В горном краю всё пошло по тому же заведённому стандарту. И вдруг…
На очередных гастролях заболел заместитель директора по эксплуатации. Руководство бросило клич:
— Товарищи! Если каждый член коллектива продаст десяток билетов хотя бы на один спектакль – театр будет спасён. Не продаст – на следующий год, вместо приличных гастролей по городам страны, поедем на село и будем начинать спектакли после вечерней дойки коров, а заканчивать под аккомпанемент первых петухов.
Откликнулись вяло. Гастроли – это, конечно же, работа, план в первую очередь. Но и отдушина, отдохновение от опостылевших дел, жён, мужей. Посиделки за преферансом полночь за полночь. А торговать, знаете ли, уметь надо.
Тим сумел. С утра брал внушительные пачки билетов, а к вечеру возвращал кассиру не менее внушительные пачки денег. Не без его активного участия театр впервые за много лет не только выполнил, но и перевыполнил план. Степанов прилично заработал на процентах. Директор получил поощрение по партийной линии. На горизонте театра замаячили престижные столичные гастроли. Тима вызвали в министерство культуры. Он удивился. К чему бы это? Ему предложили официально вступить в должность заместителя по эксплуатации. Прежнего руководителя перевели на менее хлопотное место. Чему последний был несказанно рад.
В восьмидесятые годы человеку, занимавшемуся заполнением зала в провинциальном театре хотя бы один сезон, можно было без вопросов давать звание «Героя Социалистического Труда». Ещё приплачивать молоком за вредность. Спасали-то театры в основном профсоюзы, у которых была особая статья в бюджете для духовного роста населения страны. Трудящихся вынуждали отдавать культурно-массовому досугу своё свободное время. Обязательное посещение театров, музеев, филармоний было, можно сказать, даровым. Но начальство требовало от руководителей организаций культуры хотя бы пятьдесят процентов билетов продавать за наличные. Какой же смысл бесконечно перекладывать безналичные бумажки из одного кармана в другой? Зарплату надо чем-то платить?
Тим согласился. И впоследствии никогда об этом не пожалел. Правда, ни на что другое уже катастрофически не хватало времени. Выполнение плана по реализации билетов стало основным занятием. Заполнен театр народом на половину – именины сердца. Но если на сцене «Три сестры», а в зале дядя Ваня и парочка приблудившихся зрителей – разборки на всех уровнях обеспечены.
***
К концу сезона Степанов выдохся и решил вернуться на актёрскую стезю. Свой вклад для выплаты жалованья всем слоям общества он внёс с лихвой. Неожиданно, вместо приболевшего директора, Тима отправили на совещание по организации театральных гастролей в Астрахань. Был при советской власти замечательный обычай: в летние месяцы менять театры площадками. Коллектив из Керчи отправлять на месяц играть спектакли в Вологду. А вологодский театр в это же время радовал жителей Керчи. На том совещании Степанов встретил актёра, с которым много лет назад служил в одном театре. Правда, теперь он присутствовал на совещании уже в ранге директора. А когда за ужином в ресторане Тим посетовал ему на свою горькую судьбу коробейника, бывший артист не выразил ему ожидаемого сочувствия. Вместо этого буквально огорошил Степанова прелюбопытным монологом.
—Я сам прошёл через этот ад. Но эта должность послужила мне трамплином для поездки в Москву на курсы директоров. Прошёл годичную практику в одном из столичных театров в качестве стажёра - директора. У тебя-то театр республиканского разлива. Стало быть, можешь рассчитывать на двухгодичную эйфорию в Москве с полным сохранением заработной платы и номером в замечательной цирковой гостинице «Арена». Надо только потерпеть ещё сезон, выложиться, основательно зарекомендовать себя, а там пробить себе это самое повышение квалификации.
Тиму идея понравилась. Но ждать ещё один сезон? Нет! У него сложились неплохие отношения с заместителем министра культуры республики. В своё время Тиму удалось всеми правдами и неправдами убедить дирекцию взять пьесу, написанную высокопоставленным автором, в репертуар. Мало ли, как жизнь сложится. Взяли со скрипом, под его личную ответственность. Но предупредили – этот человек пустых залов на просмотре своего шедевра не потерпит. И если Степанов подставит коллектив, то ему выпишут такой «волчий билет», что ни один театр страны близко такую персону к себе не подпустит.
Чем чёрт не шутит, пока бог спит. В этих краях практически всё местное население близкие или дальние родственники друг другу. Впрочем, не стоит долго распространяться на эту тему. Это уже блестяще сделал Фазиль Искандер в одном из своих рассказов.
Премьеру отыграли. И Тим стал предлагать билеты родне уважаемого человека, землякам, многочисленным чиновникам, служащим под его началом. И покупали. Не могли же отказать Степанову в таком пустяке. Билеты стоили сущие копейки. Зато при случае благодарные зрители всегда могли выразить свой родственный и верноподданнический восторг от просмотра этого замечательного произведения. Авось, дойдёт до высокопоставленных ушей. И что-нибудь да обломится.
С помощью благодарной властной руки Тим попал в список кандидатов, которых в этом году отправляли на учёбу в Москву. Но беда приходит с той стороны, откуда её меньше всего ждешь. Столица ответила, что на стажировку от республики может поехать только человек коренной национальности. Если бы Степанова посылала, скажем, Тульская область, шанс попасть в список счастливчиков имел бы место.
А так…
Но жена посчитала, что ещё не всё потеряно.
— Послушай меня. После наших летних гастролей надо ехать в Москву, идти в министерство культуры и любыми путями пробивать самому эту стажировку. Волка ноги кормят.
— Жалкий шанс. Несбыточная затея. Не лучше ли поехать на море и завить горе верёвочкой.
— Море и верёвочка подождут. Пусть это будет один шанс из тысячи. Уверена, ты его используешь. Иначе будешь проклинать себя за малодушие всю оставшуюся жизнь.
Они поехали в столицу.
***
Сразу с вокзала Степанов отправился в министерство культуры. Предъявил театральное удостоверение, ему назвали кабинет, в котором находился чиновник, курирующий стажировку. Когда Тим изложил ему суть дела, тот раздражённо процедил:
— Простите, как вас...
Степанов представился ещё раз.
— Неужели письмо с внятным отказом не довели до вашего сведения?
—Довели.
—Так чего же вы хотите? Может вы и способный на театральном поприще человек, но ради вас правила приёма на стажировку никто менять не будет.
— Я отдал служению на театре двадцать лет. Мне необходимо поменять вектор движения. Я полон сил и многое смогу, если сейчас мне не укажут на дверь. Вы же знаете ситуацию лучше меня. Не может быть, чтобы не было хоть крошечной зацепки. Я прорвусь. Помогите мне, пожалуйста?
Чиновник пожал плечами, задумался, чему-то усмехнулся, порылся в письменном столе и протянул Степанову листок бумаги.
— Попробуйте. Через два часа на этом «бегунке» должны появиться одиннадцать подписей, от которых будет зависеть ваша дальнейшая судьба. Если кого-то из подписантов не окажется на месте и его закорючки здесь не будет, можете сюда не возвращаться. Это всё, чем я могу вам помочь. Дерзай, стажёр, — неожиданно перешел на ты руководитель, — докажи, что провинция тоже не лыком шита.
Тим забился в самый дальний закуток огромного здания. «Думай, Степанов, думай! Это же банальный актёрский этюд на беспредметное действие. Тебе поставлена задача: убедить партнёра по площадке сделать то, чего он и в страшном сне осуществлять не хочет. Вот только как за жалких два часа заполучить одиннадцать подписей у чиновников министерства культуры Советского Союза, если в очереди к каждому из них можно простоять целый день, так и не попав на желанный приём? Кем надо прикинуться, чтобы просочиться сквозь эту живую «линию Маннергейма?» Милиционером? Отпадает. Там своих хватает. Курьером? Для них существует канцелярия. Врачом? Это теплее…попал же Шурик из «Кавказской пленницы» в дом товарища Саахова с помощью обыкновенного врачебного халата… где тут у них ближайшая аптека?»
Кавалерийской рысью он домчался до неё за десять минут. Там же приобрёл и без промедления облачился в желанный белый халат, нацепил шапочку и намертво вцепился в автомобильную аптечку. Айболит к турне по Африке готов. Экипировка – комар носа не подточит.
Утомлённые бесконечным ожиданием очередники успели задать налетевшему, как вихрь, Степанову только один вопрос:
— А приём сегодня не отменят?
— Сделаем всё, что в наших силах, — туманно пообещал Тим. — Главное, в ближайшие полчаса ни под каким видом пациента не беспокоить.
Придав соболезнующее выражение лицам, посетители скорбно понурили головы.
Заместитель министра, увидев белый халат, недовольно произнёс:
— Я вас не вызывал. Почему без доклада?
— Мои коллеги сейчас обходят все кабинеты. Приказ министра здравоохранения. Профилактическое мероприятие. Небольшой укольчик и стресс, усталость, раздражительность, утомляемость мгновенно испарятся. Зато хорошее настроение, бодрость духа, лёгкость в движениях будут обеспечены вашему изнурённому подвижнической службой во благо страны организму на длительный срок.
— Да... — удивился сановник, по мановению руки которого Георгия Александровича Товстоногова можно было послать руководить театром в Чухлому, а на его место посадить вчерашнего выпускника театрального института их Хабаровска. — Своевременный приказ.
Он шевельнул бровью, и сидящий в сторонке проситель исчез из кабинета.
— Приступайте.
Тим раскрыл аптечку, достал заветную бумажку и положил перед вершителем его судьбы на ближайшие два года.
— А это что такое? Под личную ответственность, что ли, профилактика производится? А министерская хата, как всегда, с краю.
Тим в двух словах проиграл перед ним всю свою биографию. Министерский рот растянулся в изумлении. Авантюрист-любитель понял, что его сейчас вынесет из кабинета вслед за предыдущим посетителем. Но вместо этого из сиятельного рта вырвался такой оглушительный хохот…
— Артист… — хлопая себя по ляжкам, утирая бегущие слёзы, грохотал заместитель министра…— придумал же такое… меня, служившего ещё в императорских театрах… на «фу-фу» провёл. Молодец… мастерство не пропьёшь. — Он хрюкнул ещё несколько раз и хватил себя по колену. — Не пропьёшь!
Потом взял Тима за руку, выставил в приёмную и, под перепуганным взглядом секретарши, потащил за собой.
— Это я тебя к самой вредной министерской крысе веду. Для неё даже моя подпись порой не указ. Нынешний министр, когда она в райкоме партии секретарствовала, у неё на побегушках был. До сих пор эту верную соратницу чуть ли не самого Феликса Эдмундовича Дзержинского, как огня боится. Остальные подписанты, увидев моё добро, поставят автографы, как миленькие.
Однако возможная соратница бывшего председателя ВЧК оказалась не такой уж зловредной старушкой. Она даже умилилась, когда в своей книжечке, которую Тим на всякий случай прихватил с собой и с величайшим почтением преподнёс ей, он оставил весёлое посвящение её правнуку. А потом вызвала своего референта и приказала сопровождать Степанова в походе по нужным кабинетам, присовокупив при этом:
— Этих бездельников легче в курилке взять, нежели на рабочем месте. Поможешь юноше.
Так и случилось. Последнюю подпись Степанов заполучил в министерской столовой.
Этим же вечером они с женой мчались в спальном вагоне на черноморское побережье. А ещё через две недели, позвонив по телефону-автомату, стоящему прямо на пляже, он узнал, что зачислен стажёром - директором в престижнейший московский театр. В жизни Степанова наступал период, который среди стажёров в шутку назывался: «Спасибо партии родной за двухгодичный выходной!»
***
В московской эпопее Степанова выходным места не нашлось. Не за этим он сюда приехал. Руководитель практики не мог понять, чего приезжему провинциалу неймётся? Получай два года приличную зарплату, ни за что не отвечая. Ходи по театрам, музеям, ухаживай за отзывчивыми москвичками, погуливай в популярнейшем ресторане Всероссийского театрального общества, как это делали десятки стажёров до него. Чудак. Когда ещё такой шанс выпадет.
А этот каждый день является в театр, как на работу, изводит вопросами заведующих цехами, пытается вникнуть в любой производственный процесс.
Что бы отвязаться от въедливого практиканта, директор решил предложить ему заняться исполнением обязанностей младшего администратора. Пусть на пупе повертится. В театре уже имеются два главных администратора, которые очень не любят, когда в дела их епархии суёт нос «человек со стороны». Они ему мозги быстренько вправят. Загоняют по всяким пустяковым вопросам. Глядишь, пыл и поубавится.
Мальчики из семей известных московских деятелей культуры не испытали восторга при появлении Степанова. Стажёры со второго этажа, где располагалось начальство, в полуподвальное помещение раньше к ним не забредали. Не для надзора ли за ними шеф прислал сюда заезжего молодца? Но их подозрения развеялись моментально. Тима не надо было подгонять. Он хватался за любую работу. Это ушлых москвичей устраивало. Появилась шея, за хомутом дело не станет. Ретивый стажёр на службе появляется раньше всех, уходит последним. Замечательно. У них появилось свободное время, которое они не преминули использовать себе во благо на всю катушку.
И незаметно бразды административного правления в полуподвале перешли в практикантские руки. За контрамарками на спектакли для нужных людей (продавцов, парикмахеров, билетных кассирш, сотрудников ГАИ) артисты шли теперь к Степанову. Поскольку он в любое время был на месте. Тим стал решать: кого усадить в партер, кого в директорскую ложу, а кого на балкон сплавить. Его расположения стали искать. Он дежурил почти на всех вечерних спектаклях, заказывал такси после представления для ведущих актёров и актрис, сопровождал их «под белы ручки», порой, не только до дверей. Иногда засиживался с ними чуть ли не до утра, рассказывая весёлые байки о краях, где сам служил на театре. А география его деятельности была обширна: Камчатка, Сахалин, Приморье, Сибирь, практически вся Средняя Азия. Наладил прямые контакты с администраторами московских театров. Теперь Степанов лично принимал их гостей у себя, а они устраивали места в ложи тем, кто приходил от него.
Он сделался незаменимым человеком. Именно ему частенько звонил директор после начала вечернего спектакля и на полном «серьёзе» просил разрешения удалиться по срочным делам, оставляя театр, как он считал в надёжных руках. При этом неизменно диктовал номер телефона, по которому его можно будет найти при возникновении любой проблемы. Проблемы возникали, но Тим решал их самостоятельно. Толковый администратор, по сути, хозяин на театре. Он должен оперативно решать любые вопросы. Если, конечно, знает свою работу. А Степанов очень хотел разобраться в тонкостях этой профессии и упорно учился этому.
По окончании театрального сезона он надеялся поехать на гастроли по Западной Сибири. Повидать друзей юности. Похвастать нынешним положением. Но…
***
Директор неожиданно отказал Тиму в долгожданной поездке.
— Знаю, как тебе хочется поехать с коллективом. Всем раструбил, небось, в Западносибирске, что на гастроли прибывает столь важная персона: стажёр - директор московского театра?
Степанов пожал плечами, мол, чего спрашивать? Ясный перец, хотелось пройтись по набережной Иртыша, поскольку «грудь его в медалях, ленты в якорях», поговорить с друзьями…
— Перейдём к делу, — продолжил директор. — В театре намечается плановый ремонт.
— В этом деле я мало что понимаю… — удивление Степанова было неподдельным.
— Тем не менее, оставляю тебя на хозяйстве. У меня имеется на это свой резон. Не будь я уверен в том, что ты справишься с этим, прямо скажем, муторным делом, как до сих пор справлялся с любым поручением, подобного разговора не было бы. И учти. С завтрашнего дня ты не просто стажёр, а полноправный руководитель. В твоём подчинении окажутся все службы театра. Приказ о назначении подписан. Распишись здесь, получи второй экземпляр. Забыл… — он протянул Тиму листочек с телефоном. — Прямой номер второго секретаря московского районного комитета партии. Его жена служит у нас актрисой. Воспользоваться им можно будет только один раз. Когда ситуация и впрямь станет неуправляемой. Ремонтный сезон в Москве – «дело тонкое…»
Тим не стал возражать. Понимал, как впоследствии сможет пригодиться бесценный опыт общения со строительными организациями Москвы. Возвращаться в края, откуда прибыл, он не собирался ни за какие коврижки. Был уверен, что рано или поздно найдётся московский театр, который распахнет перед ним свои двери. Правда, имелась одна закавыка: без московской прописки о службе на театре нельзя было даже мечтать.
На следующий день, после отъезда труппы, сидя всё в том же полуподвале, он знакомился с прорабом, которого хозяйственные службы почтительно - фамильярно называли дядей Борей. Дядя так дядя. Бог даст, Степанов разберётся, что представляет собой новоявленный «родственник». Судя по насмешливому взгляду и снисходительному тону, за «мясо» дядя Боря Тима не держал. Поэтому был несколько удивлён, когда после короткого разговора собрался откланяться, но Степанов, не моргнув глазом, попросил его более подробно рассказать о проблемах предстоящего ремонта. Прораб снисходительно глянул на него и дружески посоветовал:
— Деточка. Надо больше времени проводить на свежем воздухе. Лето. Москва в цветочках. Девушки в коротких юбочках. Наслаждайтесь себе райским житьём. Чего вы лезете к занятому человеку с вопросами, в которых ни черта не смыслите. Через десять дней будете подписывать нужные документы, увидите уже решёнными проблемы собственными глазами. Всё в руках божьих.
«И в моих руках тоже…» – подумал Степанов, но вслух произносить этого не стал.
А через десять дней он отказался подписывать бумаги, на которых уже красовался росчерк главного бухгалтера. На ожидаемый вопрос дяди Бори:
— Деточка, вы в своём уме?..
Новоявленный руководитель провёл его по объектам «трудовой славы» бригады. Ни одна из начатых работ не была закончена. Тиму показалось, что подобная экскурсия дала исчерпывающий ответ на заданный вопрос. Прораб так не считал и в качестве тяжёлой артиллерии подключил бухгалтерию. Та с ходу стала бить по своим. Но и это не произвело на Тимофея Николаевича никакого впечатления. Он посоветовал счетоводу позвонить директору в Западносибирск. На это главный бухгалтер промямлил, что оставляет решение по данному вопросу за Степановым. Дядя Боря сообразил, что помощи ждать не от кого, и стал давить на жалость.
—Деточка, рабочие трудились до изнеможения целых десять дней…
— Вот этого как раз я не заметил, — улыбнулся «деточка».
Прораб скрипнул зубами. Как выяснилось позже, у него был не один такой объект. Он попросту не считал нужным баловать театр частыми посещениями. От привычной вольницы бригада резалась в «козла», попутно объясняя вшивому интеллигенту, что с раствором в стране напряжёнка, цемент в дефиците, работа не волк. Придёт дядя Боря, они засучат рукава и перевыполнят план на сто и одну сотую процента.
— Что ж, деточка, придётся принять меры. Через полчаса я буду в комитете по культуре. Надеюсь, вам известно, что на его балансе находятся все строительные объекты искусства. Не позже завтрашнего дня в общем вагоне, за свой счёт вы будете трястись в ту сторону, откуда, по недоразумению прибыли в славный город – герой Москва. А те бабки, которые вы получали в качестве зарплаты за откровенное вредительство, вычтут и отдадут моим невинно пострадавшим пролетариям. Только смотрите, как бы с вами не приключилось беды, когда пешочком будете плестись на вокзал. До него ж можно не добраться. В Москве есть обветшавшие здания, с которых может сорваться кирпич и нечаянно пробить голову такому дуролому, как вы.
Невнимательно «дядя» смотрел сериал «Семнадцать мгновений весны». Не стоило ему этой фразой заканчивать монолог, перед тем как хлопнуть дверью. Это и решило его судьбу.
Степанов достал заветный номер.
На следующий день в театре появился, вернее, появилась новый прораб. Валентина Игнатьевна. Они с Тимофеем Николаевичем сработались. Ремонт был завершён в срок. Ни один кирпич за это время не сорвался со своего насиженного места.
А когда Степанов встретил в аэропорту вернувшуюся труппу, директор первым делом отобрал у него клочок бумаги с заветным номером. Вдвоём они сразу поехали в театр. После осмотра всего, что наработали в его отсутствие, руководитель практики завёл Тима в кабинет и произнёс:
— Вижу, за этот год, сынок, ты многому научился. Отныне со спокойной душой тебе можно поручать любое дело.
Потом достал бокалы, щедро плеснул туда коньяку и с горечью посетовал:
— Был бы рад зачислить тебя хоть сегодня на одну вакантную должность столь необходимую театру. Однако имеется неразрешимая проблема. Артиста прописал бы в общежитии безо всяких разговоров. А, чтобы стать чиновником в таком режимном городе, как Москва, нужно иметь прописку. А здесь я бессилен.
(Продолжение следует)