И вот тогда ты всё поймёшь,
Тогда ты сердцем всё увидишь.
И встретишь ты, когда не ждёшь,
И обретёшь не там, где ищешь.
Сергей Есенин.
После целой череды сереньких дней, когда с нависших на городом туч сыпалась и сыпалась дождевая пыль, а пронизывающий ветер с Финского залива выметал с улиц праздную публику, над Петербургом выглянуло солнце - и город преобразился. Неспокойные воды Невы перекрасились из серого в голубой цвет, а над ними засияли золотые купола соборов, шпили Адмиралтейства и Петропавловки. В промытой лазури неба поплыли лёгкие облачка, по проспектам покатились открытые коляски с беспечными седоками, а дорожки Летнего сада заполнились нарядными дамами, и ветерок кокетливо заигрывал то с выбившимся из-под шляпки локоном, то с оборками платья. В северную столицу пришло долгожданное лето.
Перед парадным подъездом Смольного царила суета. Один за другим прибывали экипажи. Мужчины галантно раскланивались, помогали выйти своим спутницам. Дамы поправляли мантильи, оценивающе разглядывали чужие наряды. С минуты на минуту ожидалось прибытие Государя Императора.
А из окон дортуаров на третьем этаже за гостями с волнением и любопытством наблюдали главные участницы предстоящего действа – воспитанницы старшего класса института благородных девиц. Для них наступил волнительный день публичных экзаменов. Долгих девять лет шли они к этому рубежу, после которого для каждой начнётся новая жизнь. В ней не будет больше классных дам, не будет прогулок строем под неусыпным взглядом надзирательниц, не будет общих дортуаров и холодных коридоров Смольного. А что будет в этой незнакомой, вольной жизни, которую девушки видели только из окон, не знала ни одна, но каждая верила, что её обязательно ждёт большая любовь, как в романах, которые они читали тайком, и жених непременно будет красив, знатен и богат. Счастливое в своём неведение время надежд в жизни каждой девушки.
- Медам, немедленно отойдите от окон, это неприлично! Где ваши хорошие манеры?! Осинцева, у вас опять растрепалась причёска! Как Вы собираетесь предстать перед Государем с такой головой?! Немедленно приведите себя в порядок! – раздался визгливый голос классной дамы, прозванной воспитанницами Кукурбитой за свои округлые формы и рыжеватые волосы. Прозвище приклеилось к ней намертво и передавалось среди смолянок из поколения в поколение.
Софья Осинцева, жизнерадостная девушка с ямочками на округлых щёчках, была похожа на только-только распустившийся цветок пиона, такая же крепенькая и очаровательная в своей лёгкой взъерошенности. Её пушистые каштановые волосы обладали особой способностью выбиваться из причёски, что вызывало постоянные нарекания со стороны её воспитателей.
Как только взволнованная возложенной на неё ответственностью синявка (так ученицы прозвали воспитательниц, носивших синие форменные платья) покинула дортуар, Сонечка отозвала в сторонку подругу Оленьку Чекмарёву, светловолосую девушку с глазами оленёнка.
- Смотри, что у меня есть, - с заговорщицким видом Соня вытащила из-под подушки сложенную вчетверо страничку, вырванную из модного журнала, белую атласную ленту и шпильки, – сможешь соорудить мне такую причёску?
- Тебе влетит, Кукурбита заставит заплести косу, - с сомнением ответила Оленька, разглядывая картинку.
- Не успеет, экзамен вот-вот начнётся. Не станет же она задерживать начало из-за моей несчастной головы. А потом нас здесь уже не будет!
- Красиво…. А давай попробуем!
Оля быстро расплела Сонину косу, связала концы волос лентой, свернула валиком на затылке, закрепила его шпильками, уложила ленту вокруг головы, спрятав концы в валик. В пять минут причёска была готова.
- У тебя золотые ручки! Я тебя обожаю! – восхищённо выдохнула Соня, разглядывая себя в зеркальце.
-Ах, смотрите, смотрите! Молодой граф Леманн пожаловал! Ну какой же он душка! – воскликнула Елена Армфельт, признанная красавица класса. Все вновь кинулись к окнам.
Александр Леманн был одним из самых завидных женихов Петербурга, о нём говорили : «блестящий молодой человек с большим будущим». Девушки догадывались, что он приехал на публичный выпускной экзамен смолянок не только из праздного любопытства, и поэтому не одно сердечко забилось в волнении.
- Ну что вы, право, как модистки, виснете на окнах? – небрежно пожала плечиком Зина Бежанович. Она единственная спокойно сидела в сторонке, листая томик стихов. Тёмные кудри обрамляли нежное лицо с выразительными чёрными глазами, но в глубине этих красивых глаз таился опасный огонёк, и те, кому удавалось его заметить, держались с ней осторожно.
Граф Леманн прибыл не в экипаже, как большинство гостей, а в автомобиле, что было особым шиком. И пока девушки разглядывали сверху это чудо техники и его владельца, к крыльцу Смольного подкатил, сигналя клаксоном, ещё один автомобиль – «mersedes» с открытым кузовом, в котором восседал сам Государь император Николай Александрович с императрицей Александрой Федоровной и старшими дочерьми.
В дортуар вновь влетела взволнованная Кукурбита.
- Медам, строиться, - захлопала она в ладоши.
В последний раз окинула придирчивым взглядом девушек в белых форменных платьях с белыми же пелеринами. При взгляде на Соню брови её удивлённо поползли вверх.
- Это что ещё за сооружение? Кто позволил?!
- Вы же, Глафира Фёдоровна, велели поменять причёску, - смиренно потупила взор Сонечка.
Как и рассчитывала девушка, времени на разборки у Кукурбиты уже не было.
- Не морочь мне голову, Осинцева, я просто велела аккуратно причесаться, - только и сказала она.
В последний раз девушки прошли строем по гулким сводчатым коридорам Смольного, спустились по парадной лестнице на второй этаж и вошли в актовый зал. В просторном зале всё было готово к экзамену: под большим парадным портретом императрицы, являвшейся попечительницей Института благородных девиц, стоял длинный, накрытый зелёным сукном стол, за которым рассаживались члены экзаменационной комиссии. Возглавлял комиссию, по традиции, сам Николай Второй. Справа от него сели его супруга Александра Фёдоровна и Елена Александровна Ливен - начальница института; слева расположились преподаватели словесности, математики, естественных наук и закона Божьего. В центре зала, перед столом, рядами были расставлены стулья для выпускниц, а между колоннами занимали места родственники девушек и приглашённые гости.
Строго говоря, настоящие экзамены состоялись накануне, все оценки были уже выставлены, аттестаты заполнены, а сейчас предстояли, так сказать, показательные экзамены для гостей и царской четы. Девушки хорошо знали все ответы на подготовленные вопросы, да и сами вопросы были несложными, но всё же торжественная обстановка, ответственность момента заставляли трепетать девичьи сердца. Их по очереди вызывали к столу и задавали по три-четыре вопроса из разных дисциплин.
Услышав свою фамилию, Осинцева вышла вперёд, едва сдерживая дрожь в коленках, но как только начала отвечать, волнение улеглось, и она даже была разочарована тем, что её остановили и отправили на место, не дав продемонстрировать все свои знания.
Потом состоялось торжественное вручение аттестатов. Шесть лучших учениц получили из рук императрицы «шифр» - золотой вензель на серебристом муаровом банте. Сонечка не была в их числе, зато аттестат ей вручил сам император; в первый и, как оказалось, в последний раз она увидела Николая Второго так близко. На парадных портретах он выглядел куда внушительней, а в жизни - обычный человек. Соня даже прыщик на переносице заметила.
По окончании торжественной части царская семья удалилась, и атмосфера в зале стала гораздо более непосредственной. Поднялась лёгкая суета: столы и стулья убрали, свои места в конце зала заняли оркестранты. Гости поздравляли выпускниц, обменивались впечатлениями. Даже Кукурбита преобразилась. Взволнованная, промокая батистовым платочком повлажневшие глаза, прощалась она со своими, теперь уже бывшими, воспитанницами. Сонечке даже стало немного жаль её: у девушек с завтрашнего дня начнётся другая жизнь, полная интересных событий и удовольствий, а дни бедной Кукурбиты по-прежнему будут проходить в казённых стенах Смольного, и уже другие воспитанницы станут её бояться и тихо ненавидеть. А ведь в одинокой жизни Глафиры Фёдоровны не было никого, кроме этих девушек - чужих дочерей - которым отдавала она, как умела, свою заботу, и начальства, которое она боялась.
Нестройные звуки настраиваемых инструментов смолкли, и после минутной паузы полилась нежная и торжественная мелодия вальса Штрауса.
Сонечка стояла между своими родителями – графом Павлом Николаевичем Осинцевым, действительным статским советником и Марией Феоктистовной, урождённой Горчаковой. Её взгляд был прикован к Александру Леманну, идущему через весь зал в её сторону, кровь прилила к щекам, пальцы судорожно сжали складку платья. Но граф прошёл мимо неё и пригласил Елену Армфельд. «Кто бы сомневался…» - вздохнула про себя девушка. Вслед за первой, поистине блестящей парой, и другие закружились в вальсе.
Сонечка ощутила лёгкий толчок материнского локтя и, обернувшись, увидела перед собой брата Николая. Улыбаясь, он оправдывался за своё опоздание на торжественную часть выпускного вечера. Парадная форма офицера кавалерийского полка чрезвычайно ему шла. Рядом с ним стоял молодой человек в такой же форме, темноволосый, невысокого роста, но ладный, крепкий, как скакун калмыкской породы. В чертах его лица было что-то восточное: смуглая кожа, высокие скулы, тонкие чёрные усики.
- Позвольте представить – мой друг штаб-ротмистр Серж Шафиров, барон, - шутливо-торжественно сказал Николай, обращаясь главным образом к сестре.
Соня глянула на товарища брата несколько пренебрежительно, ей нравились высокие красавцы, такие как Леманн. Во взгляде чёрных, как угольки, глаз она увидела понимание и лёгкую усмешку, словно Серж прочитал её мысли, и смутилась.
- Вы позволите пригласить Вашу дочь на тур вальса? – учтиво спросил он родителей Сонечки и, заручившись их согласием, протянул руку девушке. Соня, задетая насмешкой в его взгляде, хотела отказать, но он чуть слышно добавил: «Вальс в разгаре, все Ваши подруги уже танцуют». Это было правдой, в середине зала кружилось много пар. Мимо пронёсся Николай, успевший пригласить Зиночку Бежанович, за ними Леманн с Еленой. Соня поняла, что рискует остаться без тура вальса. Простоять у колонны на первом балу – что может быть ужаснее для девушки? И сказав «цыц» своему самолюбию, она приняла приглашение.
Серж оказался прекрасным партнёром, его сильные руки легко кружили девушку в танце. Он быстро и ловко лавировал между других пар, и Соня слегка волновалась: как бы не споткнуться, не запутаться в подоле собственного платья у всех на виду. «Вы прекрасно танцуете, мадемуазель!» - ободряюще шепнул ей на ушко барон, вновь словно угадав её волнение. Его дыхание приятно щекотало открытую шейку Сонечки, рука надёжно обхватывала талию, и ей вдруг стало весело и свободно, хотелось кружиться и кружиться, чтобы мелькали мимо колонны, портреты, чужие лица, наряды, и не стало никакого дела до не пригласившего её графа, и вообще до всех присутствующих. Но музыка смолкла, Серж вернул её родителям. Её обрадовало, что он не откланялся, а остался стоять рядом.
Во время мазурки они улыбались, находя друг друга взглядами. В какой-то момент Соня оказалась в паре с Александром, его глаза скользнули по ней равнодушно, и она была рада, когда напротив неё появился Серж. Во время танца лента, удерживающая причёску Сонечки, предательски зацепилась за эполет штаб-ротмистра. Он тут же остановился и отцепил её, шепнув в розовое ушко: «Надеюсь при следующей встрече получить эту ленту в подарок из Ваших милых ручек, в качестве трофея». Несмотря на этот маленький инцидент, Соне было весело, но причёска растрепалась, и по настоянию матушки бал пришлось покинуть. Николя увлечённо танцевал с Зиночкой, поэтому проводить до экипажа семейство Осинцевых вызвался Серж. На прощание барон получил приглашение графини «бывать в их доме запросто, по средам».
- По-моему, вполне достойный молодой человек. Впрочем, у нашего Николеньки и не может быть плохих друзей, - резюмировала Мария Феоктистовна, когда экипаж свернул на Смольную набережную. Павел Николаевич согласно кивнул, за долгие годы супружества он привык во всём соглашаться с женой, хотя поступал обычно по своему разумению.
Сонечка молчала. Она вдыхала лёгкие ароматы сирени и моря, принесённые свежим ветерком со стороны Финского залива, любовалась стройными зданиями, окутанными светлыми северными сумерками, и перебирала в памяти свои впечатления от насыщенного событиями дня.
А Серж… Что это было? Она пока не знала ответа на этот вопрос. Но при мысли о нём на душе становилось радостно и немножко страшно.
Дортуар - общая спальня для учащихся в закрытом учебном заведении.
Кукурбита - тыква (лат.)
Медам - общепринятое обращение к девушкам в учебных заведениях дореволюционной России.
Продолжение:Дорогие читатели, весь роман в скором времени будет опубликован на сайтах "Ridero" и "Литрес".