ГЛАВА 8-я. АНАРХИСТ.
"Анархия не означает отсутствия всех вообще
учреждений, но означает отсутствие всех
учреждений, которым подчиняются насильно."
Л.Н. Толстой.
—А пока что, я хотел бы поговорить с одним из ваших заключенных.
—С кем именно.
—Этот заключенный из России, но для французской контрразведки представляет интерес именно он— Михаил Бакунин.
—В камеру к заключенным мы сможем пойти только утром и в сопровождении солдат.
—Ничего не имею против, но надеюсь, что разговор с заключенным у меня состоится наедине… С вашей помощью, разумеется.
—Рад стараться,—ответил комендант.
Бородатый человек сидел в одиночке на своей кровати. Двери заскрипели и на пороге появился комендант, который пропустил в камеру человека в дорожной одежде и шляпе.
—Велите оставить вас наедине?—подобострастно спросил комендант.
—Да. Буду вам премного благодарен—ответил человек и внимательно посмотрел на узника. Это был взгляд человека, который всё видит насквозь. Который привык повелевать и самостоятельно принимать решения. Это был человек сильной воли и непоколебимого духа. У него были черные вьющиеся волосы, смуглое загорелое лицо, удивительно правильный нос.
Узник же был с огромной бородой и шевелюрой достаточно длинных непослушных волос, которые торчали во все стороны, придавая ему особую свирепость, в сочетании с бородой. Но глаза у него были умные и добрые. В гневе эти глаза могли метать огненные молнии. Но сейчас он был настроен добродушно и любопытство пересиливало все чувства, таящиеся в этом гении анархии. Он был олицетворением умного. Но непокорного русского мужика, который будет долго запрягать, но, если его расшевелить, то он помчится, поедет с такой космической скоростью, что его нельзя будет ни остановить, ни догнать. Он воплощал в себе «русский бунт. Бессмысленный и беспощадный». Бессмысленный в глазах европейца. Но очень осмысленный и мудрый, мудрость и рациональность которого понятно только русскому человеку, умеющему мыслить, любить и ненавидеть, и представлять эту жизнь чисто по-русски.
—Я представитель департамента иностранных дел Франции, но сейчас еду в Россию.
—Французы выдали меня Российской империи и, как видите, чем это для меня закончилось. Мне непонятно, чем я могу вас заинтересовать? Разве недостаточно приговора, который мне вынесен судом в России.
—Поверьте, я не имею к этому никакого отношения. В моих глазах. Вы не толко бунтовщик и смутьян,—Александр перешел на чистый русский язык,—но ещё и человек обладающий незаурядным умом и мировоззрением, которое я во многом разделяю. Я не стану вас предупреждать о том, что вы связались с плохими людьми в Берне. Вы сами это знаете, как знаете то, что вас выдали не французы и месье Прудон к доносу на вас отнюдь не причастен.
—Я догадывался об этом. Но какое вам собственно до меня дело? Вы обладаете более подробными сведениями в этом вопросе. Чем я. В этом я не сомневаюсь. От вас за версту несет жандармом. Но ваша внешность располагает к дружеской беседе. Я весь внимания!—произнес Михаил и внимательно посмотрел на посетителя пронзительным и оценивающим взглядом, как бы стараясь прочитать его мысли.
—Мне интересно ваше отношение к надвигающимся на Россию смутам и бунтам. Отношение к террористам мз организаций «Земля и Воля». «Народная воля» и прочих левых радикалов.
—Все эти классовые, национальные, религиозные или кастовые теории — мягким голосом сказал Михаил,—наукообразная ерунда от лукавого. Они делят людей либо по признаку «что у него есть», либо по принадлежности к той или иной тусовке. А люди отличаются по тому, кто они есть на самом деле. Не выглядят, а есть. По большому счёту, какой собеседник вам интересен? Умный. И не имеет значения, барон ли он или банкир, жрец или таёжный охотник, в царских перьях или погонах. Вот и получается детская простота: все люди делятся на умных и дураков. Всё остальное вторично и является следствием. Идеальных нет. На всякого мудреца довольно простоты. Принимайте людей такими, каковы они есть. И не судите.—оценивающий и проникающий взгляд его продолжал сверлить писателя.
—Не старайтесь. Мои мысли открыты для вас. Я жандарм. Но те люди, с которыми вы связались готовят гибель всему человечеству. Французская зараза, которая возвела на трон Наполеона, уже выползла за пределы Франции. Гидра уже ползает по Европе. Я не хочу оскорбить ваши взгляды. Я знаком с трудами Томаса Мора, Кампанеллы, Фурье, Сен-Симона и Оуэна. Идеи ваших новых друзей далеки от светлых идей этих наивных, но замечательных философах. Строить справедливое общество можно только ненасильственным, естественным путем разумной эволюции. Человеческое сознание и нравственность должны возобладать в каждом, чтобы противостоять кровопролитию. К которому неизбежно ведут все революции.
—Разве вы не разделяете моего мнения, что к ненасилию можно прийти только насильственным путем?
—Увы, разделяю. Как это не парадоксально. Но в этом есть смысл. Важно, чтобы это не превратилось в массовую бойню. Вы русский человек и должны понимать. Что главная бойня должно произойти именно в России. Все революции в мире направлены против России и на уничтожение России.
—Значит, вы не верите в русский бунт?
—Верю. Но и он должен быть разумным и мудрым. Разве может самый мудрый народ в мире, проливать кровь своих братьев в угоду иудейским жрецам, жаждущим кровавой жертвы? Разве вам не хочется остановить то, что задумали ваши «друзья»,--это слово Александр произнес с нескрываемой иронией,—против русского народа?
—Я с вами согласен. Но я уже давно не пользуюсь доверием этих, так называемых друзей. Точнее товарищей. Мне больно за Россию.
—Россия имеет свой особый путь развития. Она сметет всех. Кто окажется препятствием на этом пути. Но это будет ей очень дорого стоить. Миллионы жертв…
Вы знаете идею анархии?
—Да, я читал ваши труды и во многом согласен. Но дело которое меня к вам привело имеет сугубо секретный характер.
—Вы предлагаете мне работать на французскую тайную полицию или на Тайную канцелярию Российской империи?
—Я предлагаю вам работать на русский народ, трудиться на благо России. Если вы не доверяете мне. Я немедленно покину вас и больше вы обо мне никогда не услышите. Если же доверяете. То наш разговор несколько затянется и мы обменяемся мнениями и информацией, которая важна для спасения России, а с ней и всего человечества.
—Я не знаю вашего имени, но очень хочу верить вам.
—Простите! Сразу не представился. Зовите меня просто Александр.
—Михаил. Оставим отчества и перейдем на ты.
—Вот это по-русски!—воскликнул писатель.
—Побольше бы таких среди нас анархистов было бы,—печально подумал Михаил,—не пришлось бы и мне сидеть.
Три часа беседовали эти два великих человека. Повлияла ли эта беседа на Михаила, неведомо. Но после освобождения он резко изменил некоторые свои либеральные взгляды, а труды, написанные им стали более глубокомысленными, наделенными русской мудростью. В итоге его изгнали из интернационала незадолго до смерти таинственного собеседника в тюрьме мукачевского замка.
После беседы с узником, Александр вернулся к коменданту.
—Я забираю у вас рукопись этого сумасшедшего аббата—сказал Александр твердым голосом так, что никаких возражений по этому поводу быть не могло. Комендант пытался что-то возразить, но писатель посмотрел на него своим пронизывающим холодным взглядом и слова коменданта превратились в жалкий и неразборчивый лепет.
—Вам известны мои полномочия!—эта фраза прозвучала более чем утвердительно. Все, что я делаю идет на благо Франции, Австрийской и Российской империи. Я как раз отправляюсь в Петербург, где смогу спокойно ознакомиться с этими материалами.
—Но на этот счет нет никаких распоряжений…—пролепетал несчастный комендант.
—Вот именно! Нет никаких распоряжений! А может быть, вы утаили эту рукопись?
Лицо коменданта исказилось от испуга.
—Успокойтесь, шер ами—спокойно продолжил Александр—Я не собираюсь вас выдавать. Рукопись не пропала, а это главное. Я позабочусь о вознаграждении для вас от императора Австрии и от Французской республики. Впрочем, если вас интересуют деньги, то я уполномочен вознаградить вас сейчас.
Александр расстегнул дорожную сумку и достал оттуда пять тысяч гульденов.
—Я думаю, что данная сумма вас устроит и избавит вас от неприятных оправданий по поводу того, что вы до сих пор скрывали этот документ.
—Я не скрывал!—затрепетал от страха комендант.
—Я вам верю. Но вам придется убеждать в этом австрийскую жандармерию.
—О, благодарю вас! Кёсыным сипен! Вы благородный человек!—воскликнул комендант.
—Не стоит благодарностей. Прикажите запрячь мою карету.
Когда карета, спускаясь с холма, на котором стоял замок, по округленному склону, исчезла за поворотом, комендант свободно вздохнул и посмотрел на оставленные путешественником деньги.
—Теперь можно и в отставку!—сказал себе комендант—Мне так осточертела эта проклятая служба! Все же есть на свете благородные люди…
А Александр. Сидя в карете. Продолжал читать эту удивительную и таинственную рукопись.
«Иллюминаты поощряют философов, ибо философия порождает идеи, идеи инфернируются в лярв, а лярвы составляют эгрегор, который самостоятельно, пользуясь коллективным интеллектом, направленным в другую сторону, создает античеловеческую концепцию, разделяя людей по крови—национальности, по духу—религии и вере, и по классу—социальному положению в обществе, укрепленному определенными привилегиями».
Откинувшись головой назад писатель размышлял над прочитанным. Когда аббат писал эти строки, он уже понял безысходность своей участи. По плану иллюминатов выходило, что надо заключить в тюрьмы и создать ореол великомучеников свободной Италии из избранных и именно они должны будут стать новой властью Италии. Фариа решил, что избранный—это он и участь бывшего страдальца за Италию и нынешнего министра для него предрешена. Но сейчас, когда он узнал от француза, что Наполеон победным маршем прошел через Италию и Австрийскую империю, а он до сих пор не освобожден, он понял, что его просто принесли в жертву. Умение аббата отслеживать причинно-следственные связи, он начал искать причину того, почему его братья, а сейчас он уже считал их не братьями, а хозяевами, отказались от него. А в самом деле, почему меня вообще заключили под стражу. В той группе карбонариев, которая меня знала и сторонников свободной Италии в университете, где он преподавал, предателей не было. Значит его сдал властям кто-то свыше. Учитывая строгость правил ордена, более высшие начальники имеют более строгую дисциплину и предательство здесь тоже исключено. Значит, вывод остается один: «Его заключили в тюрьму по указке руководства свыше, которое контролирует и рецензирует его опусы, речи и поступки. При этом, руководство иллюминатов не собиралось делать из него мученика и продвигать в высшие коридоры власти. Почему? А потому, что он проник в те тайны общества иллюминатов, которые не разрешается и не должно постигать людишкам, винтикам огромной политической машины того уровня. К которым по их уставу принадлежал аббат.
Да, он понял, что в руководстве ордена собралось множество алчных карьеристов, которые служат неведомому начальнику, жадно стремящемуся к власти над всем миром. И никаких светлых идей просвещения в этом нет. Последние его трактаты говорили об этом. Даже эпиграф он тогда взял из библии: «Не сотвори себе кумира».
Только здесь в замке, он стал анализировать те планы, которые составлял для невидимого начальства, которое их корректировало, утверждало и давало руководство к действию. В итоге, в них не оставалось места для народа Италии и его свободы, хотя все было прикрыто удивительно светлой целью свободы, равенства и братства и называлось: «Планы просветителей для всемирного освобождения всех народов». Вот тогда у него и возникла идея, в этом тюремном замке написать свой последний трактат, разоблачающий все масонские заговоры, открывающий все планы иллюминатов. И он, не теряя надежды вырваться из тюрьмы, копал подкоп, а в перерывах писал свой трактат—завещание потомкам.
И тут Александра осенило. Почему Али был чернокожим? Турком он точно не был. Негр! В турецкую армию набирались такие янычары. Али дезертировал. А это в янычарском войске невозможно. Каждый обязан донести или убить. Али знал Вуду! Вот этим и обусловлено, что граф Монте-Кристо взял к себе никому не нужного бесполезного и немого турка. Немого ли? «Турок»? Али не говорил по-турецки. Он знал суахили, язык колдунов Вуду. Он мог совершать магические обряды в Париже и убийство при помощи этих обрядов. Самое примитивное и не требующее усилий действие. Сложнее, сделать так, чтобы богатый нувориш оставил тебе наследство или цыганке Гайде, например. Вот и весь секрет богатства Монте-Кристо. Никакого клада Борджиа, никакого клада Ракоци! Желание, стремление, умение играть на чувствах людей и управлять их поступками через это. И тогда самый невинный поступок сулит большие прибыли—неограниченный кредит.
А через шесть дней «французский писатель» уже сидел в знакомом нам кабинете начальника третьего отдела тайной канцелярии. Дух Бекендорфа еще витал в этих стенах, но за столом сидел преемник генерал-адъютанта и действительного тайного советника князь Василий Андреевич Долгоруков. До этого здесь уже сидели генерал Леонтий Васильевич Дубельт и князь Алексей Федорович Орлов, но Александр не был с ним знаком и не очень доверял этому вылощенному под аристократа плебею. Может поэтому он так долго оттягивал свою поездку на Родину.