёзности – 105 эшелонов оборудования общим весом в 73 тысячи тонн, тысячи наименований предлагалось учесть в течение пяти дней.
Перепись оборудования началась согласно инструкции. Первый день работы показал и раскрыл всю преступность некоторых ответственных лиц за хранение ценнейшего оборудования и его состояние. Перед нашими предстала масса изломанного, изуродованного, побитого оборудования. До 40-45% единиц оборудования утеряли маркировку. Комиссия дала указание учётчикам на оборудование, потерявшее маркировку, ставить маркировку «б-м» - без маркировки с порядковым номером. На каждой площадке набралось тысячи таких «б-м».
Прошли первые пять дней, однако, сделано было очень мало. Директору пришлось продлить кампанию ещё на одну неделю. Но, как и все мероприятия на заводе никогда не доводились до конца, так и это важнейшее мероприятие было фактически провалено. Учётчики продолжали свою работу, а комиссия уже прекратила своё существование на третий день работы. В результате 80% «б-м» остались неопознанными. Все материалы переписи были сданы на Базу О.П. для обработки. Обработка показала несостоятельность проведенного учёта, так как после разноски оказалось, что прибывших мест оказалось меньше, чем было отмечено в первичных журналах. Такое положение сложилось потому, что масса маркировок была потеряна. Попытка навести порядок в учёте снова провалилась.
До мая месяца строительство завода ограничивалось кабинетными разговорами, планами, сметами. С мая началось строительство кислородного и карбидного цехов, паровозного депо и монтаж котла «Физнер Гампер». Заявки на оборудование первых двух цехов нами были отосланы в Главсоду ещё в январе. Оттуда ничего не отвечали, хотя мы бомбили Главк письмами и телеграммами.
* * *
На этом записки Петра Линника заканчиваются. Тексты записаны Петром в толстую книгу, в картонном переплёте черного цвета с надписью на обложке «Wasserreinigung. Fabrik II». Листы прекрасной, но пожелтевшей от времени бумаги, разлинеены таблицами для заполнения технологических параметров. Текст написан на 131 странице фиолетовыми, красными чернилами, последние страницы выполнены простым карандашом. К сожалению, Пётр, поглощённый борьбой за порядок на производстве, не датировал свои записи. Судя по тексту, Пётр прекратил писать дневник летом 1948 года. Что-то другое, не менее важное, чем производственные дела, захватило его. Это другое началось ещё в ноябре 1947 года. Пётр женился на местной девушке Марии Садовской из той «ужасной» Сайгановки, о которой он упоминал. А 19 августа 1948 году у них родился сын Юрий, и житейские проблемы постепенно затмили всё остальное.