…Ей надо было жить в племени дикарей, быть вещей старухой, которая в конвульсиях транса предрекает язвы и мор на головы врагов…
Но вместо этого она работала уборщицей у нас в общежитии. Наверное, поэтому каждое утро в коридоре бился о стены ее резкий голос. Мыть полы – тихое и нудное занятие, а ей требовалось расходовать свою чудовищную энергию. Кто-то прошел по только что вымытому полу – в спину ему вгрызаются десятки проклятий. Кто-то не так на нее посмотрел – и от ее крика портится пищеварение.
Каждое утро я просыпался за несколько секунд до начала занятий. Впрыгивая в штаны, мчался в туалет, потом хватал вещи и бежал в учебный корпус. Он, к счастью, стоял недалеко.
Обычно я забегал в туалет (общий для парней на этаже, с несколькими кабинками), когда мегера уже навела там чистоту. Но однажды я, еще в полусне, влетел в прихожую туалета, когда она шуровала там шваброй.
Не дав мне пройти, она развернулась, как ужаленная выдра, и, пихая меня в грудь, завопила: - Иди! Жди! Надо мне тебя нюхать! Вот помою, и пройдешь…
Рука была костлявая, и от этого ситуация приобрела совсем уж зловещий оттенок.
Я сделал две-три попытки вставить слово, но где там… Я упрям, как тур, но это качество помогает, когда надо молча что-то терпеть или делать монотонную работу, или… словом, в тот момент мне требовалась скорее способность произносить по три слова одновременно, и вкладывать в них утроенную энергию. Меня просто смела ее импульсивность.
Я пооколачивался несколько минут в коридоре, потом увидел, как она выходит. Я кинулся в туалет опять, но нервы мои чуть не сплелись в косички от ее вопля:
- Куда?? Я еще не закончила!!
Не обращая внимания от бешенства, я заскочил в кабинку, но не успел совершить ни одной манипуляции, как дверь распахнулась, и она заорала на меня в упор:
- Выходи, я сказала!!
Опять стоя в коридоре, я думал о том, что вот такие фурии, только с шипящими змеями вместо волос, упоминаются в античных мифах. А это, наверное, постаревшая праправнучка таких фурий…
С того дня, если видел ее за работой в туалете, я не ленился сбегать с пятого на третий этаж, где был еще один мужской туалет. Там и уборщица была – клад, она как будто дала обет молчания, да и по времени выходило быстрее…
Другая сцена с участием Неистовой.
Она убирала на нашем этаже каждый день, заканчивая к восьми утра. На выходных уходила позже, но когда я вынес в коридор ковер, чтобы вытряхнуть его, свесившись за окно, то не чувствовал никакой опасности. В стране разгоралась суббота, на часах дружески сияли одиннадцать часов, и уборщицы и след простыл.
Я устроился с ковром в ближнем конце коридора (как делали все поголовно в общежитии), высунулся наружу… но успел встряхнуть всего раза четыре, как ковер чуть не выпал у меня из рук от ора за спиной.
Орала уборщица, с чьей стороны было просто чудовищно так надолго задержаться в общежитии. Наверное, она чуяла какой-то демарш с моей стороны, и решила спрятаться под краской на стене, чтобы материализоваться в самый неожиданный момент.
Я не помню ее выражения в точности, помню только, что в них не было ни слова, которое бы мне понравилось. Оскорбительными казались даже предлоги.
Отвертеться не удалось. Начатый ею скандал шумно скатился по лестнице с пятого этажа на первый, приведя нас к кастелянше. Последняя, смеряя меня строгим взглядом, спросила, делаю ли я так же у себя дома, и еще о некоторых вещах, пока, наконец, буря не улеглась под триумфальным взором правнучки фурий.
Часто утреннее шарканье ее швабры мы слышали у себя под дверью. И если у нас (мы жили в комнате втроем) была возможность переждать, то мы не выходили из комнаты, пока шум не стихал в отдалении. Часто мы просыпались от ее упражнений в звуковом уничтожении разгильдяев-студентов, и морщились под теплыми одеялами. Казалось, она сейчас ворвется в комнату и завопит на нас, нависнув над постелями. И мы – странное дело, - почувствуем себя виноватыми.
Но после сцены с ковром невидимые стены между нами вдруг рассыпались в прах. С ее стороны повеяло несомненной материнской нежностью. Я говорю «материнской», потому что не знаю аналогичного прилагательного от слова «бабушка». Бабушкиной? Не то. А слова «бабушкинской» вообще нет.
Новым трепетным утром я шел по коридору, а впереди она совершала поступательно-возвратные движения своим орудием чистки. У нас на этаже каждое утро было трепетным – потому что студенты трепетали от страха. Уборщица драила пол у правой стены, поэтому я прошел вдоль левой. И услышал сзади, иронично-прочувствованно:
- Сыночек мой пришел…
С того момента лично мне уже не грозили исторгаемые ею потоки словесной серы. То ли в женском сердце и впрямь совершилась таинственная перемена, то ли она увидела во мне достойного – нет не противника, куда там… - последователя…
P.S.: Ну а ковер я с той поры вытряхивал исключительно вечером, когда меня не мог застукать никто из власть предержащих общежития.