Сиротская слеза не канет мимо.
(Русская пословица)
"Не скоро совершается суд над худыми делами;
от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло"
(Екклесиаст 8; 11)
Алиса познакомилась с Шуриком на свадьбе его младшего брата. Чем привлек ее, рыжеволосую красавицу с томным взглядом киноактрисы, невзрачный и тщедушный Шурик – остается загадкой. Ходили слухи, что привлекательности Шурика сильно поспособствовало его потенциальное «приданое» – двухкомнатная квартира, которую свекровь обещала молодым после свадьбы. Отчим Шурика тоже был не последним человеком, его трехкомнатная квартира в пригороде и машина отечественного автопрома вселяли в Алису надежду на будущие дивиденды.
С первых дней их совместной с Шуриком жизни Алиса взяла управление семьей в свои руки. Родились дети – сын и дочь. Зарплата у Шурика невелика, а Алисе хотелось красивой жизни. У подруги появилась шуба, и Алисе захотелось такую же. Другая подруга сделала евроремонт, и Алиса не осталась в долгу. Время шло, аппетит молодой женщины рос не по дням.
Это было время, когда займы у банка на покупку чего-либо только входили в моду. Включи телевизор – и услужливая реклама предложит кредит под очень «выгодный» процент. Зайди в интернет – и здесь тебя кредиторы не обойдут вниманием. Едешь или идешь по улице – отовсюду на тебя глядят баннеры-заманиловки. Можешь вообще ничего не включать и никуда не выходить – операторы телефонной связи услужливо сделают ежеутреннюю рассылку СМС на твой телефон с лестным предложением о займе.
Райцентр к началу двухтысячных выглядел городом, пережившим бомбежку. Ставился вопрос о смене статуса города на поселение городского типа. Стены домов-пятиэтажек с черными сажевыми потеками, нежилые квартиры с выбитыми окнами, разбитые дороги, остановленные производства… В тех домах, где еще жили люди, подвалы были затоплены водой из-за гнилых водопроводов. Ледяные наросты от первого и до пятого этажа жилых домов – в зимнее время было явлением обычным.
Цены на квартиры упали почти до нуля. Люди бежали из аварийных квартир, как известные хвостатые с тонущего корабля. Зато в разы подскочили цены на старые домишки в частном секторе. Алиса с Шуриком продают за треть цены свою «двушку» и переезжают в частный крохотный домик, потратив все деньги. Алиса парировала это так:
– Вон люди в деревнях лучше нас, горожан, живут – ни в чем себе не отказывают, машины покупают одну за другой. Мясо свое, молоко свое, овощи свои. Что так не жить!
Но в своем доме житье тоже не заладилось. Оказывается, поросят надо кормить, огород сажать, полоть и поливать. Старшие дети подросли, но помогать родителям были не приучены. Алиса оправдывала их:
– Я жизни не видела, так пусть мои дети хоть поживут по-человечески.
Сын с дочкой уходили гулять в свои компании, а картошку в огороде пололи Алисины свёкр со свекровью. Не могли старики смотреть, как зарастает огород.
Тяжелые времена тоже заканчиваются, наступило другое время и для полуразрушенного городка. С приходом нового мэра многое изменилось. Дома заиграли новыми, весело окрашенными фасадами, дороги покрыл ровный асфальт, открывались производства, ремонтировались больницы, школы, аварийное жилье. Движение на центральных улицах стало регулироваться сетью светофоров, чего отродясь не видели горожане. Мэр с новой командой вступил в федеральную программу «Ветхое жилье». Старые дома-«засыпушки» кварталами сносились, а люди переселялись в новостройки, расположенные в центре города. Цены на благоустроенные квартиры повысились в несколько раз, а жилье в частном секторе потеряло свою привлекательность.
Алиса поняла, в какой просак она попала. Ее перестала привлекать романтика деревенской жизни, она затосковала по теплой ванне и горячей воде из крана и решила действовать. К этому времени они набрали вдвоем с мужем неподъемное количество кредитов. Потом брались кредиты, чтобы погасить предыдущие и так далее. С кредиторами надо было как-то рассчитываться. В этот момент и появилась в их семье Женечка.
Трехгодовалая Женечка выглядела на годик. Явно выраженный рахитик с большой непропорциональной головой и животиком, тоненькой шейкой, соломенными ручками и ножками. Родителями Жени были шестнадцатилетняя наркоманка и неизвестный среднеазиат-гастробайтер. В дом малютки отдала Женю прабабушка, которая по немощи не могла воспитывать правнучку.
В первый раз Женечку я увидела во время застолья у наших с Алисой общих знакомых. Она сидела на коленях у Алисы и прижималась к приемной маме затравленным зверьком, с любопытством разглядывая черными глазенками окружающих. Алиса, к тому времени ждала своего третьего ребенка, и неуклюже, через живот, придерживала девочку у себя на коленях. Оказавшись в центре внимания, новоявленная многодетная мама немного вальяжно рассказывала о том, что Женя много кушает, «сколько ни дай» и имеет целый букет заболеваний.
Слушая Алису, я внутренне восхищалась ею: «Надо же! Кто бы мог подумать, что она способна так полюбить чужого ребенка!» Сравнивала Алису с собой не в свою пользу. Правда, резанул услышанный невзначай разговор Алисы со свекровью. Свекровь сетовала:
– Что, не было кого другого? Более здорового?
– Можно было бы и кого-то другого, только ждать надо, а мы ждать не можем…
Тогда я не придала этим невольно услышанным фразам особого значения, но услышанное запомнилось…
Вскоре Алиса извлекла максимальную пользу из созданной ею ситуации. В преддверии очередных выборов мэр города «со товарищи» обходил дальние окраины вверенного ему хозяйства, беседовал с людьми на производстве и просто на улицах. Алиса, предупрежденная соседкой, схватила Женю за ручку и, выпятив восьмимесячный животик, ринулась в гущу событий. Неглупая и красноречивая, она использовала весь свой женский арсенал и разжалобила открытого на помощь людям городского главу. Мэр, вникнув в ее положение, сделал красивый публичный предвыборный жест и отдал беспрецедентное распоряжение о выделении семье Алисы четырехкомнатной квартиры в новом доме, выстроенном по программе «Ветхое жилье». Об этом судачили не только соседи, но и во всем небольшом городке. Завистники Алисы шептались, что их домик никак не подходил под программу ветхого жилья.
Вскоре семья праздновала новоселье. За семью Шурика и Алисы можно было бы порадоваться, если бы не последовавшие за этим события.
Продолжая изредка встречаться в общих компаниях, я заметила, что многодетная чета не стали брать с собой Женечку, оставляя ее дома то с одним из старших детей, то с другим. На вопросы «Как Женя?» Алиса отмахивалась: то она заболела, то она, якобы, не захотела поехать со всеми. Что-то не очень верилось в то, что ребенок отказался бы вместе со всеми поехать в гости. В разговорах со свекровью Алиса часто жаловалась. Эти жалобы невестки свекровь Алисы и передавала мне при наших редких встречах:
– Женя много ест, не знает меры в еде, лезет в кастрюли. Куча денег уходит на лекарства, ее надо лечить и лечить.
Пытаюсь как-то реагировать на этот поток:
– Ребенок много кушает? Значит, наголодалась в свое время. А деньги на лекарства… разве Шурик с Алисой не знали, что берут больного ребенка? Или они думали, что эти диагнозы сами собой «рассосутся»?
Моя собеседница отводит глаза, и я чувствую, что она что-то не договаривает.
В следующие встречи жалобы на Женю стали приобретать более конкретный характер:
– Это невозможно! Саша так устает на работе, приходит, ему нужно спокойно поужинать, а она (Женя) встанет рядом со столом и в рот ему смотрит! Хотя ее уже кормили ужином, как всех. Саша нервничает, кричит: «Уберите ее от меня! Дайте мне спокойно поесть! Я не могу есть, когда она мне в рот заглядывает!»
Я стала посматривать на Алисину свекровь с недоумением:
– А что, такая большая проблема накормить четырехлетнего ребенка? Ну, дали бы ей еще одну порцию, если она с первой не наедается. Тем более у нее такое сильное отставание и в росте, и в весе… Жене нужно усиленное питание. Ведь семья получает за Женю немалые деньги, почти как зарплата Шурика…
Собеседница всплеснула руками:
– Да нет у них денег! Все за кредиты отдают. Столько кредитов набрали! А чем платить?! Такая большая семья!
– А как же… Так они Женю из-за кредитов?!!!
– А что делать?! – Тут мою собеседницу понесло, – Алиса работать не хочет: «Не буду, говорит, за копейки вкалывать.» Ей сразу золотые горы подавай. Саша с утра до ночи работает, но семью один прокормить не может. А Женя везде лезет, ничего не понимает. Они от нее кастрюли и продукты в холодильник под замок прячут, так она стала из стола сырую крупу воровать и жевать.
При этих словах мне стало совсем плохо:
– Да вы что?!! И вы все это покрываете?
Свекровь захлюпала носом:
– А что я могу? И Женю жалко и своих детей жалко, я же мать… Пенсию им почти всю отдаю, да овощи с огорода вожу. Как меня муж еще терпит, он ведь моим сыновьям отчим, у него свои дети и внуки. А мы фактически, живем вдвоем на его пенсию. Алиса каждый день «маячки» по телефону сбрасывает, денег-то позвонить нет, все жалуется и жалуется. А я ее послушаю, потом с давлением всю ночь мучаюсь…
Я так была оглушена услышанным, что среагировала только к вечеру. Звоню родителям Шурика и, щадя здоровье стариков, но очень серьезным тоном говорю:
– Передайте Шурику с Алисой, что если они будут и дальше обращаться с Женей в том же духе, я буду вынуждена обратиться в органы опеки.
Но мне не пришлось никуда обращаться. Это успел сделать прежде меня кто-то из неравнодушных соседей. Органами опеки публичный скандал был замят – Женю по-тихому изъяли из семьи и вернули в детский дом. После этого выяснились дикие подробности пребывания девочки в приемной семье.
Раздраженные родители выделили приемышу отдельную комнату с чашкой для супа и отдельным горшком, который сам ребенок и мыл. Комната была заперта, Женечка находилась там в одиночестве. Ей, как собачке, выдавали порцию съестного, выпускали при гостях и чиновниках от опеки. Выпущенная на временную свободу Женя прижималась к матери, отцу, брату и сестричкам, и все умилялись идиллии, царившей в семье.
По вечерам семья Алисы и Шурика собиралась в гостиной у телевизора, предаваясь мечтам о красивой жизни. А Жени, будто не существовало. Понимали ли тогда родители, какую мину замедленного действия, напичканную ядом, закладывали они в неокрепшие души своих родных детей? Ведь все это отвратительное безобразие творилось у них на глазах!
После того, как Женю перевели в детский дом, прошел слух, пущенный Алисой, что ее забрали в областной центр на усыновление.
В связи с рождением ребенка, и последовавшими вслед за этим заботами, я как-то выпала на время из информационного поля и уже не следила за новостями Алисы и Шурика. Прошло года два, когда я со своей маленькой дочкой попала в детскую больницу. За отсутствием мест в палате нас временно положили в коридоре на кушетке. Утром нас разбудил топот и визг ребятишек. Человек пять или шесть дошколят носились друг за другом по коридору, и совсем не были похожи на больных детей. Среди них выделялась плотненькая черноволосая девочка с восточным разрезом маслиновых глаз, обычными для детей этого возраста пухленькими ручками и ножками. Она была заводила – организовывала игры и разруливала спорные ситуации между детьми.
Когда моя двухлетняя дочка проснулась после капельницы, эта девочка подошла к нашей кушетке. Любознательная и общительная Женя, как она представилась, рассказала, что живет в детском доме, а сюда их привезли на какое-то обследование. Она стала расспрашивать меня о моей семье. Я тоже стала задавать ей встречные вопросы:
– А у тебя есть папа и мама?
– Да. Мама Алиса и папа Саша.
Ничего не подозревающая, я задаю Жене еще один вопрос:
– А братики и сестрички у тебя есть?
– Да. Братик Слава и сестрички Ляля и Соня.
Тут до меня, как до жирафа, начинает «доходить», КТО передо мной! И я еще раз с глупой миной спрашиваю:
– А ты, значит, Женя?
– Да Женя я, Женя! – Она засмеялась колокольчиком.
Медленно прихожу в себя:
– А мама с папой к тебе приходят?
Она утвердительно махнула головой и сразу посерьезнела:
– Мама приходила. Только это было давно…
Пытаясь как-то развеселить малышку, я угостила ее вафлями – всем, что у меня на тот момент было. Она поблагодарила и побежала в свою палату, чтобы спрятать гостинец в тумбочке. Вскоре пришла врач и объявила, что нас с дочкой переводят в другое отделение, находящееся в соседнем здании. Больше Женечку я не видела. Перед выпиской я заглянула на этаж, чтобы передать Жене фрукты, но ее там не оказалось – обследование детдомовцев закончилось.
Кто виноват в дикой истории, произошедшей в семье Алисы и Шурика? Понятна их вина, как приемных родителей, но, если присмотреться, не только они одни виноваты. Свекровь тоже покрывала жестокое обращение своих детей с приемным ребенком. А органы опеки? Допустим, их не насторожил тот факт, что приемные родители, в ожидании рождения третьего ребенка, вдруг, «воспылали любовью» к брошенной больной девочке. В принципе, такое можно себе представить. Но почему чиновников не насторожил факт огромного числа кредитов, которые приемные родители оплатить были не в силах?
Вместо послесловия.
С тех пор прошло несколько лет. Жизнь Алисы и Шурика не назовешь счастливой. Они так и не вылезли из долговой ямы, кредитное ярмо тянет их на дно. А они, чтобы совсем не потонуть, освобождаются, как от балласта, от тех вещей, на покупку которых в свое время и были взяты кредиты: бытовая техника, золото, шубы, машина. На очереди квартира – та самая, подаренная мэром, не без участия Женечки. Уже сейчас за квартирой числится огромный долг, который с каждым месяцем все увеличивается.
Ядовитая мина, заложенная в душах родных детей, детонировала. Старшие дети Шурика и Алисы, потеряв уважение к родителям, и, осуществляя уже свою мечту о красивой жизни, крадут из дома деньги и еще нереализованное золото Алисы. Сын перебивается случайными заработками. Не приученный к труду, он не захотел получить хоть какое-то образование. После армии женился, но жена ушла с ребенком через год. У Шурика с сыном затянувшийся конфликт, и Шурик не понаслышке знает вес сыновнего кулака.
Лялька совсем отбилась от рук еще в средних классах школы. Когда ее разгульную жизнь невозможно стало скрывать от знакомых, Ляльку попытались выдать замуж. Причем будущий муж знал, что Ляля ждет не его ребенка. Семьи все равно не получилось. Родив дочку, Ляля бросила на стол Алисе записку – написанную «отказную» на ребенка и ушла из семьи, напоследок заявив: «Я не хочу жить, как вы. Я хочу жить красиво». Перед ее уходом Шурик встал перед дочерью на колени, умоляя остаться, но она, перешагнув через отца, открыла входную дверь ногой.
Подрастает и учится в начальных классах младшая Соня. Бабушка Сони жалуется, что девочка не слушается родителей, а что, мол, будет дальше? Ответа на бабушкин вопрос нет. Время покажет, Господь рассудит.
Можно, конечно, придумать новые специальные методики и тесты на выявление людей, потенциально неподходящих на роль усыновителей и попечителей. Можно принять множество законов для ужесточения надзора за приемными родителями… Но поможет ли? Какой методикой или тестом можно проверить уровень любви в сердце приемной матери? При помощи какой формулы можно высчитать процент совести в душе человека?
(Фото из интернета)