Перечитывая «Онегина»
(образ лирического автора в романе «Евгений Онегин»)
Ах, Александр Сергеевич, милый,
Ну что же вы…
ДДТ
Кто же такой лирический автор «Евгения Онегина», что мы про него поняли и ощутили?
В чем, может быть, его можно упрекнуть, за что его похвалить и на что посетовать, читая роман в стихах.
Упрекнуть, пожалуй, лишь в одном – за резкую остановку повествования.
«Но шпор внезапный звон раздался,
И муж Татьянин показался…»
Казалось бы, нужно досказать, что же дальше. Как они оба – столь любимые лирическим автором герои – будут поживать дальше, как они смогут пережить свое новое смятение чувств. Но нет:
«И здесь героя моего,
В минуту, злую для него,
Читатель, мы теперь оставим,
Надолго… навсегда…»
Ну что ж, ну что ж… Автор, конечно же, волен так сделать. Кстати, и в «Повестях Белкина», например, заметны неясные, какие-то скомканные финалы. То ли было просто лень тщательно выписывать концовку, то ли хотелось сохранить интригующую недоговоренность и заставить читателя поразмыслить и пообщаться мысленно с автором, поспорить и подогадываться.
Но, это невеликая беда. Ибо похвалить нашего лирического автора есть за что. Несомненно.
Деликатность, острый, умный взгляд на людей, на их достоинства и недостатки, осторожное суждение о поступках, оставляющее всем право на ошибку и даже на раскаяние, если уж так случилось. Иронические суждения о себе и о современниках, несомненная искренность в описании чувств самого лирического автора и людей его окружения. Все русское общество словно выписано яркими красками художника, чуткого к человеку, желающего добра даже, казалось бы, личностям невеликим и могущим быть пропущенным в повествовании. Что ни движение кистью – все гениально! Вот оно – перо мастера!
Мастера, конечно же мастера. Оказывается, множество присказок в наш современный язык пришло от нашего лирического автора, и многие из них уже стали считать прямо-таки народными. Всего и не перечислишь.
И про дорогие нам места – «Москва… как много в этом звуке…»
И про природу – «Зима! Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь…», «Гонимы вешними лучами, с окрестных гор уже снега…»
А вот и про любовь – «Итак, она звалась Татьяной», где самое знаменитое, видимо: «Я к вам пишу – чего же боле?»
И самое спорное по нынешним временам – «Но я другому отдана, я буду век ему верна».
А его предвидения?! Вот уж и сейчас нечем возразить прозорливости нашего лирического автора:
«Лет чрез пятьсот дороги, верно,
У нас изменятся безмерно…»
А посетовать? Ох, тут столько всего, на что можно посетовать. Да, конечно, нужно погрустить и пожалеть о нелепости внезапной смерти. О поэтах, гибнущих за обиду, за небрежное слово и за холодное сердце. А можно и поразмышлять о том, что же лучше именно для поэта – уйти молодым, чтобы не:
«Расстался б с музами, женился,
В деревне, счастлив и рогат,
Носил бы стеганый халат».
Или стать великим и отправлять молодежь на свершения:
«…Успех нас первый окрылил;
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил».
Еще, видимо, стоит отметить странную холодность лирического автора к гибели Владимира, хотя здесь прямо-таки он описал свою судьбу, пустяшный предлог для дуэли и пулю из ствола Лепажа. Почему так? Не угадать. Чувства Онегина ему явно более близки, хотя тот скорее антипод нашего лирического автора. Но все равно, в этом романе абсолютно все к месту и даже странная попытка Онегина влюбиться в уже ставшую княгиней Татьяну не раздражает, но, правда, не вызывает и сочувствия. Они оба упустили возможность любить еще тогда, когда объяснились в саду. Один из них не знал по молодости лет, как помочь своей любви, а другой, думая, что он уже свое отлюбил, не захотел помочь самому себе полюбить чистую душу. Теперь же оба выросли из той юношеской влюбленности, и один выдумал себе, что он влюблен, хотя, видимо, его мучила всего лишь ностальгия по утерянному чувству, а Татьяна, став заложницей своего воспитания, не могла ответить на эту бурю в стакане воды и все страдали молча.
Но, слава Богу, звон шпор все оборвал. И лучше. А то все бы начали друг другу изменять. Изменять своим чувствам. Ведь Евгений по-настоящему так и не полюбил Татьяну. Страдания бы множились, звенели бы шпоры, может быть дошло бы до звона сабель или, того хуже, до выстрелов. Кровь на снегу… Черные ткани на зеркалах. Плохо все могло бы кончиться. А ведь они еще люди молодые по нынешним меркам. Да и по тогдашним не очень старые. Можно успеть сделать много хорошего. Всем.
Надеюсь, лирический автор тоже так посчитал и завершил это половодье чувств достойно и без криков:
«Кто б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче, как приятель.
Прости…»
А мы и не обижались на него, однако.