Лицом к лицу с Богом Живым. Притча о блудном сыне

Ольга Шульчева-Джарман
Образ Бога из притчи о блудном сыне.

На иконах отца, принимающего блудного сына, изображают по-разному : в виде благообразного старца или же в виде Самого Иисуса Христа, в ало-синих ризах и с крещатым нимбом.

…И отец блудного сына побежал к нему навстречу.

И сын видит бегущего к нему отца, обнаженного снизу по колени, и неумолимо несущего ему смерть.

Бегущий отец – это смертоносный воин священный войны, носитель праведного гнева Божия, сам этот гнев, который сейчас обрушится на того, кто до последнего предела пропитался грехом мира сего, и сам стал проклятым, сам стал проклятием…
Почему он не убегает? Ведь он молод и силен, а отец стар. Почему не спасает свою жизнь? Почему начинает речь – словно Исаак в простоте, когда тот удивлялся, что есть огонь и дрова, а где же агнец для всесожжения (Быт. 22:7)? Словно не его бежит убивать отец…

Он стоит, ожидая смерти – или иного? Он словно знает что-то великое, он знает, что отец может сделать нечто, превосходящее все ожидания – в том числе и его ожидания.

И отец «пал ему на шею и целовал его» (Лк.15:20).

…Священная война Бога, священная война Христа – не для того, чтобы истребить грешника, а для того, чтобы бежать к нему навстречу. Не может грешник осквернить Бога, но грех его потонет в океане милости Его. Он бежит, чтобы встретить человека-грешника, но не для того, для чего думает человек, и вовсе не так, как представляет себе человек, не имеющий понятия о священной войне Бога.
Он не даст человеку сказать и слова – Он велит заклать тельца. Жертва уже приносится. Едва блудный сын успел открыть свой рот, чтобы сказать свои правильные безумные глаголы, до которых духовно дорос в своем человеческом понятии о правде.

Но у Бога правда не-человеческая.

Или, лучше сказать, Его правда человечнее человеческой правды.
Бог вступает в беспощадную битву, но в ней убит не грешник, а телец. Древние праведники взяли мечи и разили направо и налево, сметая грешников с лица земли, за то, что они были грешниками.
Отец из притчи – более, чем Авраам, он – образ Того, кто не дал Аврааму совершить страшный грех. Авраам думал, что Авраам совершает угодное Богу дело – таков был страшный обычай его страны.
Бог остановил руку Авраама, и послал Ангела,  и явил агнца, запутавшегося рогами в ветвях дерева.

Отец блудного сына спешит на священную войну, препоясав чресла на глазах у всех. Со стороны можно подумать, что он спешит убить скверного, грешного и нечестивого сына. Собственно, в реалиях того времени принять такого оскверненного сына в дом – означало самому стать религиозным изгоем, нечистым, отлученным от синагоги и от Царства Божия, как и принятый сын-грешник.
Но Его священная война – совсем не убийство. Он препоясал чресла свои и обнажил ноги свои, срам и наготу свою добровольно, став подобным униженному грехом сыну своему блудному.

И, побежав ему навстречу – Бог бежит к нему лицом к лицу, а это означает, что ты идешь против Бога, и это – верная смерть, потому Моисей видел только задняя! -  и значит, грешник – Божий враг, Бог к нему оборачивается лицом к лицу…
И вдруг этот Лик – не воина священной войны, а Лик Неизреченный, нежданный.

Знал ли сын, что отец бежит Его убивать? И остался ли он на месте, ожидая смерти – не молил о пощаде, а сказал свои слова покаяния уже после того, как отец упал ему на встречу? Как бы пролепетал, не зная, что сказать, потрясеный настигнутый радостью..
Но радость его не закончилась – и олдежда, и обувь, и кольцо, и пир…
Он ведь шел на встречу с отцом как на встречу со смертью. Вспомним человека, преодолевающего смертельный страх и отрывающего от себя ящерку, чтобы быть с Богом, в Расторжении брака Льюиса.

Он не отвернулся, не изменил желания. Он сказал те слова, которые он начал говорить, которые родились в нем от опыта и которые означали просьбу об изменении смертного приговора на невероятное помилование – остаться в доме, пускай и рабом, наемником.

Но отец прерывает его. Не может быть и речи о том, чтобы исполнить такую просьбу! Я не сделаю того, чего ты просишь – помиловать и взять тебя в наемники.
Я сделаю то, отчего зазвенит в обоих ушах у того, кто услышит (1 Царств, 3:1)
Я верну тебя в дом сыном моим, в радости и ликовании моем! И жертва тельца станет отголоском тайны и жертвы Моей – в радости пира.
Сын был мертв – и ожил, пропадал – и нашелся.
 
Священная война окончилась победой Бога, и убит в ней не грешник, но Таинственный Телец, взявший на Себя Грех мира. Он связан с уничижением обнаженного в беге к грешнику отца, от связан с глубиной прозрения грешника, не боящегося смерти пред лицом отца, прозревающего ту новую милость, что даст ему отец. Здесь Христос воскресший – везде. И в отце, и вгрешнике, и в тельце. Вся эта притча – о Боге Живом, Спасающем.

Старший сын упрекает отца за то, что ему не дали даже козленка повеселится, совершить пир. Но пир может быть только один. Жертва козлов и тельцов вообще не приносит пира Царствия.

Все мое твое – говорит ему отец, отдавая себя, словно Авель, на заклание. Но эта жертва не принесет радости старшему сыну. Ведь он не хочет войти на тот пир, где сидит единственный победитель Священной войны, Иисус, но не сын Навин, а Сын Мариин.