— Джей, говорят, что после Сирии Путин возьмётся за твои любимые народы банту… он освободит их, а также всех ипопо, чёрных носорогов, слонов, львов, и даже крокодилов, — изрекает Энди, когда мы сидим в самолёте Turkish airlines: рейс в Момбасу с пересадкой в Стамбуле.
В ответ я молчу. Лететь с помощью турок мне не нравится, но другие компании предлагают полёт с двумя пересадками, что ещё хуже. Прямой рейс из Москвы в Момбасу отсутствует.
— Так что, у тебя нет никаких мыслей по поводу освобождения Кремлём народов банту? — продолжает ёрничать Энди.
— Fuck off, — беззлобно говорю ему, вперив взгляд в иллюминатор, рядом с которым моё кресло.
За стеклом обретается туманная субстанция; сквозь неё просвечивают аэродромные огни Внуково. Четыре часа утра. Закрываю глаза, «вангую» – ну, пытаюсь представить ближайшее будущее этого airbus и того другого, в который мы пересядем в Стамбуле. Чувствую: эти странные металлические птицы внушают Дженни священный ужас. Знаю, что и Энди опасается эдаких летающих монстров.
— Милый, если благополучно доберёмся до аэропорта Moi International в Момбасе, то я расцелую тебя у всех на виду. А потом… потом, honey, когда заселимся в отель, буду долго-долго тебя еб***. Yes dear, I remembered to pack the strap-on!
— Джей, ты – классический большевик, — говорит он. — Большевик – это тот, кто хочет больше, нежели возможно.
— Да, милый. И ты знаешь, что в BDSM мне больше всего нравится вторая буква – двойное D: discipline and domination.
Прилетев в Стамбул, мы сидим в одном из ресторанов аэропорта Ататюрк. Вокруг нас десятки всевозможных кактусов, которыми разукрашено заведение. До вылета в Момбасу несколько часов. Энди выглядит сонным и уставшим. Делаю глоток Turkish coffee с кардамоном.
— Милый, как ты считаешь… — говорю, чтобы расшевелить Энди, — в Москве будет революция? Сто тридцать лет назад царь Александр из династии Романовых казнил брата Ленина. Следующий царь Николашка посадил Ленина в тюрьму, а потом сослал в Сибирь. Ленин, не будь дурак, сделал революцию; после чего перебил всех Романовых, ну или почти всех, — Энди слушает меня с неподдельным изумлением. Ну, а я продолжаю:
— Путин отправил в колонию брата Навального, а на самого Навального натравил судей. Нынче будет аналогично? ну, с учётом всеобщего смягчения нравов.
Какое-то время Энди молчит – видимо, переваривает мой дайджест русской истории. Потом сбрасывает сонливость, чего я и добивалась, и начинает оживлённо убеждать меня в несовершенстве мира.
— Джей, ты живёшь в мире, которым управляют старики. Один из них – чокнутый американский расист с мёртвой белкой на голове; другой – бывший советский шпион, облысевший и лживый, который мнит себя альфа-самцом. Есть ещё несколько сумасбродных стариков и старух. Вон турецкий старец Эрдоган, — показывает Энди на плазменный экран, висящий на стене рядом с нами; электронное чудище довольно долго держит картинку с этим замечательным господином. — Почему бы выжившим из ума старикам не оставить человечество в покое?! Вместо того чтобы чинно отправиться в мир иной, они здесь портят жизнь молодым.
— Something wicked this way comes, — бормочу я крылатую фразу.
— Верно, достаточно вспомнить российские реалии: война на Кавказе; война в Сирии; бомбардировки по площадям, что запрещено Женевской конвенцией; смерть тысяч людей, пытки… А ещё были московские взрывы, Норд-Ост, Беслан, политические убийства, аннексия Крыма и бойня в Донбассе. Поэтому какой Навальный, какие выборы?! Наверняка у Путина сохранились остатки знаний, которые в Ленинградском университете ему вдалбливали Собчак со товарищи. Путин знает, что преступления против человечности не имеют срока давности. Значит… он не может уйти на пенсию; он собрался править до последней минуты жизни.
— May be, Russians build a pyre and then they’ll burn themselves up… like a silly damn bird called a Phoenix.
— May be, yes! — отвечает Энди, — только теперешний застой совсем не похож на классический брежневский, путинский застой убивает.
— Хочешь сказать… то, что мы исчезаем из Москвы, из России – это классический лайфхак? — спрашиваю мужа уже серьёзно.
— Прежде чем будущее приходит, от него всегда появляется тень. Тень уже видна; так что, бэйби, не задавай риторических вопросов…
Сосредоточенно допиваю свой кофе с кардамоном. Стараясь забыть безумных стариков-политиков, перехожу к мечтам о Момбасе.
— Энди, в Момбасе каждый может прийти в Haller park и увидеть своего первого бегемота. Ну, если не видел ипопо раньше.
— И можно заснять его видеокамерой с близкого расстояния?
— Милый, фотография крадёт душу ипопо, также как и у слонов, львов, носорогов… А уж тем более видеосъёмка. Так что поосторожней с камерой, — говорю ему, — а то не ровен час, звери отберут её у тебя. Ведь, наверняка, ипопо пекутся о своей душе. К тому же может оказаться, что это не зверь, а джин. Джины способны принимать любой облик: и мужчины, и женщины, и животного. О джинах говорится в Коране, а это неопровержимое свидетельство, — заявляю я с серьёзной мордочкой.
— Джей, ты – разновидность обезьяны, причём не самой умной. Попробуй не выпускать на волю свои кошмары.
— Молодой человек, что вы из себя мните?
— Просто я умею всё, почти всё, — говорит он. — В этом мире есть лишь три вещи, что above me: я не в силах петь, играть на музыкальных инструментах, поскольку у меня нет слуха, и заниматься однополой любовью. Даже с обезьяной могу – ты ведь убедилась на собственной шкуре – а с мужиками не могу. И ещё мне не нравится пеггинг.
Почему-то начинаю нервничать, а тогда Дженни инстинктивно переходит на английский:
— I find that fifty strokes of my whip every night will tame you. You must remember: if your wife says to stay in the corner, you stay in the corner. If I say pegging, we do it. In Mombasa you will love pegging. Ready to be my little bitch!
— Darling, you are crazy, — говорит он. — Я, конечно, понимаю: a man must have a little of craziness to survive. Но так это касается только человека, — ухмыляется он. — Тебе, Джей, следует заучить книгу Нового Завета. Там сказано: Жёны, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава церкви, и Он же Спаситель тела.
«Ладно, в Момбасе увидим: кто – человек, кто – silly sissy slave, и кто кому повинуется», — мысленно хихикаю я. Ему же говорю когда-то давно прочитанную фразу: «Ключ должен быть в замке, цветок в вазе, мужчина – в женщине».
Настало время, и мы пошли на посадку. Самолёт в Момбасу ждал у дальнего терминала. Когда вошли в салон аэробуса и уселись в кресла, через иллюминатор я видела кусок залитого солнцем лётного поля. Яркое южное солнце лупило пулемётными очередями, которые изредка прерывались редкими куцыми облаками. Солнце проверяло наши намерения или предупреждало о будущем? А вдруг это последнее, что я вижу в своей жизни? — невольно подумалось мне.
Где-то рядом, в километре, плескалось Мраморное море. Оно-то будет всегда, в отличие от нас, покидавших Европу.
We were moving from Russian unreality. That was unreal, but it was the truth. Time bobbled us along and the sun burned Time.
Copyright © 2017 by Andrei E.Gusev