Глинтвейн с чёртиком

Андрей Шеркунов
   Не знаю, не знаю… Как-то не могу я иногда остановиться, точнее остановить поток своих воспоминаний. Вот написал два рассказа о себе восемнадцатилетнем, о том сумасшедшем лете, о Лилиэнне и думал, что это всё, конец темы. Но память, вот ведь странное наше свойство, живущее своей собственной жизнью, подбрасывает всё новые и новые отрывки из того счастливого времени. И я решил написать ещё один, последний рассказ о том времени. Есть ведь такое правило – если что-то не даёт тебе покоя и вертится в голове, как заезженная пластинка, то надо это записать, тогда оно перейдёт к вам и это будет уже ваша проблема. Вот и решил я сделать этакий триптих. К тому же три – число вполне законченное, даже в чём-то сакральное…

   …Раньше я писал только о нас с Лилей, и в тех рассказах окружающие были не важны. Но, как вы понимаете, вокруг нас постоянно бурлила жизнь, мы общались со многими людьми, одна компания сменялась другой и сейчас передо мной мелькает эта галерея лиц. Лилиэнна была девушкой весёлой и общительной, вокруг неё постоянно кто-то крутился, не говоря уж о том, что и настоящих друзей хватало. Вспоминается один случай, который характеризует ту лёгкость, с которой она относилась к жизни.

   Как-то раз, придя к ней на Двенадцатую, и открыв дверь в квартиру, я увидел совершенно незнакомую мне парочку. Поздоровался, думая, что это какие-то ещё не знакомые мне друзья, а они вдруг наперебой начали передо мной оправдываться, что-то объяснять… Ничего не понимая вначале, я выслушал их рассказ, довольно оригинальный и раскрывший мне глаза на мою девушку. Ребятам было по семнадцать лет, они сбежали от родителей, которые запрещали им жениться. Жили они может в Калуге, а может в Рязани, и приехали в наш Город только сегодня утром. Всё утро бродили по Неве, забрели на Васильевский, и уселись отдохнуть на скамеечке как раз перед Лилиным домом. Выходя, она обратила на них внимание – уж больно вид у этой парочки был потерянный, разговорились, и Лилечка, ничтоже сумняшеся, отдала им ключи от квартиры, а сама отправилась в Университет. Особых ценностей у нас не было, конечно, но сам факт такого доверия к людям говорит о многом. Да, между прочим, ребята прожили у нас почти неделю, благо, что комнат в квартире было две…

   Приятелей у нас было много, мы обычно встречались с ними в «Шайбе», довольно популярном баре на крыше Советской. Стены там панорамные, стеклянные, и из-за этого ты как бы паришь над Городом, ведь за стенами открывался прелестный вид на Фонтанку, особенно вечером. Вдаль уходила череда крыш, мы висели над ними и вели очень умные разговоры. Компания была разношёрстная, в основном студенты, темы поднимались любые - от последнего фильма до судьбы человечества. Помню, как-то раз, я отвлёкся с кем-то на получасовой тет-а-тет и вернувшись в беседу, никак не мог понять, почему вдруг все обсуждают абсолютно другую тему. Попросил ребят на минуту остановиться, восстановить цепочку рассуждений и объяснить мне, почему с Куликовской битвы мы перешли к обсуждению последнего диска Джона Леннона. Ход рассуждений мы восстановили, там было более пятнадцати поворотов сюжета, и всё это за какие-то полчаса. Божешь ми, святое было время – мы болтали обо всём на свете и были интересны друг другу!...

   Да, друзей и приятелей было много, но два человека в моих воспоминаниях стоят особняком. Во первых это лучшая подруга Лили, которая появилась у нас уже на следующий день нашего знакомства. Звали её Ира, точнее Ираида, и была она совершеннейшей ангорской кошечкой. Мне выпала удача сразу расположить её к себе, и виной этому была моя наблюдательность. Высокая, хорошо сложённая, очень яркая блондинка, она всегда старалась убить всё мужское население с первого же удара, не ожидая сопротивления. Вот и в тот раз она вплыла в комнату, расположилась напротив меня, закинула ножку чуть выше, чем следовало, мило улыбнулась, стрельнув глазками, ожидая моего моментального падения ниц. Но ниц мне не хотелось, к тому же я не особенно-то люблю блондинок, поэтому я поступил не традиционно, посмотрев не в пышное декольте, а в глаза девушки.

   - Ира, а что у тебя с глазами? Сними очки, пожалуйста. Если можно…

   - А что с ними не так?

   И она кокетливо сняла очки в тонкой оправе.

   - Ух тыыы…

   У девушки были разные глаза. Нет, не левый и правый, это у всех – у неё они были разного цвета. Один голубой, а другой - светло-светло карий, почти жёлтый. Это было довольно интересно, необычно, но довольно мило. Во всяком случае, игриво…

   - Ты первый, кто вот так сразу обратил на это внимание! Обычно приходится рассказывать и объяснять… Надоело! Вот и ношу очки с простыми стёклами, что бы не вызывать лишних вопросов.

   - Что ты, класс, это очень оригинально! Не надо никаких очков, пусть мучаются. Ты так похожа на ангорскую кошку…

   Она рассмеялась, и лёд в отношениях был сломан. После этого мы очень мило сосуществовали рядом с Лилей, не причиняя друг другу неудобств.

   Чего не скажешь о другом её друге, Валере… Красавец мужчина, лет на пять старше нас, великолепно сложён, так как был профессиональным спортсменом, фехтовальщиком-саблистом, членом молодёжной сборной СССР, увешанным званиями, призами и медальками. Он был давно и безнадёжно влюблён в мою подругу, даже предлагал ей руку, сердце и ключи от машины, но она предпочла не портить многолетнюю дружбу, и вышла замуж за другого. Валера остался при ней, надеясь, что Лиля образумится, но и других девушек не пропускал, конечно, тем паче, что они вешались на него гроздьями. Дождался ухода мужа в армию, уже потирал ручонки в предвкушении сбычи радужных мечт, а тут, нежданно-негаданно, из ниоткуда возник ваш покорный слуга. Как вы понимаете, отношения у нас были натянутые, но при Лилиэнне мы соблюдали нейтралитет, даже пошучивали, вот только шуточки иногда были на грани сарказма…

   Где-то в середине августа у Валеры был день рождения и мы, естественно, были среди приглашённых. Квартира влюблённого спортсмена была небольшим филиалом будущего музея фехтования – она вся была уставлена кубками, по стенам были развешаны фехтовальные маски и сабли, вперемешку с медалями разных достоинств. Мы побродили по залам музея, поцокали языками от восхищения достижениями хозяина, и отправились на кухню, так как привезли всё для приготовления глинтвейна. Практически все гости были нам знакомы, ну, за исключением пары очередных Валериных поклонниц – они всегда были новыми. Но про свою компанию мы знали, что глинтвейн найдёт должный отклик в сердцах страждущих! Вылив несколько бутылок красного сухого вина в огромную кастрюлю и поставив её на огонь, мы занялись всевозможными нужными ингредиентами. Какие-то травки, гвоздика, корица, лимоны-апельсины – в общем варево было достойно средней колдуньи. Естественно мы постоянно отходили в зал, где стоял накрытый для фуршета стол – Валера всё хотел сделать как в лучших домах Европы, а там не принято сидеть и поедать салаты. Впрочем, все были только «за» - уж лучше потанцевать! И вот возвращаясь на кухню за уже готовым глинтвейном, мы застали именинника за довольно интересным занятием. Валера выливал в нашу кастрюлю уже вторую бутылку водки. Первая уже стояла рядом, пустая… Я просто потерял дар речи, а Лилька взвизгнула и начала вырывать у отравителя оставшуюся бутылку. Валера осторожно отодвинул её и глубокомысленно заявил, что глинтвейн он больше любит «с чёртиком», что все тут взрослые люди, и вообще это его праздник! Нам не оставалось ничего другого, как смирится, тем более, что продукт был уже готов и разделить его на составляющие не представлялось возможным. Ладно, с чёртиком, так с чёртиком…

   Как вы понимаете, глинтвейн «с чёртиком» подействовал на всех сильнее, чем обычный компот. Да, эта штука была посильнее фаустпатрона! Через час народ уже веселился от души, кое кто уже тихо посапывал на диване в другой комнате, ну а мы с Валерой поругались окончательно. Деталей я уже не помню, да и нужны ли они, если очень хочется поцапаться? В общем я вызвал именинника на дуэль. Естественно на саблях – вон их сколько по стенам развешано! Захватив две из них, мы отправились на улицу. Да, кстати, жил Валера на проспекте Блюхера, а может Тухачевского – точно не помню, но помню, что кого-то репрессированного. Проспект был широкий и пустой, ведь в конце августа в то время машин практически не было, а уж в такой глуши и подавно. Пара-тройка ещё державшихся приятелей отправились с нами в качестве секундантов, ну и пара Валериных поклонниц в виде зрителей. Бились мы не долго, ведь мне противостоял мастер спорта международного класса, но разок и я его достал! Правда, получив при этом несколько очень чувствительных и болезненных ударов. В Валере проснулся спортсмен и он уже начал абсолютно серьёзно атаковать, я защищался, пытаясь выглядеть прилично и достойно, но тут резко, с хлопком, открылась дверь парадной, я обернулся и успел увидеть летящую к нам Лилиэнну с каким-то зонтиком наперевес. В тот же миг скулу мне что-то обожгло и раздался профессиональный рык Валеры… Лиля ойкнула и упала, к ней все кинулись, подняли – она была без чувств. Тут я понял, что с меня капает кровь и повернулся к Валериным подружкам желая попросить у них платок, но они устроили детский крик на лужайке и убежали в дом. К счастью тут в себя пришла Лиля, её-то платком я и воспользовался…

   Поднявшись в квартиру, мы довольно быстро собрались и уехали. Я только один раз посмотрел в зеркало на свою рану и, должен вам сказать, что она мне не понравилась. Под правым глазом красовался довольно глубокий почти горизонтальный порез, да и крови из него текло многовато. По пути мы заехали в какой-то травмпункт, где мне его обработали. Но поразмыслив я подумал, что шрамы украшают мужчин, грустить не о чем, и всё бы ничего, но вот нагоняй, который я получил дома от Лили… О, это было намного хуже любого удара саблей! Но и намного сладостней. Как вспомню тот вечер тумаков, перемежающихся поцелуями и взрывами хохота, так на душе становится теплее. Но глинтвейн «с чёртиком» я с тех пор ненавижу…

   Шрам на лице остался на всю жизнь, теперь он почти не виден – годы скрывают и не такое. Но когда ты знаешь о своих шрамах, на лице ли они, в сердце ли, они всё равно периодически напоминают о себе. В воспоминаниях, в поступках, в отношении к людям, да и просто в чувствах. Все называют это жизненным опытом…


   Интересно, зачем я всё это пишу, кому это интересно? Частные случаи одной жизни, ничем не примечательные для других. Может быть, я действительно хочу избавиться от воспоминаний, переложив их на читателя? Бессмысленное занятие – они всё равно всегда будут со мной. Не знаю, не знаю…