«Обликас моралес» власть имущих в царской России.
Часть первая. Великий князь Николай Константинович
В последние годы наши киноэкраны переполнены картинами, показывающими глянцевую, «парадную» сторону жизни различных «благородных» и привилегированных классов царской России.
Все-то они, как на подбор, изыскано вежливы, образцово воспитаны, предупредительны к дамам и заботливы к нижним чинам.
В перерывах между «хрустом французской булкой» и исполнением какого-нибудь трогательного романса, они успевают, мимоходом, то подвиг совершить, то что-то «куртуазно- маньеристское» исполнить, не забывая при этом воскликнуть «честь имею» по любому поводу и без оного.
Многие россияне, «изучающие» историю нашей страны по этим сериалам и кинофильмам, полагают, что так все оно в реальности и было и искренне удивляются, отчего же это, жившие в то время их «деды и отцы», в огромной массе своей, горячо ненавидели этих самых «благородий», «сиятельств» и «высокопревосходительств».
Разумеется, настоящих, благородных и образцово воспитанных людей среди правящих слоев «России, которую мы потеряли» было великое множество.
Но, к сожалению, отнюдь не всегда именно они оказывались во главе правительства страны, русской армии, и не они определяли политику России, в конечном счете и приведшую империю к трем революциям, катастрофе и краху.
Давайте вспомним о РЕАЛЬНЫХ примерах поведения и жизни целой плеяды высокопоставленных представителей высшей аристократии российской империи конца XIX – начала ХХ века. И мы увидим, что истинного благородства, воспитанности и верности своему долгу очень многим из них катастрофически не хватало.
Порой обычный, малограмотный, питерский городовой оказывался намного честнее, порядочнее и благороднее богатых аристократов императорской фамилии и их «блистательного» окружения.
Конечно же, в качестве первоисточников информации будет использована не «ангажированная советская историческая литература», а воспоминания и рассказы современников, очевидцев тех событий, изданные в эмиграции, «вне зоны действия» советской цензуры.
После этого короткого предисловия мы и перейдем к разговору о поведении, нравах и обычаях некоторых высокопоставленных персон императорской России.
Пожалуй, имеет смысл начать рассказ с фигуры великого князя Николая Константиновича Романова.
Он был первым ребёнком в семье великого князя Константина Николаевича, младшего брата российского императора Александра II. Николай Константинович приходился внуком Николаю I, двоюродным братом императора Александра III.
Великий князь Николай Константинович стал одной из самых «оригинальных» и скандальных и фигур в императорской фамилии Романовых.
Вот что о нем рассказывала графиня М.Э. Кляйнмихель в своих воспоминаниях «Из потонувшего мира»:
«Он был старшим сыном великого князя Константина; я уже говорила о нем в моих мемуарах и знала его еще мальчиком. Как-то летом 1865 года в Павловске, когда я только впервые появилась при дворе, я проснулась утром от ужасного лая собак, сквозь который мне слышалось жалостное блеяние.
Я подбежала к окну и увидела следующее: несчастная маленькая овечка была привязана к одному из деревьев в парке, а великий князь Николай Константинович травил трех огромных бульдогов на несчастное животное.
Вся дрожа, побежала я к моей старшей подруге, графине Комаровской. Она была так же, как я, возмущена, бросилась к полковнику Мирковичу, воспитателю великого князя. Когда он появился на месте происшествия, бедная овечка лежала вся в крови, а великий князь казался очень доволен своим делом. В ответ на упреки своего воспитателя он только пожал плечами.
Великий князь Николай Константинович был тогда очень красивым юношей, с прекрасными манерами, он был хорошим музыкантом и обладал прекрасным голосом. Он хорошо учился. Родители его баловали, особенно его мать, чрезвычайно им гордившаяся».
Как видим, великий князь Николай Константинович уже с ранней юности «подавал большие надежды» и отличался необычными наклонностями.
В свои 24 года, уже будучи командиром эскадрона лейб-гвардии Конного полка, в.к. Николай Константинович проявил свой характер, открыто «закрутив роман» с американской танцовщицей Фанни Лир (настоящее имя — Харетт Блэкфорд), которая, к тому времени уже побывала замужем, имела малолетнюю дочь и репутацию «кокотки» в Петербурге.
В апреле 1874 года случился огромный скандал. Мать Николая Константиновича, великая княгиня Александра Иосифовна, обнаружила в Мраморном дворце пропажу трёх бриллиантов с оклада одной из икон, которой сам император Николай I благословил её брак.
Вот что рассказывает об этой истории графиня М.Э. Кляйнмихель:
«Я вышла замуж за графа Николая Клейнмихеля, бывшего полковником Преображенского гвардейского полка, и редко встречалась с великим князем Николаем Константиновичем…
После моего замужества моя сестра заняла мое положение при великой княгине и собиралась с нею ехать в Штутгарт на свадьбу великой княжны Веры, выходившей замуж за принца Вюртембергского.
Когда сестра пришла со мной проститься, она рассказала мне, что в Мраморном дворце похищены при помощи какого-то острого орудия три крупных бриллианта с иконы, подаренной императором Николаем I своей невестке. Придворные и слуги были чрезвычайно этим взволнованы. Никого и всех подозревали, полиция непрерывно пребывала во дворце. Была назначена большая награда за поимку преступника. Икона эта находилась в комнате великой княгини, куда имели доступ только врачи, придворные дамы и два главных камердинера.
Великая княгиня уехала в Штутгарт, после чего вскоре разыгралась драма. Во главе департамента полиции была тогда одна из выдающихся личностей России - граф Петр Шувалов, принимавший участие в Берлинском конгрессе. Это был приятный человек, чрезвычайно зоркий, притом очень благожелательный и справедливый. Я никогда не слыхала, чтобы он к кому-нибудь был несправедлив.
Но, вследствие разногласий на политической почве, между ним и великим князем Константином Николаевичем установились неблагожелательные отношения…
После кражи в Мраморном дворце Шувалов прибыл к великому князю. Как он мне лично передавал, его намерения были самые благожелательные.
Он хорошо знал, что ему придется разбить сердце отца, и душа его была исполнена сочувствия. Весьма бережно сообщил он великому князю, что полиция уверена в том, что бриллианты похищены Николаем Константиновичем. Он прибавил, что это обстоятельство должно во что бы то ни стало быть заглажено и что он нашел лицо, согласившееся за большую сумму денег взять на себя вину. Он умолял великого князя исполниться к нему доверия и содействовать ему для избежания скандала.
Великий князь не понял добрых намерений Шувалова и, обругав его, сказал: "Вы все это изобрели лишь для того, чтобы распространять клевету о моем сыне, ваша жажда мести хочет его обесчестить. Я позову Николая, и посмейте в его присутствии повторить ваши обвинения".
Шувалов стал тоже резок и повторил перед великим князем Николаем свои обвинения. Последний разыграл роль возмущенного, стал очень дерзким с графом Шуваловым, и тот покинул кабинет великого князя, чтобы никогда уже туда не возвращаться.
Почти в то же время арестовали капитана Ворпоховского, адъютанта и неразлучного спутника Николая Константиновича, человека распутного, развратившего великого князя.
После недолгих уверток он сообщил, что великий князь передал ему бриллианты с поручением отвезти их в тот же вечер в Париж».
Прервем рассказ графини Кляйнмихель для того, чтобы дополнить его некоторыми важными деталями.
Вскоре украденные бриллианты были найдены в одном из ломбардов Санкт-Петербурга.
Поиски привели к человеку, отнёсшему бриллианты в ломбард — адъютанту великого князя Е. П. Варнаховскому. (Графиня Кляйнмихель в своих мемуарах слегка ошиблась в написании его фамилии).
На допросе он категорически отрицал свою причастность к краже и говорил, что лишь отнёс в ломбард камни, переданные ему великим князем Николаем Константиновичем. (Скорее всего, так и было, так что кто там из них, с великим князем, кого и в чем именно «развратил» - большой вопрос).
Николай Константинович, присутствовавший на допросе, поклялся на Библии, что не виновен, чем усугубил свой грех. Отцу же он сказал, что готов, выручая своего товарища Варнаховского, взять вину на себя.
Император Александр II подключил к расследованию шефа корпуса жандармов графа П. А. Шувалова. Шувалов три часа допрашивал в Мраморном дворце арестованного Николая Константиновича в присутствии отца, который позднее в своём дневнике писал: «Никакого раскаяния, никакого сознания, кроме, когда уже отрицание невозможно, и то пришлось вытаскивать жилу за жилой. Ожесточение и ни одной слезы. Заклинали всем, что у него осталось святым, облегчить предстоящую ему участь чистосердечным раскаянием и сознанием! Ничего не помогло!»
В конечном итоге пришли к выводу, что бриллианты были похищены Николаем Константиновичем, а вырученные деньги должны были пойти на подарки любовнице князя — американской танцовщице Фанни Лир. На семейном совете — общем собрании членов монаршей семьи — после долгих дебатов (как варианты предлагались: отдать в солдаты, предать публичному суду и сослать на каторгу) было принято решение, наносившее минимальный вред престижу царской семьи. Решено было признать великого князя Николая душевнобольным, а затем он по указу императора навсегда высылался из столицы империи.
Фанни Лир была выдворена из России с запрещением когда-либо сюда возвращаться. С Великим князем она больше никогда не встречалась.
Графиня М.Э. Кляйнмихель сообщает такие подробности дальнейшего развития событий:
«Александру II было доложено об этом происшествии, так как далее скрывать его было невозможно. Была назначена комиссия под председательством графа Адлерберга, на которой было решено признать великого князя душевнобольным и одновременно - совершенно непоследовательно - лишить его воинских отличий и звания почетного шефа полка. Много врачей и офицеров было к нему приставлено для надзора за ним и, так как они были материально очень обеспечены, в их интересах было не желать никаких изменений в положении вещей.
Я имела случай прочитать несколько слов, написанных обвиняемым и оставленных им на письменном столе. Эта записка переходила из комиссии в комиссию, и в ней хотели видеть доказательство его умопомрачения.
Это было незаконченное прошение, начинавшееся следующими словами: "Безумен я, или я преступник? Если я преступник, судите и осудите меня, если я безумен, то лечите меня, но только дайте мне луч надежды на то, что я снова когда-нибудь увижу жизнь и свободу. То, что вы делаете, - жестоко и бесчеловечно".
Но над его челом собирались темные тучи. Неосторожные слова, произнесенные им, дошли до императора Александра II, который в них увидел доказательство наличия революционных идей. Было решено сослать его в Сибирь, и охрана его была усилена. Все чаще приходили жалобы и тревожные вести.
Говорят, будто во время одного разговора Николай Константинович сказал: "Я надену Андреевский орден, выйду к народу, и народ восстанет и меня защитит".
У него тотчас отняли Андреевский орден и сослали в Центральную Азию».
В результате этого невиданного скандала, уличенный в самом тривиальном воровстве великий князь Николай Константинович высылался из Петербурга «навечно» и был обязан жить под арестом в том месте, где ему будет указано.
Он был вывезён из Петербурга осенью 1874 года. До приезда в Ташкент летом 1881 года, то есть за неполных 7 лет, сменил, по меньшей мере, 10 мест жительства. Местами ссылки были: Владимирская губерния, Умань, местечко Тиврово близ Винницы.
В Оренбурге великий князь совершал экстраординарные поступки. Так, зимой 1878 года он обвенчался с дочерью городского полицмейстера Надеждой Александровной фон Дрейер. Венчание было тайным, но распространились слухи, и в Петербург был отправлен соответствующий доклад.
В итоге специальным указом Синода брак был расторгнут, а семейству Дрейер было приказано покинуть город.
Император дозволил узаконить морганатический брак, правда, при этом молодым было предписано отправляться в Туркестанский край, в Ташкент. Дворянке Надежде Дрейер было высочайше повелено именоваться впредь фамилиею «Искандер».
Графиня Кляйнмихель вспоминала:
«В 1881 году император Александр II скончался, и Александр III, всегда питавший антипатию к своему кузену, вступил на престол. Великая княгиня, супруга Константина, получила письмо от сына, к которому было приложено письмо к новому императору.
Письмо это гласило:
"Ваше императорское величество, разрешите мне, закованному в кандалы, коленопреклоненно помолиться праху обожаемого мною монарха и просить у него прощения за мое преступление. Затем я немедленно безропотно вернусь на место моего заточения. Умоляю ваше величество не отказать в этой милости несчастному Николаю".
Великая княгиня, часто звавшая меня к себе поболтать, со слезами на глазах показывала мне это письмо и ответ на него императора Александра III своему кузену:
"Ты недостоин поклониться праху моего отца, которого ты так глубоко огорчил. Не забывай того, что ты покрыл нас всех позором. Сколько я живу, ты не увидишь Петербурга».
Затем великая княгиня показала мне еще записку на французском языке, посланную ей Александром III:
"Милая тетя Санни, я знаю, что вы назовете меня жестоким, но вы не знаете, за кого вы хлопочете. Вы послужили причиной моего гнева на Николая. Целую вашу ручку. Вас любящий племянник Саша"…»
Разумеется, никаких «кандалов» на проворовавшемся великом князе и в помине не было, это он написал императору «для пущей жалости», не зная, что тот хорошо информирован о его реальном поведении и высказываниях в отношении своей семьи и всей царствующей фамилии.
Вот что пишет об этом графиня М.Э. Кляйнмихель:
« Непоколебимая строгость Александра III была вызвана сообщением ему из Ташкента (где великий князь Николай был интернирован), в котором говорилось - быть может, совершенно несправедливо, - будто Николай Константинович чрезвычайно грубо отзывался о своей матери.
Впоследствии я узнала, что он женился на дочери ташкентского полицмейстера, приняв имя полковника Волынского.
Никто не понимал, почему он избрал это имя, я же вспомнила времена нашей молодости и "Ледяной дом" Лажечникова.
Артемий Волынский, преследуемым Бироном государственный деятель, был любимым героем Николая.
Мое предположение впоследствии оправдалось.
С непоследовательностью, отличавшей все мероприятия, предпринимаемые по отношению к великому князю, император, не признав брака, тем не менее, разрешил это сожитие.
Значительно позднее узнала я в Париже от принца Альберта фон Альтенбурга, что император возмущен поведением Николая Константиновича, все ниже нравственно падающего: так, например, он хотел заставить свою жену назначить свидание А.П. с намерением, застав их вместе, потребовать у А.П. большую сумму денег за свое молчание.
Но жена его не пошла на такую низость, а, отыскав генерал-губернатора Розенгофа, сообщила ему обо всем и просила защиты от мужа.
После этого положение великого князя еще более ухудшилось. Когда вступил на престол Николай II, положение Николая Константиновича улучшилось, и он даже получил право распоряжаться своим имуществом. Как я уже сообщила, Николай Константинович был очень любим туземцами за то, что он устроил им водопровод.
Под именем Искандера вступил он во второй брак, от которого у него было несколько детей».
Как видим, ни о каком «благородстве» в поведении этого великого князя и представителя императорской фамилии и речи не было.
Далеко не каждый нищий сапожник мог бы додуматься предложить своей жене соблазнить богатого соседа, чтобы «застукав» того на «месте преступления», требовать с него денежную «компенсацию морального вреда».
А Николай Константинович, будучи далеко не бедным человеком (даже в ссылке он получал от казны громадное денежное содержание), принуждал к этой подлой «коммерции» свою жену.
Ну, да может быть, графиня Кляйемихель попросту наговаривает на «несчастного ссыльного» и «сгущает краски?!» А на деле он проявлял в ссылке чудеса благородства и бескорыстия?!
У нас есть возможность ознакомиться с воспоминаниями о жизни в.к. Николая Константиновича в Ташкенте, которые написал генерал М.В. Грулев, бывший в тот момент начальником штаба Туркестанского округа и хорошо изучивший «повадки» этого великого князя.
Вот, что рассказывает генерал М.В. Грулев:
«Нелишне сказать несколько слов о моих встречах с проживавшим в Ташкенте опальным великим князем Николаем Константиновичем.
Одно время я жил в очень близком соседстве (двор к двору) с дворцом великого князя; так что невольно бросались в глаза обрывки внутренней жизни этого царского неудачника. А затем, при составлении Туркестанского литературного сборника, в который вошли также и его писательские перлы, мне пришлось и лично встречаться и беседовать с ним несколько раз.
В этом человеке удивительно уживались одновременно противоположные качества душевные и умственные. В простой беседе он умел прямо обворожить собеседника, как утонченной любезностью, так и блеском ума. Но в то же время он иногда выкидывал такие «камуфлеты», которые прямо указывали, что у него в мозгах бывают какие-то вспышки и завирухи: вчера, в припадке хорошего настроения, он посылает даме из общества в подарок рояль; а сегодня, без всяких причин, посылает ватагу людей «отобрать рояль», и много тому подобного.
Во время генерал-губернаторства барона Вревского ему запрещалось жить в Ташкенте, потому что в разговорах с офицерами, преимущественно артиллерийскими, он щеголял иногда революционными мыслями. Он тогда поселился в Голодной степи, окружив себя опричниками из уральских казаков.
Живя в степи, великий князь опростился до последней степени, отдавшись благой в сущности работе оросить Голодную степь, ухватившись за закон Ислама — «кто оросит» бесплодную землю, тому она и принадлежит».
И тут тоже сказывались странности характера: тратя из своего бюджета на оросительные работы не менее 12 тысяч рублей в месяц, он в то же время не прочь был обсчитать рабочего хоть на гривенник.
Приехавшего однажды к нему по службе военного врача, который ему чем-то не угодил, он приказал своим опричникам зарыть живьем; и те уже приступили к делу: только случай помог доктору спастись от такого разбойного самодурства».
Что ж, видимо детские привычки, когда он, прямо в парке Павловского дворца, травил своими бульдогами овечку, оставили «добрый след» в сознании великого князя и он приказал своим казакам «зарыть живьем» чем-то не угодившего ему военного врача!!!
А ведь это был не какой-то безвестный солдат, или казак, а лицо благородного сословия, с которым так обращаться не полагалось.
С одной стороны, этому врачу еще повезло, что его все-таки не закопали в землю заживо, а с другой стороны, как в жизни, так и в шахматах действует правило: «угроза сильнее исполнения», а судя по той огласке, которую получило это дело, угроза великого князя произвела на военного доктора поистине неизгладимое впечатление.
Продолжим рассказ генерала М.В. Грулева о великом князе Николае Константиновиче:
«Когда генерал-губернатором был Духовской, он разрешил великому князю жить в его дворце в Ташкенте. Он тогда немного пришел в себя: стал появляться в военном собрании, искать знакомства с офицерами, преимущественно Генерального штаба, считая себя самого принадлежащим к этой корпорации, так как он проходил курсы военной академии.
Недолго, однако, он держался в рамках приличий.
Скоро опять впал в развратный и скандальный разгул всякого рода: будучи женатым, он на глазах жены обзаводится «бачем» (мальчиком).
Не довольствуясь этим, он соблазнил 16-летнюю гимназистку, с которой хотел непременно повенчаться в церкви, имея тут же, в живых, законную жену.
И это ему удалось бы – нашел для венчания и священника, и церковь – если бы не бдительность властей, которые накрыли всю эту великокняжескую операцию у дверей самой церкви, отняли невесту с ее предосудительной матерью и выслали их в Тифлис.
Все это произошло в то время, когда в Петербурге уже готовы были забыть все скандальное прошлое этого свихнувшегося Романова и даже разрешить ему на старость лет водвориться в столице.
И он знал об этом благоприятном повороте в его судьбе на закате его жизни.
И все-таки не удержался от нового скандала. После этой истории он потерял уважение в глазах всех и постепенно сошел на нет окончательно".
(Грулев М. В. "Записки генерала-еврея". М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007).
Вот такие дела: оказывается, кроме своих педерастических наклонностей, Николай Константинович публично демонстрировал и скандальную склонность к совращению несовершеннолетних и многоженству, что для той эпохи (и православной веры, в которой он был крещен) было просто вопиющим поведением.
Несмотря ни на что он таки «женился», а точнее – стал сожительствовать с 15-летней (!!!) дочерью ташкентского жителя, принадлежащего к казацкому сословию, Дарьей Часовитиновой.
От этого союза у него было трое детей. Дочь великого князя Николая Константиновича от этого «брака» Дарья (1896—1966) в советское время жила в Москве и даже некоторое время работала секретарём советской писательницы Мариэтты Шагинян, которая была большой почитательницей и биографом «вождя мирового пролетариата" (!) В.И. Ленина.
Современники отмечали, что великий князь Николай Константинович мог появиться «в обществе» одновременно (!!!) с двумя своими жёнами:
«На одной из театральных премьер великий князь, хоть и облысевший, но по-прежнему шикарный, в сюртучной паре, сшитой в Лондоне, и моноклем в глазу, появился в ложе под руку с двумя дамами. И не просто дамами, а женами. Одной, естественно, была Надежда, другой — пышноволосая блондинка Дарья Часовитинова.
Однажды великого князя, пользовавшегося у населения непререкаемым авторитетом во всех вопросах, позвали в казацкий курень…
На полу куреня, сидя среди разбросанных юбок, горько плакала 15-летняя невеста. Князь велел ей замолчать, посмотрел на нее долгим взглядом, потом дал денег отцу-казаку и в той же свадебной бричке, что даром стояла у дверей, поехал венчаться с Дашей.
Как это все выглядело в глазах публики и начальства, его не интересовало, а револьвер, который он всегда носил с собой, был убедительным аргументом в разговоре со священником.
...Казачка Дарья Часовитинова, нарожавшая князю детей и снабженная им первичным капиталом, оказалась на редкость оборотистой. Она сумела разбогатеть и позже, как говорят, вышла замуж «по-настоящему» уже в Петербурге».
(Николай Константинович Романов-Изгнанник из рода Романовых.
От «первой жены», Надежды Александровны Дрейер, у великого князя также было двое сыновей: Артемий и Александр. Эта жена и дети получили дворянство и княжеский титул (февраль 1917 года) с фамилией «Искандер». Титул не был оформлен официальным указом.
Сама Надежда Александровна под именем «княгини Искандер» неоднократно посещала Санкт-Петербург, стараясь наладить связи со своей романовской «роднёй» по мужу.
Едва ли она в этом преуспела, но их обоих детей взяли учиться в Санкт-Петербурге в привилегированный Пажеский корпус.
Её судьба после революции (и кончины своего эксцентричного мужа) мало изучена.
По одной из версий Надежда Александровна жила в страшной нищете, в сторожке при бывшем дворце Николая Константиновича, в окружении собак, выглядела настоящей нищенкой, ходила в рваной одежде, питалась подаянием и умерла в 1929 году от укуса бешеной собаки.
А вот известная швейцарская путешественница Элли Мэйларт в своей книге «Turkestan Solo» приводит фотографию Надежды Александровны фон Дрейер, которую Мэйларт сфотографировала на одном из базаров Ташкента в 1932 году. Сама Мэйларт в книге пишет: «Не было возможности взять интервью у жены Великого Князя. Её волнистые волосы были покрыты косынкой, старческое лицо было в пудре. Княгиня передвигалась от прилавка к прилавку с недовольным видом и инквизиторским взглядом.
Княгиня была одета в серый пиджак отменного качества и белое платье с подбором, она опиралась на зонт как на костыль, неся портфель под рукой».
Думаю, что рассказ Мэйларт вполне правдоподобен.
Будучи натурой эксцентричной, Николай Константинович был порой способен и на вполне благородные поступки. Получив от императора 300 тысяч рублей на постройку дворца, он пустил эти деньги на постройку в Ташкенте театра.
А роскошный дворец, построенный для его проживания, в самом центре Ташкента, и сейчас является одной из самых заметных достопримечательностей города, ныне это дом международных приёмов МИДа Узбекистана.
Интересно, что Википедия указывает и еще на один «брак» любвеобильного Николая Константиновича. В 1901 году он обвенчался (!) с Варварой Хмельницкой, которая была младше его аж на 35 лет. Брак этот также признан не был.
Никаких подробностей этого «брака» мне найти не удалось.
Сложно сказать, как Николаю Константиновичу удавалось «убеждать» тамошних священников, знавших что он женат, неоднократно (!) совершать новые обряды венчания над ним и его очередными пассиями.
Скорее всего, решающее значение тут имел вовсе не романтический «револьвер, который он всегда носил с собой», (не держал же он, в самом деле, «на мушке» попа во время своего венчания), а банальные денежные купюры, которых у великого князя было изрядное изобилие. Шелест купюр способен затмить даже угрозу извержения, за грубое нарушение церковных канонов, священника из сана .
И деньги, как известно, в этом мире способны творить настоящие чудеса и «решать все вопросы».
Надо сказать, что к своим родителям великий князь Николай Константинович и в ссылке относился с нескрываемым пренебрежением.
Известнейший русский издатель, журналист и драматург А. С. Суворин 12 июля 1907 года сделал запись в дневнике о своем разговоре с князем В. В. Барятинским, который ему:
"…рассказывал о великом князе Николае Константиновиче, который живёт в Ташкенте. Умён, говорит с юмором о своих родственниках… «Из любви ко мне мои милые родственники взяли на память мои коллекции. Маман взяла даже статую моей любовницы-американки… и прислала мне её только через шесть лет, когда один посол, увидав её у неё, сказал: „Да это американка!“ — „Какая?“ — „Да Вашего сына Николая“». (Суворин А. «Дневник». Москва, 1992, с.435 — 436).
Отречение императора Николая Второго 2 марта 1917 года великий князь Николай Константинович воспринял с восторгом: поднял красный флаг над своим домом (!!!) и отправил приветственную телеграмму Временному правительству.
Графиня М.Э. Кляйнмихель об этом с презрением записала:
«Когда вспыхнула революция, он послал восторженную телеграмму Керенскому с выражением радости по поводу наступления свободы.
Эта телеграмма была воспроизведена во всех газетах.
Это было последнее, что я о нем слыхала».
Вскоре после Октябрьской революции и установления в Туркестане советской власти 27 января (14.01 по старому стилю) 1918 года Николай Константинович Романов скончался на даче под Ташкентом от воспаления лёгких. Он был похоронен в Ташкенте у ограды собора, находившегося через дорогу от его дворца.
В ряде поздних публикаций указывалось, что он, якобы, был расстрелян большевиками, однако данные газетных публикаций 1918 г. и архивов этого не подтверждают.
В печатном органе исполнительного комитета Ташкентского Совета рабочих и солдатских депутатов «Наша Газета» № 13 от 17 января 1918 года была опубликована заметка следующего содержания: «Похороны гражданина Романова. Вчера в Ташкенте состоялись похороны б. великого князя, гражданина Николая Романова, скончавшегося в воскресенье, 14 января, в 6 часов утра. Тело Романова предано земле у ограды военного собора».
Также в газете «Новый путь» от 18 января 1918 года был дан некролог следующего содержания: «О смерти великого князя Николая Константиновича Романова (1850 г.р.), умер в ночь с 13 на 14 января 1918 года от воспаления легких на даче под Ташкентом и похоронен 16 января 1918 года в Ташкенте, в сквере рядом с Военным Георгиевским Собором».
Имеется и протокол заседания Исполнительного Комитета Ташкентского Совета Солдатских и Рабочих Депутатов от 15 января 1918 года, на котором была рассмотрена просьба жены Романова Н. К. о месте его захоронения — «Слушали просьбу жены Николая Константиновича Романова о разрешении похоронить умершего бывшего великого князя у военного собора. Постановили разрешить, похоронить, но с предложением не производить каких-бы то ни было процессий».
Вот такой «Enfant terrible» долгие годы омрачал благополучие в императорском семействе Романовых…
Видимо, одной из причин его девиантного поведения, психических и сексуальных отклонений были впечатления детства.
В подростковом возрасте Николай стал свидетелем семейной драмы. Видимо, устав от болезненной и не лишенной странностей жены, его отец, великий князь Константин Николаевич нашел утешение в объятиях балерины Кузнецовой.
Роман плавно перешел в семейное русло, когда пошли дети. Оскорбленная великая княгиня от горя и позора укрылась в Павловске. Домашний доктор свидетельствовал, что Николай невероятно остро переносил крушение семьи. Его бесприютность порой выливалась в буйные поступки, когда он готов был крушить все вокруг себя, а потом горько плакал от тоски и бессилия.
Тут надо бы сделать небольшое пояснение.
Дело в том, что «романы», а точнее сожительство с балеринами, в те времена было вполне обычным делом для многих мужчин семейства Романовых.
Та же знаменитая прима-балерина Матильда Кшесинская (вокруг которой у нас вдруг стали кипеть такие шекспировские страсти) была любовницей отнюдь не только будущего императора Николая Второго (в 1892-94 г.г.) но и других его родственников, великих князей Сергея Михайловича и Андрея Владимировича, чуть ли не одновременно.
18 июня 1902 года у Матильды родился сын Владимир, получивший по Высочайшему указу от 15 октября 1911 года фамилию «Красинский», отчество «Сергеевич» и потомственное дворянство.
Как вспоминал в своих мемуарах М.В. Родзянко, во время Первой мировой войны, когда войска Российской империи сильно страдали от нехватки снарядов, верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич говорил, что бессилен что-либо сделать с артиллерийским ведомством, так как Матильда Кшесинская влияет на артиллерийские дела и участвует в распределении заказов между различными фирмами.
Влияла Матильда на это через своего старого любовника, великого князя Сергея Михайловича, который являлся генералом от артиллерии и полевым генерал-инспектором артиллерии при Верховном Главнокомандующем русской армии в годы ПМВ.
Вскоре после Февральской революции, когда Сергей Михайлович вернулся из Ставки и был освобожден от занимаемой им должности, он предложил Кшесинской брак. Но, как пишет Матильда в мемуарах, она ответила ему отказом из-за великого князя Андрея Владимировича. (Кшесинская М. Воспоминания. — М.: Артист. Режиссёр. Театр, 1992.)
17 (30) января 1921 года, уже в Каннах, в возрасте 49 лет, Матильда наконец-то вступила в морганатический брак с великим князем Андреем Владимировичем, который усыновил её сына (и тот стал именоваться Владимиром Андреевичем).
Вот такие запутанные любовные дела были у этой Матильды с различными великими князьями из семейства Романовых.
Сама Матильда Кшесинская прожила долгую жизнь и скончалась в 1971 году, не дожив всего несколько месяцев до своего столетия.
Заканчивая рассказ о великом князе Николае Константиновиче можно посоветовать поклонникам подобных великокняжеских самодуров на мгновение представить себя (или кого-нибудь из своих родственников) на месте чуть было не закопанного живьем в землю, по его приказу, военного врача, и восторги, наверняка, поубавятся.
В следующей главе речь пойдет о другом великом князе, Николае Михайловиче Романове, который тоже был большим «оригиналом».
На фото: в.к. Николай Константинович с первой женой, Надеждой Дрейер.Кто бы мог подумать, глядя на этого почтенного дедушку, что он способен на такие "фортеля".
Продолжение:http://www.proza.ru/2017/02/18/633