Метро - 41 часть вторая

Александр Аввакумов
                МЕТРО – 41


                ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Генерал-майор Андрей Андреевич Власов, несмотря на внешнее спокойствие, был сильно взволнован. Он сидел в приемной Сталина и гадал, что его ожидает за дверью кабинета верховного главнокомандующего. Он то и дело бросал взгляд на секретаря, сидевшего за столом, но тот молчал. Генерал взглянул на часы: он около двух часов уже находился в приемной. Наконец, на столе секретаря зазвонил телефон. Тот встал по стойке смирно и снял трубку.
- Да, товарищ Сталин, ждет… – коротко отвечал секретарь, бросая взгляд на окаменевшее лицо Власова.
Положив трубку, он подошел к двери и открыл ее.
- Товарищ Сталин ждет вас, – произнес он, пропуская генерала в кабинет. – Проходите, пожалуйста.
- Здравствуйте, товарищ Власов, – с небольшим грузинским акцентом произнес верховный главнокомандующий, сидя за столом. – Как ваше здоровье? Мне здесь докладывали, что вы заболели во время выхода из окружения. Насколько я знаю, у вас было что-то с ушами?
Власов был в шоке. Ему не верилось, что сам товарищ Сталин знает, что у него было воспаление среднего уха.
- Спасибо, товарищ Сталин, я здоров и готов выполнить любое поручение партии и нашего правительства.
- Другого ответа я от вас и не ожидал. Скажу честно, я за вами наблюдаю уже давно, с момента назначения вас на должность командира стрелковой дивизии. Вы хорошо там поработали. Сделать из отстающей дивизии лучшую часть в РККА может не каждый. Да и 37 -ой армией вы командовали вполне уверенно и грамотно.
Власов слушал молча: он не знал, как себя вести с этим человеком. Он не только уважал его, но и боялся. По воле Сталина люди взлетали по карьерной лестнице или бесследно исчезали навсегда. Сейчас, слушая Верховного главнокомандующего, он боялся только одного, что тот вдруг вспомнит о его дружбе с Блюхером.
«Если вспомнит, значит, это конец», - решил он про себя.
Сталин достал из коробки папиросу «Герцеговина Флор» и, размяв ее, высыпал табак в трубку. Он раскурил ее.
- Как чувствует себя ваша супруга? – поинтересовался он у Власова. – Надеюсь, она здорова? Я имею в виду здоровье вашей второй супруги Агнессы Павловны?
Генерал покраснел, словно был застигнут за чем-то плохим. Дело в том, что он разошелся  со своей прежней супругой Анной Михайловной и совсем недавно зарегистрировал новый брак.
- Спасибо, товарищ Сталин, у нее все хорошо.
- Тогда перейдем к делу, Андрей Андреевич. Вы не стойте, присаживайтесь. У нас с вами будет серьезный разговор.
Власов присел на стул и посмотрел на вождя. Тот выпустил клуб дыма и, разогнав его рукой, задал вопрос:
- Как вы смотрите на то, чтобы возглавить новую армию? Вчера мы на Комитете обороны приняли решение о формировании новой 20-ой армии. Я  почему-то сразу подумал о вас. Вы знаете, что немцы под Москвой, и мне нужны полководцы, которые умеют воевать с врагом, держа удар.
Он сделал паузу и посмотрел на генерала. Тот сидел и не спускал глаз с хозяина кабинета.
- Не буду скрывать, что мнения членов Комитета обороны были разные, в том числе и диаметрально противоположные, но я смог убедить их в вашем назначении. Я знал, что у вас столько врагов.
Он замолчал и стал выбивать остатки табака в стоявшую на столе пепельницу. Закончив это делать, он посмотрел на Власова, ожидая от него ответа.
- Я не знаю, что ответить, товарищ Сталин, – произнес генерал. – Могу сказать лишь одно: спасибо. Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие, а враги…
- Хорошо, я понял вас, Андрей Андреевич. Будем считать, что вы получили назначение на должность командующего 20-ой армии. Можете идти, товарищ Власов.
Андрей Андреевич встал со стула и направился к двери. Ему было трудно идти, ноги стали, какими деревянными и не хотели слушаться. Выйдя из кабинета, он облегченно вздохнул.
- Товарищ генерал, получите, пожалуйста, приказ о вашем  назначении, – произнес секретарь и протянул ему лист бумаги за подписью Сталина и Тимошенко.
Власов молча взял его и поспешил на улицу.

***
Сорокин, прихрамывая на правую ногу, шел по московской улице, посматривая на нумерацию домов. Он уже около недели командовал группой специального назначения при Главном управлении НКВД СССР. Его подразделение было засекречено, и поэтому они размещались не на Лубянке, а на окраине города. Группа была небольшой, но достаточно мобильной. Единственное, что не радовало Александра - она на восемьдесят процентов состояла из молодежи, не имеющей  опыта  оперативной работы.
Накануне вечером его пригласили на совещание, которое проводилось на Лубянке. Помимо Лаврентия Берии, там присутствовал и начальник Главного политического управления РККА Мехлис.
- Руководство Ставки обращает ваше внимание на активизацию немецкой агентуры в столице нашей родины, - сказал Берия. -  Мы понимаем, что это связано с приближением немецкой армии, однако не могу не отметить неудовлетворительную работу милиции: улицы полны паникеров, распускающих слухи о возможной сдаче Москвы немцам.  Распоясались мародеры, которые обворовывают квартиры граждан, выехавших вместе с промышленными предприятиями на восток. Поэтому хочу довести до вас решение Государственного комитета обороны: паникеров, мародеров, воров, задержанных на месте преступлений, расстреливать без суда и следствия. Думаю, что вы хорошо понимаете, чем продиктованы эти меры.
Берия замолчал. Он взял в руки чашку с холодным чаем,  сделал глоток, а затем продолжил:
- Я сегодня разговаривал с товарищем Сталиным. Он поинтересовался, как идет борьба с немецкими агентами, которые каждую ночь ракетами обозначают немецким летчикам объекты для бомбометания. Вы, наверное, уже догадались, какое значение он уделяет этой проблеме. Я еще месяц назад подписал приказ о создании в структуре НКВД, групп специального назначения, которые должны заниматься выявлением и уничтожением  диверсионных групп противника. Начальникам отделов принять к исполнению это указание Сталина.
Остальные вопросы совещания обсуждались в узком кругу начальников отделов и управлений. После его окончания Александра пригласил к себе начальник отдела.
- Что скажешь, Сорокин? Вопрос поставлен ребром: или мы с тобой находим эту группу ракетчиков и ликвидируем ее, или руководство наркомата решит этот кадровый вопрос не в нашу пользу. Понял?
- Так точно. Разрешите приступить к работе?
- Конечно. Капитан,  найди этих гадов и уничтожь их.
Вернувшись к себе, Сорокин собрал личный состав подразделения.  Разбившись группы на пары, они разъехались по местам возможного появления ракетчиков и  на всю ночь засели на крышах домов, рассчитывая засечь места пуска ракет. Прошло около часа, и в небе загудели немецкие самолеты.
- Александр Михайлович! – громко закричал водитель, сидевший с Сорокиным. – Видите на крыше человека?
- Вижу, – ответил Сорокин и быстро побежал в сторону окна, ведущего на чердак. Вслед за ним бросился и водитель, доставая из кобуры «Наган». Будучи на улице, они увидели, как на крыше соседнего дома что-то хлопнуло, и в небе появилась красная ракета. Через минуту они оказались около нужного им подъезда.
- Берем живыми, – приказал Сорокин водителю.
Из подъезда вышел мужчина средних лет. В руках он держал небольшой кожаный портфель. Оглядевшись по сторонам, он что-то крикнул в темноту подъезда и направился по улице.
- Это – твой, – тихо произнес Сорокин.
Водитель с «Наганом» в руке бросился вслед за мужчиной. Прошло несколько томительных секунд, и из подъезда вышел второй человек и направился в противоположную сторону. План  задержания возник моментально: Сорокин обогнул дом и вышел ему наперерез. Тот шел, не обращая никакого внимания на одинокого гражданина, который торопливо шел ему навстречу. Когда они поравнялся друг с другом, Александр резко выбросил руку вперед, целясь в лицо диверсанта. Удар получился сильным и неожиданным. Мужчина взмахнул руками и повалился на землю. Пока он приходил в себя, Сорокин сумел «оседлать» его и связать ему руки за спиной.

***
Сорокин подвел диверсанта к автомашине и увидел водителя, который с «Наганом» в руке сопровождал мужчину с портфелем.
- Вот, товарищ капитан, принимайте эту сволочь, – произнес водитель. – Вы бы только видели, как он визжал и кусался.
Шофер показал ему руку.
- Что у вас в портфеле? – спросил капитан мужчину.
- Не знаю, это не мои вещи, – ответил тот. – Я учитель геометрии в шестьдесят третьей школе.
Сорокин достал из кобуры пистолет и взвел его.
- Есть приказ наркомата внутренних дел: лиц, застигнутых при совершении диверсии, мародерства, распускающих пораженческие слухи, а также воров, уличенных в совершении преступлений, расстреливать на месте без суда и следствия.
Мужчина вздрогнул и выронил портфель из рук.
- Посмотри, что там? – приказал Сорокин водителю.
Тот открыл портфель и вывалил его содержимое на землю. Вместе с какими-то записями выпала и ракетница.
- Вот тебе и учитель геометрии, –  со злостью произнес шофер.
- Теперь посмотри, что у этого в карманах, – снова попросил он водителя, стволом пистолета указав на второго мужчину.
У того в кармане оказался  «Браунинг».
- Поставь их к стене, расстреляем прямо на месте.
Мужчина, с ракетницей неожиданно схватился за сердце и стал медленно оседать на  землю.
- Подними его, – приказал Сорокин шоферу.
«В кого стрелять? – подумал Александр. – Наверное, в того, что с пистолетом. Вряд ли он сразу «развалится»».
Это был старый и не раз проверенный способ «колки», распространенный среди оперативных сотрудников НКВД. Расстрел на глазах соучастника преступления, вид крови, нагоняет столько страха на человека, что он моментально ломается и начинает рассказывать то, что не рассказал бы в обычных условиях. Но для этого нужно обязательно выбрать того, кто слабее духом.
Водитель с трудом поднял мужчину с  земли и прислонил к стене дома. Тот стоял белый как мел. Неожиданно из одной его штанины на землю заструилась влага, но он этого не замечал. Второй диверсант  молча взирал на своего товарища, по всей вероятности, презирая его за слабость.
- За совершение диверсии в отношении государства я приговариваю вас к смерти, – произнес Сорокин и выстрелил в мужчину, у которого был пистолет. Пуля угодила в голову, разбросав по стене мозги и кровь. Александр тут же подскочил к другому мужчине  и сунул ему пистолет в рот.
- Адрес, где ты брал ракеты? – закричал он ему прямо в ухо. – Говори или убью.
- Я все скажу, только не убивайте меня.
- Говори, сволочь, – еще громче закричал Сорокин, дико вращая глазами. – Говори! Не слышу!
- Улица Солидарности, дом шесть.
Сорокин опустил пистолет и посмотрел на мужчину, который упал на землю. Тело его содрогалось от рыданий. Через мгновение у него началась истерика. Он катался по земле, выкрикивая проклятия в чей-то адрес.
- Дай ему воды, пусть успокоится, – сказал Александр водителю, усаживаясь в машину.
В конце улицы показался наряд милиции. Сорокин вышел из машины и, предъявив им документ, велел забрать труп расстрелянного диверсанта. Посадив в машину второго мужчину, они поехали к себе в подразделение.

***
«Вот и улица Солидарности, – размышлял Александр, двигаясь по ней. – Вон тот, по всей вероятности, и будет домом номер шесть».
 Прежде чем брать диверсанта, Сорокин решил посмотреть на дом. Ему   нужно было определиться,  необходима ли будет дополнительная помощь при задержании немецкого диверсанта.
Дом, в котором проживал интересующий его человек, был небольшим, одноэтажным. Во дворе стояла собачья будка, однако на белом пушистом снегу, выпавшем утром, следов собаки не было видно.
- Вы что здесь делаете? – неожиданно прозвучало у него за спиной. – Вы кого   там высматриваете?
Александр, моментально сжал ребристую рукоятку пистолета, который находился у него в кармане, и обернулся. Перед ним стоял мужчина, одетый в синюю милицейскую шинель.
- Ищу родителей своего фронтового друга. А в чем дело, товарищ милиционер?
- Пройдемте со мной – произнес тот.
- Куда я с вами должен пройти?
- В отдел милиции, – настаивал мужчина. – Там и разберемся, кто вы.
Чтобы не привлекать к себе особого внимания, Сорокин направился вслед за ним.
- Вы не отставайте, гражданин, – стал поторапливать его сопровождающий, - не вздумайте бежать.
- Я после ранения и поэтому не могу так быстро следовать за вами, вы уж простите меня.
Сотрудник милиции остановился и, дождавшись, когда Александр поравняется с ним, продолжил путь. Наконец они остановились около двухэтажного здания. Над входной дверью висел выгоревший на солнце  красный флаг. Неподалеку стояли два милиционера с винтовками в руках и о чем-то громко спорили.
- Проходите, – предложил Сорокину  милиционер и, пропустив его вперед, вошел вслед за ним.
 Они оказались в небольшой комнате, в которой стояли два стола. Сотрудник милиции снял шапку и положил ее на стол.
- Садитесь, – предложил он и грузно опустился на стул.
 Под тяжестью его тела стул жалобно заскрипел.
- Ну что, служивый, давай, показывай свои документы. Кто ты и зачем здесь оказался?
- А вы, кто такой?
- Я заместитель начальника районного отдела милиции Говоров.
Сорокин достал из кармана документы и положил на стол. Милиционер осторожно взял их в руки и прочитал название подразделения.
- Виноват, товарищ капитан государственной безопасности. Чем могу помочь? – обратился он к Александру, возвращая ему документы.
- Меня интересуют жильцы дома, около которого вы меня задержали.
- В нем уже три месяца никто не живет, товарищ капитан. Может, вы что-то напутали?  Там раньше жила семья Ивлевых, но они эвакуировались куда-то на Урал, сейчас дом пустует. Я это знаю, потому что живу недалеко. Не могли ваши люди что-то напутать?
Ответ Говорова заставил Сорокина задуматься.
- Скажите,  а нет ли на этой улице дома с таким же номером?
- Есть, товарищ капитан. Он расположен  за этим домом, но вход в него с другой улицы, – радостно произнес Говоров. – Я думаю, что именно тот дом вам и нужен.
- А кто там живет?
- Хозяйка - одинокая дамочка: сама живет по другому адресу, а дом сдает квартирантам.
- А сейчас там кто квартирует?
- Не знаю. Я пошлю участкового уполномоченного, он мигом узнает.
- Не нужно, – ответил Сорокин, – мы сами проверим.
- Все понял, товарищ капитан.
Сорокин попрощался и снова направился к нужному дому.

***
Дом, а скорее пристрой к нему, оказался довольно старым строением.  Он стоял, как-то нелепо покосившись на левую сторону.
«Ему, наверное, лет сто, не меньше» - подумал Сорокин, осматривая его со всех сторон. Двор был пуст. Однако стоило ему подойти чуть ближе к дому, как залаяла большая лохматая собака, выбежавшая из открытых дверей сарая. Занавеска на одном из окон отодвинулась, и в проеме показалось мужское лицо.  Через мгновение дверь дома открылась и  появилась могучая фигура мужчины. Он чем-то напоминал былинного богатыря – высокий, косая сажень в плечах, крепкая шея.
- Что надо? – спросил он Александра басом. – Что ты здесь трешься с утра?
«Выходит, срисовал он меня еще до того, как меня задержал сотрудник милиции, - сделал вывод Сорокин. – А я так хотел все это провернуть без свидетелей, без  лишних глаз».
- Здравствуйте, товарищ. Извините, но мне сказали, что тут сдается комната. Это правда?
- Нет. Здесь ничего не сдается, – со злостью в голосе произнес мужчина. – Кто вам об этом сказал?
- Заместитель начальника милиции. Он посоветовал мне обратиться к хозяевам дома.
- Он ошибся, – повторил мужчина. – Уходите отсюда, мне не нравится, когда около моего дома трутся незнакомые люди.
За его спиной показался еще один мужчина. Он выглянул из-за его плеча и быстро скрылся в доме.
- Извините, – произнес Александр и, развернувшись, направился дальше по улице. Мужчина, проводив его взглядом и закричав на  лаявшего пса, закрыл дверь дома.
«Выходит, он не один. Интересно, сколько их? – думал Александр, шагая по заметенной снегом улице. – Входить в адрес опасно, диверсантов необходимо брать по одиночке, при выходе на улицу».
 Вчера, когда по его приказу было установлено наблюдение за домом, сотрудниками не было зафиксировано прибытие в адрес каких-либо людей, а сегодня  утром они уже находились в доме.
« Значит, эти люди могли появиться здесь лишь рано утром, где-то часов в шесть, когда одна из смен уже снялась, а вторая еще не заступила на дежурство. Интересно, кто эти люди?» - размышлял Сорокин.
Он свернул за угол и оказался на небольшой площади, в центре которой стояла  группа людей и слушала очередную сводку Совинформбюро. Голос  Левитана доносился из динамика, висевшего на столбе. Сообщалось, что после ожесточенных и кровопролитных боев Красная Армия, оставив несколько городов, отошла на ранее подготовленные рубежи обороны.
«Немцы прут и прут. Похоже, у  армии нет сил, чтобы  остановить этот натиск, – подумал Александр – Неужели Ставка приняла решение сдать Москву?»
Кто-то сзади ударил ему по плечу.
- Сашка! Ты, что ли или я ошибся? – произнес до боли знакомый  голос.
Он обернулся. Перед ним стоял его школьный товарищ, широко раскинув свои сильные и большие руки, ладони которых чем-то напоминали лопаты.
- Сергей! Какими судьбами? – вскрикнул в этот раз Сорокин и бросился к нему в объятия.
Они долго тискали друг друга, пока Сергей не предложил  немного пройтись. Сорокин шел рядом с ним и прикидывал в голове, сколько же лет они не виделись. По его расчету – где-то около пятнадцати лет. Последней их встречей был железнодорожный вокзал в Казани, когда Александр уезжал учиться в школу НКВД. 
- Ты давно из Казани? – поинтересовался Александр.
- Давно. Меня призвали в первый же день войны. Окончил ускоренные курсы военного пехотного училища и, получив звание младшего лейтенанта, был направлен сюда. Здесь под Москвой, формируется 20-ая армия.
- Я слышал. Говорят, что командующим вашей армии назначен генерал Власов. Я служил у него, когда он командовал 37-ой армией. Толковый  командир, людей бережет.
- А ты, какими судьбами здесь? – спросил Сергей.
- Я здесь по делам службы.
- Может, зайдем куда-нибудь, промочим горло. Придется еще раз увидеться или нет, один Бог знает.
- Извини, Сережа, не могу. Сам понимаешь - служба.
- Жалко, но я все равно рад нашей встрече.
- Мне тоже жалко. Ты лучше проводи до угла, там меня ждет служебная машина.
Они снова, как в детстве, обменялись шутками и направились вдоль улицы.

***
Прошло три дня. На столе перед Сорокиным лежали две сводки наружного наблюдения. Теперь он знал, что в доме проживают трое мужчин, двое из которых - военные.
«Кто эти двое? Случайные квартиранты или тоже диверсанты, одетые в советскую военную форму? – размышлял он. – Почему они до сих пор не встали на временный воинский учет?»
Вчера при очередном налете немецкой авиации кто-то снова ракетами указывал на объекты бомбежки, все эти сигналы были осуществлены уже в другом районе города.
 Утром его вызвал к себе заместитель начальника отдела контрразведки,  и в жесткой форме приказал ему взять немецких диверсантов.
- Сорокин,  ты понимаешь, что идет война? Нам не до игр с противником. Ты сам подумай, что будет с тобой и со мной, если они завтра наведут самолеты на объекты особой важности? В лучшем случае нас отправят на фронт, а в худшем - мы с тобой уедем далеко на север. Это хоть  понимаешь?
- Я все понимаю, товарищ майор. Хотелось бы выявить всех членов этой группы. Судя по действиям, группа состоит, как минимум из десяти человек. У них есть связь:  они точно знают время налетов, а также районы, которые будут бомбить немцы.
Слова Сорокина задели его: он не любил, когда его подчиненные пытались вступать с ним в дискуссию, пытаясь отстоять свою точку зрения. Вот и сейчас он отлично понимал, что капитан Сорокин прав, что брать  этих ракетчиков сегодня было крайне нерационально, но он не хотел переступать через свои давно установленные правила.
- Ты думаешь, что я глупее тебя капитан, и ничего не понимаю в оперативной работе? Да я в органах с начала гражданской войны и многое повидал в этой жизни, и я вот понял, что никогда не нужно спорить со своим начальником. Даю тебе еще два дня. Извини, но больше дать не могу, сам под пятой у руководства.
- Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил его Александр, - я постараюсь уложиться в отведенное время.
- Запомни, Сорокин, мудрость - адекватное отражение реальной действительности, которая, к большому моему сожалению, сейчас  играет не на нашей стороне.
Александр взял со стола майора сводки наружного наблюдения и вышел из кабинета. Пока он шел по коридору наркомата, ему то и дело приходилось отдавать честь офицерам, и эта процедура стала быстро его раздражать.
«Откуда их столько? – спрашивал он себя. –  Людей на фронте не хватает, а здесь…»
 Выйдя из здания наркомата, он с облегчением вздохнул. Легкий морозец и ветер заставили его поежиться. Осмотревшись по сторонам, он  направился к служебной машине.
- Поехали на базу, - приказал он водителю.
Здание, где размещалась его группа, они стали именовать базой совсем недавно. Это было вызвано тем, что здание, в котором дислоцировалось подразделение, когда-то принадлежало подмосковной продовольственной базе, и специальным решением городского обкома партии было на время передано в управление НКВД. Двор здания был оборудован индивидуальными воротами и круглосуточно охранялся сотрудниками комендантского взвода наркомата.
Машина с Сорокиным остановилась напротив ворот, дважды просигналив. Ворота медленно открылись, словно гигантский рот какого-то чудовища. Легковой автомобиль въехал во двор и замер у входа. Александр вышел из машины и, козырнув часовому, стоявшему у входной двери,  вошел внутрь здания. Проходя мимо дежурного, он приказал пригласить к нему в кабинет Храпова Валентина Васильевича, которого назначили его заместителем совсем недавно. Сорокин пока еще не разобрался в этом человеке. Он знал, что тот окончил училище НКВД буквально за месяц до начала войны, был молод, резок, а иногда и заносчив в своем общении с подчиненными.
- Проходи, Валентин Васильевич, – произнес капитан  и рукой указал ему на стул. – Вот что, лейтенант, нам с тобой дали всего два дня, чтобы мы до конца разобрались с этой диверсионной группой. Ты понял, два дня! Да не смотри на меня такими глазами. Я попытался возражать, но меня быстро спустили с небес на землю. Сейчас идет война, и каждый день гибнут десятки, сотни людей…
Дверь кабинета неожиданно открылась, и в проеме показалось рябое лицо дежурного по подразделению.
- Закройте дверь! – громко произнес Сорокин. – Я занят!
Дежурный испуганно захлопнул дверь. Храпов удивленно посмотрел на своего начальника. Он впервые услышал, как тот повысил голос на  подчиненного.
- Александр Михайлович! Вы же авторитетный товарищ, неужели вы не смогли убедить руководство в том, что мы еще не выявили все связи этой группы?
- Ты знаешь, что заместитель начальника отдела не менее авторитетен, чем я. Авторитет - это один из инструментов подавления инакомыслия, которым он и воспользовался. Давай вернемся к нашим баранам. Что мы имеем на сегодня? Знаем, что в доме проживают три человека, двое из которых одеты в военную форму. Кто они? Чем они занимаются? Мы не знаем.
- Разрешите доложить, Александр Михайлович? – обратился к нему Храпов.
Сорокин молча кивнул.
- Почему не знаем? Знаем кое-что, – улыбаясь, ответил лейтенант. - Хочу доложить, что эти двое военных прибыли в город три дня назад. По документам вроде бы все хорошо, придраться не к чему. Вчера ребята целый день «работали» за ними и выяснили, что один из них – майор, по фамилии Бабочкин - после выхода из дома направился в центр города. Он долго и, как показалось нашим сотрудникам, бесцельно бродил по улицам, а затем вошел в дом номер четыре по Никитскому переулку. Пробыл в адресе около пяти часов, а затем вернулся обратно домой. В дороге ни с кем  в контакт не вступал.
 –  Вы сделали запрос в часть? – поинтересовался у него Сорокин.
- Да. Вот ответ, товарищ капитан: майор Бабочкин действительно является заместителем начальника штаба 342-ого стрелкового полка. Неделю назад он получил тяжелое ранение в грудь и сейчас находится на лечении в госпитале.
- Я что-то вас не понял, лейтенант? Как же тяжелораненый майор мог оказаться здесь, в Москве?
- В этом вся и загвоздка. Я сегодня разговаривал с начальником госпиталя, он сообщил мне, что майор Бабочкин скончался в госпитале три дня назад.
- Погоди, погоди, Храпов. Три дня назад этот майор и появился здесь с документами  майора Бабочкина. Быстро они воспользовались документами погибшего офицера.
- Товарищ капитан, нужно срочно связаться с особым отделом 342-ого стрелкового полка.
- Вот ты и свяжись. Узнай, не пропадал ли без вести этот майор, а лучше, если ты сам съездишь туда и переговоришь на месте.  Что с другим человеком?
- Старший лейтенант Серов Геннадий Павлович. По документам, прибыл в столицу за пополнением. Вчера весь день провел дома и никуда не выходил.
- Где они?
- На шесть часов утра оба были дома, – коротко ответил лейтенант.
- Держите меня в курсе событий, – произнес Сорокин, тем самым, давая понять своему заместителю, что разговор закончен.

***
Майор Бекметов, командир стрелкового батальона попал в плен на второй день войны. Его подразделение за неделю до начала войны было вывезено из города в летние лагеря. Бойцы целыми днями занимались строевой подготовкой и учебными стрельбами. Когда первые бомбы упали на  палатки батальона, выяснилось, что подразделение практически разоружено – лишь каждый третий боец имел винтовку, и самое главное -  батальон практически не имел боеприпасов. Первая бомба угодила в склад вооружения и боеприпасов и полностью  уничтожила его. Майору удалось собрать остатки личного состава и организовать оборону моста через небольшую речку с болотистыми берегами. Первая немецкая атака была успешно отбита, но  из лесочка появились три немецких танка Т-4, которые, не встречая практически никакого сопротивления, как ножом вспороли оборону его батальона. Ни приказы командиров рот, ни кинжальный огонь немецких пулеметов не смогли удержать солдат в наспех выкопанных окопах: солдаты выскочили из укрытий и бросились бежать. Мало кто успел добежать до небольшого лесочка, многие были убиты или, подняв руки, сдались немецким автоматчикам, которые двигались вслед за танками. Майор в какой-то момент понял, что окончательно потерял возможность командовать батальоном. Он выскочил из окопа и побежал навстречу солдатам, размахивая пистолетом.
- Куда? – закричал он во все горло. – Назад! В окопы!
Бойцы бежали, не обращая  внимания на своего комбата. Он схватил одного из красноармейцев за рукав гимнастерки, пытаясь остановить. Но тут же отлетел в сторону от удара в лицо. Он упал и потерял сознание. Майор очнулся оттого, что кто-то расстегивал ворот его гимнастерки и пытался  стащить ее с его плеч.
- Ты, что делаешь? – спросил он бойца.
- Хочу снять с вас гимнастерку, товарищ майор.
- Зачем? – запекшимися от жажды губами спросил он его.
- Товарищ майор, я видел, что немцы прямо на месте расстреливают командиров, вот я и хотел спасти вас.
Бекметов оттолкнул от себя руки красноармейца.
- Не трогай меня! Что со мной? Я ничего не помню.
- Не знаю, товарищ майор. Я подобрал вас в поле.
- Помоги мне подняться, – попросил его Бекметов. – Ужасно болит голова и почему-то тошнит, словно съел что-то испорченное.
Боец помог ему подняться на ноги. Он стоял среди молоденьких березок, покачиваясь из стороны в сторону. Земля, словно живое существо, медленно вздымалась и оседала под его ногами.
- Товарищ майор! Давайте я вам помогу переодеться, мало ли что?
- Спасибо, не нужно. Где батальон?
- Нет больше нашего батальона. Вот все, что от него осталось – произнес боец и рукой показал на небольшую группу солдат, сидящих на земле в метрах тридцати от них.
- Это всего-то? – удивленно спросил он красноармейца. – А где остальные? Я не верю, что все погибли.
Боец удивленно посмотрел на него. Прошло несколько минут и Бекметов окончательно пришел в себя. Он оттолкнул в сторону бойца и застегнул ворот гимнастерки. Рука его коснулась кобуры, которая была пуста.
- Стройся, – скомандовал он хриплым голосом.
Красноармейцы построились в шеренгу. Строй получился неровным, но он не обратил на это внимания. На всех у них оказалось всего три винтовки и четыре патрона к ним.
- Направо! – произнес он, хорошо понимая, что командует не боевым подразделением, а кучкой испуганных и деморализованных людей.

***
Майор шел впереди группы. Он то и дело прислушивался к нарастающей канонаде, которая громыхала где-то на востоке.
«Не может быть, чтобы немцы так быстро продвигались на восток. А где наши части? Неужели они разбиты, как и мой батальон», - размышлял он.
 После захода солнца, они остановились на привал. Ужасно хотелось, есть и пить.
- Яшин! – подозвал он одного из бойцов. – Возьми кого-нибудь из солдат, и поищите воду. Наверняка где-нибудь есть ручей. Если заметите немцев, бегом сюда. Понял?
- Так точно, товарищ майор, – ответил красноармеец. – Вы нам винтовку не дадите?
Бекметов молча протянул ему винтовку, а сам  сел на землю и уперся спиной в вековую сосну. Он по-прежнему чувствовал себя не очень хорошо и двигался лишь за счет  морально-волевых возможностей своего организма. Он не заметил, как задремал. Ему снились дом, жена и ребенок.  Очнулся он оттого, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Он открыл глаза и обмер, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой: перед ним стоял немецкий солдат и светил ему в лицо фонариком.  Заметив, что он открыл глаза, солдат направил на него автомат. Майор повернул голову и увидел своих бойцов, которые  стояли с поднятыми вверх руками. Вокруг них толпились  эсэсовцы и офицер.
- Ханде Хох! –  произнес солдат и громко рассмеялся. Видимо, растерянное лицо русского офицера вызвало у него приступ смеха.
Бекметов молча поднял руки и начал вставать с земли. Эсэсовец ударил его сапогом и, когда он растянулся на земле, снова громко рассмеялся. К майору подошел немецкий офицер и, вытащив из кармана своего кителя носовой платок, протянул его майору. Тот взял его и стал вытирать кровь, которая обильно текла из разбитого носа.
- Спасибо, – произнес он. – Я вам очень признателен.
Как он узнал позже, посланный за водой Яшин наткнулся на  немецкий патруль и, не раздумывая, бросил винтовку на землю, поднял руки и направился в их сторону. Это он привел немцев к привалу и сдал всех. Красноармейцев  вели ночным лесом недолго, и вскоре они оказались на дороге, по которой непрерывно двигались немецкие части.
- Эй, русские! – кричали проезжавшие мимо немецкие солдаты и швыряли в них сырые яйца и огрызки  яблок.
Бекметов шел в середине группы. Он то и дело поглядывал по сторонам, стараясь определить, где они находятся. Наконец, он увидел указатель, прибитый к телеграфному столбу. На фанерке было указано, что до Минска осталось двадцать пять километров. Ему были знакомы эти места, так как он часто выезжал сюда с друзьями поохотиться на уток. Насколько он помнил, сейчас за поворотом должен стоять большой деревянный крест. Когда и кто его установил, никто не знал, но все проходившие мимо люди обязательно останавливались и крестились. Бытовала легенда, что крест помогал путешественникам в дороге.
 На востоке заалел восход, и лес моментально проснулся. Запели и защебетали птицы,  загудели пчелы.
Дорога свернула налево, и майор увидел трехметровый, почерневший от времени крест, на котором было вырезаны слова – «Спаси и сохрани». Солдат, идущий рядом с ним, внезапно споткнулся  и упал, растянувшись в пыли. Сопровождающие группу пленных эсэсовцы громко рассмеялись, наблюдая за тем, как тот поднимался с земли. Лицо солдата, покрытое пылью, напоминало чем-то новогоднюю маску какого-то уродца. Воспользовавшись тем, что внимание конвоя было обращено на солдата, Бекметов нырнул в придорожные кусты и бросился бежать, не разбирая дороги. Как ни странно, но за ним никто не погнался: судьба одного человека ничего не решала для рейха.
Вечером, измученный голодом и жаждой, он набрел на одинокий хутор. Он долго наблюдал за домом, стараясь определить, есть кто в избе или нет. Наконец, дверь дома открылась, и из него вышел мужчина в белой  рубахе. Он прошел в хлев, откуда доносилось голодное мычание коровы. Пока мужчина находился  там, майор успел сделать две короткие перебежки и оказался рядом с плетнем. Он упал в высокую траву и стал ждать, когда мужчина выйдет. Ждать пришлось недолго: тот вышел во двор, держа в руках вилы.
- Отец! Ты один? – спросил его Бекметов. – В доме немцы есть?
От неожиданности мужчина выронил  вилы. Он со страхом посмотрел на плетень, из-за которого доносился мужской голос.
- Кто ты? – спросил он дрожащим от напряжения голосом. – Выходи, а то я тебя вилами.
Он поднял их с земли и направился к плетню. Майор встал в полный рост.
- Я тебя, отец, спросил, ты один в доме? – снова задал ему вопрос Бекметов. – Что молчишь?
- А кому еще здесь быть? Дочка перед войной поехала в Минск и  не вернулась, а баба вот уже месяц лежит, не встает.
Офицер быстро перемахнул через изгородь и подошел к старику.
- Отец, дай мне что-нибудь поесть, а то я вторые сутки без еды и воды.
- Пойдем, так и быть, накормлю, – произнес старик и, повернувшись, направился в дом.
Бекметов с жадностью набросился на холодную картошку, которую хозяин поставил на стол. Пока он ел, старик вышел из комнаты в сени. Майор допил из крынки молоко и ладонью вытер губы. Раздался скрип открываемой двери: в комнату вошел старик, сжимая в руках винтовку.
- Руки подними! – произнес он ровным голосом, в котором чувствовалась решимость.
- Ты что, старик, с ума сошел? – сказал майор и посмотрел на лежавший, на столе нож. – Я сейчас уйду. Спасибо тебе за пищу.
- Подними руки, краснопузый! – уже другим тоном произнес старик. – Подними, а иначе застрелю! Больше повторять не буду!
Бекметов схватил со стола нож, но сильный толчок в плечо отбросил его к стене. Из раненого плеча заструилась кровь. Скрутив майора, старик вывел его во двор, где уже стояла запряженная в телегу лошадь.
- Садись, – приказал он ему.
Повалив его в телегу, старик стеганул лошадь по крупу, от чего та вздрогнула и понеслась по дороге в сторону Минска.

***
Концлагерь, в который попал Бекметов, находился на окраине Минска. От лагеря до его дома было недалеко, и он каждый день внимательно вглядывался в лица женщин, которые бросали через забор из колючей проволоки вареную картошку и куски хлеба, стараясь увидеть среди них  свою жену. Однажды ему показалось, что к забору подошла она. Он  бросился к ней, но это оказалась совсем незнакомая женщина.
- Гражданочка! Вы местная? Я жил здесь недалеко. Улица Коммунаров, дом девять, квартира два. Моя фамилия Бекметов. Передайте жене, что я жив!
Женщина хотела бросить ему картофелину, но очередь немецкого автоматчика, остановила эту попытку. Она уронила на землю кошелку и бросилась бежать. Через минуту она исчезла среди развалин. Вечером его вызвали к коменданту лагеря. Бекметов в сопровождении солдата вошел в административное здание, на котором развевался черно-красный флаг. Комендант, мужчина средних лет с большими залысинами на покатом лбу, что-то сказал солдату и тот вышел из помещения.
- Здравствуйте, майор, – поздоровался с ним немец, на чистом русском языке. – Насколько я знаю, вы родом из этого города, и здесь проживают ваша жена и дочка. Это правда?
Бекметов вздрогнул: откуда этот немец мог узнать об этом, ведь в лагере содержится более тысячи военнопленных.
- Почему вы молчите, майор? Ведь это легко проверяется. Может, вам еще что-то рассказать, чтобы вы поверили, что мы все знаем о вас и вашей семье?
Майор молчал. Он смотрел на фотографию, которая лежала на столе коменданта.  Он сразу узнал ее:  там были изображены он, жена и  дочка.
- Сейчас сюда зайдет капитан Мозе. От него зависит не только ваша жизнь, но и жизнь вашей семьи. А вот, кстати, и он, – произнес комендант.
В кабинет вошел немецкий офицер в серо-зеленой форме. Несмотря на то, что он был молод, голова его была абсолютно лысой. Офицер прошел мимо Бекметова и сел на стул спиной к окну. В кабинете возникла небольшая пауза, которая была вызвана тем, что вошедший капитан стал читать его личное дело. Наконец, он отложил его в сторону и посмотрел на майора.
- Ходить кругами я не буду, Бекметов, – произнес он. – Предлагаю вам встать на сторону победителей.
Майор улыбнулся. Заметив его усмешку, немецкий капитан тоже улыбнулся.
- Я все понимаю, – саркастически произнес немец. - Вы не верите в нашу победу? Я правильно вас понял, майор?
Тот  промолчал. Он не спешил с ответом, так как хотел узнать, чем располагает этот лысый немец. Офицер достал из кармана галифе портсигар и положил его на стол. Достав сигарету, он пододвинул его майору.
- Угощайтесь. Давайте, я зайду с другой стороны: я предложу вам жизнь в обмен на сотрудничество. Ваш отказ приведет к тому, что мы вынуждены, будем уничтожить вас и вашу семью. Я думаю, что вы сделаете правильный выбор, тем более ваша жена и дочь находятся в соседней комнате, и вас отделяет от них лишь стена. Решайтесь.
На лбу майора появилась испарина. Со стороны было видно, что ему очень трудно принять какое-либо решение.
- Я жду ответа, – тихо произнес капитан Мозе.
Он привык к этим психологическим кризисам, охватывающим человека после подобного предложения, так как хорошо знал цену предлагаемого им предательства. Он не любил потенциальных предателей, которым было абсолютно все равно кому служить. Хороший агент бывает из тех, кто  знает, что может произойти в случае его измены. Сейчас перед ним сидел именно такой человек, который может сделать то, что никогда не сделает рядовой предатель.
- Я жду, – настойчиво произнес капитан.
- Я согласен работать на немецкую разведку.
Капитан встал со стула и, взяв со стола бумагу, протянул ее Бекметову.
- Подпишите вот здесь, – произнес он и ткнул указательным пальцем в строку, где было написано «подпись и число».
Майор взял ручку и подписал бумагу.
- Можете поговорить с женой. Она в соседнем кабинете, - произнес Мозе, складывая в папку его расписку. – Завтра вы уедете в разведшколу, а сейчас идите, она вас ждет.
Через два месяца майор перешел линию фронта в районе Великого Новгорода. Переход был довольно легко осуществлен, так как там не было сплошной линии обороны ни у немцев, ни у русских.

***
Вместе с ним перешел линию фронта и его напарник, Серов Геннадий Павлович. Была ли это настоящая его фамилия, Бекметов не знал. Они быстро добрались до райцентра и остановились на явочной квартире.
- Что с документами? – поинтересовался у хозяина Бекметов. – Мне нужны подлинные документы, а не эти немецкие подделки, с которыми опасно появляться даже в вашем захолустном городишке.
- Не гони лошадей, майор. Как только, так сразу, – ответил хозяин дома. – Такими документами на базаре не торгуют.
Майору не понравился хозяин дома. Еще там, находясь за линией фронта, он был проинформирован инструктором из Абвера, что хозяин явочной квартиры дважды привлекался к уголовной ответственности за кражу государственного имущества и провел в сталинских лагерях около пятнадцати лет. Майора выводили из себя этот блатной его жаргон и наплевательское отношение к правилам конспирации.
- Ты по-русски разговаривать разучился? – раздраженно спросил Бекметов.
- А ты кто такой, чтобы задавать мне подобные вопросы? «Мусор»? Прокурор? Это мой дом и я здесь хозяин, поэтому как хочу, так и разговариваю. Я кадетских корпусов не заканчивал, и у меня в детстве не было гувернеров. Я вас здесь не держу: не нравится, валите отсюда.
Бекметов промолчал. Он отвернулся и посмотрел в окно. Во дворе, бросаясь на женщину, лаял крупный пес, звеня металлической цепью.
- У нас гости, – произнес майор, обращаясь к Серову.
Он достал пистолет и, положив его на стол, прикрыл полотенцем. В прихожую вошла женщина. Сняв с головы шерстяной платок, она села на лавку. Из комнаты вышел хозяин дома и махнул ей рукой. Женщина с интересом посмотрела на военных и прошла вслед за ним. Вскоре она вышла и, накинув платок на голову, молча покинула дом.
- Кто такая, откуда? – спросил Бекметов хозяина дома.
- Много будешь знать, плохо будешь спать, – ответил хозяин.
Он сел за стол и подозвал к себе майора.
- Вот тебе настоящие документы. Этот майор умер сегодня ночью в военном госпитале.
Хозяин пододвинул ему стопку документов. Бекметов взял их в руки и стал внимательно изучать: документы принадлежали майору Бабочкину, заместителю начальника штаба 342-ого стрелкового полка. Среди документов он обнаружил письмо жены погибшего офицера. Развернув треугольник, он начал читать. Внутри него что-то щелкнуло. Не дочитав  письмо, он отложил его в сторону. Ему было стыдно читать чужое послание, в котором далекая и незнакомая женщина писала  мужу о любви.
- Ну и как ксива? – поинтересовался хозяин. – Ты только посмотри, что тебе принесли. Немцам никогда такие бумаги не сделать!
- Не знаю. У них тоже есть неплохие специалисты.
- Что же ты в Москву направляешься не по их документам? Можешь не отвечать, я и так все понял.
Вечером, когда стемнело, Бекметов  и Серов покинули явочную квартиру и направились в сторону железнодорожной станции. Через двое суток они уже были в Москве.

***
Сорокин сидел за столом и занимался анализом поступающей от сотрудников информации. Прочитав очередную сводку наблюдения, он отложил документ в сторону. Через несколько секунд он вернулся  к нему и быстро нашел нужное место.
«Майор Бабочкин вышел из адреса по Никитскому переулку  и неторопливым шагом направился в сторону метро. Несмотря на внешнее спокойствие, в его походке ощущалось скрытое напряжение. Он то и дело  поглядывал по сторонам, словно искал кого-то. Остановившись на перекрестке, он снял  шапку и, достав носовой платок, вытер им лоб».
«Это условный знак! - решил Александр. – Но кому он был адресован?»
Он снова перечитал этот абзац, стараясь не пропустить ни одного слова.
«Кто из сотрудников группы готовил эту сводку?» – подумал он.
Он перевернул лист: на обратной стороне была указана фамилия исполнителя -  Виктор Никитин.
  «Сейчас вызову этого сотрудника и переговорю с ним. Может, он что-то вспомнит?» – решил Сорокин и, подняв трубку, попросил дежурного разыскать Никитина.
Пока дежурный искал его, он продолжил чтение.
«Постояв  с минуту, объект наблюдения перешел улицу и проследовал к метро. Сев в электричку, он доехал до станции Комсомольская. Выйдя из метро,  он прошел в камеру хранения Казанского вокзала. Предъявив квитанцию, он получил чемодан коричневого цвета. Чемодан был большим и тяжелым.  Приоткрыв крышку, он заглянул внутрь багажа. Убедившись в сохранности вещей, он закрыл замки чемодана и сдал его обратно».
«Что за багаж? – подумал капитан. – Во всех  предыдущих сводках не было никакой информации о том, что он сдавал багаж в камеру хранения. Может, он положил его раньше, когда мы ничего о нем не знали. Не исключено, что багаж мог сдать кто-то другой, а ему передали квитанцию. Если это так, то квитанцию могли передать лишь в установленном нами адресе, в Никитском переулке, ведь других контактов не зафиксировано».
Сорокин подчеркнул слово «чемодан» и поставил жирный знак вопроса. На полях документа он написал для себя – «необходимо проверить содержимое чемодана». Через минуту в дверь постучали, и Никитин вошел  в кабинет.
- Товарищ капитан… - произнес он, но заметил, что начальник махнул ему рукой и указал на стул.
Когда он присел на стул, Сорокин задал  интересующий его вопрос:
- Никитин, это ты вчера «работал» за этим майором?
- Так точно, товарищ капитан. Почему вы меня об этом спрашиваете? Вы недовольны моей сводкой?
- Я не об этом. Ты  пишешь, что майор остановился на перекрестке и, сняв  шапку, вытер платком лоб. Скажи, Никитин  больше ты ничего не заметил? Я считаю, что это был условный знак, который адресовался кому-то из его связных. Постарайся вспомнить все до мельчайших подробностей. Может, кто-то стоял на другой стороне перекрестка? Или что-то еще? Ты понял меня?
Никитин, молодой парень, бывший курсант первого курса пехотного училища, сморщил лоб, стараясь вспомнить. Он закрыл глаза. Его лицо  в это время напоминало лицо ученика начальных классов, который пытался вспомнить заученное, но внезапно забытое им стихотворение.
- Ничего не получается, товарищ капитан, – виновато произнес он. – Я ничего особенного тогда не заметил, а иначе бы  написал об этом в  рапорте.
- Раз нет, значит, нет, – разочаровано ответил Сорокин. – Свободен, Никитин.
Тот вышел из кабинета, а Александр достал из пачки папиросу и закурил.
«Завтра - крайний день, – подумал он. – Хорошо, если кто-то из них имеет связь с резидентом, а если связь только через почтовый ящик, которого мы не знаем?»
В дверь кабинета постучали.
- Войдите, – громко произнес капитан.
В дверях стоял Никитин.
- Что случилось? – спросил у него Сорокин. – Чего молчишь?
- Вспомнил, товарищ капитан. Мне тогда показалось, что майор смотрел на девушку, которая стояла около дверей магазина. Я знаю эту продавщицу, она работает в этом магазине около года.
- Откуда ты ее знаешь? – спросил его несколько обескураженный Сорокин.
- Она дружила с моим товарищем по училищу. Зовут ее Соня.
- Почему ты считаешь, что это был жест в ее сторону?
- Я увидел ее и хотел поздороваться, но она, заметив жест майора, моментально скрылась в магазине. Может, я ошибаюсь, но мне так показалось.
Александр строго посмотрел на Никитина.
- Почему ты это не отразил в своей сводке?
- Я не обратил на это внимания, но после нашего разговора я решил доложить вам об этом.
Никитин покинул кабинет, оставив своего командира в глубоком раздумье.
«Итак, теперь мы предположительно знаем, кому адресовался условный жест майора, но что это меняет? Мы пока не знаем, что он означает. А если Никитин ошибся? Девушка его товарища по училищу - немецкая связная? Нужно «повесить» за ней хвост и посмотреть, с кем она связана, но где взять людей для этого?»
Он снял телефонную трубку и попросил дежурного соединить его с заместителем начальника отдела.
- Товарищ  майор, это Сорокин. Разрешите доложить?
Получив согласие, он подробно проинформировал своего начальника об оперативных наработках его группы. В заключение доклада он попросил,   чтобы ему разрешили до конца разработать эту группу  Бекметовав - Серова. На том конце провода повисла тишина.
- Не знаю, что тебе сказать, Сорокин, – произнес майор. – Я сейчас пойду, доложу руководству, а потом свяжусь с тобой.
В трубке послышались гудки отбоя. Александр положил трубку и взял в руки очередной документ.